Омилия

1
  Сметая всех на своём пути, по улицам Петрограда лилась огромная толпа народа. Она была столь велика, что казалась единым существом, поглощающим всё пространство вокруг себя.
«Хлеба! Хлеба!!» – катилось из одного её конца в другой, постепенно превращаясь в слова «Долой войну».
«Царя на плаху!» – поёживаясь от декабрьского  холода, выкрикнул тощий студентик в распахнутой не по погоде шинели. – «Да здравствует тысяча девятьсот семнадцатый год!».
«Царя на плаху!», – дружно подхватили разгорячённые мужики в овчинных зипунах, только что ограбившие бакалейную лавку. – «Ура! Да здравствует революция!».
– Знаешь, мне страшно смотреть на происшедшее с людьми буквально за месяц, – сказал молодой врач Тимофей Петров-Мокеев своему сводному брату князю Всеволоду Езерскому.
Он недоумённо поднял светлые брови, отчего его открытое лицо, с чуть курносым носом, сделалось обиженным, как у несправедливо наказанного ребёнка.
Штабс-капитан Езерский пожал плечами:

Тесно в холодной клетке –
Вглубь одичалый взор,
Словно в дрянной газетке –
Мой, не чужой позор.

Падают с неба звёзды
В душу за полцены.
Птицы готовят гнёзда,
В воздухе дух весны.

Кровь кипятком по венам,
Рай в одиноком сне.
И добровольность плена,
Всё это есть во мне.

Смерть или жизнь – не важно,
Слово попало в цель.
Сбудется всё однажды,
Ласковый мой апрель!

Радость, улыбка взгляда,
Белый цветок в окне,
Чьё-то дыханье рядом –
Вот, всё что нужно мне.
2010
 

РОНА

И пастися будут вкупе волк со агнцем и рысь почиет с козлищем, и телец и юнец и лев вкупе пастися будут, и отроча мало поведет я. (…) И не сотворят зла, ни возмогут погубити никогоже на горе святей Моей: яко наполнися вся земля ведения Господня, аки вода многа покры море. (Ис. 11:6,9).

Рона была плохой собакой. Некачественной. К сожалению, он понял это не сразу.

Уже пять лет он жил один на старой даче и все собирался завести овчарку, цепного пса для охраны. В этом не было особой необходимости, поскольку поселок был тихий, да и брать у него было нечего – но всё же. Этого требовал его мужской характер. Его чёрным перцем жгло желание чувствовать свою власть над первобытной неразумной силой животного, его душу завораживал ядовитый страх в глазах зверя. Он был охотником.

Рону он подобрал в соседней деревне дрожащим щенком.

Снег добротно устилает крыши,
Всё сливая в отблесках родства…
Этой ночью сердце чутко слышит
Свежее дыханье Рождества.

Новый год от Рождества Христова
Полон торжества святых минут –
Из вертепа ясли Бога-Слова
Нас Любовью к вечности влекут.

Хочется, чтоб люди стали чище
В этот год, к добру набравшись сил;
Чтоб Господь и души, и жилища
Радостью нетленной обновил…

И тогда, как сон, пройдут ненастья –
Их разгонит Божья благодать;
И заветный луч земного счастья
К нам прольется, не заставив ждать.

5–14.01.2010 г.
 

Хорошо сказать: "Прости",
И самой принять прощенье,
Разорвать греха прельщенье,
Милость Бога обрести.

Пусть обид ненужных дым
Раствориться в небе звёздном,
Пусть же сердце станет взрослым
Примирением одним.

Жил­был художник один. Местность, в которой он жил, была лесная глушь, в которой щедро водилась разная дичь, а по болотам росло много клюквы. С остальным миром соединяла эту местность старая и тоже, конечно, лесная дорога, проезжая всего несколько месяцев в году — когда скует землю мороз и когда летом долго нет дождя.

- Мне нужна говорящая лошадь, - сказала бабушка, когда я приехал к ней на выходные.
- Или ослик, на худой конец, - добавила она, помогая мне стянуть теплую куртку и шарф.
- На лошади можно ездить в магазин, на дачу, да и просто поболтать о том, о сем в пути. К тому же это большая экономия - не придется тратиться на электричку.
- Но где ты её возьмешь?! - спросил я, и это, конечно, был глупый вопрос, но другого я не придумал. Уж очень она меня поразила.
- О! Говорящих лошадей довольно много, - отмахнулась бабушка, - и я даже приглядела одну, но пока не решилась купить. Серая в яблоках, мелодичный голос плюс знание двух языков! Правда, со словарем.
- Но где ты будешь её держать?! - вскричал я, глядя как бабушка мечтательно прикрыла глаза.
- Вот это как раз то, что меня останавливает, - ответила бабушка и громко вздохнула. - Увы, моя квартира совершенно не приспособлена под лошадей... Да и пенсии, боюсь, не хватит, чтобы её прокормить. Но, милый мой! Откровенно говоря, я неприятно потрясена такой практичностью! И это в твои-то годы!..

