Омилия

Собирала я букет,
Да такой, что краше нет:
Одуванчики, ромашки,
Клевер в ситцевой рубашке,

Колокольчики лесные,
Незабудки голубые…
Собрала и подарила
Я букетик маме милой! 

В джунгли антенн, по-язычески диких,
Едут сельчане, мельчая в цене.
Здесь виртуальные люди индиго
Ходят, довольные жизнью вполне.
Все им доступно – перо и бумага,
Жестокосердный компьютерный друг,
И техногенная персико-влага
Льется, касаясь изнеженных губ.
Глянцем блестит рукотворное чудо –
Мир человеческий, созданный для
Богопредателей. Млеет Иуда,
Гвозди вбивая в ладони Царя.
Сроки выходят. Но выбор-то сделан –
Он потрясает богатством витрин.
Так, насладившись рассудком и телом,
В ад мы спускаемся в нимбе седин.
Смерть далеко, распускается фига,
И ананасы с кокосами – всласть.
Где-то рождаются дети индиго,
Чтобы затем в одночасье пропасть.
Нет, не помогут защитные мази –
Ждет человечество супер-сортир.
Но, восхищаясь своим безобразьем,
Смотрится в зеркало гибнущий мир.

Отшельник у старца спросил:
- Отец, почему у меня
В пустыне совсем нету сил
Без пищи стерпеть и полдня?

Ведь раньше, в обители сей
Прожить на одной лишь воде
Легко мог я несколько дней!
Где ж силы мои, авва, где?

- Признайся, своим воздержаньем
От братьев ты жаждал похвал,
И дух сладковатый тщеславья
Тебя ежедневно питал.

Когда ж ты постишься в пустыне,
Тщеславье не кормит тебя,
Поэтому алчешь ты ныне, -
Ответил наставник, скорбя. 

(Первоисточник притчи: "Сборник христианских притч")

Судьи сели, и раскрылись книги…
Дрогнули усталые весы,
И в последний бой спешат часы,
Будто древнеримские квадриги.
Возле судей ─ крылья и вериги,
Дверь одна отверзлась: в рай иль ад?
На весах трагический расклад…
Судьи встали, и закрылись книги…
 

…И заставлена земля ─ крестами,
И неправда между ними ─ вьётся…
Лжепророки, лжехристы ─ восстали…
Претерпевший до конца ─ спасётся?..
 

От мирских мелководных битв
И от немощей жив едва,
Самых чистых, святых молитв
Я к Тебе обращу слова.

Недостоин, Отец, прости –
Но детей Ты не гонишь прочь.
На тернистом земном пути
Как бы мог Твой ответ помочь!

Для добра – не слугой страстей –
Дай проснуться грядущим днём,
И светильник души моей
Благодатным зажги огнём.

Не победный прошу венец –
Мне прервать бы чреду потерь.
Ты к зовущим грядёшь, Отец,
В глубь сердец отверзая дверь.

…От мирских мелководных битв
И от немощей жив едва,
Самых чистых, святых молитв
Я к Тебе обращу слова.

Но дано ли словам востечь
До Небес, похвалой представ?
Нет…
       Пока не поддержат речь
Благодарной души уста.

7.09.2010 г.
 

– В окошко, Санек, посмотри, –
Сказала, зевая, жена,
Соседку из дома 103
Увидела утром она.

– Белье, ишь, развесила грязное,
Неряха, понятно же всем!
Все в пятнах оно, безобразное,
Стирать не умеет совсем!

А может быть, мыло дешевое!
Таким тяжело отстирать.
Вот так-то! Соседушки новые
Совсем скупердяи, видать…

И каждое утро судачила
Про эту соседку жена,
Но вскоре уже озадаченно
Смотрела она из окна:

– Смотри, Сань, стирать научилась –
Белье стало чистым и белым!
– Да нет, просто окна я вымыл, -
Сказал муженек между делом.

(Первоисточник притчи: "Сборник христианских притч")

«От юности Христа возлюбил еси, и Тому тесным путем последуя, сосуд избран Духа Святаго быв, дар чудотворения и прозрения восприим: сего ради в невечернем свете Пресвятыя Троицы присно радуяся, поминай чад твоих, Лаврентие преподобне, отче наш».
Тропарь, глас 4

Теперь о нём наслышаны многие. Человек непоколебимой истовой веры, за праведную жизнь и мудрые пророчества, сбывающиеся на наших глазах, снискал уважение православных на всём постсоветском пространстве. Он давно уже покинул этот мир, но Слово его и сегодня продолжает звучать громко. В нелёгкие для Церкви годы, когда закрывали храмы и преследовали верующих, он твёрдо верил, что Святая Русь — это единство трёх братских народов: Украины, России и Белоруссии. Оно имеет глубокие корни, которые питает православная вера. Союз славянских народов прочен и нерушим, расчленить его невозможно. Так же, как нельзя разъединить Святую Троицу, — Бога Отца, Бога Сына и Дух Святой. Теперь, когда государство, в котором он жил (да и многие из нас), распалось, мы хорошо понимаем актуальность этого его высказывания. А через сорок три года после смерти решением Святейшего Синода Украинской Православной Церкви его причислили к лику святых в чине преподобного.

