Омилия

Литургия воскресная в соборе отслужена, тихо, спокойно в ризнице. Неспешно сняв облачение, переодевшись и водрузив оное на его место в шкафу, отец протодиакон направил свой неторопливый шаг к дому. Уже у самых ворот его остановил голос отца Виталия, секретаря епархии:

— Отец Сергий, подожди!

— Отче, что уже случилось?

— Ты послезавтра с кем на выезд поедешь?

— Ни с кем. На своей машине.

— Сам?

— Сам. Матусенька моя с хором едет.

— О! Тогда я с тобой. Не против?

— Не вопрос.

Ничего нового не услышит православный человек, если скажу ему что-нибудь на тему вечной жизни. Потому что именно о своей участи в ней он обеспокоен более всего.

Я часто слышу фразу «как хорошо тем, у кого есть люди, которые помолятся за близкого человека, ушедшего из жизни» - слова эти - невольное выражение степени озабоченности об устроении своей души в потусторонней жизни.

Верующему куда легче осознавать неминуемость собственной смерти, когда заручится молитвенной поддержкой близких людей, как если бы в момент ее прихода рядом с ним находился кто-то и держал его за руку – он спокойнее бы пережил рождение в иную плоскость существования.

Я смотрю на свою человечность (смотрю, как смотрят в зеркало? или как смотрят в окно?) - она всегда одна и та же, хотя и по-разному выражается, выглядит. Что она такое во мне, если я могу на неё посмотреть, но всегда не вполне? Я ли - эта моя человечность? Или она что-то моё? Или даже не моё?
Если человечность - МОЁ, то что такое Я? Вот о чём вопрос «быть или иметь?». Быть человеком - это слиться воедино с тем самым «МОЁ», на которое можно посмотреть отстранённо? Слиться, не сливаясь? О чём свидетельствует дистанция между мной и моей человечностью? Что такое Я и не Я - по отношению к моей человечности?
Моя человечность смотрит на меня, когда я смотрю на неё? И если смотрит, как она смотрит и зачем? Что она видит - с какого ракурса смотрит?..

         ОТДАНИЕ

Светлое Преображенское тихо заснежено.
Ни воздыханий здесь нет, ни печалей, ни болестей.
Литии  петы - иные не надобны почести;
Сладость блаженная птичьего многоголосия,
Вечную песню споют в свой черёд воды вешние.

Горько - рябиновы, чудятся речи неспешные:
"В стылую землю сошли, как один, на Отдание...
 Радость бездумно растратили светлого Праздника;
 Нового ждём, как умеют одни безнадежные.
 

 Нам бы обнять вас, живущих скорбями и бедами,
 Пусть не руками - так сенью крестов запорошенных.
 Мир тебе, нас потревоживший странный прохожий. Ты
 Помни о нас. Помолись, и ступай, куда следовал".

                  ДИПТИХ

                  Сойду и посмотрю, точно ли они поступают так,
                  каков вопль на них, восходящий ко Мне, или нет;
                  узнаю.
                                                                                   (Быт.18:21)

Что-то стряслось. Над рекою послышались выстрелы, крики:
Люди бежали и падали, и тяжело поднимались,
С шашками молний, бегущих разящих, не в силах тягаться,
Скрыться спешили от света в бездонно - утробных трущобах,
И замирали в снегу, в небеса заглядевшись, должно быть.

         МОЛИТВА

Снегом занесён балкон,
Выстрелов не слышно.
За чужим стою окном;
Вот и всё: не вышло.

Смят петиции листок,
Красный плат и белый.
Ни к чему ни тот, ни тот:
Что теперь поделать?

Кто-то поднял за рукав
Вежливо, но твёрдо.
Ах, какой над всем закат!
Завтра будет вёдро.*

Снова ль к постригу сведут,
Ножницы наточат?
Препояшут, поведут,
Да куда не хочешь.

Снег истоптан на мосту,
Пьян от алой влаги.
Не хоругви понесут -
Факелы и флаги

Дети тех, кто верил мне,
Да сошёл в могилу.
Гаснет день в чужом окне.
Господи! Помилуй...

