Алла Новикова-Строганова

Н. С. Лесков о браке и семье

Николай Семёнович Лесков (1831—1895) — выдающийся мастер художественного слова — оставил нам в наследие непреходящие идеи о человеке и мире. Говоря о Лескове, академик Д. С. Лихачёв подчёркивал неисчерпаемость «всей гаммы сочувствия и любви, которая свойственна творчеству писателя». Художник был наделён способностью «к глубокому проникновению в святая святых человека». «Я очень люблю литературу, — признавался Лесков, — но ещё больше люблю живого человека с его привязанностями, с его нервами, с его любовью к высшей правде». Самобытный, духовно самостоятельный художник постоянно подчёркивал «своё уединённое положение» — как в жизни общественно-политической, так и в решении социально-этических вопросов. Писатель интересен прежде всего независимостью своих воззрений, основания которых — любовь к ближнему, деятельное добро — оставались неизменными.

В рассказе «Пламенная патриотка» писатель вспоминал: «Я был за границею три раза, из которых два раза проезжал «столбовою» русскою дорогою, прямо из Петербурга в Париж, а в третий, по обстоятельствам, сделал крюк и заехал в Вену». Эти «обстоятельства» — поездка летом 1884 года в Мариенбад, где писатель лечился целебными водами. История пребывания здесь нашего славного земляка достаточно показательна и заслуживает внимания.

Лескову был оказан самый тёплый, дружественный приём. Глубокое уважение к русскому автору проявили местные власти. «Немцы ко мне очень благосклонны, — делился он своими впечатлениями в письме к редактору «Исторического вестника» С.Н. Шубинскому, — так что даже заставили завидовать мне настоящих генералов, которых теперь много привалило из Франции.

Николай Семёнович Лесков (1831—1895) в одном из писем открыто выразил свою независимую писательскую позицию: «я верую так, как говорю, и этой верою жив я и крепок во всех утеснениях. Из этого я не уступлю никому и ничего — и лгать не стану, и дурное назову дурным кому угодно». Редактору газеты «Новое время» А. С. Суворину Лесков писал: «Довольно и того, что я остался для знающих меня добропостроенным и честным человеком».

В эпоху «безвременья», когда жить «очень тяжело, и что ни день, то становится ещё тяжелее. „Зверство“ и „дикость“ растут и смелеют, а люди с незлыми сердцами совершенно бездеятельны до ничтожества», Лесков явил новый тип писателя — духовного наставника, носителя «непраздного» учительного слова. Проповеднический пафос, обусловленный стремлением художника донести до ума и сердца читателя слово «Вечной Истины», подкрепляется авторитетом Евангелия, словами Христа: «Говорю же вам, что за всякое слово, какое скажут люди, дадут они ответ в день суда: ибо от слов своих оправдаешься и от слов своих осудишься» (Мф. 12:36—37).

«Рудин» (1855) — первое произведение романного творчества И.С. Тургенева (1818—1883) в ряду его замечательных романов: «Дворянское гнездо» (1858), «Накануне» (1859), «Отцы и дети» (1861), «Дым» (1867), «Новь» (1877). Тургеневский художественный мир можно определить словами М.Е. Салтыкова-Щедрина: «это начало любви и света, во всякой строке бьющее живым ключом». Лаконичный отзыв длиной в одну строку вместил в себя безграничное: Любовь, Свет, вода жизни — ключевые именования в Новом Завете: «Бог есть любовь» (1 Ин. 4:8); «Свет истинный, Который просвещает всякого человека» (Ин. 1:9); «Жаждущий пусть приходит, и желающий пусть берёт воду жизни даром» (Откр. 22:17).

Читатель словно напитывается этой живой водой. После прочтения Тургенева, по отзыву Салтыкова-Щедрина, «легко дышится, легко верится, тепло чувствуется», «ощущаешь явственно, как нравственный уровень в тебе поднимается, что мысленно благословляешь и любишь автора».

