Образок на сосне
Бога забудешь — несчастье изгложет.
Чистому сердцу молитва поможет.
Светлые лики глядят в синеву
И не оставят, покуда живу.
Веры живая, горячая сила
Нас из юдоли скорбей возносила.
Помни: молитва, смиренье, труды
Смоют обиды и тяжесть беды!
Сидеть, наслаждаясь прохладой,
Заката касаясь рукой...
Уже торопиться не надо
И рано уйти на покой.
И галки слетелись на ивы,
И ветер уснул невпопад,
И можно быть очень счастливой,
Пока догорает закат;
Пока возвращаются мысли,
Что суетный день отобрал,
А в воздухе длится и виснет
Кузнечиков звонкий хорал.
Летняя акварель
О ты, рисунок немудрящий
И верно найденный абрис!
На старом ватмане завис
Июль живой и настоящий.
И маков тайное движенье,
И флоксов сноп, и мотылек
Не взгляд художника привлек,
А нашу жажду продлженья.
Лебеда.
У забора лебеда
Выросла по-прежнему:
"Не ходите вы сюда!
Я такая нежная..."
Здравствуйте, детки милые! Бабка Марья у ворот – значит, сказочка придет! Сказок для дружочка – котел да три горшочка. Сказкой ангелы игралися, нам остаточки осталися. Посиди да погоди – это присказки покуда – сказка будет впереди. Жила в стары годы на деревне Ромашкино девочка Лизонька.
Ничем не приметная девчоночка. Была у нее только особинка –
зверье жалела, скотину любила, с птицами говорила… Люди уж и не дивились, что ей птицы на руку садились, что к ней на опушку – лоси за горбушкой, а еще – белки с елки – на плечо! Дедушка Арсентий ее завсегда хвалил: «Блажен – иже скота
милует» - в Писании говорится. Все – твари Божьи…» Одного матушка побаивалась: «Лизонька, в чащу далеко не ходи!
Там шаманиха-баба живет. Сырым мясом кормится, на столб молится…
Давно это было, детки милые, на Саровской староне. Я туда пешком хаживала, сказки с богомолья нашивала. Жила недалече от обители преподобного батюшки Серафима сиротка одна. Таюшкой звали. Не своей волей жила – у барыни в девках. Целый день то платок капризной барыне подай, то – другой, то окно затвори, то подушку взбей… А за все про все в дармоедках ходила. Хозяйка- то бранчливая была да гордая. В церковь зайдет – и то несмиренно, непоклончиво. На паперти встанет – все ступени юбками закроет – и нет бы головку склонить… Таюшка в девичьей говаривала: убегу - вон, слыхала, Мельничную обитель ладят, попрошусь к монашенкам святым. Я камни собирать стану – для фундаментов. Хочу Господу послужить!
Здравствуйте, детки! Сказку ждете? А уж я, бабка Марья, тут как тут… Расскажу вам сказку дивную про быль-небывальщину.
Жила в большой семье Анюта – меньшая дочь. Девять братьев у нее было: трое уж своими домами живут, трое с отцом на поле в трудах день-деньской, трое подрастают – гусей пасут, за скотиной ходят; грибы искать, рыбу ловить горазды. За работой не забывали про сестрицу милую – она ведь среди них, как цветочек аленький. Любили братья Анюту, не обижали никогда. Брат Аркаша ей кукол из чурбанчиков ладил. Брат Антоша на лодку по озеру рыбачить брал. Семен – самый старший, бородатый, возил на ярмарку со своей ребятней вместе…
Ну, здравствуйте, здравствйте, мои дорогие! Бабка Марья шла, посошок нашла. Посошок еловый, со сказкою новой. Кто его возьмет – к тому сказочка придет. Что ж, детки милые, садитесь половчей да и слушайте на добро здоровье.
Было это в старую старину, когда еще басурмане на святую Русь хаживали – деревни разоряли, людей в полон угоняли… Стояла деревня о сорока дворах - Синие Озерца. А домишки и вправду по берегам лепились, в воду светлую гляделись. Сеяли крестьяне пшеницу, рыбой промышляли. С севера подходил к деревне лес – древний, высокий, густой – дорога через него шла плохая, заброшенная – боядись люди ездить по глухомани такой. – В обход, через холмы да поля, новый тракт лежал в град каменный – Красные Палаты.
Глава 15. Шарада. «Богатая деревня». Лариса, Динька и Дуся. Интернет.
«Катюша будет петь вместе со мной в «Благовесте», и на празднике уже успеет выступить. Ей разок показали, и она помнит слова и мотив…К Господу дорога…»
Муся шла, как всегда, очень быстро по узенькой очень крутой улочке - даже с лесенками кое-где. Она радостно улыбалась, не обращая внимания на боль по всей руке выше локтя, которая теперь мешала Мусе размахивать руками на ходу. Сегодня она не к бабе, а домой. Хватит, нагостилась. Матери к Пасхе кто поможет? А к бабане они с мамой еще наведаются на неделе с уборкой. Хорошо, сегодня на перевязку не…
- Эй! Эй, Муся! – Она вздрогнула и оглянулась. Антон, Димка и Федька выскочили из полуподвального магазинчика с громким названием «Все для всех» (неблагодарные борисоглебцы переименовали его в «Никому ничего»). У Димана в руках – пакетик собачьего корма.
