Мне старая снилась тоска
О времени без мимолетности,
Без частых секунд – там легка
Материя сердца без плотности.
В утробе любви – немота,
Привита здесь любящим фобия,
Рекламная пленка пуста,
Хоть рая зеркалит "подобие".
А утром - жилище и боль,
Усталость и жизнь, как условие
Успеха, придумана роль,
Но весь диалог - пустословие!
Но помню иной разговор,
Адам, дивный мир нарекающий,
На Млечном Пути нам укор -
Мир подлинный и ускользающий…
Не миновать потери.
Хотя каждый верит,
Что это его не коснется.
Реальность смеётся
Попытке за двери
Выйти, поверить
В то, что не воплотить.
Смотри, тянется нить
Фантазий из прошлых веков
Мертвых и дураков.
Нет, не Творца велением,
Нет, не по плану гения
Мелочность правит бал.
В слабости душ, в растлении
Общества потребления
Век на земле настал.
В обществе потребления
Не высоки стремления,
В суетном – счастье дней.
В обществе потребления
Краткие наслаждения
Правят умом людей.
В определенном возрасте начинаешь чувствовать, как стремительно бежит время. Раз – и нет недели, два – месяц пролетел, три – опять лето наступило. Еще вчера казалось, что все события текут сами собой, а сегодня понимаешь, что пора принимать какие-то эпохальные решения.
Бадри Тевзадзе, 38-летний мужчина в самом расцвете сил и в меру упитанной наружности, решил жениться. Своей карьерой в Министерстве юстиции он был вполне удовлетворен и стал всерьез рассматривать возможных претенденток на звание калбатони Тевзадзе.
Прожить нам хотелось иначе,
Да вышло своим чередом.
О нас даже ангелы плачут –
И капают слезы дождём.
День закончившийся скомкан,
Темнота коснулась крыш.
Давит ночь-головоломка
И, естественно, не спишь.
У каждого человека неспроста две руки. Одна из них щедрая, а другая — жадная. Вот бывает махнёт человек щедрой рукой и осчастливит кого-то. Но тут же скажет себе: какой я дурак — никто этого не делает, я один, осёл! И так замашет жадной рукой, что всю щедрость из его души, как ветром сдует.
Большинство людей такие, потому и мир таков, как есть. Люди боятся своей щедрости. Уж лучше бы жадности боялись, ведь не дать нужное вовремя страшнее, чем дать. Не сделать должного вовремя — считай погубить.
Хлеб икрою чёрной мажут
Рыцари подхалимажа.
С барственных столов подачки
Подбирают, как собачки.
Лизоблюдству — честь и слава.
Чуть нагнулся, прыг в халяву.
Коль спина не гнётся, что же...
В дар прими Прокруста ложе.
На Литейном прорублена прорубь,
Одиноко поземка рыдает.
Как меня, окруженную горем,
Холод с голодом убивают!
Точно как в детстве –
Прижавшись ухом к ракушке,
Слушать,
Словно внутри – океан,
От изумления
Почти не дышать,
Также – могу я не спать,
И всю ночь напролёт
Смотреть
На твоё лицо,
На брови, взлетевшие ввысь,
На тихий спокойный лоб -
Их оберегать,
Как когда-то давно ракушку –
Прятать в тайник души –
И слушать, и слушать, и слушать
В твоём дыхании – Жизнь.
Марика сидела в кафе с полными слез глазами и переосмысливала катастрофу, которая в одночасье перечеркнула так красиво распланированное будущее.
Вокруг слышалась негромкая немецкая речь. Из настенного телевизора ведущий скороговоркой вещал новости.
Душа Марики плакала и стенала от людской подлости.
Это ж надо было пройти столько мытарств, погубить лучшие годы в чужой семье, мучиться ностальгией в этой прилизанной Германии – и всё для того, чтоб в один день остаться у разбитой семейной лодки и вдобавок без львиной доли своих сбережений, утекших в неизвестном направлении.
Проблем на самом деле две: и чтения, и письма. Наверняка есть люди, которые пишут чаще (и больше), чем говорят. И это вовсе не писатели, а рядовые пользователи интернета. С его приходом письмо стало простым актом коммуникации, из него уходят усилие, напряжение. Это и хорошо, и плохо.
Хорошо потому, что в «письме без усилий» много речи, а речь — самое живое и пластичное из языковых возможностей. Плохо, потому что люди отвыкают от того, что письмо может быть еще и искусством. Все больше людей читают на работе с экрана компьютера, то есть в помещении, где в открытые двери заглядывают неотложные дела и в любую минуту может зайти непосредственный начальник. Какие тут к дьяволу мандельштамовские «опущенные звенья»?
