* * *
Человек никогда не понимает, насколько он антропоморфен.
Человеку прирождена и с его природой теснейшим образом связана та особенность, что для познания ему недостаточно ближайшего. Между тем каждое явление, которое мы сами воспpинимaeм, представляет в данный момент ближайшее, и, раз мы энергично будем пытаться проникнуть в него, мы можем требовать от него, чтобы оно само себя объяснило.
* * *
Этому люди, однако, не научатся, потому что это противоречит их природе. Поэтому и образованные люди, познав где-нибудь нечто истинное, не могут воздержаться от приведения его в связь не только с ближайшим, но также с самым отдаленным. Отсюда проистекает заблуждение за заблуждением. Близкий феномен связан в действительности с отдаленным лишь в том смысле, что все приурочено к немногим великим законам, которые повсюду обнаруживаются.
* * *
Человек должен верить, что непостижимое постижимо — иначе он не стал бы исследовать.
* * *
Мыслящий человек обладает тем удивительным свойством, что туда, где лежит неразрешенная проблема, он любит примышлять образ фантазии, от которого он не может отделаться, даже когда проблема разрешена и истина очевидна.
* * *
Человек находит себя среди действий и не может удержаться от вопроса о причинах. Как существо косное, он хватается за ближайшую из них как за наилучшую и на этом успокаивается. В особенности любит поступать так человеческий рассудок.
* * *
Всякая идея вступает в явление как чуждый гость и, начиная реализоваться, с трудом может быть отличена от фантазии и фантазерства.
* * *
Обыденный рассудок, которому приписывается роль гения человечества, должен быть сначала рассмотрен в своих проявлениях. Исследуя, для чего пользуется им человечество, мы найдем следующее: человечество ограничено потребностями. Если последние не удовлетворены, оно выказывает нетерпение. Если они удовлетворены, оно представляется равнодушным. Настоящий человек движется, стало быть, между обоими состояниями, и свой рассудок, так называемый человеческий рассудок, он будет применять для удовлетворения своих потребностей. Когда это сделано, его задача — заполнить собою сферу безразличия. Если он не выходит из ближайших и необходимейших границ, это ему и удается. Но если потребности повышаются, выступают из круга обыденного, то обыденного рассудка недостаточно, он уже больше не гений, и человечеству открывается область заблуждения.
* * *
В течение долгого времени занимались критикой разума. Я желал бы критики человеческого рассудка. Было бы истинным благодеянием для человеческого рода, если бы обыденному рассудку могли убедительно показать, как далеко он может простираться, а это и будет как раз столько, сколько ему совершенно достаточно для земной жизни.
* * *
В сущности говоря, вся философия есть лишь человеческий рассудок на туманном языке.
* * *
Человеческий рассудок, областью которого является, собственно, практика, заблуждается, лишь отваживаясь пускаться на разрешение более высоких проблем. С другой стороны, и более высокая теория редко умеет освоиться с кругом, где действует и орудует рассудок.
* * *
И как раз тогда, когда отстранены проблемы, допускающие только динамическое объяснение, снова в порядке дня появляются механические способы объяснения.
* * *
Все эмпирики стремятся к идее и не могут открыть ее в многообразии. Все теоретики ищут ее в многообразном и не могут найти ее в нем.
* * *
Однако обе стороны сходятся в жизни, в деле, в искусстве. Об этом так часто говорилось, но мало кто умеет это использовать.
Анаксагор учит, что все животные обладают активным разумом, но лишены пассивного, который является как бы толмачом рассудка.
* * *
Обыденное созерцание, правильный взгляд на земные вещи, является наследием общего человеческого рассудка. Чистое созерцание внешних и внутренних вещей очень редко.
Первое проявляется в практическом смысле, в непосредственной деятельности. Второе — символически, преимущественно посредством математики, в числах и формулах, посредством Речи, изначально тропической, как поэзия гения, как поговорочная мудрость человеческого рассудка.
* * *
Счет является, правда, низкой, но уже идеальной деятельностью человека, и с помощью него столь многое осуществляйся в обыденной жизни; большое удобство, общедоступность и применимость обеспечивают упорядочиванию по числу доступ и успех также и в науках.
* * *
Аллегория превращает явление в понятие, понятие в образ, но так, что понятие все еще содержится в образе в определенной и полной форме и с помощью этого образа может быть выражено.
Символика превращает явление в идею, идею в образ, и притом так, что идея всегда остается в образе бесконечно действенной и недостижимой. Даже выраженная на всех языках она осталась бы все-таки невыразимой.
* * *
При самой разработанной номенклатуре мы должны помнить, что это только номенклатура, слово является приспособленным к какому-нибудь явлению, прикрепленным к нему знаком из слогов, следовательно, никоим образом не выражает полностью природу и потому должно рассматриваться только как пособие для нашего удобства.
* * *
Идея и опыт никогда не встретятся на полпути. Соединить их можно лишь искусством и практикой.
* * *
Только в самом высоком и самом обыденном идея и явление сходятся вместе. На всех средних ступенях созерцание и опыта они разделяются. Самое высокое — это созерцание различного как тождественного. Самое обыденное — деяние, активное объединение разделенного в одно тождество.
* * *
Теория и опыт (феномены) противостоят друг другу в постоянном конфликте. Всякое соединение в рефлексии является иллюзией, соединить их может только деятельность.
