Низость мира всходит урожаем,
подлость мира строит свой дворец,
и лакейство мира, дорожая,
верит, что и дьявол суть — творец.
Мелкие, ничтожные людишки
продают святыни за пустяк.
Глупостью надменные мартышки,
бойтесь скорбного «Да будет так!».
Коль опустит руки всяк просящий
вашим просьбам положить конец,
вы проснётесь — станет настоящим
тернием колючим ваш венец.
Как страшен равнодушия порок!
О, теплохладность, нет тебе предела.
И самомнение, накопленное впрок,
рядится ныне в праведность без дела.
Как страшен человек своим лицом,
когда не видно отраженья Бога:
его душа, для Бога недотрога,
пред дьяволом гуляет нагишом.
Мой траур по безумцам из безумцев;
по жизни, для которой жизнь — Господь.
Роскошный приговор — любви презумпция,
когда бесстыже разгулялась плоть.
Спесь человечья с пеною у рта
отстаивает право на погибель.
Ужели близится последняя черта
в нечеловеческом судьбы изгибе?
Как безумные свиньи
на краю пропасти
беснуются.
Достоевского
страшный сон.
И мой.
Дикий визг —
в ушах и сердцах
дыбится.
Христы
среди рыл,
спящие.
Бог
немой,
страждущий,
прости!
Мир, как надгробие —
сплошной бетон и камень
дешевый самый:
тяжесть, плотность смерти*.
Зло, сотворённое не нами
или нами
умами правит —
и живых не терпит.
Под Солнцем Правды
над сердец бетоном
так величаво странна
песня.
Нет, мир не станет
её певчим домом,
лишь сердце
приютит надежды.
---
* Для верного понимания смысла стоит прочесть эссе «Плотность жизни»
Не сочиняйте лица — маски лгут:
бездушно, бессердечно и серьёзно.
Они вас по траншеям поведут,
просчитывая казни скрупулёзно.
Лицо — нерукотворно, чудный дар,
божественной любви произведенье;
оно без Бога — попранный Икар
бескрылый, падаль восхожденья.
Проклятая безликость так подла —
за маской прячется её уродство.
И будет смерть торжественно бела,
отыгрывая право первородства.
