Я услышала случайно,
От прохожих слово «Спас»,
Чудо чудное, чья тайна —
Откровенье без прикрас.
На горе Фаворской светом —
Сам Господь являл себя,
Белоснежностью одетый —
Говорили те, любя
Этот праздник всей душою.
Солнце охрой красит лист
С августейшею порчею,
Трав ковер еще искрист
В конце пути земной недолгой жизни,
Господь Иисус Христос ученикам
Дал откровение, без зла и укоризны
К распявшим Его, будущим врагам.
Сказал, что примет смерть через страданья,
И что за правду будет Он распят,
Вберёт в Себя все муки и рыданья,
Унижен будет с головы до пят.
(Из цикла «Времена года. Церковный календарь»)
На Фавор, в преддверии страданий,
Чтобы помолиться на вершине,
Бог взошёл с тремя учениками*
И преобразился перед ними:
Ризы белым светом заблистали,
А Лицо — как солнце в яркий полдень,
Так Христос открыл сиянье славы
Тем, кто будет видеть Крест Господень.
Осень… Небо уже бесконечно далеко, и облака потеряли свою торжественную пышность. Шелестят уныло листья тополя, тоской переливается в них вечернее блеклое солнце. Вот и еще одно лето отжито, еще одна весна, и никогда, никогда не повторятся они в моей жизни. Каркает ворона, кличет ночной холод и тьму, и торопливо сбиваются в стаи галки. Природа умирает потихоньку, а вместе с ней умираю и я. Вот тебе, человек, неба кусок, тепла месяцок, да и будет. Живи — затухай.
Как больно отпускать этот полуденный зной, эти тихие теплые вечера, розовые зори, праздничную зелень растений!.. Что впереди? Впереди промозглые ветры, зябкость в пальцах, свинцовые тучи, дожди, дожди, дожди…. А потом морозы, дни с воробьиный шажок и погребальный саван снега. Тоска, успение.
В далёкие незапамятные времена, когда землю аланов завоевали полчища Тамерлана — Тимура Хромого, среди воинов великого восточного полководца был один, которого звали Алихан. Во всём войске не было другого такого человека, которого бы так презирали все вокруг — был он заносчивым и драчливым, да к тому же не в меру жадным. Когда армия Великого Хромого входила в какое-нибудь селение завоёванной страны, воины, как это обычно бывало в те века, занимались грабежами, но Тамерлан строго-настрого запрещал обирать храмы и даже входить в них — он очень боялся, что боги чужой страны могут наслать на него и его людей мор, неудачи или голод. Однако Алихан чаще всего не обращал внимания на запреты и, едва только была возможность, входил в святилища и выносил из них золотые украшения, дорогую утварь — в общем всё, что можно было взять с собой.
Слезами вечности умоюсь,
Привычно вдаль перекрещусь,
Прими, просоленное море,
Слова любви из грешных уст.
Прими сомненья и обиды,
Прими оживший, светлый взгляд,
Вновь пожелтевшим старым бивнем
Растёт гора сквозь боль преград…
Нырну в уснувшую стихию,
Воскресну нежной бирюзой,
И будет снова демон хитрый
Бродить невидимо за мной.
Хрупкий рождественский шар
в ризу цветную одет.
Дет–sky-а ангел-душа
также хрупкá… И рассвет
розово-нежный – овал
лика дитя… Бирюза
неба – в глубинах зеркал –
детских наивных глазах…
Не урони, не разбей
хрупкий рождественский шар!
В каждом: во мне и в тебе –
дет-sky-а ангел-душа.
Sky[skai](англ.) – небо.
В августе слышно дыхание осени –
Шелестом ветра трепещет эфир.
Небо тяжёлое с редкою просинью
Давит на весь остывающий мир.
Ветер на листьях сухих тренируется,
Хочет сорвать их и вдаль унести.
Кружится вихрем, несётся по улице,
Пылью густой заметает пути.
Данилка — обыкновенный мальчик, только еще очень маленький. Он недавно родился. И как у всех детишек, у Данилки есть две ручки (маленькие-маленькие), две ножки (чуть-чуть побольше), круглый животик с пупочком-пимпочкой, две забавные ямочки на щеках, вздернутый носик, улыбчивый ротик и два внимательных глазика-бусинки.
А еще у Данилки есть папа и мама, которые его очень любят. И бабушка, которая рассказывает ему сказки. И кроватка, в которой Данилка спит.
Спит Данилка много, ведь во сне он растет. Даника спит дома в кроватке, на прогулке в колясочке и даже во время еды — он спит у мамы на руках. А что же снится Данилке? Об этом я вам сейчас и расскажу.
Сон первый:
Данилка заснул и ему снится, что он в животике у мамы. Там тепло, темно и очень спокойно. Мамино сердце бьется ТУК-ТУК-ТУК. И так хорошо Данилке от этого тука, и так сладко ему спится! Данилка во сне улыбается.
Знакомство началось со странного вопроса. Маленький человек, почти карлик, с угрюмым круглым лицом и щупленьким тельцем, спросил меня:
— Сколько стоит посмотреть на небо?
