Омилия

Кто нам поверит, что жизнь не игра в бирюльки,
Не разделенье событий, — на плач и смех.
Праздник и прачечная, бденье в ночи у люльки —
Священная тягота, устать от которой — грех.

Радуйся — это не то, чтобы курам на смех —
Пока для своих детей ты и Бог и царь,
Стой в своей радости, словно в сраженье — насмерть,
Чтоб не читалось горе в чертах лица

Радуйся, не подчиняясь ни сну ни лени.
Слезы, болезни, противники и друзья,
Рваные вещи, ссадины на коленях —
Все в твоей власти и отступать нельзя.

Слово другие – однокоренное со словом друг.
Москва и Киев – что с нами стало сегодня вдруг?
Какие другие?! Мы же люди, в конце-то концов,
Почему позабыли мы заветы своих отцов?

Почему мы бросаем в костёр своих сыновей,
Ведь по-братски драться можно только до первых кровей!
Разжигают бесы в наших душах горячую кровь,
Чтоб забыли мы про начало начал – доброту и любовь!

Чтоб забыли, что есть, таки слово такое – прощать,
Чтоб забыли –  ваш Киев - отец, а Москва наша - мать!
Горько плачет ребёнок, увидев разрушенный дом,
Он напуган войною, он ранен кровавым огнём.

Их даже не помянут, не простив,
Что не акредитованными были,
Не то вещали и не там ходили,
Не тот пропагандировали миф...
Неужто — человеческого — жаль
Живого слова — о покое вечном?!
Минуты убегают так беспечно,
Без покаянья... Господи, избавь,
От этой смуты, где любовь не ценят,
От недочеловеческой пол-лжи!

Синь уплывающих небес
И зелень пахнущего лета
Красивее семи чудес,
Легко гуляющих по свету.

Ликуют утром воробьи,
Лучами солнца умываясь,
Кошачьи кончились бои,
А я о Родине всё маюсь:

Единства нет, и нет любви,
И вера слабенькая гаснет.
Округу будят воробьи
И гонят со двора напасти.
 

Тех, кого я люблю: моих братьев, сестёр
Разрывают снаряды в Луганске.
И взлетает до неба огромный костёр
На Донбассе, в Донецке, в Славянске.

Наши деды боролись с фашистской змеёй,
И свернули ей шею в Европе.
Какого им теперь отдыхать под землёй,
Какого видеть внука холопом?

Как Иуда закончил, все знают давно,
Но учебник истории в печке!
А на нём расплывается крови пятно.
Мир зажёг поминальные свечи.

«Сия вера апостольская! Сия вера православная!», - слова которые мы слышим с амвона в чине Торжества Православия, совершаемого ежегодно после литургии в первое воскресенье Великого поста. Непосредственно эти слова предваряет читаемый нами каждый день в утреннем правиле и слышимый за каждой литургией «Символ веры». Гимн православия, в котором изложены все основные истины православия и который запечатлен в памяти у большинства из современных прихожан.  Действительно сейчас всё больше людей, соотносящих себя с православием, стремиться узнать хотя бы основы православной веры, благо возможностей для этого нынче неисчислимое количество. Но вот что странно, узнав «азбуку» православия многие из таких людей меняются, и не в лучшую сторону.  

                                     Погибшим детям 

Может быть мне привиделось  это все,
но мне легче, когда встаем на крыло
вместе… Слезы тихо ночью текут,
я дыханье  твое слышу рядом, тут.
Ты мне шепчешь: терпи, это все пройдет,
скоро встречу тебя у самых ворот,
как у Данте.  Сейчас я пою в раю,
свет кругом, только в самом дальнем краю
то оконце, в котором мое лицо…
Пей до дна, мы  с тобою одно кольцо!

Глава 2

В Москве стояла невыносимая жара. Горячие тротуары покрывала сероватая дымка выхлопных газов, редкие пешеходы спешили по своим делам. Непрерывной гул клаксонов от тысяч машин, хриплый кашель двигателей и хлопки выхлопных труб смешались в безликую какофонию суеты, не оставляя пространства для неторопливой беседы. Приближалось время обеденного перерыва и офисный люд заполнял бесчисленные кафе и рестораны на Таганской, воодушевленно обсуждая горячие сплетни их маленькой войны под красивым лозунгом конкуренция.

Чемезов ждал встречи с инсайдером, человеком работавшим в крупной международной корпорации, входившей в холдинг с запутанной структурой афилированных представительств и трастовых фондов. По опыту оперативной работы, он знал, что вывести человека, занимающего столь высокий пост в совете директоров, на откровенный разговор — задача почти невыполнимая. Но инсайдер сам пошел на контакт, что значило лишь одно — информация представляла особую ценность.

Люди мимо идут...
             По своим неотложным делам.
И вращается шар
             По заезженной жизнью орбите.
Но цепляется горе,
             И беда - за тобой по пятам.
Потому ли что вы -
          Люди мира - свой Мир не храните?

Потому, что в окно
              По ночам лезет чёрное око
И впивается ложь

Как лёгкое дыханье ветерка,
Как дождь грибной — негаданно-нежданно,
Стихов Твоих лирический накал
Явился мне, о царственная Анна.

Себя я помню юношей, когда
Твой томик небольшой открыл впервые.
Пленил Твой слог чеканный навсегда,
Гармонии исполнены простые

Твои стихи. Но эта простота —
От Пушкина и Тютчева, и Фета.
Стихов я «женских» много прочитал,
Но много ли средь них нашёл поэтов?

Ледяной февральский ветер колыхал алые и желтые голландские тюльпаны, высаженные на огромной клумбе перед зданием штаба ИК №… И, глядя на эти цветы, казалось, дрожащие от северной стужи, полковник Чайка, возглавлявший комиссию Министерства юстиции, которая приехала в Михайловскую область для плановой проверки тамошних пенитенциарных, а проще говоря, исправительных учреждений, подумал — как же все это старо! Цветочки на клумбах, плакаты и транспаранты, помпезные встречи под духовой оркестр — и так всегда, и так везде. Неужели ни в одной из колоний он не увидит чего-нибудь более оригинального?

Полковнику было невдомек, что вскоре он увидит не просто нечто оригинальное, а, можно сказать, невиданное. Причем этим зрелищем он будет обязан не начальнику колонии, подполковнику Рашиду Адилханову, шедшему по левую руку от него (одесную шествовал начальник Михайловского УФСИН, полковник Ружников), а одному из здешних заключенных, Борису Жохову, бывшему антиквару из города Михайловска, по прозвищу Жох.