Сказания о святых подвижниках Архангельской земли

«О велицыи сродницы наши, именовании и безыменнии, явлении и неявленнии, небеснаго Сиона достигшие и славу многу от Бога приимшие, утешение нам, в скорби сущим, испросите, веру нашу падшую возставите и люди расточенные соберите, от нас, яко дар, песни благодарения приемлюще» (Служба всем святым, вземле Российской просиявшим. Блаженна, глас 8)

XIV век

Это столетие представлено только двумя биографиями — преподобного Кирилла, выходца из новгородских пределов, основавшего первый монастырь на территории современной Архангельской области — Челмогорский, а также — Святителя Стефана, епископа Великопермского. Преподобный Кирилл проповедал христианство чудским племен, а Святитель Стефан — народу коми. Несмотря на разницу судеб и деяний этих двух подвижников, оба они стали просветителями северных народов, которым принесли, как драгоценный дар, сокровище Православной веры.

Преподобный Кирилл Челмогорский

Преподобный Кирилл Челмогорский был одним из самых первых подвижников благочестия, живших в пределах современной Архангельской области, имя которого дошло до нас.

Он родился в конце 13 века. В возрасте 20 лет пришел в Новгородский монастырь, основанный преподобным Антонием Римлянином. Там принял монашеский постриг с именем Кирилла. В обители Преподобного Антония инок Кирилл прожил шесть лет, а затем отправился странствовать по другим монастырям. В скитаниях он провел 3 года.

В 1316 г. Преподобный Кирилл пришел на гору Челму, которая находилась «в 53 верстах от Каргополя» (1, 504) «между Челмозером и Лекшлюзозером». В это время ему исполнилось 30 лет. Православных храмов и монастырей в тех местах не было, за исключением небольшой Богоявленской пустыни, основанной близ Каргополя старцем Вассианом, который умер за 30 лет до прихода на Челму преподобного Кирилла (7, 222). А местные жители принадлежали к финскому племени, которое русские люди называли «чудью». Чудины в большинстве своем были язычниками. Молились идолам и приносили им жертвы. Лишь немногие из них были крещены. И вот в таких-то диких местах, среди чужого, языческого народа, в лесной чаще, и поселился Преподобный Кирилл. Первую зиму он провел в пещере, которую выкопал себе в горе. Затем построил себе небольшую келью, а при ней — часовню. В полном одиночестве, проводя время в непрестанной молитве, трудах и посте, он прожил три года.

Многие лишения пришлось вытерпеть пустынножителю Кириллу. Ему приходилось питаться только овощами, которые он выращивал на небольшом огороде. Терпеть страхования от демонов. Несколько раз на него нападали подстрекаемые демонами местные жители-чудины. Однажды они подожгли лес, надеясь этим напугать и прогнать пустынника. Однако по молитве преподобного Кирилла пожар прекратился. Другой раз они попытались ограбить его. Но не нашли в его келье ничего, кроме иконы Божией Матери (7, 222). После этого они перестали преследовать преподобного Кирилла и стали относиться к нему более дружелюбно.

Через три года к Преподобному Кириллу пришел еще один монах, по имени Корнилий. Он приходился пустыннику родным братом (8, 504). Но вместе они прожили недолго. Вскоре Корнилий оставил брата и «ушел для безмолвия в другую пустынь». Преподобный Кирилл опять остался один. С Божией помощью он переносил все трудности и лишения пустынного жития, работая Господу.

Но «не может укрыться город, стоящий на верху горы. И, зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем» (Мф. 5. 14-15) Так и святая жизнь Преподобного Кирилла, по воле Господней, не осталась скрытой от людей. Слава о нем, как о великом подвижнике, распространилась среди жителей тех мест. «И к преподобному стали приходить многие христиане, ради назидания и духовной пользы» (8, 504). Приходили и язычники — чудины. Причем, после бесед с преподобным Кириллом многие из них отвергали прелесть идолослужения и становились православными. Новокрещеные чудины «приходили к преподобному и слушали его наставления о вере, о святом крещении и о всех заповедях Божиих» (8, 504). «Трудами преподобного Кирилла христианство среди них стало успешно распространяться» (8, 504), так что «почти вся окрестная чудь прняла от него святое крещение» (7, 222). К концу жизни преподобного Кирилла «в Каргопольской стране не осталось ни одного некрещеного язычника» (9, 725). Так, трудами скромного монаха-пустынника Кирилла бывшие язычники-чудины стали православными христианами.

Так, в посте, молитвах и трудах по обращению местных жителей в Православную веру, преподобный Кирилл прожил в уединении на горе Челме 52 года из 82 лет своего земного жития. Почувствовав приближение смерти, преподобный Кирилл молил Господа дать ему возможность причаститься Святых Христовых Таин. И Господь исполнил его просьбу — его посетил игумен из Вассиановой пустыни Иосиф, который причастил умиравшего пустынника. 8 декабря 1368 г. преподобный Кирилл отошел ко Господу.

Впоследствии, спустя несколько лет после кончины Преподобного, на гору Челму стали приходить люди, которые желали поселиться там для отшельнической жизни. Двумя такими людьми была устроена гробница над могилой Преподобного Кирилла.

Спустя еще несколько лет на месте пустынных подвигов святого Кирилла возник мужской монастырь. Основал его некий иеромонах Арсений. К нему стали собираться те, кто хотел послужить Господу в стенах будущей обители. Постепенно образовалась община из 24 человек. «Сподвижники построили храм в честь Богоявления Господня, завели пашни и огороды» (8, 505). По другим редакциям жития преподобного Кирилла, Богоявленский храм на горе Челме был построен еще им самим, вместе с небольшим монастырьком для тех, кто желал разделить с ним его труды и подвиги (7, 222; 9, 725). В Богоявленском храме под спудом были положены мощи основателя монастыря — преподобного Кирилла Челмогорского. От них стали совершаться многочисленные чудеса, и «слава о новом чудотворце распространилась по Святой Руси. В новую обитель стали стекаться почитатели преподобного Кирилла для поклонения мощам его, приносили сюда свечи, фимиам и все необходимое для пустынников» (8, 505).

Множество чудес совершалось при мощах преподобного Кирилла. Мы расскажем только о некоторых, наиболее поучительных, из них.

В 1674 г. в Челмогорской пустыни, в канун Праздника Рождества Христова, произошел пожар. Один из монахов, по имени Макарий, получил сильные ожоги, спасая из горящей церкви церковную утварь и книги. Судя по дальнейшим событиям, пламя пожара могло повредить ему глаза. Медицина того времени была бессильна ему помочь, так что ему осталось только молить Бога и преподобного Кирилла о помощи. И вот в Праздник Сретения Господня Макарию в видении явились преподобные Кирилл Челмогорский и Макарий Желтоводский, в честь которого, возможно, был пострижен больной. Они велели Макарию произнести слова: «свет Христов просвещает всех». После этого преподобный Кирилл протер ему глаза своей монашеской мантией, и больной инок исцелился (9, 725).

Преподобный Кирилл помогал не только монахам, но и мирянам, в том числе — детям. Одно такое чудо произошло при жизни преподобного Кирилла. Как-то раз двое маленьких детей решили взобраться на монастырскую колокольню. Но произошло несчастье — по неосторожности они упали вниз и разбились насмерть. Видя горе их родителей, преподобный Кирилл стал молить Бога воскресить детей. И произошло чудо — к великой радости родителей, к великому изумлению братии монастыря, мертвые дети ожили (9, 725).

А вот еще одно чудо преподобного Кирилла, свидетельсвующее о том, что и после своей кончины он остался наствником и кротким вразумителем для братии своего монастыря. Как-то один из насельников Челмогорской обители, иеромонах Герман, человек уже преклонного возраста и больной, чувствуя приближение смерти, решил сделать подарок своей дочери и ее мужу. Когда Германа пришел посетить его зять Венедикт, он предложил ему «взять с монастырского двора две скотины» (8, 505). При этом он, вероятно, забыл утверждение преподобных отцов о том, что «имущество монаха — огонь. Куда оно входит, там пожирает все» (10, 431). Однако чудесным образом Герман получил вразумление от самого основателя Челмогорской обители — Преподобного Кирилла. Вот как это произошло.

Ночью иеромонах Герман увидел в своей келье неизвестного старца- инока, стоявшего на молитве. Окончив ее, старец обратился к Герману с такими словами:

— Иеромонах Герман, прельстился ты суетою мира сего. Вместо того, чтобы созидать, ты расхищаешь, губя свою душу и души тех, которым повелеваешь брать монастырское. Зачем велишь зятю своему и дочери брать монастырскую скотину? Думаешь восполнить их нищету? Но они еще сильнее обнищают. Великий грех принимаешь ты на себя и тяжкое осуждение» (8, 505- 506).

После этого чудный старец исчез. Наутро, когда к Герману пришел его зять, он рассказал ему о своем видении. При этом умирающий Герман дал Венедикту такое завещание:

— Чадо мое! Господа ради, после моей смерти не бери из монастыря то, что позволил тебе взять. Берегись, да не погибнут души наши по слову преподобного. И не только не берите ничего из обители, но сами пекитесь об этом святом месте (8, 506).

Еще одно из знаменательных чудес преподобного Кирилла Челмогорского произошло в середине 17 века. Неподалеку от Челмогорского монастыря стояло село Лядины, в котором служил священник по имени Иоанн. Он глубоко почитал память преподобного Кирилла. Составил его житие и описал чудеса, совершавшиеся от его мощей и по молитвам к нему (8, 506). А так как о. Иоанн владел еще и иконописным искусством, то он решил написать икону преподобного Кирилла. Однако, как следовало изображать его лик, о. Иоанн не знал. Поэтому не мог исполнить свой благочестивый замысел. Пока чудесным образом ему не помог в этом сам преподобный Кирилл.

Однажды о. Иоанн увидел сон. Будто стоит он в притворе одного из храмов Челмогорского монастыря. В храме сонмом Святителей и преподобных со множеством священников и иноков совершается молебен. И вот один из диаконов подходит к о. Иоанну и говорит ему: «смотри — как видишь, так и напиши, поможет тебе Бог, если ты захочешь исполнить это» (8, 506). При этом он показывает на икону, где среди множества святых Иоанн увидел изображение преподобного Кирилла. Таким образом, в сонном видении священнику было показано, каким следует писать на иконе святого Кирилла. Мало того — ему была обещана помощь Божия в написании его иконы.

Однако по неизвестным причинам после этого видения прошло три года, а священник Иоанн так и не написал образ преподобного Кирилла. И тогда, во время Великого поста, после всенощной, ему было второе видение во сне. При этом о. Иоанн увидел себя молящимся у гроба преподобного. Вдруг преподобный Кирилл приподнялся в гробу, сел и обратился к Иоанну с такими словами:

«— Смотри на меня. Ты желаешь написать мой образ. Пиши так, как меня видишь. Старайся и понуждай себя на это дело» (8, 507).

Священник проснулся, объятый страхом. Вскоре по делам ему пришлось побывать в Каргополе. Там он рассказал о своих видениях одному священнику, которого очень уважал. Тот одобрил его намерение написать икону преподобного Кирилла Челмогорского. Между прочим, он признался, что и сам видел святого во сне. Причем точь-в-точь таким, как описывал его отец Иоанн.

Вслед за этим Иоанн «сообщил о том же некоторым старцам и, получив благословение их, скоро написал образ преподобного Кирилла, на котором изобразил чудотворца сидящим, как его видел» (8, 507). Эту икону священник Иоанн подарил Челмогорскому монастырю.