Очерк жизни и творчества Ивана Бунина

Иван Алексеевич Бунин (1870—1953) — первый из русских писателей, удостоенный Нобелевской премии (1933).

В рассказе «Бернар» (1952) — одном из последних — Бунин оставил своего рода художественное завещание. Раздумья автора, дней которого «на земле осталось уже мало», над последними словами французского моряка по имени Бернар, перед смертью твёрдо сказавшего: «Думаю, что я был хороший моряк», — выливаются в оду жизни, прославление целесообразности устроения Божьего мира. Трагизм конечного земного существования преодолевается приближением к сокровенному смыслу бытия, который заключается для человека в том, чтобы всеми силами служить на земле своему призванию, исполнять долг, «возложенный на него Богом». Бунин размышляет: «Бог всякому из нас даёт вместе с жизнью тот или иной талант и возлагает на нас священный долг не зарывать его в землю. Зачем, почему? Мы этого не знаем. Но мы должны знать, что всё в этом непостижимом для нас мире непременно должно иметь какой-то смысл, какое-то высокое Божье намерение, направленное к тому, чтобы всё в этом мире „было хорошо“».

К 195-летию И. С. Тургенева

Я видел Русь расшатанную, неучёную, неопытную и неискусную,
преданную ученьям злым и коварным, и устоявшую!
(Н. С. Лесков. «На ножах»)

Тургеневское творчество и само имя Ивана Сергеевича Тургенева (1818—1883) были чрезвычайно дороги Николаю Семёновичу Лескову (1831—1895). На протяжении всего своего писательского пути и даже на закате дней он продолжал отстаивать литературное наследие своего старшего знаменитого земляка. Показательно, что в лесковской «Автобиографической заметке» (1882—1885?) первым и главным из писательских имён было названо имя Тургенева. Его «Записки охотника» Лесков, знавший народ «в самую глубь», как «самую свою жизнь»¹, признал своего рода «учебником» жизни и литературного мастерства. Об этом «учительном» значении, а также о глубочайшем эмоционально-нравственном воздействии тургеневского цикла свидетельствует следующее лесковское признание: «когда мне привелось впервые прочесть „Записки охотника“ И. С. Тургенева, я весь задрожал от правды представлений и сразу понял, что называется искусством. Всё же прочее <...> мне казалось деланным и неверным» (XI, 12).

Прощальная повесть Н.С. Лескова «Заячий ремиз»

Повесть Николая Семёновича Лескова (1831—1895) «Заячий ремиз» (1894) — одно из наиболее загадочных, зашифрованных произведений русской классической литературы. «В повести есть „деликатная материя“, — писал Лесков, — но всё, что щекотливо, очень тщательно маскировано и умышленно запутано. Колорит малороссийский и сумасшедший»¹.

Это последнее лесковское творение осталось при жизни писателя не изданным. В феврале 1895 г. (за несколько дней до кончины Лескова) М.М. Стасюлевич — редактор журнала «Вестник Европы», — убоявшись цензуры, отказался печатать повесть, извиняясь перед автором его же остроумной шуткой, позаимствованной из «Заячьего ремиза»: «можно очень самому обремизиться <...> подвергнуться участи „разгневанного налима“ <...> и непременно попадёте в архиерейскую уху»².

Идейно-эстетическое своеобразие творчества Лескова во многом определяется религиозно-нравственными основами мировидения художника. Причастный к священническому роду, получивший воспитание в православной религиозной среде, с которой писатель был связан наследственно, генетически, Лесков неизменно стремился к истине, сохранённой русской отеческой верой. Писатель горячо ратовал за восстановление «духа, который приличествует обществу, носящему Христово имя»¹. Свою религиозно-нравственную позицию он заявлял прямо и недвусмысленно: «я почитаю христианство как учение и знаю, что в нём спасение жизни, а всё остальное мне не нужно» (11, 340).

