Инна Сапега. Проза

Дети сильнее взрослых. Чище, проще и сильнее. Может, потому взрослым порой и хочется сокрушить эту детскую силу, чтобы самим не казаться слабыми? Как будто выиграв в борьбе с ребенком, можно доказать свою состоятельность. Как родителя, как педагога, как взрослого человека...

«Послушайте, мамаша, Ваш сын ест снег!» — подходит ко мне на горке чей-то папа.

«Спасибо!» — честно скажу, я почти пропускаю его слова мимо ушей, сейчас я поглощена своим вторым ребенком, маленькой дочкой, сидящей у меня в рюкзачке и хныкающей.

«И Вы так спокойно...» — возмущается чужой папа.

Поднимаю глаза: «А Вы что в детстве снег не ели? Я — ела!»

Это была первая Лёшина Ёлка. И Лёша ждал её с нетерпением. Ещё бы — ведь там будет настоящий Дед Мороз, и, говорят, живая обезьянка.

Утром мама достала сыну его любимую рубашку с лошадками и синие теплые штанишки. И Лешка даже разрешил себя причесать.

— Какой ты большой! — вздохнула мама.

— Я — большо-о-ой! — согласился мальчик. И тут же уточнил: — Сколько мне годиков, мам?

— Три с половиной!

— Да, три... — Лёша внушительно оттопырил четыре пальца. — С половиной!

Дурацкое состояние.

Мы стоим с Дениской в храме. Литургия. Я реву. Ничего не могу поделать. Реву в два ручья. Если бы не протяжное «Иже Херувимы», я бы, наверное, завыла. Но в храме поют: поет хор, поют Ангелы. Выносят Дары. Выть совестно. Я — реву.

— В храме мальчику надо снимать шапку.

В который раз шипит сзади сердитый голос. Так бывает всегда. Хочешь — чтобы тебя никто не замечал, будешь главной мишенью. Искушение называется. Наклоняюсь к Дениске. Шепчу: «Давай снимем шапочку..». Сын непреклонен. Продолжаю реветь.

Почему я реву? Я сама не знаю. Наверное, предродовой психоз. Повышенное содержание в крови каких-то гормонов. Или пониженное — других. Как результат: плаксивость, эмоциональность и прочая дребедень. По крайней мере, так пишут в женских журналах. Но может, дело не только в физиологии, а в наших страстях? В том самом падшем Адаме, или в согрешающей Еве, сидящих во всех нас.

«Вообще-то Ленька никакой не ботаник, он просто ужасно умный. До такой степени умный, что ничего кроме своих книжек не замечает». — думала Зоя, глядя на своего соседа по парте.

Они сидели вместе уже не один год. Как-то, кажется, в пятом классе, мудрая классная дама посадила девочку-болтушку к тихому отличнику. И Зоя стала сидеть с Леней.

Уже тогда Ленька был каким-то странным. Он всегда ходил в очках в толстой роговой оправе, в темном шерстяном костюме и с сумкой через плечо. На переменах, когда весь класс срывался с мест, орал, визжал и стоял на головах, он сидел за партой, уткнувшись носом в очередную книгу по истории — и с таким упованием её читал, будто находился у себя дома на диване. И даже если Макс, известный задира, подбежит и бахнет его здоровенным томом по голове, он только поднимет свои глаза, несколько раз моргнет, улыбнется, и снова примется читать.