Еще одно знаменательное чудо произошло с жителем Каргополя, имя которого осталось неизвестным. Этот человек страдал «желудочной болезнью», вылечить которую медицина того времени была бессильна. И вот, с верой в то, что Преподобный Кирилл исцелит его, больной отправился в Челмогорскую обитель. Как раз в это время в монастырском храме, у гробницы преподобного, совершалась вечерня. Однако паломник поленился пойти и поклониться гробу святого Кирилла, и лег спать. Ночью во сне он увидел «святолепного инока с жезлом в руке», который строго сказал ему:

«— Разве ты не понимаешь, что кто приходит к врачу и прогневляет его, тот не получит исцеления? А ты, неразумный, идешь прежде на ночлег, а не в церковь Божию» (8, 508).

При этом инок ударил ленивого паломника жезлом, так что тот с криком вскочил с постели.

Он рассказал о своем видении другим богомольцам. А наутро, оставив лень, отправился в храм, чтобы поклониться мощам Преподобного Кирилла и отстоять молебен перед его гробницей. После этого, к радости своей, он почувствовал, что неизлечимая болезнь совершенно оставила его.

Конечно же, память Преподобного Кирилла Челмогорского больше всего почиталась на Каргопольской земле, где стояла основанная им Кирилло — Челмогорская обитель. По старому стилю день памяти его приходится на 8 декабря (по новому стилю — на 21 декабря).

Святитель Стефан Пермский

Святитель Стефан был уроженцем города Великого Устюга, в те времена города торгового и богатого. Приблизительной датой его рождения является 1340 год (11, 431). Отец Святителя Стефана, Симеон, был чтецом в устюжской соборной Богородицкой церкви. Он оставил по себе память, как о «добром клирике», т.е. человеке глубоко верующем, с ответственностью относившемся к своему церковному послушанию. Подстать Симеону была и его жена, Мария. Между прочим, когда она была еще трехлетней девочкой, с нею произошло чудесное событие, указывавшее на то, что впоследствии она станет матерью великого святого. Как-то раз знаменитый устюжский юродивый, праведный Прокопий, встретив маленькую Марию на улице, поклонился ей в ноги и сказал: «вот идет мать великого Стефана, епископа и учителя Пермского» (12, 131). Разумеется, в ту пору никто не мог и предполагать, что Мария действительно станет матерью епископа. И что ее сын будет просветителем народа, который в наше время зовется «коми», а в те времена назывался «зырянами». Однако, по воле Божией, все, о чем праведный Прокопий предсказал маленькой Марии, впоследствии сбылось в точности.

Неизвестно, какое имя получил в святом крещении сын Симеона и Марии. Зато известно, что с детских лет он отличался необыкновенными дарованиями и любознательностью. Уже спустя год после того, как родители отдали его учиться грамоте, он научился читать настолько хорошо, что стал помогать отцу в церкви, и был сделан соборным чтецом. Любимым его занятием отрока было чтение Священного Писания, а также творений святых отцов. Между прочим, он по собственному желанию изучил язык, на котором разговаривали жители Пермской земли, так что вскоре мог свободно общаться с ними, когда он по торговым делам преизжали в Устюг.

В юные годы сын Симеона и Марии покинул родные края и ушел в Ростов Великий, где принял монашеский постриг с именем Стефан (в честь первомученика архидиакона Стефана) в монастыре Святителя Григория Богослова. Этот монастырь имел богатую библиотеку. В Григорьевском монастыре Стефан занимался чтением и переписыванием книг. Чтобы лучше понимать Священное Писание, он даже изучил греческий язык. Но монастырь дал св. Стефану не только книжные знания, но и духовный опыт. Обитель стала для молодого монаха школой поста, молитвы, смирения, терпения, незлобия и послушания. Спустя несколько лет монах Стефан был рукоположен в диакона. Однако он чувствовал свое призвание к миссионерским трудам в языческой Пермской земле, и готовился к ним. Для этого Стефан составил пермскую азбуку, а также перевел на этот язык несколько церковных книг. Таким образом, он мог говорить с жителями Пермской земли на понятном для них языке.

В 1379 г. Стефан отправился в Москву к епископу Коломенскому Герасиму, который в то время управлял церковными делами в связи со смертью Святителя Алексия Московского и отъездом его преемника, Михаила (прозванного «Митяем») в Константинополь для возведения в митрополичий сан. «Благослови меня, владыко, — говорил Стефан, — идти в страну языческую, великую Пермь. Хочу учить вере людей неверных, привести их ко Христу или пострадать за Христа моего» (7, 216). Епископ Герасим был удивлен апостольской ревности молодого монаха, стремившегося просветить светом Христовой веры языческий народ, и готового, если понадобится, принять от их рук мученическую смерть за Христа. Он не только благословил Стефана на миссионерские труды, но и рукоположил его во иеромонахи, а также дал ему частицы святых мощей, миро, антиминсы и все, необходимое для освящения церкви. А святой князь Димитрий Донской снабдил иеромонаха Стефана охранными грамотами(7, 217).

Через Вологду, через родной Устюг, а затем по Северной Двине, св. Стефан добрался до селения, которое находилось верстах в 60 от Устюга и называлось «Пырас». Сейчас на этом месте находится город Котлас. Таким образом, проповедь Святителя Стефана началась на территории, которая сейчас входит в состав Архангельской епархии. Именно поэтому Святитель Стефан и входит в сонм святых угодников не только Коми края, но и Архангельской земли.

Местные жители приняли св. Стефана дружелюбно. Этому способствовало то, что он хорошо знал язык пермского народа и мог свободно говорить и проповедовать на нем. Тем не менее, прошло немало времени, прежде чем жители Пыраса стали склоняться к принятию Православной веры. А до этого наиболее упорные идолопоклонники оскорбляли Стефана и даже несколько раз пытались убить его. Однако терпение и кротость святого победили злобу самых закоренелых язычников. Постепенно они стали относиться к Стефану более миролюбиво, слушали его проповедь, а затем стали просить его научить их христианской вере. Так Св. Стефан крестил жителей Пыраса, а затем и других сел. Между прочим, самый первый православный храм, построенный им в Пермской земле, находился именно в Пырасе (7, 217). Вслед за этим Святитель Стефан отправился проповедовать Православную веру по Пермской земле. По пути он возводил часовни и ставил кресты. А в «главном поселении зырянского народа» Усть-Выми, построил храм в честь Благовещения Пресвятой Богородицы. Выбор названия для нового храма был не случаен. По мысли Святителя Стефана, «как Благовещение было началом спасения для всего мира, так и церковь эта послужила начатком спасения земли Пермской». Впоследствии, как при Святителе Стефане, так и при его преемниках, именно этот храм был кафедральным храмом новообразованной Пермской епархии (7, 217; 227). Св. Стефан позаботился о том, чтобы Благовещенский храм выглядел величественно и благолепно. Поэтому нередко случалось, что даже язычники приходили в этот храм полюбоваться его красотой и благолепием. При этом, «никогда не видевшие ничего подобного, они дивились на украшение святого храма, и, уходя, говорили между собою:

— Как мы видим, велик христианский Бог — гораздо больше богов наших» (11, 436). После чего уже стремились приобщиться к вере в этого великого и Истинного Бога и принять Святое Крещение. Так сам вид Православного храма — «неба на земле» убеждал их в величии христианского Бога, Которого проповедовал им Св. Стефан.

По-разному приводил Святитель Стефан людей к свету Православной веры. Одни убеждались в истине Православия благодаря его мудрым словам, звучавшим на родном и понятном для них языке. Для других первым знакомством с христианством становилось посещение построенного им прекрасного храма, так отличавшегося от их капищ с уродливыми и страшными идолами. Иных изумляло мужество Святителя Стефана, бесстрашно уничтожавшего идолов и не боявшегося ни злобы жрецов, ни демонских козней и страхований. Так, например, когда Святитель Стефан решил срубить огромную березу, особо почитавшуюся среди язычников, демоны, обитавшие в ней, стремились напугать его. С каждым ударом топора из ствола березы лилась кровь, а вокруг слышались плач и крики: «Стефан, Стефан, зачем ты нас гонишь отсюда, здесь наше древнее пребывание». Целый день Святитель Стефан рубил березу, но так и не смог ее срубить. Поэтому решил закончить свой труд назавтра, оставив свой топор воткнутым в ствол березы. Однако на другой день оказалось, что береза совершенно цела, а топор валяется рядом, словно кем-то отброшенный. Это могло бы устрашить кого угодно, но не св. Стефана, понимавшего, кто именно пытается помешать ему срубить «прокудливую березу». Помолясь Богу, он снова взялся за топор. Но все-таки срубить чудовищное дерево ему удалось лишь сутки спустя. Гневу и изумлению язычников, узнавших о том, что дерева, которому они поклонялись, больше нет, не было предела. Но, когда они уже готовились убить Св. Стефана, он обратился к ним с проповедью, в которой говорил о ложности идолопоклонства и бессилии идолов, которые не могут даже защитить самих себя, когда их истребляют. «Не таков Бог христианский. Он все видит, все знает, и все может, Он создал мир и обо всем промышляет. И как Он благ, особенно к знающим Его! И я желаю вам добра, проповедуя вам Истинного Бога. Он будет любить вас, будет помогать вам, когда вы станете почитать Его искренне» (12, 146) — сказал он язычникам. После этих слов Святителя Стефана многие из местных жителей уверовали во Христа. А на месте, где прежде стояла береза, Святитель Стефан построил храм в честь Архангела Михаила, победителя демонских сил (7, 217).

Поскольку все большее число зырян принимало Православную веру, Святитель Стефан стал учить их грамоте, используя ту самую азбуку, которую составил, живя в Ростовском монастыре, а также церковному пению и письму. Для этого он создал при церкви училище для детей и для взрослых, где преподавал сам (11, 147). Наиболее грамотных и глубоко верующих учеников он определял для служения в церкви. Между прочим, Богослужебные книги, по которым служили в построенных Святителем Стефаном храмах, были не на церковно-славянском, а на пермском языке, что позволяло людям, приходившим в них, понимать смысл того, что пелось и читалось в них.

Безусловно, что языческие жрецы были встревожены тем, что все больше и больше людей, некогда слепо веривших и подчинявшихся им и приносивших в капища богатые дары, становятся христианами. Некоторые из них, в присутствии местных жителей, пытались вести со св. Стефаном споры о вере, но каждый раз терпели поражение. А очевидцы этих споров обращались в Православную веру (7, 216). Тогда на святого Стефана ополчился самый грозный и опасный противник из числа жрецов. Имя его в точности неизвестно. В церковной службе Святителю Стефану он именуется «волхвом Пансотником», а в разных редакциях его жития чаще всего Памом или Памой. Пам был самым главным жрецом, пользовавшимся среди местных язычников огромным влиянием. «Зыряне верили, что вся пермская земля управляется его волхвованиями и беспрекословно повиновались ему, почитая все слова его божескими, все имели к нему такое уважение и благоговение, что только в самых важных и крайних случаях осмеливались беспокоить его» (12, 150). И вот столь знаменитый и могущественный жрец, уже глубокий старик, покинул дремучие леса, где он жил вместе с другими жрецами, чтобы ни на жизнь, а на смерть сразиться со святым Стефаном и, как он надеялся, погубить его, а также тех, кто оставил языческих богов и принял Православную веру. К великой радости язычников, к ужасу тех новокрещеных, в ком еще жил страх перед жрецами и идолами, великий жрец Пам прибыл в Усть-Вымь. Святой Стефан знал об его прибытии, но не испытывал страха, возложив надежду на помощь Божию. Действительно, Бог сохранил его от злых чар, которыми Пам попытался погубить его. Увидев, что св. Стефана невозможно одолеть с помощью колдовства, старый жрец решил восстановить против него местных жителей.

— Не оставляйте, — убеждал их Пам, — богов отеческих, не слушайте московского бродяги. Может ли быть для нас из Москвы что-либо доброе? Не оттуда ли на нас налагаются тяжелые подати, причиняются насилия и поставляются судьи и начальники? Не слушайте же этого россиянина, из Москвы пришедшего, который мне во внуки годиться, а послушайте лучше меня — своего человека, желающего вам добра, держитесь веры наших отцов, чтобы не прогневались на вас боги!