«Записки охотника» И. С. Тургенева (1818–1883) — одна из тех книг отечественной классики, где наиболее сильно выражен «русский дух», где в прямом смысле «Русью пахнет»: «Вы раздвинете мокрый куст — вас так и обдаст накопившимся теплым запахом ночи; воздух весь напоен свежей горечью полыни, медом гречихи и „кашки“; вдали стеной стоит дубовый лес и блестит и алеет на солнце» («Лес и степь»). В рассказе «Певцы» Тургенев пишет о своем герое: «Он пел, и от каждого звука его голоса веяло чем-то родным и необозримо широким, словно знакомая степь раскрывалась перед вами, уходя в бесконечную даль» (3, 222). Писатель явил себя таким же певцом благословенной Русской земли, с тем же одухотворенно-проникновенным голосом: «Русская, правдивая, горячая душа звучала и дышала в нем и так и хватала вас за сердце, хватала прямо за его русские струны» (3, 222). Этими тургеневскими словами можно было бы выразить пафос цикла рассказов в целом.

Не случайно И. А. Гончаров, прочитав «Записки охотника» во время своего кругосветного путешествия, у берегов Китая — за тысячи верст от России — ощутил ее дух, ее живое присутствие: «…заходили передо мной эти русские люди, запестрели березовые рощи, нивы, поля и <...> прощай, Шанхай, камфарные и бамбуковые деревья и кусты, море, где я — все забыл. Орел, Курск, Жиздра, Бежин луг — так и ходят около». Гончаров отметил, что Тургенев не только с детства «пропитался любовью к родной почве своих полей, лесов», но и «сохранил в душе образ страданий населяющего их люда».

Творчество Ф. М. Достоевского (1821—1881) — одно из вершинных достижений русской классической литературы — справедливо уподобляют космосу. Созданный писателем художественный мир столь грандиозен по масштабам мысли и чувства, глубине духовных проникновений, что представляет собой своего рода необъятную вселенную.

Феномен Достоевского заключается в том, что интерес к нему во всём мире не только не ослабевает, но со временем всё более возрастает. Ведущие университеты Западной Европы, США, Японии и других стран уже давно и достаточно глубоко изучают творчество великого русского классика не только на факультетах филологии, но и философии, психологии, юриспруденции, социологии, смежных дисциплин.

О святочных рассказах Н.С. Лескова

В «каверзливое» (по слову Лескова) капиталистическое время, когда «„зверство“ и „дикость“ растут и смелеют, а люди с незлыми сердцами совершенно бездеятельны до ничтожества» ¹, писатель вёл свою борьбу (на религиозном языке — «брань»), совершал свой подвижнический труд: важно было восстановить поруганный и утраченный идеал. Задача и ныне плодотворная, ибо «цели христианства вечны» (XI, 287), как подчёркивал Лесков. В этих идейно-эстетических установках он наиболее сближается с Гоголем.

Со всей очевидностью гоголевские традиции представлены в святочных рассказах Лескова, которые стали настоящим творческим и духовным призванием писателя, вдохнувшего новую жизнь в традиционный жанр. «У нас не было хороших рождественских рассказов с Гоголя до Зап. <ечатленного> Ангела» (XI, 401), — писал Лесков, отмечая, что после его повести «Запечатленный Ангел» святочные рассказы «опять вошли в моду, но скоро испошлились». Действительно, на фоне «массовой» сезонно-бытовой святочной беллетристики лесковские рассказы — явление оригинальное и новаторское.

Николай Семёнович Лесков создал рассказ «Грабёж» (1887) специально к святкам. Писатель напоминал издателю В.М. Лаврову: «Я Вам писал, что изготовлю „святочный рассказ“ <...> В эту минуту (8 час. утра 24 ноября <18>87 г.) рассказ у меня на столе: готовый, переписанный и вновь основательно измаранный. Теперь его остаётся только отдать и напечатать»¹.