Расфокусированный взгляд читателя, в том числе профессионального, вот основной и, похоже, неустранимый дефект новой ситуации. Читатель не имеет в виду собственно художественные свойства текста и начинает раздражаться, когда тот состоит не из «информации», а из слов и фраз. Видимо, это воспринимается как покушение — навязывание лишних усилий. Те, кто продолжают читать, читают очень быстро, то есть бегло. Не столько читают, сколько проглядывают, прикидывая: то ли они читают. Медленное чтение для них — как пластинка не на той скорости.
Во мне что-то лопнуло. Какая-то часть меня отвалилась, и звякнув, покатилась по асфальту.
Я растеряно огляделась. Ничего. Покачала головой и пошла вперед, не оборачиваясь.
Все равно теперь не починить…
На автобусной остановке сидел большой лохматый пес. То ли он устал, то ли ему было жарко, но он тяжело дышал, высунув язык.
- Привет. – сказала я псу.
Он мигнул добрыми глазами. Закрыл и снова открыл свою пасть, будто здороваясь со мной.
Подошёл автобус, и я, не глядя на номер, нырнула внутрь.
От потери моей детали, я чувствовала себя опустошенной. От взгляда собаки внутри стало тепло. Я была словно рукавица, забытая кем-то на тумбочке под зеркалом - пустая и теплая.
Смерть может быть приношением Господу, а может быть бессмыслицей. Так говорит нам Священное Писание. Например, незадолго до своей кончины апостол Павел написал: «Я уже становлюсь жертвою, и время моего отшествия настало» (2 Тим. 4:6). Греческое выражение, переведенное как «я уже становлюсь жертвою», буквально означает «я уже возливаюсь». Здесь используется греческий глагол, обозначающий возлияние жертвенной крови на жертвенник. Получается, что апостол осмысляет свою приближающуюся смерть как жертвоприношение.
Комментируя данное место, блаженный Августин пишет: «Павел говорит, что отдается на заклание, а не что умирает; не то чтобы тот, кого отдают на заклание, не умирал, но не всякий, кто умирает, отдается на заклание». Итак, смерть может быть приношением Богу, но такую смерть надо заслужить. «Не всякий кто умирает, отдается на заклание» — т.е. не всякая смерть прославляет Господа.
Он просил: «Не спите, други! Други!
Выспитесь попозже, на досуге — без Меня».
Но други крепко спали —
от всего безумно уставали.
Что поделать? С каждым ведь бывает:
сон порой, как смерть одолевает.
Спите,.. спите,.. други и округа... —
всё равно уже проспали Друга,
проболтали на ФБ, Вконтакте,
в Твиттере профитькали. Абстрактен
этот Друг, а тот, другой — милей:
он понятен и давно родней.
В сказочной повести Сергея Марнова «Имон или пожертвованное детство» есть всё, что должно быть в хорошей детской книге. Маленькие (да и большие тоже) непоседы увлекутся интересным сюжетом, где есть и погони, и похищения, и схватки с бандитами, и колоритный (иногда даже немного хулиганский) юмор, и еще много-много чего. Серьезные педагоги, полагаю, найдут книгу полезной в воспитательном смысле. Повесть выдержана в лучших традициях детской литературы, где добро побеждает зло и есть множество прекрасных примеров для подражания. Книга учит добру, состраданию, настоящей дружбе и готовности всегда прийти на помощь, особенно к тем, кто слабее. А сентиментальным читателям при чтении, наверное, не обойтись без носовых платочков.
А сегодня на утренней лодке
Плыл Христос, раздавая хлеба,
В окружении ангелов — Кроткий,
Время билось в раздольный набат.
В духоте запыленной юдоли
Мимо шли, пробегали года,
Города прошагали по полю,
Землю трав для бетона отдав.
«Зорко одно лишь сердце.
Самого главного глазами не увидишь».
(А. Сент-Экзюпери
«Маленький принц»)
Христианская жизнь всегда предполагает развитие человека. Нужно постоянно пребывать в поиске чего-то светлого и лучшего. Важно понять, что Евангелие обращено к нашему сердцу. Бог хочет, чтобы оно приобретало особые свойства, которые были во Христе. Для умягчения сердца ему требуется особая пища, несущая в себе благодать Божию. Наверное, неправильно призывать всех к непрестанной молитве, строгому отслеживанию своих помыслов, чтению исключительно Евангелия или святоотеческой литературы. Безусловно, всё это нужно, но требуется и нечто ещё. Речь идёт о накопленном опыте, скрытом в различных произведениях классической литературы.
Зима Лазаря.
о.Андрей Спиридонов
Пусть четыре времени года
Уместятся в четыре дня.
Кто-то плачет над собственным гробом:
Этот мир – что на шее петля.
Всюду тленье опавших листьев.
Помнишь строчки: «смердит уже»?
Если б не было горьких истин,
Мы застыли бы в сладкой лжи.
Я вне политики, я вне
Судьбы, событий и народа.
Живу легко я, как во сне
И не страшна мне непогода.