Но уговоры и угрозы Пама не возымели успеха у людей, уже видевших, как бесстрашно святой Стефан сокрушал их лжебогов. «Старик, не страшен нам гнев богов твоих, они пали от рук Стефана и уже никогда не встанут… Если же хочешь, чтобы мы по-прежнему верили тебе, иди и состязайся с ним о вере, и победи его». «Пойду и посрамлю вашего учителя!» — вскричал тогда разгневанный Пам (12, 151). Старый жрец надеялся переспорить молодого монаха, но св. Стефан опроверг все его доводы. И тогда Пам прибег к последнему средству. Он предложил святому Стефану вместе пройти через огонь и воду, поскольку, как говорил он, тот, кто в огне не сгорит и в воде не утонет, того вера и есть истинная. Хитрый жрец надеялся, что Стефан откажется. Ведь невозможно войти в горящее здание и не сгореть, или не утонуть, нырнув в прорубь под лед. Но Стефан сказал: «я не повелеваю стихиями, но христианский Бог велик, иду с тобою» (12, 152). И тогда пришел черед испугаться самому Паму. Тем временем люди, присутствовавшие при их споре и поддержавшие их решение, приготовили две проруби, а также подожгли избу, стоявшую на отшибе. Святой Стефан помолился, благословил народ, а затем сказал:

«Мир вам, братие, спасайтесь, просите и молите обо мне. Ибо я ради святой веры готов умереть. Иду же на предлежащий мне подвиг, уповая на Господа Иисуса». Обратившись же к кудеснику, он сказал ему: «пойдем вместе, взявшись за руки, как обещались» (11, 442).

И тут Пам не выдержал. Объятый страхом, он принялся упираться и закричал, что не собирается идти на верную погибель. Пройти через воду подо льдом он тоже наотрез отказался. Более того, он признался, что нарочно предложил св. Стефану решить их спор таким испытанием, так как был уверен, что тот испугается и откажется от него… Так был посрамлен грозный и могучий языческий жрец, а с ним — и идолы, которым он служил. Народ требовал казни жреца-обманщика. Но святой Стефан сказал: «Христос послал меня учить людей, а не предавать смерти». И Пам был с позором изгнан из Пермской земли, и вместе с теми, кто все еще продолжал верить ему, ушел в далекие сибирские края (7, 218).

После победы св. Стефана над главным языческим жрецом Православная вера в Пермской земле стала укрепляться и распространяться все больше и больше, так что возникла необходимость в том, чтобы для этого края был поставлен свой епископ. Тем более, что тогда не пришлось бы посылать будущих священнослужителей для рукоположения в Ростов или в Москву, от которой Пермь находилась так же далеко, как из Москва — от Царьграда (11, 444). В 1383 г. святой Стефан отправился в Москву с просьбой образовать в Пермской земле епископскую кафедру. Там его приняли с почетом, «великий князь Димитрий был в восторге от подвигов Стефана, а собор епископов, вполне одобрив предлагаемую им меру, избрал на новую кафедру самого Стефана» (7, 218-219). Действительно, невозможно было найти более достойного архипастыря для Пермской земли, чем того человека, который просветил ее светом Православной веры. И вот, после того, как в г. Владимире состоялась епископская хиротония Святителя Стефана, с дарами от великого князя, он отправился в обратный путь. В городах и селах, где он останавливался, его встречали с радостью люди разных сословий, стремясь принять от него благословение и принести ему посильные пожертвования на Пермскую церковь. Но наиболее радостно и торжественно встречали его в Великом Устюге. Ведь, как упоминалось выше, этот город был родиной Святителя Стефана. Между прочим, устюжане никогда не забывали своего земляка. Еще в ту пору, когда он не был епископом, они посылали ему пожертвования на приобретение церковной утвари, а спустя три года после того, как он пришел на Пермскую землю с проповедью Православия, к нему присоединилось несколько священнослужителей из родного Устюга, желавших разделить с ним апостольские труды (12, 154). Святитель Стефан посетил родной дом, места, любимые в детстве, а также храм, где служил его отец, и где он сам когда-то был чтецом. При этом, как сообщается в его житии, он не смог сдержать слез (12, 157). А, выйдя из храма, Святитель Стефан подошел к месту, где был похоронен праведный Прокопий Устюжский, и земно поклонился его могиле. Так почтил он память человека, когда-то предсказавшего его матери, что та родит просветителя Пермской земли.

Вернувшись в Усть-Вымь, Святитель Стефан продолжил свои апостольские подвиги. Он много ездил по пермской земле, посещая самые отдаленные ее уголки, «повсюду изыскивал, где оставались некрещеные, и крестил их, а всех крещеных утверждал в вере, учил их пермской грамоте, писал им книги, ставил и святил церкви, которые снабжал книгами и иконами, открывал монастыри,…посвящал священников, диаконов и причетников» (7, 219). Святитель Стефан не только учил и крестил жителей Пермской земли, но и защищал бедных и беззащитных, подавал щедрую милостыню неимущим. Когда в 1386 г. в его епархии случился голод, он привозил из Вологды хлеб и бесплатно раздавал его нуждавшимся людям. Он заступался за свою паству перед боярами и сборщиками податей, которые уже не решались после этого обижать простой народ. Ходатайствовал перед новгородским вечем, чтобы лихие новгородские ушкуйники не смели совершать набеги на Пермскую землю. «Руководимые в своих начинаниях его мудрыми советами, зыряне сами видели, что они наслаждаются таким спокойствием, довольством и бесопасностью, какими не пользовались при прежних правителях» (12, 159). Святитель Стефан сознавал свою ответственность перед Богом за тех, кого он привел к вере в Него. Поэтому готов был, если надо, и умереть за них. В 1358 г. на Пермскую землю напали воинственные соседи-язычники вогулы. Спасаясь от страшных и беспощадных врагов, местные жители бежали в Усть-Вымь. Несмотря на то, что Святитель Стефан успел отправить гонца в Устюг с просьбой о помощи, она не могла прийти так быстро, как это было необходимо. В то время, как жители Усть-Выми готовились к обороне, он отслужил молебен в храме, обошел весь город крестным ходом, а затем, сев на ладью, с несколькими спутниками отправился вверх по Вычегде навстречу врагам. Он был совершенно безоружен, и, казалось, сам шел навстречу верной смерти. Но Сам Господь сохранил Святителя Стефана. Когда вогулы заметили плывущую им навстречу ладью, то перепугались и бросились бежать, бросив награбленную добычу. Им показалось, что облачение Святителя пылает огнем, и он пускает в них огненные стрелы. После этого, при жизни Святителя Стефана, устрашенные этим видением вогулы решались нападать только на окраины Пермской земли. Однако впоследствии двое его преемников, Святители Герасим и Питирим Великопермские, приняли мученическую смерть от рук вогулов.

Следует сказать еще и о дружбе Святителя Стефана со знаменитым «игуменом земли Русской» — преподобным Сергием Радонежским. Эта дружба свидетельствует о том, каких духовных высот достиг Святитель Стефан. По замечательным словам М.В. Толстого, «у друзей Божиих бывают и друзья святые» (7, 210). Известна история о том, как в 1390 г. Святитель Стефан по делам своей епархии ездил в Москву. Путь его лежал мимо Троице-Сергиевой Лавры. Не имея возможности заехать туда, он остановился, помолился и сказал: «мир тебе, духовный брат!» словно приветствуя преподобного Сергия. В это время в Лавре шла трапеза. Неожиданно, к изумлению присутствовавших на ней, преподобный Сергий поднялся из-за стола, сделал поклон на запад и сказал: «радуйся и ты, пастырь Христова стада, и благословение Господне да будет с тобой!» Братия с удивлением спросили: «кому говоришь ты, отче святый?» Преподобный ответил: «сейчас потив нашего монастыря в восьми верстах остановился епископ Пермский Стефан, едущий в Москву. Он сотворил поклон Святой Троице и сказал: «мир тебе, духовный брат». Вот я и ответил ему». Некоторые из монахов поспешили к тому месту и догнали Святителя Стефана. Он подтвердил сказанное преподобным Сергием» (13, 58). Впоследствии на месте, где останавливался Святитель Стефан, была построена надкладезная часовня. А в монастыре появилась традиция в определенный момент по звонку колокольчика прерывать трапезу и произносить краткую молитву в воспоминание о том, как великий авва Сергий благословил Святителя Стефана, расслышав духом его приветствие. Между прочим, автором житий преподобного Сергия и Святителя Стефана Пермского был один и тот же человек — знаменитый монах Епифаний, прозванный Премудрым.

Сохранилось много преданий, связанных с апостольскими трудами Святителя Стефана на Пермской земле. Например, о том, что он был не только миссионером, переводчиком, писателем, но еще и иконописцем, автором знаменитой чудотворной иконы так называемой «Зырянской Троицы» с надписью на местном языке. Это особое почитание Триипостасного Божества опять-таки роднит Святителя Стефана с Преподобным Сергием Радонежским, в память которого написал свою знаменитую икону Пресвятой Троицы преподобный Андрей Рублев. Современные ученые приводят факты, подтверждающие то, что Святитель Стефан действительно написал икону Пресвятой Троицы (14, 18). Именно поэтому изображение Пресвятой Троицы украшает заголовок одной из первых северных православных газет — газету «Вера», издающуюся в Республике Коми.

А вот еще одно, весьма поучительное предание, связанное с памятью Святителя Стефана Пермского. Жители большого села Гам, находившегося в 30 верстах от Яренска (этот город тоже находится сейчас на территории Архангельской епархии), где язычество имело очень большое влияние, долго не хотели принимать Православие. Наконец, некоторые из них все-таки крестились. Но вскоре, под влиянием жрецов, с насмешкой объявили Святителю Стефану, что снова молятся идолам и едят белок. Узнав об этом, он с горечью сказал: «слепой Гам!» По преданию, после этого обитатели Гама имели плохое зрение, так что получили прозвище «слепородов», а сам Гам — прозвание «слепого Гама» (12, 159). Так Господь вразумил духовно слепых людей, уже познавших свет истинной веры, но вернувшихся во тьму язычества. Ведь, по словам Святителя Игнатия (Брянчанинова), «горе не вступившим в общение с Богом! Большее горе вступившим в это общение и отвергшим его!» (15, 36)

Другое предание о Святителе Стефане также связано с событием, произошедшим в селе Тулиме (или Тулине), находившимся в 25 верстах ниже Яренска. Надо сказать, что Святитель Стефан был крайне нестяжательным человеком и носил бедную одежду и плохую обувь. А, разрушая капища, не соблазнялся ни мехами, ни богатыми тканями, находившимися в них, сжигая их вместе с идолами. И вот, когда Святитель Стефан был в селе Тулим, одна местная жительница пожалела его и подарила ему новую обувь. Поблагодарив и благословив ее, он сказал, что отныне это место будет торговым. И действительно, несмотря на то, что Тулим был не лучшим местом для проведения ярмарок, по данным на середину Х1Х в. там их проводилось по нескольку в год (7, 228). Так доброта и щедрость одной простой женщины принесли пользу целому селу.

Святитель Стефан скончался еще молодым, в возрасте около 50 лет. Перед кончиной он должен был покинуть Усть-Вымь, поскольку его вызвал к себе для решения насущных церковных дел митрополит Московский Святитель Киприан. Предчувствуя кончину, перед отъездом он созвал в Усть-Вымь большую часть своей паствы и долго беседовал с ними, завещая им свято хранить Правосланую веру и слушаться священнослужителей. Свою беседу он закончил молитвой. Люди понимали, что видят своего пастыря в последний раз. Многие плакали. Несмотря на то, что Святитель Стефан пытался утешать своих духовных детей, он и сам не смог удержаться от слез. Когда он отправился в Москву, люди бежали за ним, обливаясь слезами — последний раз они видели живым человека, который был для них отцом и пастырем не только по имени, но и на деле.

