Вот и кончились детские сказки.
Свищет дождь за спиною моей,
И срывает застывшие маски
Со знакомых когда-то людей.
Есть две вещи, как серые пятна:
Ни судьбу ни понять, ни страну.
Хоть на миг бы вернуться обратно,
Но я только себя обману.
И, зажмурив глаза поневоле,
Улыбаюсь и делаю вид,
Что не чувствую страха и боли,
Словно впрямь ничего не болит.
Ему не хотелось ни сна, ни вина,
Он был, словно дверь без ключа.
И каждую полночь являлась она –
Его тишина палача.
Он вовсе не помнил количества тел,
Но помнились их голоса.
В осенние тёмные окна глядел
И видел не звёзды – глаза.
Он долго сидел, наклонившись слегка,
И гладил свои ордена.
И даже сейчас не дрожала рука,
Им очень гордилась жена.
2015
От каждого доброго слова
Становится грусть незаметней.
И, если сказать поконкретней —
Утешиться проще простого.
Не нужно скитаться за реку,
Спеша поквитаться с Судьбой.
А выход всегда есть простой —
Обиду простить человеку.
Сказать ему что-то такое
Сквозь гордость свою, сквозь «нельзя»,
И вот уже снова друзья,
А разве друзья помнят злое?
Ты осторожно в дом войдёшь
И я, как будто, стану выше.
Почаще душу мне тревожь,
Смелее будь, любовь всё спишет.
Ведь ты мелодия моя,
Которой нет конца и края,
Да и к чему теперь края,
Мы — «дорогой» и «дорогая».
Наговори мне чепухи,
И, в общем, делай, что захочешь:
Танцуй, молчи, читай стихи
И подлиней, и покороче.
Хорошо б напоследок — у гроба
Над вечным посевом костей,
Подняться на цыпочки, чтобы
Стать выше проклятых страстей.
Михаил Анищенко
Невесёлая ночка
С ветром в небо зовут,
Словно сын или дочка
Там давно меня ждут.
Божий ангел свидетель
Всех любовных разлук.
Нерождённые дети
Собираются в круг.
Эти звёзды-слезинки,
Эти птицы в окне,
Это время песчинка
Заповедуют мне
Слушать крик лебединый.
И запомнить навек,
Что не хлебом единым
Будет жив человек.
Называло по имени отчеству,
Прижимая к холодной груди…
Да на кой я тебе — ОДИНОЧЕСТВО,
Сколько жизни ещё впереди.
Пусть с досадными будут пробелами
Все страницы моих дневников.
Что-то большее есть за пределами
В тишине недописанных слов.
Ведь судьба не монашенка скромная,
И, по-моему — наоборот.
Между нами с ней — пропасть огромная,
Каждый жизнью своею живёт.
Надоела любовь своенравная,
Я не раз в этот омут нырял,
А душа видит самое главное,
Ощущая Начало Начал.
От своего же слова больно мне.
Видать, нет дыма без огня.
Но предрассветный тихий свет в окне
Пробившись, льётся на меня.
И неподдельна, и огромна та —
Святая радость чистоты,
И озаряется вся комната.
Я выхожу из пустоты.
И, уходя от повседневности,
Прижавшись к дереву щекой,
Я снова жизнь люблю до ревности
С наивной детской простотой.
Я сомневаться не люблю,
Но часто в тягостные ночи,
Когда, расслабленный, не сплю —
Мне червь сомненья душу точит.
Ищу себя который год,
И тем сильнее ненавижу.
Пытаюсь жить наоборот,
Но только падаю всё ниже.
А мне желают всяких благ,
Вот так же в уши бьёт реклама,
Ночной изводит полумрак
И стала реже снится мама.
Не отличить день ото дня.
Выходишь в город современный,
А люди, словно манекены,
Совсем не смотрят на меня.
Молчаливое небо свежо.
Два глотка ноября до рассвета.
Возле тихой реки хорошо,
В ней вода тёмно-синего цвета.
Лучше вглубь никогда не смотреть,
Но душа, не боясь, то и дело,
Словно рыба, попавшая в сеть,
Всё глядела туда и глядела.
И хоть кто-то меня потревожь,
Ничего бы я так и не понял.
Сквозь холодную странную дрожь
В эту бездну тянулись ладони.
Я не всегда всё делал по-уму,
Хвалиться мне, увы, особо нечем.
Но до сих пор не знаю почему,
Прощаясь навсегда, твержу: «До встречи».
И, если в этом есть какой-то прок,
Хотелось бы понять себя однажды.
Не потому что слаб и одинок,
Быть одиноким в жизни может каждый,
А потому что подлости измен
Хватило в этой жизни мне по горло.
Уныния хватило, серых стен,
Пока всё память начисто не стёрла.
На улице детства — Гвардейской
Привычно шумят тополя.
И, кажется, пахнет апрельской
Небесною Пасхой земля.
Вглядишься — года, как скосило,
Здесь память на каждом шагу.
Душа ничего не забыла.
Сомкнулось всё в узком кругу:
И дом мой, и окна, и двери,
И даже соседка в штанах.
Себе самому не поверишь,
Присмотришься — осень в глазах.
Расцветающий день в изумруде,
Расписные висят облака.
Светлый город, счастливые люди,
Золотая искрится река.
Вроде тысячу раз это было,
Словно время, не пряча лица,
Пролетает целительной силой
Над Судьбою, не зная конца.
И какие там вечные муки,
И какая такая беда,
Если сердце, не ведая скуки,
Смотрит ввысь, как птенец из гнезда.
Начало дня. Счастливого пути
Безоблачное небо откровений!
Лети к другим, к талантливым лети,
Дари им октябри благословений.
Цветные эти улицы дари,
И пусть душе на месте не сидится,
И светятся восторгом изнутри
Друзей моих приветливые лица.
А мир такой — отмалчиваться грех.
Рдяное солнце, дворики с листвою,
И море чувств. Одно светлее всех,
Как тёплый луч над высохшей травою.
Коротка ночь, как счастье бумажное.
Мне успеть бы к утру хоть на треть
Записать только самое важное
И потом никогда не жалеть.
Безнадёгу за дверь свою выставить,
О прошедшем не помнить вовек.
Пусть кружит, словно первая исповедь,
Молодой ослепительный снег.
Вновь и вновь ощущать с удивлением,
Как кружится от строк голова.
Повторять нараспев с умилением
Незабвенные эти слова:
«Боже Праведный! Дай отдышаться мне,
Отоспаться, я весь изнемог.
Отпусти полетать в полудетском сне
В тихом небе, не чувствуя ног».
Где печаль ради Бога, там будет и вечная радость.
Преподобный Нил Синайский
Огне-рыжий закат,
Одиночества плед,
Ненасытная жажда
Вдохновенного слова.
Под ночной снегопад
Добровольный обет
Принесённый однажды,
Как пакет распакован.
Я себе навсегда
Или друг или враг,
Словно голая ветка:
Ни любви, ни удачи.
А в домах изо льда
Что-то вечно не так.
В этом городе ветхом
Не бывает иначе.