И она с жалостью погладила меня по голове.

Фрэнки – наш дворовый хулиган. Известная личность. На улице к нему страшно подойти. Он делает большие глаза, хмурит брови и набрасывается. Как-то я хотела с ним поболтать и даже протянула руку, чтобы поздороваться, ведь родители в детстве учили меня быть вежливой, но Фрэнки и смотреть в мою сторону не стал. «Что стоишь, смотришь?» - наверняка, думал он. - «Иди своей дорогой и не приставай ко мне, я очень злой и опасный, со мной не связывайся, если жизнь дорога!»
И мы с ним не связываемся. Проходим себе тихо, делаем вид, что задумались о чем-то. Лишь бы Фрэнки не осерчал. Уж больно у него вид хулиганский.
Вынес он как-то мяч во двор, наверное, поиграть хотел, но все боятся, пробегают себе мимо и на мяч даже не смотрят. Ну, его, этого Фрэнки! Свяжешься, поиграешь, а потом будешь дома укусы залечивать.
Что? А я разве не сказала? Фрэнки – той-терьер в голубом свитере. Сам меньше кошки, а характер, как у Калигулы. Ну, про Калигулу, думаю, вы и сами знаете, правда?
***

***

Я дивной жаждой к истине влеком,
Пытаюсь отыскать в душе ответы.
Здесь в мягком полумраке так легко
Почувствовать себя частицей Света.

И распростившись с суетной тоской,
Трепещет сердце радостною птицей.
И хочется, забыв о дне мирском,
Молиться, плакать и опять молиться…
 

Столкнуло грани кроватных плит.
Которую ночь возня.
Словам не можется ровно плыть.
Без красной строки ни дня.

Реплай беспечный ползёт ко мне
по туго скрученной простыне.

По вертикали — и был таков.
Отстой и тоску взашей.
Кроссворды, выйдя из берегов,
бегут от карандашей.

Голова в тепле
засыпает где-то
на большой земле
радиальных веток.

Я хочу сказать,
что они устали
и бегут, скользят,
колесят по стали,

дребезжат окрест
напролом, навылет.
То-то будет жесть,
если ветки спилят.

Остывает бельё
некомплектом полутора-двух,
одиноко до рвоты,
и на сердце твоё
громоздится нетающий пух
из подушки напротив.

В темноте полутёмной
ты, пожалуйста, вспомни:
перед тем, как прилечь,
мы навеки покинули стыд
здесь, в предбаннике рая,
где ни разу не печь –
раскалённая церковь стоит,
куполами играя.

***
В той, неслучившейся, судьбе -
Всё было бы другим.
Мечты, мечты... Не лги себе.
Ты создан был таким.

Да, ты терзаешься, грустишь
И мечешься порой...
Жизнь - не безветренная тишь,
Как ты её ни строй.

Но, возвратившись в мир потерь,
Где прошлое - до тла,
Однажды постучишь ты в дверь
К той, что тебя ждала.

               * * *
Гвоздинных следов не ищу.
И рёбер, и ран не ищут персты –
Знаю, Кто Ты.
В сердце моём для Отца и Себя
Ты устроил жильё –
Слышу дыханье Твоё.
И надежда, как свет,
Изливается в душу,
В ту, что была нечиста –
Это свет Твоего Креста.
И дерзая, кричу, вопию
Вслед за счастливым Фомой:
«Господь мой! И Бог мой!»

              * * *
Ты мне отрада,
И Ты мне ограда,
Чистейший цветок
Человечьего сада,
Кротчайшая кротких
Господнего стада.
С Тобой не страшусь я
Ни глада, ни ада,
В Тебе упованье
Небесного Града.
Лишь раз попроси обо мне
Милосердного Сына,
А больше не надо,
А больше не надо…

Глава 3. Игра становится опасной

Длинный коридор, освещённый факелами, извивался змеёй. А друзья уже остановились на пороге своего первого испытания.
– В эту комнату войдёт Киран Кумар, – порадовал невидимых зрителей неунывающий Валдис. – Помните: как только это произойдёт, команда обретёт очередной ключ.
Через секунду он уже обращался к Кире: «Скажи, ты смотрел фильм «Джуманджи»? Впрочем, это неважно! Желаю тебе удачи…»
Кирюша (ведь именно так называли своего приятеля девчонки: ласково и на русский манер) дёрнул на себя ручку, отлитую в форме дракона, и сделал шаг в полутьму. Мальчик не боялся: он знал, что все подобные игры тщательно подготовлены и продуманы с точки зрения безопасности игрока. Змеи и пауки не бывают ядовитыми, животные выдрессированы, а трюки, конечно же, проверены испытателями.