Прибыв в Москву, Святитель Стефан заболел, и вечером 26 апреля 1396 г., в Праздник Преполовения Пятидесятницы, отошел ко Господу. На его погребении присутствовали сын святого князя Димитрия Донского, великий князь Василий Дмитриевич, митрополит Киприан, множество знати и духовенства, а также простых людей, для которых почивший Святитель был одинаково дорог и свят. Оплакивали его и жители пермской земли, когда до них дошла горестная весть об его кончине. Впоследствии монах Епифаний Премудрый выразил их скорбь следующими словами: «лишились мы попечителя и ходатая своего. Он молился о спасении душ наших пред Богом, печаловался о нас и о наших пользах; пред боярами и начальниками был усердным заступником нашим, много раз избавлял нас от насилий и облегчал нам подати… Даже новгородские ушкуйники, эти злые разбойники, слушались слов его и не грабили нас. Прежде были мы насмешкою для соседних язычников — лопи, вогулов, югры и пинеги, а он избавил нас от них» (7, 228). Святителя Стефана похоронили в Спасском монастыре в Кремле. А его святительский посох в Х1Х в. был передан в Пермский кафедральный собор.

Восемнадцать лет продолжались миссионерские труды Святителя Стефана на Пермской земле. Из них первые три года он подвизался в одиночестве, не имея ни помощников, ни защитников, и многократно бывал на краю гибели. Но, с Божией помощью, не только выстоял, но и победил демонов и служивших им языческих жрецов. За 13 лет своего епископского служения он основал множество храмов, а также 4 монастыря, иноки которых также занимались миссионерской деятельностью. Такими монастырями были, например, Спасская Ульяновская и Стефановская пустыни, а также, по данным священника И. Верюжского, два монастыря, находившиеся на территории нынешней Архангельской епархии — Яренский Архангельский и Цилибинский монастыри (12, 170-171). Несмотря на то, что основателем Цилибинского монастыря (или Цилибинской пустыни) считается преподобный Димитрий Цилибинский, ученик Святителя Стефана, можно считать, что в создание этой обители значительный вклад внес сам великий просветитель Пермской земли — Святитель Стефан.

Память Святителя Стефана Пермского совершается в день его кончины — 26 апреля (по новому стилю 9 мая). Разумеется, его особенно чтят жители Коми епархии. Однако и в Архангельской епархии почитают его, помня, что апостольская проповедь Святителя Стефана начиналась на Архангельской земле, и именно на ней он возвел первый православный храм для жителей Пермской земли.

XV век

Пятнадцатое столетие замечательно тем, что именно в это время на Архангельской земле был основан Спасо-Преображенский Соловецкий монастырь, известный не только на Севере, но и за его пределами. Основателями его стали насельник Кирилло-Белозерского монастыря преподобный Савватий и местный уроженец, преподобный Герман. Впоследствии выдающуюся роль в становлении Соловецкого монастыря сыграл еще один его инок — преподобный Зосима. Поэтому на иконах преподобных Савватия и Зосиму обычно изображают вместе. Среди северных подвижников того времени прославился своими подвигами и преподобный Александр Ошевенский, который перенес в наши края монашеские традиции Кирилло-Белозерского монастыря, пострижеником которого он был. Как отмечал архимандрит Никодим (Кононов), «свет иноческой жизни был преимущественно распространен по Архангельской епархии» именно его учениками. Но 15 век обогатил Архангельскую землю не только появлением на ней Соловецкого и Александро-Ошевенского монастырей, но еще и другими обителями — Николо-Корельской, Сянжемской, Цилибинской, Шенкурской Иоанно-Богословской.

Преподобный Евфимий Корельский. Праведные Антоний и Феликс Корельские

Сведения, сохранившиеся о жизни Преподобного Евфимия Корельского (в современном правописании — Карельского), очень скудны. Он поселился «на корельском берегу, недалеко от Белого моря, около 1410 г.» (2, 127), где построил храм в честь Святителя Николая, Мирликийского Чудотворца, а также несколько келий, где поселились монахи.

В те времена местность, где он поселился, была полудикой, языческой. Как пишет архимандрит Никодим, «в приморском прибрежии, между русскими колониями, жили тогда 5 видов финского племени, или, как называли их новгородцы, «корельских детей». Эти корелы и лопари имели в поморье свои вотчины. Какова была вера их — об этом вот что говорит старинная соловецкая повесть: «древле быша сии родове, яко зверие дивии, …отнюдь Бога истинного ни знати, ни разумети хотяху, но имже кто когда чрево насытит, тогда оно и бога си поставляше. Аще иногда каменем зверя убивает, тогда камень почитает, и аще палицею поразит ловимое, палицу благотворит…» Вот с какими людьми довелось жить Преподобному Евфимию! Подвижник Божий, по своей любви к людям и к истине Небесной, просвещал заблудших и словом, и жизнью своею» (2, 129).

Маленький монастырь, основанный Преподобным Евфимием, после самого своего основания, пережил разорение. «В 1419 г. норвежцы напали на монастырь, сожгли церковь и умертвили несколько иноков» (2, 127). Казалось бы, уже не суждено было возродиться маленькой Никольской обители. Однако Господь судил иначе. И к судьбе созданного Преподобным Евфимием монастыря оказалась причастной богатая и влиятельная жительница Новгорода, известная в истории, как «Марфа — посадница».

«О Марфе сохранилась память, как о женщине властной, своенравной и решительной» (16, 28). Вдобавок — жестокой. Горько приходилось тому, кто смел в чем- то ей перечить. Например, новгородский боярин Мирославский, «решившийся вести тяжбу с боярыней Марфой», угодил за это в тюрьму (16, 28). Разумеется, немалую роль в том почете и влиянии, которыми пользовалась в Новгороде Марфа, играло ее богатство.

Марфе — посаднице и ее роду принадлежали огромные земельные территории. И вот, два сына Марфы от первого брака (впоследствии она овдовела и вышла замуж за посадника Исаака Борецкого)- Антоний и Феликс, отправились осматривать свои обширные владения. Путешествие их завершилось трагически — они «утонули в устье Двины и были погребены в обители» (16, 20). Произошло это незадолго до нападения норвежцев на Никольский монастырь, в 1418 году. О земном житии Праведных Антония и Феликса практически ничего не известно. Архимандрит Никодим замечает, что погибшие сыновья Марфы «окончили земное течение свое людьми молодыми» (2, 128). Известно только, что они отличались глубокой верой и благочестием. Один из братьев — праведный Феликс, «при жизни своей был известен благотворительностью — он передал Михайло — Архангельскому монастырю, что в устье Северной Двины, земли с тонями на морском берегу» (16, 20).

Когда Марфа узнала о гибели своих детей, горю ее не было предела. «Согласно одной из легенд, она приказала сжечь несколько деревень в Золотицкой волости, заподозрив их жителей в умышленном убийстве ее сыновей» (16, 28). Но когда гнев ее улегся, и стала окончательно понятной непоправимость утраты, смирившаяся боярыня решила позаботиться о том, чтобы не ушла в небытие память об ее сыновьях. Чтобы всегда были люди, которые бы могли молиться о них Богу. Именно поэтому она «пожертвовала значительные средства для возобновления церкви и келий и просила молиться в монастыре о своих скончавшихся сыновьях» (16, 20). Причем в тексте дарственной грамоты на земельные владения, которую дала Марфа Николо — Корельскому монастырю, содержится ее желание — «поставить храм Святителя Николая в Корельском, над гробами детей моих, Антония и Феликса» (2, 128). Таким образом, как благодаря Преподобному Евфимию, так и благодаря Праведным Антонию и Феликсу Корельским, появился на Архангельской земле Николо — Корельский монастырь.

Впоследствии на том месте, где Преподобным Евфимием была основана Николо — Корельская обитель, возник город, названный Северодвинском. В 1998 году праздновалось шестидесятилетие его основания. При этом у стен Николо — Корельского монастыря (закрытого в двадцатые годы) был отслужен молебен тем, кто оказался «невольными основателями города Северодвинска» (16, 7) — Евфимию, Антонию и Феликсу Корельским. Поэтому они являются небесными покровителями этого города. А 7 апреля 2005 г. по благословению епископа Архангельского и Холмогорского Тихона в возрождающемся соборном храме бывшего Николо-Корельского монастыря была отслужена первая Божественная Литургия (17, 4).

Память Преподобного Евфимия Корельского и праведных Антония и Феликса Корельских празднуется по старому стилю 18 апреля (по новому стилю — 1 мая).

Преподобные Савватий и Герман Соловецкие

Преподобный Савватий, Соловецкий чудотворец, наряду с другим угодником Божиим — Преподобным Зосимой, считается основателем величайшей святыни Архангельской земли — Спасо- Преображенской Соловецкой обители. «Не сохранилось известий, из какого города или села происходил преподобный Савватий, кто были его родители и скольких лет от рождения принял он иноческий образ» (18, 600).

Достоверно известно только то, что, будучи уже опытным старцем- монахом, Преподобный Савватий подвизался в знаменитой Вологодской Кирилло- Белозерской обители, где, «работая Господу день и ночь, умерщвлял тело свое постом, трудами и совершенным послушанием игумену и братии» (19, 3). За это он пользовался любовью и уважением со стороны настоятеля и монастырской братии.

Однако преподобный Савватий помнил о том, что похвалы в земной жизни следует искать не от людей, но от Бога. Поэтому добрая слава, которую он приобрел в Кирилловом монастыре, тяготила его. Кроме того, Преподобный Савватий всей душой стремился к суровой подвижнической жизни, вдали от людей. Поэтому, с благословения настоятеля он покинул Кирилло- Белозерскую обитель. Путь его лежал на Ладожское озеро, где на острове стоял основанный еще в конце 9 века Валаамский Спасо- Преображенский монастырь, где «иноки вели жизнь самую строгую» (19, 4).

Прибыв на Валаам, Преподобный Савватий был «радостно принят» (18, 602) в число монастырской братии. В стенах этой обители, «подражая многотрудным подвигам тамошних иноков и постоянно умножая свои труды, подвижник провел немалое время» (18, 602). При этом он, «как и в монастыре Кирилловом, превзошел всех в подвижничестве, так что его добродетельная жизнь стала всем известною и на Валааме, ибо он до крайних пределов истощал свою плоть и уже при жизни явился жилищем Святаго Духа» (18, 602). Поэтому и в Валаамской обители преподобный «не избежал он славы и уважения братии» (19, 4). Поэтому он снова стал думать об уходе «в пустыню», недосягаемую для суетной славы и людской молвы.

Господь исполнил желание Преподобного Савватия. От людей подвижник узнал о существовании посреди Белого моря необитаемого Соловецкого острова, до которого было необходимо добираться морем двое суток. «Слушая рассказы о безлюдном острове, преподобный радовался духом и объят был горячим желанием поселиться на нем для подвигов безмолвия» (18, 602). Однако валаамский игумен и братия не хотели отпустить старца, являвшегося образцом добродетели для всей обители. Поэтому Преподобному Савватию пришлось тайно покинуть Валаам. «Было же от Валаамского монастыря до Белого моря верст семьсот или более. И сопутствовала ему Божия помощь, и храним был действием Святаго Духа, и до самого моря направляем благодатию Христовой» (20, 161).

Наконец преподобный Савватий достиг побережья Белого моря. Местные жители охотно рассказали ему о Соловецком острове. О том, что остров этот пригоден для житья. Есть на нем и пресная вода, и леса, и озера, где водится рыба. Но поведали и о том, почему, несмотря на это, никто не отваживался там поселиться. Путь на Соловецкий остров лежал только через море, и был крайне опасным. Занимал он два дня. Поэтому только в тихую погоду, когда море было спокойно, к нему подплывали на лодках рыбаки. Зимой сообщение с Соловецким островом совершенно прерывалось.

