Безнадежно испорчено слово «очаг»,
Эти плоские камни в убогом жилище,
Где огонь в непогожие ночи не чах,
Чтоб согрелась семья и поджарилась пища.
Добрый, теплый огонь.
Он в гнезде из камней
Прожил тысячи лет — огнеперая птица.
Был округлым очаг,
Чтобы людям тесней
Вкруг огня в непогожую ночь разместиться.
Но не только огонь и не камни — очаг.
Есть на свете семья, и в теченье столетий
Тосковал мореходец о добрых очах,
Об объятьях жены и о маленьких детях.
Тосковал мореходец,
Рыбак,
Зверолов,
Все мечтал поскорее домой воротиться.
Он вернется домой, и устал и суров,
И забьется в камнях огнеперая птица.
«…Очаги ТБЦ», — говорят доктора,
Над больным распрямляя усталые спины.
Захворал у соседей ребенок вчера,
И назвали его очагом скарлатины.
Смысл великий у этого слова зачах.
Очаги радиации есть в океане.
На Тайване — очаг,
И в Берлине — очаг,
И очаг постоянно дымится в Ливане!
На таком очаге не сготовишь еды,
На ночлеге степном он тебе не приснится.
Там расправила черные крылья беды
И готова взлететь смертоносная птица.
Летуны разлетелись в ненастных ночах.
Спит дочурка моя, одеяльцем укрыта…
Как жестоко испорчено слово «очаг»,
Теплота,
Доброта очага позабыта!
1960
Ежедневный урок. Владимир Солоухин
Комментарии
«По Сеньке и шапка!»
Светлана Коппел-Ковтун, 15/06/2015 - 17:44
Владимир Солоухин, известный советский писатель, конечно же, не сразу достиг вершин в литературе. Но еще во время учебы в Литературном институте он с неприятным удивлением выяснил, что на одном с ним курсе учится его однофамилец по имени Валентин, причем с равнозначным отчеством – Алексеевич. Солоухин нашел нужным не только встретиться со своим неполным тезкой, но и дать ему весьма полезный совет.
По несчастливой случайности Валентин Солоухин тоже писал стихи, а потому Владимир настаивал, чтобы его однофамилец взял себе псевдоним. Однако Валентин заупрямился, и в будущем это повлекло за собой немало казусов. В общем-то, Владимир Солоухин был прав – хотя бы из-за той истории, когда его однофамилец, после публикации подборки своих стихов в одном из издательств, явился в бухгалтерию и столкнулся с интересной проблемой. На требование выдать гонорар ему ответили:
– Все положенные вам деньги уже перечислены на ваш личный счет в сберкассе.
Естественно, Валентину пришлось идти с этим вопросом к Владимиру Солоухину.
Подобные накладки очень раздражали, тем более что постоянно нарастали. При обращении Владимира в поликлинику лечащий врач, ознакомившись с карточкой больного, посетовал:
– Что ж вы так, Владимир Алексеевич! Человек вроде бы уже солидный, а в спортзале скачете так, что ключицу сломали! Как она у вас? Не беспокоит?
Владимир едва не взорвался:
– Послушайте! Ключицу я не ломал! Это Валентин Солоухин наломал себе костей, а их почему-то в мою карточку засыпали!
Приходилось Владимиру Солоухину искать Валентина Солоухина и для того, чтобы отдать ему письма читателей, по ошибке поступавшие к нему.
– На вот, письма свои забери! В них меня винят в том, что я скрыл шахтерское прошлое, так что это наверняка тебе! А ведь предупреждал я тебя когда-то: возьми псевдоним…
Дело дошло до полной печали: при выходе сборников стихов в «Советском писателе» перепутали фотографии, и книга Владимира вышла с великолепным изображением Валентина…
Оба Солоухина набирались ума на семинарах Александра Коваленкова. И вот однажды Владимир встретился с Коваленковым в вестибюле Центрального Дома Литераторов. Столкнулись они прямо перед афишей, объявляющей о вечере поэзии студентов.
– Александр Александрович! – обратился Владимир к Коваленкову. – Хоть вы повлияйте на Валентина! Ну невозможно уже! Вот смотрите: на афише указано выступление В. Солоухина. И вот кто же, по-вашему, выступать должен – Валентин или я?..
– Эх, Володя!.. – мудро ответил Александр Коваленков. – Русская литература вместила в себя сразу трех Толстых. Но заметь: их ведь никто никогда не путает, правда?
Если верить русской поговорке «По Сеньке и шапка!», то главное – насколько залихватски эта шапка на голове сидит…
Апокриф про Солоухина и Сталина
Светлана Коппел-Ковтун, 15/06/2015 - 15:40
Сергей Довлатов в своих «Записных книжках» приводит следующий апокриф (дело происходит в 1953 году, в то время как Солоухин демобилизовался из армии в 1945-м):
Было это ещё при жизни Сталина. В Москву приехал Арманд Хаммер. Ему организовали торжественную встречу. Даже имело место что-то вроде почётного караула.
Хаммер прошёл вдоль строя курсантов. Приблизился к одному из них, замедлил шаг. Перед ним стоял высокий и широкоплечий русый молодец.
Хаммер с минуту глядел на этого парня. Возможно, размышлял о загадочной славянской душе.
Всё это было снято на кинопленку. Вечером хронику показали товарищу Сталину. Вождя заинтересовала сцена — американец любуется русским богатырём. Вождь спросил:
— Как фамилия?
— Курсант Солоухин, — немедленно выяснили
и доложили подчинённые.
Вождь подумал и сказал:
— Не могу ли я что-то сделать для этого хорошего парня?
Через двадцать секунд в казарму прибежали запыхавшиеся генералы и маршалы:
— Где курсант Солоухин?
Появился заспанный Володя Солоухин.
— Солоухин, — крикнули генералы, — есть у тебя заветное желание?
Курсант, подумав, выговорил:
— Да я вот тут стихи пишу… Хотелось бы их где-то напечатать.
Через три недели была опубликована его первая книга — «Дождь в степи».