Жила-была на свете сиротинушка Дарьюшка. Росла она без отца, без матери у своей крёстной – божатушки*. Божатушка еще в молодости овдовела, своих деток не имела, как могла, Дашеньку жалела. Да и Дашенька в ней души не чаяла – во всем старалась её горькое вдовство скрасить.

Выросла Дашенька всем на загляденье да на радость – и пригожая, и работящая, и душою добрая. Вот и стали люди звать её Дарья-отрада.

Пришло время, нашёлся Дашеньке жених Иван-богатырь, сватов к божатушке заслал, согласие Дарьюшки и её крёстной матери получил. Полюбились друг другу Дарья-отрада да Иван-богатырь, обручились, кольцами золотыми обменялись и стали готовиться к свадьбе-венчанию: Дашеньке подвенечное платье шьют, Ивану кафтан новый справляют… Да не выпало им лёгкого счастья.

За неделю до свадьбы налетела на их землю сила поганая, несметная. Все богатыри да витязи собрались и землю родную защищать поскакали.

Ждёт-пождёт Дарья-отрада своего суженого, да только плохих вестей дождалась.

Вечер щедро оросил
Куст смородины…
Каждый листик на Руси
Пахнет Родиной.

Незабудка на лугу
Словно свечечка…
Вся-то травушка в стогу–
От Отечества!

Ах, как запахи свежи
С юга-севера!..
Посади в цветник души
Кустик клевера.

Неказист он, может быть,
Только чувствую,
Что не может не любить
Землю Русскую.

Через все лихие дни,
Что не пройдены,
С ним и ты любовь храни
К милой Родине.

Видишь, клевера цветок
Пчелке нравится –
Собирать себе медок
Здесь старается.

Как три братика, листы
Вместе собраны –
Отразились в них черты
Нашей Родины.

Три народа у Руси
Вместе молятся:
– От раздора нас спаси,
Богородица!

Будет время – станешь ты
Перед Вечностью:
– Чтил ты, – спросят с высоты, –
Русь-Отечество?

На берегу синего моря, под горушкой на пригорушке, стояла деревенька, а на краю, почти у самого берега, изба. В той избе жили-были сынок Павлуша и матушка его Настюша. Отец Павлуши, Данила-рыбак, ушёл как-то в море на лов, да так из бурного моря и не вернулся.

В Данилиной избе стоял большой дедовский сундук разноцветными красками расписанный и серебряными крестами окованный. И на том сундуке висел пудовый замок.

Ходит Павлуша вокруг сундука, на птиц да на рыб писаных смотрит, кресты серебряные разглядывает. Хочется ему узнать, что в том сундуке лежит, какое сокровище в нём хранится? Вот и спрашивает Павлуша у матушки:

– Скажи мне, матушка, покажи мне, родимая, что в нашем сундуке хранится?

– Рано тебе знать про то, сыночек. До отроческого возраста дорастёшь, тогда и покажу-расскажу.

Когда исполнилось Павлуше двенадцать лет, взяла Настюша ключ за божницей, открыла пудовый замок на сундуке, крышку, крестами серебряными окованную, подняла. Видит отрок, на дне сундука три вышитых платочка, в узелки завязанные, лежат, а больше и нет ничего.

– Вот наше сокровище, – говорит матушка Павлуше.

Я купил себе лампадку -
изгоняю тьму-змею
и к небесному порядку
приучаю всю семью.

Огонек-то невеликий,
будто меньше нет огней,
но зато виднее лики,
и родные всё родней.

Сумрак рвётся, как завеса.
Замирает всяка плоть.
Вот гвоздит Егорий беса,
как велел ему Господь.

Серебрятся в светлом дыме
над негаснущим огнём
преподобный Серафиме,
Богородица с Дитём.

Вот и мы, в соборной стати,
хоть и сонм наш невелик:
я, жена и два дитяти
(ангельский пока что лик...)

Коротка молитва наша.
Что попросим - Бог даёт...
Да не минула бы Чаша
всех, кто к Чаше припадёт.

Чтоб лампадка не погасла,
освящая путь далёк,
подольём немного масла
и поправим фитилёк...

И в ночи, такой кромешной,
что и слез не сосчитать,
уж дождемся день утешный
и нежданный, яко тать.
 

1993 г.