Однако, слыша о желании Преподобного Савватия поселиться именно на этом, необитаемом острове, люди приходили в изумление. И с недоумением спрашивали Преподобного:

«— Чем же ты станешь питаться или во что одеваться на острове, будучи в столь преклонном возрасте и ничего не имея? И как ты будешь один жить в дальнем расстоянии от людей, когда ты уже не в силах ничего для себя сделать?

Преподобный им отвечал:

— Я имею такого Владыку, который природу старика делает юной. Он обогащает бедных, дает потребное нищим, одевает нагих, и малой пищей досыта насыщает алчущих, подобно тому, как некогда в пустыне Он насытил пять тысяч человек пятью хлебами» (18, 604).

«Слушая речи святого, люди, имевшие разум, дивились Божьему человеколюбию и мудрости учения его. Другие же, не имевшие и помысла благого, над ним насмехались и оскорбляли его за мнимое неразумие» (20, 161). Но, несмотря на это, Преподобный Савватий твердо верил, что с Божией помощью он сможет вынести все лишения пустынной жизни на необитаемом острове среди бескрайнего моря.

Вера его не была посрамлена. Господь помог Преподобному Савватию отыскать человека, пожелавшего разделить с ним пустынную жизнь. Человеком этим стал инок Герман, живший при часовне в селе Сорока на реке Выге. Преподобный Герман был уроженцем Тотьмы и по происхождению — корелом (20, 161). Грамоте он не учился, но «ум и сердце его без школы и книг были воспитаны в строгих правилах христианской нравственности и благочестия» (1, 34). Преподобный Герман уже бывал на Соловецком острове вместе с местными рыбаками. Поэтому он подтвердил Преподобному Савватию все то, что тот уже слышал об этом острове от местных жителей. И вот, посоветовавшись между собой и помолившись Богу, подвижники решили отправиться на Соловецкий остров. Приготовив лодку, а также кое-какие необходимые припасы и вещи, Преподобные Савватий и Герман пустились в плавание по Белому морю, возложив все свое упование на Господа. Было это в 1429 году (19, 5).

По милости Господней, путешествие их оказалось удачным. Погода была ясной, а море — спокойным. Высадившись на берег, они нашли красивое место, где и решили поселиться. Подвижники поставили там крест, а также небольшую келью и «начали жить о Господе, в непрестанных трудах, молитве и пении псалмов» (19, 5). «Преподобные руками работали, а устами славословили Господа, приближаясь к Нему путем непрестанной молитвы и пения псалмов Давидовых» (18, 605). Так было положено начало Соловецкому монастырю.

Однако, местным жителям пришлось не по нраву, что на необитаемом острове вдруг кто- то поселился. Тем более — монахи. «Мы прямые наследники этого острова и имеем неоспоримое право владеть им» (19, 6) — заявили они. При этом было забыто то, что раньше они же находили этот самый остров непригодным для жилья… Один местный рыбак вдруг ни с того, ни с сего загорелся желанием жить на Соловецком острове и вместе с семьей перебрался туда. В связи с тем, что поселился он поблизости от монахов- пустынников, было очевидно — кто- то должен покинуть эти края навсегда.

Известна поговорка: «человек предполагает, а Бог располагает». Рыбак надеялся, что монахи не выдержат соседства с его семейством, и уйдут. А покинуть Соловки все- таки пришлось не монахам, а самому рыбаку и его семье. Вот как и почему это произошло.

Как- то в воскресный день, после молитвы, преподобный Савватий вышел, чтобы покадить крест, который они поставили, когда поселились на острове. Вдруг он услышал звуки ударов, крик и плач женщины. Савватий счел это за бесовское наваждение. Поэтому, осенив себя крестным знамением, он возвратился в келью и рассказал о слышанном преподобному Герману. Тот пошел на шум и увидел рыдающую женщину. Незнакомка оказалась женой рыбака. Сквозь слезы она рассказала подвижнику о том, что произошло с нею. «Когда я шла на озеро к своему мужу, встретили меня два светлых юноши. Схватив меня, они били меня прутьями, говоря: «уходите с этого места. Вам нельзя здесь жить. Потому что волею Божией оно предназначено для проживания иноков». После этого они сделались невидимы» (1, 20).

В память об этом чуде гора посреди Соловецкого острова получила название «Секирной». Так зовется она и поныне.

Узнав о происшедшем, преподобные Савватий и Герман возблагодарили Бога, определившего Соловецкий остров в жилище инокам. А рыбак, поспешно забрав семью, навсегда покинул Соловецкий остров. После этого никто из местных жителей уже не смел селиться на Соловецком острове.

Преподобные Савватий и Герман вместе прожили на острове несколько лет. Затем блаженный Герман «отплыл на реку Онегу для приобретения жизненных потребностей» (1, 21). Преподобный Савватий остался в полном одиночестве. Сначала он печалился об уходе Германа, но затем стал подвизаться еще ревностнее. «Углубляясь умом в постоянную молитвенную беседу с Богом и к Нему обращая полные слез очи, преподобный воздыхал день и ночь, желая отрешиться от тела и соединиться с Господом. Один только Господь знал, каково было его пребывание на острове, каков пост, каковы духовные подвиги!» (18, 606).

В конце сентября 1435 года преподобный Савватий во время молитвы получил весть от Бога о близости своей кончины. Умирать он не боялся, имея горячее «желание разрешиться и быть со Христом» (Флп. 1. 23). Однако он хотел приготовиться к смерти по- христиански — исповедавшись и причастившись Святых Христовых Таин. Поэтому Преподобный Савватий решил покинуть Соловецкий остров. Помолившись Богу, один, в небольшой лодке, он пустился в плавание по морю. «По его молитве море утихло» (18, 606). Спустя двое суток Преподобный Савватий оказался на Выге, у той самой часовни, при которой встретил некогда Преподобного Германа.

Как раз в это время там находился игумен Нафанаил, «прибывший для посещения православных христиан» (1, 21). Преподобный Савватий обратился к нему с просьбой: «Прошу тебя, отец, отыми грехи, которые исповедую тебе, и сподоби меня причащения Святых Таин». На эти слова старца- подвижника игумен Нафанаил ответил: «Бог простит тебя, брат», — и, помолчав в удивлении, со слезами произнес: «О, если бы я имел твои грехи, преподобный!» (1, 21). Предчувствуя свою скорую кончину, Преподобный Савватий просил Нафанаила причастить его, как можно скорее. Хотя тот и предлагал ему подождать до утра. Ибо ему предстояло еще отправиться в соседнее место, чтобы причастить больного. На это Преподобный Савватий отвечал : «Отче, не откладывай до утра — ведь мы не знаем того, будем ли дышать воздухом до завтра, а тем более как мы можем знать, что случится потом» (18, 607).

В конце концов игумен исполнил просьбу преподобного Савватия, а потом отправился к больному. После Причащения старец Савватий «долго и усердно молился, благодаря Бога за причащение и за все милости Его, а потом, войдя в келью, стал приготовляться к отшествию из этой жизни» (1, 22).

По неисповедимой воле Господней, свидетелем его праведной кончины стал новгородский купец Иоанн, оказавшийся на Выге по своим торговым делам. Это был последний человек, сподобившийся слышать наставления Преподобного Савватия. «Он, вступив в беседу с купцом, поучал его нищелюбию, милосердию и другим добрым делам» (1, 22). От подарков, которые предлагал ему купец, подвижник отказался, и предложил Иоанну побыть на Выге до утра, чтобы «увидеть благодать Божию». Купец хотел было поскорее отправиться в путь. Но вдруг на море поднялась буря, так что Иоанну поневоле пришлось остаться.

Наутро, придя к преподобному Савватию за благословением отправляться в дорогу, Иоанн нашел его уже мертвым. Преподобный Савватий отошел ко Господу во время молитвы, облаченным в мантию и иноческий кукуль. По старому стилю днем его преставления стало 27 сентября 1435 г. Этот день- 10 октября по новому стилю, стал днем памяти преподобного Савватия, Соловецкого Чудотворца.

Как раз в это время вернулся игумен Нафанаил. Вместе с Иоанном они с честью погребли тело Преподобного Савватия. «Оба они — Нафанаил и Иоанн, с удивлением припоминали, как один преподал ему Св. Тайны, и как другой был удостоен слышать предсмертные наставления преподобного» (1, 22). Впоследствии, в 1465 году, мощи преподобного Савватия были перевезены на Соловки.

Преподобный Савватий положил начало иноческой жизни «во отоце окиана — моря», на Соловецких островах. А продолжателем его дела, «прославившим место, ознаменованное многолетними трудами и молитвами преподобного Савватия, стал другой соловецкий инок — преподобный Зосима. О нем теперь мы и поведаем боголюбивым читателям.

Преподобный Зосима Соловецкий

Родиной Преподобного Зосимы, которому «суждено было основать на необитаемом острове знаменитую обитель Соловецкую» (19, 11), было село Толвуй (или Шунга (20, 147)) на берегу Онежского озера. В те времена эти земли относились к области Великого Новгорода.

Родители будущего подвижника, Гавриил и Варвара, были простыми крестьянами. Сына своего они «воспитали в благочестии и добрых нравах» (1, 24). Поэтому юный Зосима «был тих, миролюбив, кроток, удалялся юношеских игр и занимался делами богоугодными» (19, 12).

Родители позаботились и о том, чтобы их сын знал грамоту. Благодаря этому отрок Зосима полюбил читать книги духовного содержания, из которых «приобретал бисер разума». Знакомясь с житиями древних монахов- пустынников, он всей душой желал проводить такую же богоугодную подвижническую жизнь.

Желая посвятить себя служению Господу, Преподобный Зосима «по достижении совершеннолетия не хотел вступить в брак, ушел из родительского дома, надел черное платье и поселился в одном пустынном месте» (1, 24). Это пустынное место было «близ его дома» (19, 12). Возможно, что юный Зосима стремился подражать жизни египетского подвижника 4 века, Преподобного Антония Великого. Первоначально, до своего ухода в пустыню, этот святой тоже жил в одиночестве недалеко от родного села, готовясь к более суровой жизни вдали от людей.

В это время отец Зосимы уже умер. А мать, по совету сына, приняла постриг в находившемся неподалеку женском монастыре (20, 147). Оставшееся от родителей имущество преподобный Зосима раздал убогим и нищим людям.

Однако сведения о добродетельной жизни и монашеских подвигах, почерпнутые Зосимой из книг, казались ему недостаточными. Он желал найти опытного духовного руководителя, «который бы собственным примером показал, чему должен научиться юноша, желающий жить добродетельно» (19, 12). Об этом преподобный Зосима непрестанно молил Господа. И молитва его была услышана. Бог даровал юному подвижнику человека, который мог бы наставить его в монашеском делании. Таким человеком стал сподвижник преподобного Савватия, монах Герман. Он рассказал юноше о пустынном житии на Соловецком острове, а также — «все подробности о жизни и подвигах преподобного Савватия» (19, 12). Услышав это, преподобный Зосима «пожелал быть наследником преподобного Савватия и просил Германа указать ему этот пустынный остров и наставить в жизни монашеской» (1, 25). Тот, видя горячее желание благочестивого юноши, согласился. Вместе подвижники отправились в морское плавание на Соловецкий остров. Прибыв туда, отшельники поставили шалаш («кущу») и совершили в нем всенощную, моля Господа и Его Пречистую Матерь помочь им в пустынном житии.

