Бьётся прошлое тревожно
Где-то в самой глубине.
Память знает всё, что можно,
Всё, что нужно обо мне.
От последнего абзаца
До провала моего.
Надоело прибедняться
Непонятно для чего.
Бьётся прошлое тревожно
Где-то в самой глубине.
Память знает всё, что можно,
Всё, что нужно обо мне.
От последнего абзаца
До провала моего.
Надоело прибедняться
Непонятно для чего.
Спаси меня, Спасе, от всяких напастей,
От суетных мыслей и дел.
И милостью щедрой покрой мои страсти
И муки сердечной удел.
А кто-то мне скажет - о чём ты страдаешь,
И мука откуда твоя?
Всё просишь чего-то, к иконе взываешь,
Тревожишь Создателя дня?
Отвечу печально - когда очи сердца
Откроются Божьей рукой,
Такие глубины греховности дерзкой
Предстанут смертельной тоской!
Поймёшь свою немощь, заплачешь безвольно,
И руки протянешь к Творцу -
Спаси меня, Спасе, в смирении гольном,
Исправи, очисти овцу!
Не должно нам спать – умножает вину
В ночи Гефсиманской расслабленность наша,
Нельзя предаваться покою и сну,
Христос предаётся молитве о Чаше.
Не должно нам спать – и по воле Отца
Понять, что и ныне, и в будущем веке
Христа длиться мукам – до мира конца…
Глаза тяжелеют. Слипаются веки.
— …О! Письмо от Оксаны! Мака щелкнула курсором по конвертику. Ее двоюродная сестра-москвичка писала редко, но метко. Зато звонила по праздникам и время от времени подкидывала сотню долларов на текуще-бесконечные нужды.
Между ними было четыре года разницы, несхожесть менталитетов и интересов, визовый режим и две тысячи километров. Тем не менее, сестры дружили.
Письмо начиналось так:
— Макушечка!
Бабушка внучку украдкой жалеет,
Еле, сердешная, ходит за ней.
Что-то уж внученька часто болеет,
А под окном батарея не греет,
Холодом тянет от зимних дверей.
Господь управил — я ещё живой.
Так много было козней и ловушек!
Судьба! Зачем — по воробью из пушек?
Я вовсе не желал расклад такой.
Про труп врага, плывущий по реке,
Не думал я. Я, в сущности, беззлобен.
А мир несправедливости — огромен.
Не раз слеза катилась по щеке.
«Я думаю, что Русские готовы были бы есть снег,
Чтобы выжить…»
Советник Трампа.
***
Наши люди сделаны из стали.
Мы не снег, мы землю можем грызть.
Вы забыли, что Рейхстаг Мы брали.
Путь к Победе долог и тернист.
4 января 2017 года, в Сиднее ушел из жизни почетный атаман Сводно-казачьей станицы Речкалов Дмитрий Михайлович, более тридцати лет (с 1981 по 2013) возглавлявший казачество в Австралии.
Речкалов Дмитрий Михайлович родился 30 января 1938 года в Харбине в семье белогвардейца -хорунжего Оренбургского Казачьего Войска Михаила Кузьмича Речкалова, участника австрийского фронта первой Мировой Войны, награжденного за военную доблесть тремя Георгиевскими Крестами. Отец Дмитрия Речкалова родился в Оренбурге, в казачьей семье. В 1921 году был вынужден оставить родину, отступая с Белой Армией. Мать Дмитрия - Наталья Андреевна Речкалова (урожденная Семенова) родилась в 1904 году в Харбине. Ее отец был родом из Нижнего Новгорода. В 1998 году он приехал в Китай в качестве инженера для строительства железной дороги. В семье Речкаловых родился один сын – Дмитрий, ставший в дальнейшем четвертым атаманом Сводно-казачьей станицы в Австралии.
Глава из книги «Мой Платонов»
Человек и писатель Платонов искренен всегда, даже когда говорит: «Смешивать меня с моими сочинениями — явное помешательство. Истинного себя я ещё никогда и никому не показывал и едва ли когда покажу. Этому есть много серьёзных причин, а главная — что я никому не нужен по-настоящему». Ну, разве может голый душой человек лучше спрятаться, чем за такие слова? Однако правда их в том, что настоящий, истинный Платонов — это величайшее чудо для него самого, к которому он карабкается, словно на вершину горы.
Я сказочных коснусь деревьев,
Чтобы взлетел снежинок рой.
Фонарь неутомимый греет
Мой край фотонною рекой.
Отдала долг —
привела полк
к горе,
что сияет во мгле
горе,
что и в горе хранит
тепло,
и во мраке с горой
светло.
Отдала долг —
привела полк
к горе,
что сверкает средь всех
морей
и зовёт в океан дорог,
чтобы каждый добраться
смог.
Зима. В благовестии снега
Явленье ее светосилы.
Всё чаемое от века,
Быть может, уже наступило?
В загадках запуталось время:
Мы не были? Или же были?
У черных, как уголь, деревьев
Вдруг выросли белые крылья.
Снежинка коснется ресницы
И вмиг обратится слезою.
Пусть небо в дитя воплотится
И нас поведет за собою.
2017
Нам кажется, что мы – самые несчастные на земле. Мы и бедные, и больные, и никто нас не любит, и везде нам не везет, и весь мир ополчился на нас. Послушаешь иногда человека и кажется, что перед тобой Иов многострадальный. А посмотришь на него – красивый, румяный, хорошо одетый.
Священник Василий Ермаков
Отравлен будет день счастливый:
Воскресный, будничный, любой,
Когда лукаво, некрасиво
Поступят ближние с тобой.
И вроде люди неплохие,
Желают счастья по утрам.
Как говорится, – не чужие,
Но козни строят тут и там.
И это хуже конца света:
Достанут так, хоть волком вой.
И ты в себя приходишь где-то
В библиотеке городской.
Недели прошли и месяцы
Года протекли рекой
На церковь старуха крестится
Морщинистой смуглой рукой
Меня убьёт лишь тот, кто «любит».
Кого душа моя голубит,
кого рука моя ласкает,
в меня все стрелы выпускает.
И копья все в меня вонзает
лишь тот, кого уста лобзают.