- Ну, что – значит, ничего про клад не придумала?
Муся вздохнула. Вот неугомонные парни…
Глава 8. В интернате. В милиции. Неожиданная встреча.
Жанна, дежурный воспитатель, скучала над учебниками. Тяжело идет у нее Выготский – и Роджерс не читается. Не то… Она вообще-то охотнее почитала бы Устинову. Вот еще год – и будет просить направление в Москву, на дефектологическое отделение… Продержаться еще немножко… Жанна Станиславна потянулась и вытянула ноги на маленьком детском стульчике. Она сидела на пороге – и солнышко, и не озябнешь совсем… Будет после педуниверситета не с психами в провинции работать, а каким-нибудь психоаналитиком для детей миллионеров.
Холодное лето
Не дождемся мы тепла,
Лето приболело.
Вон картошка зацвела,
Пижма зажелтела.
Встал репейник по плечо
Макового цвету...
Только всё не горячо,
Только солнца нету.
Июньская канцона.
Вот - уступами - козья тропа.
Разогретое разнотравье...
«Золотой ковчежец»
повесть для детей среднего школьного возраста
Посвящается Семеновской православной гимназии
Пролог. Осень 1934 года.
Пасодобль
Замер зал, вздохнув о чем-то...
Прочь, усталость! Гаснет боль,
Потому что отрок в черном
Мне танцует пасодобль;
И подходит, несомненно,
К дерзкой музыке такой
Юный принц высокомерный
С вознесенною рукой... -
Ярколицый валенсиец,
Серебро на рукавах...
В окнах - стылая Россия,
Изгибается Ока.
Но клокочет ритм старинный,
И становяся близки
Валенсийские долины,
Мавританские пески...
Я расстанусь, я устану, выйдет время невпопад,
Я, как дождик, перестану,
Я пройду. как снегопад.
Но хотя бы раз в столетье
Пусть промчится надо мной
Валенсийский алый ветер
В легких складках за спиной.
Муся легла очень поздно. Она дочитывала «Таинственный остров» Жюля Верна. А потом что-то не спалось. Она то считала треугольнички с цветами на обоях, то вспоминала уроки и репетиции, то мечтала о светлом Христовом Воскресенье. — Она уже почти закончила подарки для родителей, Анюты и бабы Оли. А вот бисерное яичко отцу Александру надо доплести поскорей. Пока медленно дело спорится — сплести сеточку вроде и нехитро — да уж очень работа мелкая. Даже днем с настольной лампой надо сидеть. А деревянное яйцо уж давно раскрашено лаком для ногтей — только обтянуть сеткой — и все!
Поспеть до Пасхи!
Эта почти героическая история действительно случилась на просторах России. Стерлись в памяти имена и подробности, но осталось главное: убежденность в том, что наша молодежь – что бы ни говорили – прекрасна, обращена к светлому, способна на благие порывы.
Здравствуйте, детки! Сказку ждете? А уж я, бабка Марья, тут как тут… Расскажу вам сказку дивную про быль-небывальщину.
Жила в большой семье Анюта — меньшая дочь. Девять братьев у нее было: трое уж своими домами живут, трое с отцом на поле в трудах день-деньской, трое подрастают — гусей пасут, за скотиной ходят; грибы искать, рыбу ловить горазды. За работой не забывали про сестрицу милую — она ведь среди них, как цветочек аленький. Любили братья Анюту, не обижали никогда. Брат Аркаша ей кукол из чурбанчиков ладил. Брат Антоша на лодку по озеру рыбачить брал. Семен — самый старший, бородатый, возил на ярмарку со своей ребятней вместе… Но больше всего дружила Анюта с братом Алешенькой — погодки они были. И на болота за клюквой вместе, на поляны боровичные, на опушки земляничные…
…Девчонки скучали возле «Универсама» между двумя парами лекций. — Лен, а что, сейчас модно — кресты-то? — спросила Танька-Интернет. (У длинной джинсовой Лены в майке с открытым животом действительно появилась ещё одна «обновка») — А чо, кому жалко? Ни одна звезда без крестика не ходит… Нравится — и ты купи. — Правда, правда, купи! — Обрадовались развлечению Натуся и Джина (это прозвище, а как девицу мама звала — не знаю и врать не буду!) Толкаясь, студентки педфака встали у «Церковной лавки». Таньке сразу понравился серебряный крестик: ни большой, ни маленький, вырезной такой. И стоит неожиданно доступно. Но маленькая седая женщина в белом платке не торопилась доставать его со стеклянной витринки. «Ты хоть крещеная, дочка?» — мягко спросила она, но темно-серые глаза смотрели строго. Таня неожиданно смутилась.