На другое утро преподобный Зосима сподобился видения, в котором ему было показано будущее Соловецкой обители. Выйдя из шалаша, «он увидел яркий луч света и ужаснулся, видя такое необыкновенное явление. Устремив взгляд к востоку, он увидел обширную и прекрасную церковь и, не смея долго смотреть на нее, потому что не привык еще к таким откровениям, в трепете устремился в кущу» (19, 13). Изумленный, он поведал о своем видении преподобному Герману. Тот открыл своему сподвижнику таинственный смысл его видения — «не ужасайся, мой возлюбленный, и поверь, что через тебя, я думаю, Господь хочет собрать здесь множество монахов» (19, 13). При этом он рассказал ему о чуде, когда ангелы заставили семью рыбака удалиться с острова, предназначенного Богом для основания на нем иноческой обители. Как известно, преподобный Герман был непосредственным свидетелем этого чуда.

Впоследствии то, что открылось в видении преподобному Зосиме, сбылось. Однако «пустынники должны были перенести много испытаний, прежде чем увидели свою обитель населенною иноками» (1, 25).

Эти трудности и лишения пришлось сполна изведать и преподобному Зосиме. Причем они оказались сопряжены даже с опасностью для его жизни.

Как мы помним, связь пустынников с материком поддерживал преподобный Герман. Он периодически отправлялся туда за припасами. Однажды из-за осенней непогоды он не успел вовремя вернуться обратно. Поэтому Преподобному Зосиме пришлось остаться на необитаемом острове на много месяцев совершенно одному. Сначала он скорбел о своем одиночестве. Но затем, возложив на Господа свою печаль, стал «прилагать труды к трудам, непрестанно пребывая в посте и молитвах» (19, 14). Пришлось ему бороться и с бесами, от «немощных дерзостей» которых он защищался крестным знамением и молитвой.

Вот одна из молитв, которой он отражал нападения демонов: «Боже Вечный, Царю Безначальный, Творец и Владыко всякого создания! Ты Царь царствующих и Господь господствующих, Ты Спаситель душ и Избавитель верующих во имя Твое, Ты Надежда трудящихся и Упование плавающих по дальним морям, ты Наставник рабов Твоих, Ты Любитель всякого добра: Ты Утешитель плачущих, Ты радость святых, Ты слава Бога Отца и исполнение Святаго Духа, Ты сидишь одесную Отца и царствуешь вовеки: молю убо Тебя, смиренно припадая, услыши глас моления моего в час сей, Пресвятый Царю, Преблагий Господи, и не отврати лица Твоего от молитвы раба Твоего, но спаси меня от пасти лютого змия, который растворил зев и хочет поглотить меня, защити меня от злобы диавольской, да ополчением святых твоих ангелов ограждаемый и защищаемый, избегну сей погибели и получу спасение у Тебя, моего Владыки, в Которого я верую, на Которого уповаю и славлю нераздельно со Отцем и Святым Духом вовеки» (19, 15).

Другим испытанием, которое пришлось перенести преподобному Зосиме, стал голод. Однако, помня слова Псалмповеца царя Давида — «возложи на Господа заботы твои, и Он поддержит тебя» (Пс. 55.23), он не испытывал страха за свою судьбу. И Сам Господь, заповедавший Своим ученикам — «не заботьтесь и не говорите: «что нам есть?» или «что пить?» или «во что одеться?»,…потому что Отец ваш Небесный знает, что вы имеете нужду во всем этом. Ищите же прежде Царства Божия и правды Его, и это все приложится вам» (Мф. 6, 31-33), помог преподобному Зосиме. К нему явились «два незнакомца и вручили ему запас хлеба, муки и масла, говоря: «возьми, отец, и употребляй, а мы, если Господь повелит, придем к тебе»» (1, 26). После этого неведомые гости исчезли. Тогда преподобный Зосима понял, что это были ангелы. Ведь ни один человек в эту пору не смог бы добраться до Соловецкого острова. Он поспешил возблагодарить Бога за Его попечение о нем. Благодаря запасу пищи, который принесли ангелы, преподобный Зосима смог пережить зиму.

По весне вернулся на Соловецкий остров преподобный Герман. Причем он прибыл не один, а с рыбаком Марком, который остался там послушником. Впоследствии он принял и монашеский постриг. Постепенно обитель на Соловках населялась все новыми и новыми людьми, желавшими проводить в ней иноческую жизнь. «Приплывая на остров, они строили себе кельи подле келий Зосимы и Германа и снискивали пропитание трудами рук своих» (1, 26- 27). На том месте, где преподобный Зосима видел чудесный храм, появилась деревянная церковь в честь Праздника Преображения Господня. От нее и получил свое название Спасо-Преображенский Соловецкий монастырь.

Игуменом монастыря был избран преподобный Зосима. Правда, не сразу. Сперва новгородский архиепископ Иона назначил на эту должность иеромонаха Павла. Но тот не вынес трудностей жизни на Соловках и покинул монастырь. То же произошло и с его преемниками — Феодосием и Ионой… Как видно, Господня воля была на то, чтобы пастырем и наставником соловецких иноков стал именно преподобный Зосима. По просьбе братии монастыря архиепископ Иона сделал настоятелем Спасо-Преображенской обители преподобного Зосиму. При этом рукоположил его во священники. Побывав в Новгороде и получив от тамошних благочестивых жителей пожертвования в виде денег, сосудов, одежд, съестных припасов, преподобный игумен Зосима вернулся в свой монастырь.

По возвращении его в обитель братия сделалась свидетелями дивного знамения, которое указывало на то, что Преподобный Зосима достоин возложенного на него сана служителя Божия. Когда он совершал в Спасо- Преображенском храме первую Божественную Литургию, «лицо его просветилось благодатию, как лицо ангела, и церковь наполнилась дивным благоуханием. Братия радовалась, что Господь даровал им наставника, исполненного благодати Божией» (19, 17).

Под его руководством обитель продолжала строиться. Кроме того, в игуменство Преподобного Зосимы, мощи Преподобного Савватия были с почестями перевезены в Соловецкий монастырь и помещены в гробнице за алтарем храма в честь Успения Пресвятой Богородицы. Это произошло в 1472 году. При этом торжественном событии присутствовал купец Иоанн. Тот самый, которому перед смертью давал Савватий последние наставления. «Купец Иоанн, бывший при погребении Савватия, и с братом своим Феодором, имея к нему особенную любовь, написал образ преподобного и с щедрым подаянием вручил его игумену Зосиме» (1, 29). От мощей Преподобного Савватия стали совершаться исцеления, которые свидетельствовали о святости почившего подвижника. Немало безнадежных больных, с верою призывавших молитвенную помощь Преподобного Савватия, избавлялись от своих недугов у его гробницы.

Преподобному Зосиме, после возведения его в сан игумена Соловецкой обители, еще раз пришлось побывать в Новгороде. При этом встретиться со знаменитой вдовой посадника Исаака Борецкого — гордой и могущественной Марфой. В это время она была на высоте своей власти. «Считают, что по величине собственности Марфа Борецкая была третьей после новгородского владыки и монастырей. Марфе Борецкой принадлежали около 1200 крестьянских хозяйств» (16, 34). У нее были сыновья от второго брака. «В самом Новгороде в Неревском конце на Волховском берегу находился большой двор с «чудным домом» Борецких» (16, 35). И вот к этой гордой, сказочно богатой боярыне, вынужден был отправиться игумен тогда еще небольшого и бедного Соловецкого монастыря — преподобный Зосима. Отправиться, как смиренный проситель.

Причиной его поездки в Новгород стало то, что «многие из боярских поселенцев, вельможных слуг и прибрежных жителей, совершенно завладев рыбными ловлями в озерах, запрещали ловить рыбу на продовольствие обители, а преподобного Зосиму и всю братию оскорбляли и поносили, хвалясь даже разогнать их» (19, 20). Особенно часто притесняли монахов люди Марфы Борецкой. Преподобный Зосима сумел уговорить многих влиятельных новгородцев «не допустить обители до разорения». Они, а также архиепископ Феофил, обещали помочь монастырю, и дали игумену Зосиме много пожертвований. Лишь одна Марфа — посадница не изволила даже выслушать преподобного Зосиму. Гордая боярыня велела своим слугам прогнать его со своего двора, как последнего нищего. По своему смирению преподобный Зосима терпеливо перенес незаслуженную обиду. Однако сказал ученикам: «настанет время, когда жители этого дома не будут ходить по своему двору, двери дома затворятся и уже не отворятся: этот двор опустеет» (1, 30). В конце концов своенравная боярыня сменила гнев на милость и «дала монастырю во владение землю, утвердив это пожертвование грамотой» (1, 31). Этого мало. Она даже пригласила преподобного Зосиму к себе в дом на обед. Гостя посадили на почетном месте, старались угостить, чем повкуснее. Но, как ни старалась посадница попотчевать гостя от души, тот отказался от ее угощений и сидел за столом, исполненный печали. Потому что на развеселом пиру новгородской знати он увидел видение, которое привело его в ужас. Шестеро главнейших бояр, которые так беззаботно пировали у Марфы, сидели без голов…

Впоследствии это видение преподобного Зосимы сбылось. В 1477 г. великий князь Василий Третий покорил вольный Новгород. И шестеро бояр, которых во время пира преподобный увидел без голов, действительно, сложили свои головы на плахе. Запустел и двор Марфы Борецкой. Жертвами борьбы за власть между Новгородом и Москвой стали два ее сына. А сама Марфа вместе с маленьким внуком Василием в начале 1478 г. была арестована и отправлена в ссылку. Сперва «в Москву, а затем в Нижний Новгород. Там она была пострижена под именем Марии в Зачатейном монастыре, где, вероятно, вскоре и умерла» (16, 57). Так Господь, Который «рассеял надменных помышлениями сердца их, низложил сильных с престолов и вознес смиренных» (Лк.1. 51-52), в одночасье сокрушил все могущество и власть надменной новгородской боярыни.

17 апреля 1479 г., в глубокой старости, преподобный Зосима отошел ко Господу. К смерти он приготовился заранее, как делали это благочестивые люди того времени. Сам приготовил себе могилу и сделал гроб. Преемником себе назначил монаха Арсения. Простился с безутешной братией, завещав не отступать от монастырского устава.. А также дал такое обетование: «вы узнаете, что я обрел благодать пред Богом, когда, по моем отшествии, обитель распространится, соберется много братии, это место процветет духовно, и в телесных потребностях не будет иметь скудости» (1, 32). После этого он обратился к Господу с молитвой: «Владыко Человеколюбче, сподоби меня стать одесную Тебя в последний день, когда придешь во славе судить живых и мертвых и воздать каждому по делам его!» (20, 157). С этой молитвой на устах преподобный Зосима почил о Господе.

Братия погребла тело Преподобного за алтарем Преображенского собора. «В девятый день по преставлении своем, он явился иноку Даниилу и возвестил, что по милости Господа он избавился от духов воздушных и многочисленных их козней и причтен к лику преподобных» (19, 24).

Вскоре от его гробницы стали совершаться чудеса. «Неоднократно видели угодника Божия во время буря правящего кораблями и сохраняющего их от потопления. Иногда видали его в церкви стоящим среди братии. И многократно являлся он на море и на суше, помогая в нуждах и обстояниях» (19, 24). И поныне помогает преподобный Зосима тем, кто обращается к нему с молитвами о помощи и заступлении.

Преподобный Герман пережил преподобного Зосиму. Во время игуменства Арсения он отправился по делам монастыря в Новгород. Там, добравшись до монастыря, основанного Преподобным Антонием Римлянином, старец Герман принял праведную кончину. Ученики не сумели довезти его тело до Соловецкой обители. Поэтому похоронили Германа у часовни деревни Хавроньиной на берегу реки Свирь. Уже при новом настоятеле, игумене Исайе, были обретены его мощи, оказавшиеся нетленными, и перевезены на Соловки.

В 1547 году преподобные Зосима и Савватий Соловецкие были причислены к лику святых. Позднее, в 1692 году, стали праздновать и память их сподвижника, преподобного Германа. Память преподобного Савватия празднуется по старому стилю 27 сентября (10 октября по новому стилю), преподобного Зосимы- 17 апреля (30 апреля по новому стилю), а преподобного Германа- 30 июля (по новому стилю-12 августа). Днем же памяти всех Соловецких святых является 9 августа (22 августа по новому стилю).

