Такая служба

— Всенощная служба сегодня закончена. Спаси, Господи, за совместную молитву и усердие ко храму — произнес священник и развернулся к аналою, где уже выстроилась очередь прихожан, желающих исповедоваться. 

Все остальные зашевелились, разворачиваясь к выходу. Я влился в попутный поток выходящих, направляясь к окошку свечной лавки, заказать на завтра поминальные записки и купить свечей. Маленькая такая хитрость, чтобы утром в воскресенье не стоять в очереди, проделываю это все накануне вечером в субботу. В дверях неожиданно возникает небольшая сутолока. Кто-то пытается двигаться «против течения». Наконец, в храм, перекрестясь, входит широкоплечий бородач. Огляделся и тут же, широко улыбаясь, направился ко мне:

— Сергей! Здравствуй! С Праздником! 

Я вгляделся 

— Михаил? Ты? — я обрадовано троекратно обнял его по православному обычаю — Давно освободился? Ты где сейчас? И как? 

— Год и семь месяцев уже. Год пробыл на Валдае в монастыре — Михаил достал из-за пазухи небольшой фотоальбом — Вот, я в подряснике и скуфейке на колокольне.. Сейчас устроился на работу дворником в Митино. Живу с женой… 

— А чего же не остался в монастыре? 

— Да я уже и к постригу готовиться начал, а как наместник узнал, что у меня в миру осталась жена и дети, сказал: «Иди к ним. Помогай им спасаться. Там ты будешь нужнее». — Михаил перелистнул альбом — вот, я вместе с наместником… Вот, это я читаю «неусыпаемую Псалтирь»… Это опять я в стихаре прислуживаю… 

Михаил увлеченно перелистывает фотоальбом, а я, глядя на его иссеченное шрамами лицо и живые глаза, вспоминаю, как познакомился года три назад с этим бывшим рецидивистом. 

Есть в нашем городе «зона». Когда-то она была «образцово-показательной», куда на отсидку направляли элитный партийно-хозяйственный актив за крупные растраты и хищения. Времена поменялись, сменился и контингент. Теперь тут «мотают сроки» рецидивисты и убийцы. «Зона» приобрела все присущие подобным заведениям черты: «паханы», «шестерки», «опущенные», «мужики»… Но при всем этом, когда я упомянул про нее в разговоре с отсидевшим на другой «зоне» парнем, тот завистливо вздохнул: «Слышал про нее. Это не «зона», а курорт по сравнению с другими…» 

Действительно, особенностей тут хватает. Взять хотя бы процедуру прохода в «зону» священника и людей, его сопровождающих, для проведения еженедельного богослужения. Все мои представления как это должно быть, рухнули после того, как прапорщица на КПП, увидев нашу «команду», улыбнулась, поздоровалась, пересчитала всех по пальцам и нажала на кнопку открывания замка. И все! Мы, держа в руках большие сумки с продуктами, собранными с поминального стола в нашем приходском храме, очутились уже на территории «зоны». Никто на сумки даже не взглянул, не то, что досмотрел… Хотя нет, была некоторая неловкость, когда прапорщица, как бы ненароком, спросила: 

— А что это у вас в бутылочке? 

Прямо поверх всего в сумке с облачением лежал небольшой пузырек с кагором. Кагор — обязательная составляющая Святых Даров, необходимая при совершении Литургии. Все это знают. Спиртное в «зону» проносить нельзя! Это тоже всем известно. 

— А это масло освященное — нашлась наша спутница Лариса Назаровна, в то время как отец Петр смущенно заталкивал пузырек вглубь сумки. 

— А-а-а, маслице… — тогда конечно-конечно — понимающе закивала головой конролерша. Весь ее вид говорил, что она прекрасно все поняла, и ее замечание относилось только к тому, чтобы посетители просто убрали кагор, а не несли его демонстративно по всей территории. 

— Ну, что же вы так, батюшка? — попеняла уже на улице Лариса Назаровна. 

— Сам не знаю, всегда прятал, а тут наверх выложил как специально — виновато ответил ей отец Петр. 

Еще двое-трое внутренних ворот, щелкающих замками при нашем приближении, и мы оказались перед тюремным храмом. 

Несколько молодых ребят в униформе сидели на низеньком железном заборчике. Двое из них, увидев священника, быстренько затушили сигареты и бросили аккуратно окурки в урну. Все встали и пошли навстречу поздороваться и взять благословение. Прихожан едва ли больше, чем нас, пришедших для проведения службы. Из храма выглядывает еще один мужчина средних лет, выходит, здоровается со всеми и протягивает мне руку: 

— Михаил. 

— Сергей. 

— Ты петь будешь, или читать? 

— И то и другое, если скажут. 

— А я петь не умею, у меня голоса нет. 

— Голос есть у всех, кроме немых. Иногда не бывает координации между голосом и слухом, но в большинстве случаев это исправляется занятиями. 

— Кто же тут с нами заниматься будет? 

— Бог даст — освободишься и займешься. 

— Мне до этого еще четыре с половиной года. 

Лариса Назаровна вместе с остальными нашими певчими пошла в храм зажигать лампады и ставить свечи, разбирать принесенные сумки. Мы с Михаилом продолжаем в легко завязавшемся разговоре коротать небольшую паузу, пока один из прихожан в сторонке шепчется о чем-то с отцом Петром. 

— И много уже отсидел? 

— Два с половиной. Подал прошение о помиловании, но это вряд-ли выгорит. Третья «ходка» ведь у меня. 

— Что же тебе двух первых раз не хватило?