Когда вопросы без ответа
И жить смертельно надоест,
Не потому что веры нету,
Иль на тебе поставят крест.
Я еду, рано, на рассвете
В одно из самых чудных мест:
За город, в старую дубраву,
Искать не сон, не забытьё,
А ту, что ходит, словно пава,
Разя всё гордое моё,
Бела, как снег и златоглава…
А вы не видели её?
2011 

В истории семьи Гуркиных не имелось ничего примечательного. Это было самое обыкновенное семейство москвичей во втором поколении, предки которых еще до войны перебрались в столицу откуда-то с берегов Белого моря, и с тех пор жили там, позабыв о своей пресловутой «малой родине» и почти ничего зная о своих северных родственниках. Лишь два-три раза в год: на Новый год, Первомай и дни рождения Николай Гуркин обменивался открытками со своей одинокой и бездетной двоюродной бабушкой, Евдокией Степановной, жившей в каком-то тамошнем селе под названием Ильинское. Кем была и как выглядела эта женщина — он не знал. Потому что никогда ее не видел. Даже на фотографиях. Евдокия Степановна отчего-то никогда не присылала им своих фотокарточек…

Учебный год остался, наконец, позади. В первый же день каникул Сережа Кириллов поехал к бабушке в деревню. Автобус переваливался на ухабах. За окном сочно зеленели деревья. В дорожной сумке Сережа вез подарки: бабушке — новую книгу, а деду — набор крючков для рыбалки.
— Чувствуешь, какой воздух? — первым делом сказал дед, встречая Сережу на остановке.— Лучше любого курорта.
Отдохнув с дороги, мальчик решил сходить в гости к своим давним знакомым — отцу Николаю, настоятелю местной церкви, и его дочери Ане. Но так как без приглашения приходить в гости было невежливо, Сережа направился в храм в надежде повстречать их там.

Вопрошу у смятенного сердца:
Подскажи, где же правильней путь –
Лишь молитвой, надеждой согреться,
Или шею злодеям свернуть?

Но не слышу ответа – покрыла
Мое сердце короста страстей,
И умом скудным мне не по силам
Вникнуть в суть стольких разных идей.

И тут глас хлада тонка так нежно,
Лишь коснувшись души, охладил
Рассуждений былую мятежность,
Помышлений сомнительных пыл.

ВозложИм упованье на Бога,
От Него будем ждать вразумленья,
Бог укажет России дорогу
(Может быть, чрез Голгофу) к спасенью.

Стихотворение родилось под впечатлением дискуссии о том, что важнее для спасения России – только лишь молиться, или действовать более радикально. 

   1
Перелить бы злато-серебро
Не в монеты звонкие — в Добро!

   2
Живя в миру гордынном и недужном,
Не спорь о деле, для тебя не нужном.

   3
Коль не сеешь среди юных дней,
Соберёшь ли в старости своей?

   4
Ничего нет возвышенней братства:
Не меняйте друзей на богатства!  

Время имеет одну особенность – слой за слоем, словно пылью, оно покрывает забвением уходящие в прошлое события. В четырнадцатом веке люди построили неподалеку от Днепра казацкую крепость. Здесь они жили, молились, отстаивали свои рубежи. Возвели Богородичный храм, который стал для многих оплотом веры, надежды, спасения. Здесь протекал святой источник. Сюда с Ближнего Востока казаки привезли крест с вмонтированной в него частицей Животворящего Древа. Была великая святыня подарена казакам или захвачена в бою и куда потом исчезла, неизвестно. Упоминание о ней имеется в научных трудах знаменитого исследователя и краеведа академика Д. И. Яворницкого. Городок под названием Самарь стал тогда форпостом всего Приднепровья. В нем, кроме казаков, жили рыбаки и охотники, здесь швартовались корабли из разных стран. Будущий Екатеринослав начинался именно отсюда. Это были его северные врата. Потом пришла беда – чума, смерть. Те, кто остался жив, переселились в другие места. Настали тишина, забвение. Шли годы, века…

Они всё знают наперёд,
Не всякий против них отважится
Восстать, как старый Дон Кихот,
По крайней мере, им так кажется.

И появились неспроста,
Их каждый век рождает заново.
Они – противники Христа,
Проклятие колена данова.

Для них мы все – не больше мух,
Что не живут, а дурью маются.
Торопит время злой пастух,
А солнце буддой улыбается…
2011

Я устала бродить по свету,
Мне дороже теперь - покой,
Но я помню прохладное лето,
Помню, Храм стоял над рекой.

И была я тогда девчонкой,
Гордо мерила жизнь свою,
Все мечтала, на кинопленке,
На весь мир о себе спою.

Обманули меня дороги,
Кинопленка сгорела та,
Но все чаще мне снится строгий
Лик, смотрящий на нас с Креста.

И все чаще, совсем живая,
Богородица там стоит,
И с деревьев листы слетают,
А душа о любви молчит.

И молитва Пречистой льется,
За заблудших, таких, как я,
И над Храмом, опять проснется,
Небо звездное, все в огнях.

Я устала бродить по свету,
Мне найти бы теперь покой.
Ищет сердце в любви ответы,
Богородица, нас покрой!
 

Всегда, то же ощущение: времени, наполненного вечностью, полноты, тайной радости. Из дневников Александра Шмемана

Время останавливается в храме,
Где по полу движутся лучи.
То застынут на оконной раме,
То теплом согреют кирпичи.

А над кирпичами образ Божий
Оживет и смотрит на тебя.
И через Него весь мир любя,
Ты замрешь от благодатной дрожи.

Время останавливается в храме
И дрожит на кончиках свечей.
И перед тобой в небесной раме
Божий мир в сиянии лучей!

21 августа 2011 года