Наиболее часто на иконах преподобных Зосиму и Савватия изображают вместе. Хотя два этих подвижника никогда не встречались друг с другом, их объединяет то, что их трудами был основан Соловецкий монастырь. Преподобный Савватий положил ему начало, первым поселившись на Соловецком острове. А благодаря Преподобному Зосиме Спасо-Преображенская обитель разрослась, наполнилась братией, постепенно становясь той величественной северной святыней, которой она являлась и является поныне.

Иногда можно встретить иконы преподобных Зосимы и Савватия, где они изображаются среди пчелиных ульев. Связано это с тем, что в народе преподобный Зосима почитался, как «покровитель пчеловодства и хранитель пчел» (21, 165). По народному преданию, он совершил паломничество к святыням Востока, откуда в полом стебле тростника привез на Русь пчел. В день его памяти- 30 апреля по новому стилю, пчел вывозили на пасеки. Там, помолясь Зосиме и Савватию, «обходили вокруг пасеки с зажженной свечой, кропили ее освященной водою» (21, 165). Вот с чем связано появление ульев на некоторых иконах преподобных Зосимы и Савватия.

В дореволюционные времена мощи преподобных Зосимы и Савватия в серебряных гробницах находились в главном храме Соловецкого монастыря — Преображенском. А мощи преподобного Германа почивали под спудом в монастырском храме, освященном в его честь. Там они находились до 1920 года, который стал роковым для большинства мужских и женских монастырей Архангельской губернии. Только в 1992 году, после более чем семи десятилетий запустения Соловецкого монастыря, они снова вернулись в стены возрожденной обители. Теперь уже они вместе почивают в одной раке в Благовещенском храме этого монастыря.

Преподобный Варлаам Шенкурский

Преподобный Варлаам Шенкурский (или Важский) является небесным покровителем города Шенкурска.

«В мире он был лицом весьма значительным. Он — новгородский посадник Василий Степанович Своеземцев, был весьма богат и уважаем великими московскими князьями. Один древний историк писал о нем : «посадник Василий по наследству владел Заволочьем. Река Вага со всеми ее окрестностями была в его владении» (2, 130). «По другим сведениям, дед Василия Степановича, Василий Матвеевич Своеземцев, новгородский посадник, …приобрел у чудских старшин земли Шенкурские до Ростовских границ» (22, 418).

Благочестие и желание помочь ближнему отличало представителей этого знатного и богатого рода. Так, «Своеземцевы первые завели на Ваге хлебопашество» (2, 130). До того времени местные жители, большинство которых составляла уже знакомая нам по житию Кирилла Челмогорского, полудикая чудь, жили только за счет охоты и рыболовства.

Однако наиболее благочестивым из Своеземцевых был Василий Степанович. В Новгороде он «начальствовал честно и ненавидел все худое. Исполняя заповедь Спасителя, он был питателем сирот, одеждою нагих, врачом больных. В доме его находили себе покой все странники. Особенно же расточал он свои благотворения на любимой Ваге» (22, 418). Он «более, чем отец и дед, употреблял огромные средства свои для пользы этой дикой страны, особенно для нравственного развития ее жителей» (2, 131), в связи с чем построил в ней много православных храмов (9, 172). Как глубоко верующий человек, Василий Своеземцев считал себя ответственным за судьбы и духовно- нравственное состояние подвластного ему населения. Он помнил о том, что за них ему отвечать пред Богом.

Кроме того — он просто любил Важские места за их красоту. Поэтому, несмотря на то, что управление краем осуществляли его доверенные люди, Василий Своеземцев часто и охотно бывал на Ваге сам.

«В Заволочье, над рекой Вагой Василий поставил городок и назвал его «Пинежским городком», как поставленный над рекой Пинежской» (22, 418). Помимо этого, на его средства было построено много храмов. А в 1444 г. Василий Степанович Своеземцев основал на Ваге мужской монастырь в честь Апостола и Евангелиста Иоанна Богослова. «Обители своей он дал много земель, утвердив свои пожертвования грамотами» (22, 419). Вот как рассказывается об основании им Иоанно-Богословского монастыря в одном древнем повествовании: «пред каждым праздником Василий проводил ночи в молитве. Пред праздником Иоанна Богослова положил он обет построить обитель в честь Евангелиста. Наутро пошел осмотреть места, и два места на запад от городка показались ему удобными для обители; из них восточное место более нравилось ему. Но он, не полагаясь на себя, бросил жребий. Три раза бросал, и каждый раз выходил жребий западного. Василий сказал вслух служителям: «восточное место — место твердое, а на этом месте земля не крепка. И однако люди будут жить здесь, место им понравится, только много будет хлопот» (9, 177).

Спустя несколько лет, когда «Василий Иванович собственным опытом уверился, что дела мира- только тревоги и пустота» (22, 418), он навсегда покинул Новгород. Потому что «был вынужден со своим семейством бежать из Новгорода, спасаясь от преследований Марфы Борецкой» (16, 28). Свергнутый посадник на своем опыте изведал переменчивость земных счастья, власти и славы. Так что мог бы повторить слова мудрого царя Соломона — «видел я все дела, которые делаются под солнцем, и вот, все суета и томление духа!» (Еккл. 1. 14).

Познав эту суетность мирской жизни, посадник Василий Своеземцев решил остаток дней посвятить Богу. Оставив жену и детей (9, 177), он поселился в том самом Иоанно — Богословском монастыре, который основал на Ваге. Здесь принял монашество с именем Варлаама.

«Иноческая жизнь его была весьма строга: смирением и послушанием он ставил себя ниже всех, как будто не был основателем обители и владельцем богатых земель. Сколько знаменит он был за оградой обители, столько в обители в одежде инока старался быть известным одними иноческими подвигами. Верный Владыке своему раб, он работал Ему каждый день со всем усердием, упражняясь в посте и молитвах» (22, 419). Преподобный Варлаам отличался необычайными смирением и скромностью, так что в этом иноке нельзя было признать могущественного и богатого посадника.

19 июня 1462 г., будучи уже глубоким стариком, преподобный Варлаам почил о Господе. Перед своей кончиной он «завещал кормить в монастыре бедных и раздавать хлеб» (22, 419). Это оказалось последним добрым делом, которое он совершил, живя на земле. Погребли преподобного Варлаама на братском монастырском кладбище.

В 1552 г. во время разлива Ваги часть этого кладбища была размыта водой, так что показались из — под земли гробы похороненных давным-давно монахов. К этому времени их тела истлели. Но мощи преподобного Варлаама были обретены такими, как будто он был похоронен только что. И иноческая одежда на нем, и даже его гроб оказались нетленными.

После обретения мощей преподобного Варлаама от них стали совершаться чудеса. Поэтому иноки поместили их под спудом в монастырском храме в честь Апостола Иоанна Богослова. В 1589 году, на основании памятных записей о жизни преподобного Варлаама, которые хранились в Иоанно — Богословском монастыре, инок Сийской обители Иона написал его житие. В 1613 году «было установлено празднование преподобному Варлааму» (22, 419). Память его совершается в день его кончины –19 июня по старому стилю (2 июля по новому стилю).

Праведный Георгий Шенкурский

Праведный Георгий Шенкурский был коренным северянином, уроженцем «деревушки Яруполи, принадлежавшей к Велико- Николаевскому приходу, что близ города Шенкурска» (2, 135). Родители его были простыми крестьянами и носили фамилию Будиловых. Когда родители Георгия умерли, он по доброй воле принял на себя подвиг юродства. В подвиге этом праведный Георгий провел всю свою земную жизнь.

«Нося опоясание на чреслах, он терпеливо переносил и холод, и голод, и почасту для богомыслия уходил надолго в лес. Особенно часто любил он молиться в приходской Никольской церкви, откуда уходил на близлежащие болота. Среди болот был высокий холм, а на нем огромный камень. На этом камне много часов провел блаженный Георгий в своих думах и молитвах» (2, 135).

23 апреля 1462 г., в день своих именин, праведный Георгий отошел ко Господу. Перед своей блаженной кончиной он завещал, чтобы его погребли среди болота на холме под тем самым камнем, на котором он любил молиться. Когда же его спросили, в чем причина такого его желания, он ответил, что именно на этом месте впоследствии будет стоять храм в честь Святителя Николая Чудотворца. Слова подвижника, обладавшего даром прозорливости, сбылись. Впоследствии, когда вода реки Ваги размыла то место на берегу, где стояла Никольская церковь, ее действительно перенесли туда, где был похоронен праведный Георгий.

Обретение мощей праведного Георгия Шенкурского произошло в 1514 году. Тогда один из его почитателей, воевода князь Михаил Васильевич Хворостинин пожелал видеть его мощи. По приказу его мощи праведного Георгия были открыты и обретены нетленными. «Тогда же был снят со святого образ, мощи вновь благолепно преданы земле, над ними построена каменная часовня» (23, 19).

От мощей праведного Георгия совершалось множество чудес. Приведем только одно из них.

Некий житель Великого Устюга по имени Тимофей в течение трех лет был разбит параличом («расслаблен»). В сонном видении ему явился «великий в чудесех Георгий» и заповедал совершить паломничество к его гробу. Проснувшись, больной немедленно дал обет совершить это, и сразу почувствовал себя лучше. Окончательно выздоровел он тогда, когда исполнил свое обещание, данное праведному Георгию(23, 19).

С 90-х годов Х1Х столетия по благословению епископа Архангельского и Холмогорского Александра (Закке-Заккиса), в храмах г. Шенкурска на отпусте упоминалось имя праведного Георгия Шенкурского (23, 19).

На иконах праведный Георгий Шенкурский изображался босым, одетым в рубище, с молитвенно сложенными на груди руками. А иногда — седобородым и одетым в шубу (9, 816) Память его совершалась в один день с памятью его современника, преподобного Варлаама Шенкурского, 19 июня (2 июля по новому стилю).

Праведные Захария и Афанасий Шенкурские

Преподобный Варлаам и праведный Георгий Шенкурские были далеко не единственными святыми, подвизавшимися на Шенкурской земле. В том же 15 веке «в окрестностях Шенкурска жил праведный иерей Захария, который был священником в Слободско — Благовещенском приходе», и где впоследствии он и был похоронен. Больше о его судьбе ничего не известно» (2, 136).

В то же самое время в Важских краях подвизался о Господе и праведный Афанасий Наволоцкий. Он «пришел на реку Вагу, в Верхоледскую слободку, из каргопольских пределов, и скончался в трех верстах от этой слободки, на пути, в лесу» (2, 136). До прихода на шенкурскую землю он «основал монастырь в 78 верстах от возникшего после Петрозаводска» (24, 138).

Тело его некоторое время лежало среди леса не погребенным, пока праведный Афанасий не явился во сне четырем местным жителям, страдавшим различными недугами, и не исцелил их. После этого он велел им пойти в лес и похоронить его. Благодарные больные не только исполнили желание святого Афанасия, но и построили над его мощами часовню. В дальнейшем чудотворения от мощей праведного Афанасия продолжали совершаться.

Память праведных Захарии и Афанасия Шенкурских празднуется 18 января (31 января по новому стилю).

Преподобный Александр Ошевенский

Имя преподобного Александра Ошевенского имеет особое значение для Архангельской земли. Об этом автор «Архангельского патерика», архимандрит Никодим (Кононов) говорит так: «Для Архангельского края преподобный Александр Ошевенский был в некотором отношении тем же, чем был преподобный Савватий… Учениками его свет иноческой жизни был преимущественно распространен по Архангельской епархии» (2, 79). Особенно почитается преподобный Александр на Каргопольской земле.