*вёдро - ветренно (см. Мф.16:2,3)

         ПЛАЧ

- Ваня! Ваня! Что случилось?
- Мама! Крики, хрипы, стон...
- Тише, детка! Вот лучина,
  Вот лампадка у икон.

  Ваня! Ваня! Что ты видел?
  Бледен ты, и весь дрожжишь!..
- Видел, как людей давили,
  Слышал грохот чёрных крыш.

  Проклят, проклят этот город,
  Этих улиц гул и гвалт...
  Видел, как отец Григорий
  На ногах не устоял,

  Как сверкнули жарко шашки,
  Не щадя святых икон.
  Мама, мамочка! Мне страшно.
  Ну скажи, что это сон!..

         ХОД

Какая сила со всех сторон!
Кресты, хоругви, и огнь икон.

Одним из первых ступить на мост...
Но кто-то в сером воскликнул: "Товсь!",

И так же: "Цельсь!", и на выдох: "Пли!" -
На снег пречистый легли, легли...

Качнулось небо, качнулся крест
И вскриком с крыш отозвалась жесть,

Но что для певчих ружейный гвалт?
Спаси же, Боже, люди твоя!

         ДИСПОЗИЦИЯ

Утро. День второй от Рождества.
Со всенощной - белый снег игристый
Умастил пути от всех застав
Образам Спасителя с Пречистой.

Крестный ход под колокольный звон:
Помогай нам, праведный Обручник!
Свет по непокрытым головам...
Что ж не весел, господин поручик?

От того ль, что утром генерал
Строг и ласков перед серым строем,
От того ль, что конь под ним взыграл,
Словно различил команду "к бою"?

Всё вокруг, на что ни кинешь взгляд -
Купола, фасады, площадь, крыши -
Поновил пречистый снегопад...
Что на белом - белом первый залп
Алыми чернилами напишет?

Целый мир за окнами мелькает,

Ну а я гляжу на всё подряд,

Что о жизни мы такого знаем,

Что о ней и эльфы говорят?

Что вокруг особое сиянье –

Для всех добрых – глубже и видней,

Что над всем – особенная тайна,

И что чай в кафе причастен ей…

Эльфы ближе, чем казалось людям,

Но врата в Волшебную страну

Не найти, где люди криво судят,

Там, где надо глубже заглянуть.

И в молчаньи, посмотрев украдкой,

Где-то в сердце тихо произнесть:

Пускай люди всюду не в порядке,

Но порядок над всем миром есть!

Вот такое услышалось мною. Сказано просто, ненавязчиво. На самом же деле эти слова гораздо глубже, чем кажутся, на первый взгляд.

«Вот вам, детки сладкие подарочки за труды ваши… подходите, разбирайте, но помните, из коробки в ротик - не более трех конфет в день… ведь вы же не хотите оказаться в гостях у дяди-или-тети-стоматолога…». Это – фраза нашего архиерея, владыки Пантелеимона, адресованная «ангелочкам», которые поздравляли его с Рождеством Христовым в один из святочных дней.  

Несомненно, архипастырь, вручая ребятне лакомства за их непосредственное и искреннее славословие рожденного Богомладенца, любвеобильно и заботливо шутил.

Из дневников

Человечность — всегда подвиг, ибо она растёт из Бога. Христос подарил её нам своим подвигом, и усваиваем её мы только посредством подвига — возвышения над самим собой, преодоления своей малости и ограниченности. Мы словно забыли об этом, и потому люди подвига уже чуть ли не смешны в глазах многих, во всяком случае подвиг — это нечто устаревшее, мало кому интересное, даже глупое. Потому и человечность так редка в наши дни. Особенно системная, социальная. А ведь человек — существо социальное, и не только, не столько в смысле стайное, сколько в смысле получения человечности как некоего культурного опыта. Который легко можно реверсировать, т.е. обратить в противоположную сторону. Культура легко превращается в антикультуру — теми же методами, и точно так, как социум творит человека, он может расчеловечивать — теми же путями и методами.

Как мелко они говорят о высоком!

Как мало они понимают его!

«Давайте-ка так, и спиною, и боком!»,

Но только о сути совсем ничего…

Так знает червяк корни древа большого,

И знает, какие они в глубине,

Но он остаётся с червячьей душою,

И слушать его так не хочется мне!