В этом святочном рассказе отразилось «орловское происхождение» Лескова, его глубочайшее знание русской провинции как корневой основы жизни России. Писатель нередко подчёркивал: «В литературе меня считают орловцем». Орёл явился местом действия множества лесковских произведений и таким образом стал известен во всём цивилизованном читающем мире. «Заразительно весёлой, чисто орловской панорамой» назвал «Грабёж» сын писателя Андрей Николаевич Лесков².

1872 год в творческой биографии Николая Семёновича Лескова (1831–1895) был ознаменован созданием повести, явившейся общепризнанным шедевром, который, по словам писателя, «нравился и царю, и пономарю». Это был знаменитый «Запечатленный Ангел» (опубликованный в 1-м номере журнала «Русский вестник» в январе 1873 г. «Ангел» — с прописной буквы — и в прижизненных, и последующих дореволюционных изданиях). Повесть имела громадный успех. Её узнали «на самом верху»: императрица Мария Александровна выразила желание послушать «Запечатленного Ангела» в чтении автора. Повесть стала также книгой для домашнего чтения в кругу многих русских семей. Знаменательно сообщение А. П. Чехова редактору Н. А. Лейкину 7 марта 1884 года: «Отец читает вслух матери „Запечатленного Ангела“».

Святочный рассказ Н. С. Лескова «Христос в гостях у мужика»

Особенность творчества Николая Семёновича Лескова (1831–1895) такова, что за конкретно-бытовыми фактами русской реальности всегда проступают вневременные дали, открываются духовные высоты. Эта духовность — следствие глубокой веры писателя в то, что человеческое бытие не ограничивается земным существованием. Жить без веры нельзя, ибо вера больше, чем жизнь. «Думаю и верю, что „весь я не умру“, — писал Лесков А. И. Чертковой за год до смерти, — но какая-то духовная постать уйдёт из тела и будет продолжать „вечную жизнь“»¹.

Рождественский рассказ Н.С. Лескова
«На краю света (из воспоминаний архиерея)»

Николай Семёнович Лесков — великий писатель земли русской, знавший её «от Белого моря до Чёрного», — любил, чтобы заглавие каждого его произведения было точно и метко, как «кличка по шерсти». Особенно тщательно он подбирал заглавие повести «На краю света» (1876). В её центральных эпизодах писатель изобразил суровые и прекрасные места Крайнего Севера. Напоминают они и полуостров Ямал, название которого в переводе означает «край земли», «край света». Однако такое истолкование далеко не исчерпывает смысл заглавия лесковской повести с её христианской «неисчерпаемостью».

Святочный рассказ Н. С. Лескова «Человек на часах»

«Сей есть Сын Мой возлюбленный,
в котором Мое благоволение»
(Мф. 3:17)

Рассказ Николая Семёновича Лескова «Человек на часах» впервые был опубликован в № 4 журнала «Русская мысль» за 1887 год под названием «Спасение погибавшего». В подзаголовке автор указал точную дату описываемых событий — 1839 год. Писатель обратился к событиям 50-летней давности — периоду царствования Николая I. Однако здесь легко читается актуальный смысл изображаемого, несмотря на заверения писателя о том, что «теперь всё это уже „дела минувших дней“»¹.

К 130-летию рассказа Н.С. Лескова «Неразменный рубль»

Николай Семёнович Лесков (1831–1895) посвятил «христианским детям» свой рассказ «Неразменный рубль», который был впервые опубликован в детском журнале «Задушевное слово» (1883. № 8) с подзаголовком «Рождественская история».

Писатель искусно сочетает занимательность и поучение, не забывая при этом придерживаться основных законов святочного жанра. Опираясь на любовь детей к вымыслу, фантазии, Лесков с первых же строк старается увлечь маленького читателя занимательным поверьем — сказочным и в то же время представляющим своеобразный «практический интерес» для ребёнка, который начал получать первые карманные деньги: «Есть поверье, будто волшебными средствами можно получить неразменный рубль, т.е. такой рубль, который, сколько раз его ни выдавай, он всё-таки опять является целым в кармане»¹.