Мы сидели в парке на скамейке, вокруг нас всё кричало о покое и тишине. Рядом не было ни души. Я даже не заметил, как появился этот непонятный, странный субъект. Краем глаза взглянув на него, я снова уткнулся в газету, не желая тратить время на сумасшедшего.
И он больше не беспокоил меня, просто сидел тихонечко рядом. Спустя какое-то время я снова взглянул на него. Казалось, он окаменел, умер, только по его непропорционально большому круглому лицу текли живые слёзы. Я тоже застыл в изумлении.
(на украинском)
Річечка в'ється мов стрічка вузенька,
Тихо дерева шепочуть.
Мила хатина у балці низенькій,
Снишся мені ти щоночі.
Сад яблуневий, каштан коло хати,
Вишня старенька край двору;
Он до водички біжать каченята,
Спить цуценя у коморі;
Человек, познавший очень много,
Не жалея времени и сил,
Родину, правителей, знакомых
Как великий праведник судил.
Стрелы слов в сердца людей вонзались,
Истребляя мир, уют, покой…
Судьбы и столетия казались
Беспробудной, непроглядной тьмой.
Падший ум гордыня поучала,
Как «любить», «бороться» и «страдать»;
И путей земных не освящала
Светом Неба – Божья благодать.
8.02.2011 г.
Однажды пения урок
Решила дать ворона,
Хоть и не знала в этом толк,
Собой была довольна:
– Певца, искуснее, чем я
Нигде вы не найдете,
Со мною даже соловья
Легко перепоете!
Жил в середине прошлого века в станице Зеленчукской казак Никифор Степко. Справный был казак Никифор. Имел он на берегу реки крепкий большой дом с резными наличниками и дубовыми ставнями на окнах, богатое хозяйство, красавицу-жену, которая подарила ему четырёх сыновей и малютку дочь за семь лет их счастливой совместной жизни. И знали станичники, что редко где можно найти в станице и в окрестных селениях такой пышный и вкусный хлеб и такую чистую и крепкую водку, какие водятся в доме казака Никифора. Знали также, что Степко — человек серьёзный, на все руки мастер, да и не из робкого десятка, в чём не раз могли убедиться его товарищи во время прошлых боевых дел.
«Мы все капитулянты перед блудом. Потому и войны нет, что все сдались»
— Отец Андрей, для кого разговор об этой страсти актуален, если он сегодня актуален вообще?
— Один человек просил о помощи другого человека: я мучаюсь от разных помыслов. А тот ему говорит: если бы у тебя не было помыслов, у тебя были бы дела…
Если человек не распознает у себя помыслов блуда, которые он ощущает как вторжение в себя и что-то чужое, значит, он настолько погружен в блуд, что даже этого не замечает.
Когда закончатся слова,
В распахнутое сердце влетят осколки.
Полутьма. Пронзают эхом кривотолки
И жгут дотла.
Холодной тишиной залит
Безумный мир. Купается в трущобах
Пустота. Не дотянуться в небоскрёбах -
Рука слаба.
Застыли капли на стекле
Чужой души, и льдом укутала глаза
Неправда. Там притяжение к земле -
За грех награда.
Праздник не зависит от погоды:
Божие дожди – все ж благодать.
Спас медовый, радость для природы!
От унылых нас чего ей ждать?
Мечемся по заданному кругу...
Кем? Когда? Чем праздность оправдать?
И многозаботливость-подругу
Научить неспешности плода?
Там, где нужно соучастие,
Недостаточно сочувствия.
Зорким взглядом, без пристрастия,
Оцени беды присутствие.
Злое слово – «безразличие»,
Богу мерзко равнодушие.
Прояви души величие,
Покажи своё радушие!
Нет на Северном Кавказе, пожалуй, ни одного перевала, ведущего на южную сторону, где нельзя было бы найти следы сражений великой Отечественной войны. Марухский и Санчарский перевалы, Наур и Дамхурц, которые стали местами воинской доблести и мужества наших соотечественников, сегодня известны очень и очень многим. Но мало кто знает, что были ещё десятки горных троп, иногда даже не обозначенных на самых подробных картах Генштаба, где так же прошла война и где до сих пор остались лежать солдаты, а их могилами стали вечные льды или скалистые склоны и гребни горных хребтов. Тогда, в сорок втором, стрелки из «Эдельвейса», встретив упорное сопротивление на основных кавказских перевалах, пытались пробиться через любые, самые труднопроходимые щели, чтобы зайти в тыл тем, кто стойко держал оборону на главных тропах к Чёрному морю. И тогда дорогу им преградили небольшие отряды, чаще всего недостаточно обученные и вооружённые, намного уступавшие захватчикам в специальном снаряжении для хождения по горам.
Никто никому не нужен,
никто никому не важен.
Каждого бьёт каждый —
мы умираем дважды.
Трупами полон город.
Толпами правит голод.
Мир покидает жажда —
мир умирает дважды —
жажда любить по Богу.
Господи, что им проку?
Плачу над ними богом,
плачу над нами с Богом.
