Омилия

Застыла тень огня в оконной нише,
Пытается расплакаться свеча.
Становится спокойнее и тише
От жёлтого мерцания луча.

Играет снег, а к горлу ком подходит,
Обидой жгучей прошлое гнетёт.
И дело тут, конечно, не в погоде —
С погодою, как раз, наоборот.

А в зимний вечер большего не надо:
Сбежит неслышно горькая слеза —
Мучительная тайная отрада,
Покажутся чуть ближе небеса.

По коридору женского отделения городской больницы направлялась к выходу группка женщин. Впереди громко шагала явно чем-то сильно оскорблённая важного вида дама чуть за пятьдесят, с возмущением объясняющая приключившийся в их приличном семействе ужасный конфуз. Речь её была обращена к идущей рядом заведующей, которая, наклонив голову к собеседнице, изображала на лице своём абсолютное понимание нелепости возникшей ситуации и глубочайшее сострадание к говорившей.

За ними тихо, полупрозрачной тенью, передвигалась худенькая, аккуратная и не только на своё горе постаревшая женщина. К ней не подошли слова «аще седьмдесят лет», ей ссудилось побольше. А вот слова: «утешайся женою юности твоей»* оказались про них с мужем. Всю жизнь в любви жили, никогда не искал супруг её утех на стороне. К старости жалеть стал свою Ланюшку. Но вот переполнила нежность сердце, и будто вновь посетила их молодость. Оказалось — на беду!

С неба слетала снежная
Даль на поля земли,
Звезды ресницы смежили,
Солнца проснулся лик.

Шли по полям и плакали,
Ветры, смешав снега,
Тени от веток знаками
Резали берега

Речки, что били волнами,
Старый пустой причал,
Дали бывают горними,
Мало кто это знал.

О, я на деле ничего не стою.
Меня не будет — вряд ли я расстрою
кого-нибудь отсутствием своим.
Но почему-то Богом я любим;
и счастья жизни удостоен,
которого я вовсе не достоин.

Если Церковь сравнить с университетом, то Великий пост — это время сессии. А сессия — пора тревог, неимоверного напряжения и беспокойства, которых не чужды и самые лучшие ученики.

Поскольку лень — это признак здоровья, по-настоящему здоровый студент не станет надрываться в учебное время, и там, где можно сбежать, прогулять, скрыться, он непременно воспользуется такой возможностью. Как говорил один мой успешный приятель: «Не откладывай на сегодня то, что можно сделать завтра».

Но сессия — это святое. Тут нужно собраться, выложиться, показать результат. Однако здоровый студент — не всегда хороший студент. Талант и призвание обнаруживает постоянство. Для усердного и трудолюбивого студента сессии не существует.

Над городом ветра летают,
Но в храме тишина,
И свет, как золотые стаи,
Слетает от окна.

А к раке люди притекают,
У каждого есть боль,
И тают льдинки в сердце Кая,
И обретает мир Ассоль.

И много человечьих судеб
Сошлись как воды рек,
Матрона радостью их будит,
Здесь каждый человек

Находит старицы участье,
Блаженная поймет,
По благодати молит счастье,
И прячет от невзгод.

Если веришь с трудом, разговор — ни о чём,
Продолжать его больше не надо.
Отвернулась судьба, поросло всё быльём
И тоской облетевшего сада.

Над тобой занесён одиночества кнут
И противиться тут бесполезно.
Сердце чувствует край. А у края не лгут,
Потому что за ним — только бездна.

Про куклы вуду, «кровь русских младенцев», Майдан и Антимайдан

Как-то знакомый спросил, что страшнее, на мой взгляд, стоять на подоконнике настежь открытого окна на 15-м этаже или оказаться рядом со стоящим на подоконнике? Тогда я не нашлась что ответить. Да и сейчас не знаю, однако предполагаю, что страшнее всё-таки оказаться рядом с таким человеком, потому что нечаянным движением, словом можно подтолкнуть его к роковому шагу. Тому же, кто решился на безумство, прыжок может казаться долгожданным освобождением или просто игрой, шуткой.

Украина ныне напоминает человека, уже прыгнувшего, которому грезится полёт, но встреча его с реальностью, как встреча с асфальтом, уже неизбежна. Чем тут можно помочь?

Россия стояла рядом довольно долго и, как могла, уговаривала строптивую сестричку одуматься. Но теперь и сама Россия рискует оказаться «на злополучном подоконнике», если позволит себя увлечь ветрам с майдана.

Весна пришла? Ах, неужели?!
Стрелой  Амура солнца  луч,
Пронзает небо цвета гжели,
И снег на тропке не скрипуч.

Весь мир весною коронован,
Весь мир на царствие ведут,
Пусть будет в этом мире новом
Жизнь без войны — и там, и тут…

Охохонюшки, пристала, силов нету. Ноженьки уж не хожалые, да и куда денесся, годов-то сколько. Ниче, если я тут с тобой посижу маленько, отдохну?.. Не возражаш?.. Вот и хорошо, вот и ладно. Сниму счас обутки, да ноженьки на травку зелену поставлю. Травка, говоришь, не настояшша? Да где ей в городу быть настояшшой, только у нас в деревне и осталась.

Но ладно и так. А ты-то сама почо така гола да обдергана сидишь на скамейке? Думаш, кто взамуж возьмет? Да кто ж таку и возьмет-то? Знамо дело, не возьмет — ни рожи у тебя, ни кожи, одна голима пластмасса. И платьишко у тебя грязным-грязно,  обтрепалось, одни серы махры под ветром полощутся.

2. Бригаду направили для плановой проверки коммуникаций в канализационных колодцах. Их было четверо: три рабочих и бригадир. Бригадиром была женщина. По образованию — инженер. Приехала в этот небольшой город отрабатывать свой «срок» после окончания института, да так и осталась. Вышла замуж. Появились дети. Дали квартиру, как молодому специалисту. Ее работу женской не назовешь. Одно дело, все время с мужиками работает, другое, сама по себе работа сложная и ответственная. Вот и сейчас, пришли к колодцу в глубину метров 15.

— Опускаться будет Валентин, — распорядилась бригадир, — Анатолий и Дмитрий — страхуете наверху. Веревки страховочные взяли?