В миру преподобный Александр носил имя Алексия. Родился он в большой и дружной семье зажиточных крестьян, в 80 верстах от Белозерска. Несмотря на то, что у его родителей — Никифора и Фотинии (или Светланы) Ошевиных было уже четыре сына (по другим сведениям — три сына и дочери (9, 260)), им хотелось иметь еще одного. Особенно желал этого Никифор. Поэтому он даже укорял жену, которая никак не могла подарить ему желанного сыночка: «есть в тебе, женщина, какой- то порок или грех!» (25, 576) Бедной женщине оставалось только просить Божию Матерь о чуде.

«Благ Господь всем призывающим Его и молитву их услышит» (Пс. 144.18-19). Как- то раз Фотиния, после слезной молитвы к Царице Небесной, задремала. В тонком сне она увидела Богородицу, а также некоего благообразного, седовласого старца. Божия Матерь сказала ей:

— «Исполнится прошение твое. И ради этого старца, подаст вам Господь дитя именитое (т. е. известное), которое прославит Бога и прославит его Бог. Имя же этому старцу Кирилл» (26, 228).

Через год, 17 марта 1427 года, у Ошевиных родился долгожданный сын, которого они назвали Алексием. Имя это означает «человек Божий». Возможно, выбор имени был связан с тем, что этот ребенок был «вымоленным у Бога чадом».

С детства Алексей отличался необычным для ребенка характером. Был кроток, приветлив и тих. Почитал старших. Шумных игр, смеха и развлечений избегал. Зато любил усердно молиться по ночам. Строго постился по средам и пятницам, а к лакомствам, которые дети обычно очень любят, был совершенно равнодушен. Обычной пищей его был хлеб, который он позволял себе есть только раз в сутки, да и то не досыта.

В семь лет Алексия отдали учиться грамоте к местному дьячку. Боголюбивый отрок оказался хорошим учеником. Потому что постигал книжную премудрость не с надеждой на собственный ум, но на помощь Божию.

Вот молитва, с которой он обращался к Господу, прося помочь ему в учении: «Господи Иисусе Христе, Сыне Единородный! Не скрой от меня заповедей Твоих, но подай разум мне, ищущему Тебя, во всем, ибо Ты благословен во веки. Аминь» (25, 578). С помощью Божией Алексий «быстро освоился с книжными занятиями и получил навык в Божественном Писании» (25, 578). Его учитель- дьячок не знал, чему больше удивляться — необычайной одаренности мальчика или его аскетическим наклонностям. Провидя в отроке Алексие избранника Божия, он смиренно говорил: «от Бога далось ему понимание книг, а не от моего преподавания» (25, 578).

Однажды Фотиния рассказала Алексию о своем видении перед его рождением. А также поведала о том, кто был тот старец, по молитвам которого он родился. Это был преподобный Кирилл Белозерский, один из сонма Вологодских чудотворцев. Год его кончины, 1427-й, стал годом рождения Алексия. Между прочим, монастырь, основанный преподобным Кириллом, стоял в 60 верстах от села, где жила семья Ошевиных. Безусловно, слова матери запали в душу благочестивого отрока Алексия.

В 18 лет Алексий решил посвятить свою жизнь служению Богу. Правда, от родителей свое желание он утаил. Возможно потому, что боялся, как бы его отец, отличавшийся горячим нравом, не помешал ему уйти в монастырь. Поэтому, когда Алексий стал собираться в Кирилло-Белозерскую обитель, он сказал родителям, что просто хочет пойти туда на богомолье.

Взяв с собой немного хлеба и попрощавшись с отцом и матерью, он отправился в путь. Перед этим он обратился к Богу с такой молитвой: «Боже, Ты повелел Аврааму, рабу своему: «изыди от земли твоея и от рода твоего», научи ныне и меня страху твоему. Вот я оставил дом свой имени Твоего ради. Не затвори же от меня дверей Царствия Твоего!» (25, 582)

Когда отчий дом скрылся вдали, Алексий не смог сдержать слез. Ведь всегда тяжело покидать родительское гнездо, отправляясь в неведомый и чуждый, а нередко и враждебный мир… Но вскоре печаль юноши сменилась радостью. Ведь он шел в святую Кирилло-Белозерскую обитель, поклониться раке преподобного Кирилла, молитвами которого появился на свет. И главное — если это будет угодно Богу и святому Кириллу — поступить в этот монастырь.

Придя в монастырь, Алексий открыл его настоятелю свое желание стать монахом и попросил принять его в послушники. После беседы с юношей, увидев благодать Божию, почивающую на нем, игумен благословил его остаться в Кирилловом монастыре и отдал его в послушание некоему «дьяку разумному и искусному, знающему Божественное Писание» (25, 587). С одним из своих земляков он передал родителям письмо, в котором открыл им свое желание сделаться иноком.

Узнав о том, что их сын стал послушником, Никифор и Фотиния огорчились, так что детям пришлось успокаивать их. Ведь родителям всегда тяжело расставаться со своими детьми, даже тогда, когда они понимают, что те избрали правильный жизненный путь. Понимая, что Алексий действительно избрал «благую участь», они не стали требовать его возвращения домой. Правда, через год на монастырский престольный праздник, Никифор посетил Кириллову обитель, чтобы повидать сына. Упав на колени перед отцом, Алексий со слезами просил у него прощения за то, что так огорчил его (9, 260). Когда Никифор узнал о желании Алексия остаться там навсегда, то охотно разрешил ему это. Видимо, благолепие монастыря и строгая жизнь иноков, где было «много и бояр, и вельмож, и простых людей» (26, 230) произвели на него самое хорошее впечатление (26, 231), и он одобрил выбор сына. После праздника Алексий попросил благословения проводить отца, и они расстались в пяти верстах от Кириллова монастыря. А Никифор вернулся домой с такой радостью на душе, «точно он получил какое счастье от Бога» (9, 260).

Семь лет продолжался послушнический искус Алексия. Все это время он подвизался в «воздержании, утруждая себя постом, бдением и молитвами. Постоянно читал он книги и ежедневно без лености ходил в церковь и слушал там пение и чтение Божественного Писания. Внимал своему учителю, почитал его, во всем повиновался ему. И научился он всякому добронравию и всякому благочинию, и был он украшен правдою и беззлобием, более же всего обрел душевную чистоту, ибо с ней каждый Бога узрит, помня сказанное Господом: «блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят» (Мф. 5.8). Даже после принятия священного сана он нес тяжелые, требующие терпения послушания — в монастырских хлебне и поварне (9, 261).

Только после длительного испытания, продолжавшегося шесть долгих лет, Алексий был удостоен монашеского пострига с именем Александра. А также — рукоположения во иеродиакона. В это время ему исполнилось 25 лет (25, 593).

Он служил примером подвижнической жизни для всей братии. Вот какой образ жизни вел он в Кирилло-Белозерской обители: «все наложенные на него службы монастырские он исполнял с великим терпением, послушанием и кротостью великой. Ранее всех приходил он в церковь, из церкви же уходил позднее всех. Поэтому все, видя такие его труды и смирение, почитали его как отца или как ангела Божия» (25, 596).

Однако самого преподобного Александра это только тяготило. Однажды он случайно услышал, как монахи хвалят его. Он был настолько огорчен этим, что решил покинуть монастырь, поскольку был убежден, что слава и уважение «делают его труды напрасными и лишают загробного блаженства» (25, 596).

Тем не менее, не решаясь уйти из Кириллова монастыря сразу, тем более — самовольно, без благословения настоятеля, он решил временно покинуть его, чтобы посетить родных. Дело в том, что за некоторое время до этого отец Алексия переселился на Каргополье, где основал слободу, которая стала называться «Ошевнева слобода» (9, 261). И вот, теперь уже монах, Александр стал проситься у игумена посетить родителей. Вот так преподобный Александр и оказался на Каргопольской земле.

Он прогостил у родителей неделю. Когда же стал собираться назад, отец посоветовал ему создать монастырь близ Ошевневой слободы (25, 592), причем даже посоветовал, в каком именно месте можно было бы его построить. Находилось оно «в 44 верстах от г. Каргополя, на реке Чуруге» (ныне Чурьеге) (26, 231). На другой день преподобный Александр вместе со старшим братом отправился посмотреть это место. Пока брат поодаль рубил дрова, преподобный Александр поставил на облюбованном им месте деревянный крест и стал молиться перед ним. Незаметно он задремал и во сне услышал голос: «Александр, угодник Мой, вот Я приготовил место тебе, куда ты пришел сам без зова. Сотвори себе пребывание. Живи здесь и спаси душу твою. И будет тебе покой во веки веков, и через тебя многие спасутся» (9, 263).

Когда Александр очнулся, рядом никого не было. Видение исполнило его душу радостью, и он дал обет — если игумен благословит его покинуть Кириллову обитель, он вернется сюда и останется здесь навсегда. Тем временем полошел его брат, и они отправились домой. Дома Никифор Ошевень рассказал сыну, что место, которое он ходил смотреть, не простое: не раз люди видели там некий таинственный свет, слышали звон евидимых колоколов и пение незримого хора (9, 263).

Несмотря на такое количество свидетельств того, что Господь предназначил это место для монастыря, преподобный Александр все-таки не поселился там сразу, а вернулся в родную обитель. Спустя некоторое время, когда игумен узнал о том, что произошло с преподобным Александром на Каргополье, он благословил его поселиться там. А также дал ему в помощники опытного монаха. Так, «с благословения своего игумена и при помощи родного отца» (26, 231), который взял на себя труды по постройке монастыря (9, 263), преподобный Александр основал мужской монастырь в честь Праздника Успения Пресвятой Богородицы.

Настоятелем новой обители стал сам преподобный Александр, рукоположенный Святителем Ионой Новгородским в сан иеромонаха. Узнав о появлении на Каргополье монастыря, местные жители обрадовались этому. И вскоре у Успенского монастыря появились благотворители. Новгородская боярыня Анастасия вместе со своим сыном Георгием пожертвовала для новой обители земельные угодья, лес и деревню.

Жизнь в только что основанном в «неустроенном, пустынном и непроходимом месте» (24, 606) Успенском монастыре была крайне суровой и полной лишений. Поэтому ее не смог вынести даже опытный монах из Кириллова монастыря, пришедший на Чурьегу вместе с преподобным Александром. «Видя его великие труды и страдания, великое воздержание, суровую жизнь, и не имея отдыха в работе, не мог он перенести такого труда» (24, 606) и, простившись с преподобным Александром, ушел назад. Преподобный Александр остался в одиночестве. Терпел голод и холод, в одиночку корчевал лес и разрабатывал землю под огороды, «трудился неутомимо, освящая труды молитвами» (26, 231). Излишки овощей он отдавал странникам и нищим.

Еще при жизни преподобного Александра по его молитвам стали совершаться чудеса. Одно из таких чудес связано с изгнанием им змей с Каргопольской земли. А на окраине села Поздышево на Каргополье сохранился камень, на котором, согласно местным преданиям, любил молиться преподобный Александр, и на котором остался отпечаток его стопы. И поныне простой серый валун хранит память о молитвенных подвигах преподобного Александра.

Преподобному Александру не суждено было прожить всю жизнь в пустынном уединении. Постепенно к нему стали приходить люди, желавшие поселиться с ним. Он принимал их с радостью. Они же, видя его подвижническую жизнь, стремились подражать ей по мере сил. Совместными трудами братии монастырь стал разрастаться. И вот в лесной глуши появились деревянные кельи, пекарня, кухня и все необходимые для монастыря постройки. «Все имели они по чину уставному, а чин положили они для монастыря весьма изрядно, по уставу Иерусалимскому» (25, 607).

«Установив общежитие, преподобный ввел строгий чин во всем — в храме не говорить ни с кем, в трапезу приходить в молчании и слушать чтение, в келии не быть без дела, во время работ по послушанию иметь в уме псалом или молитву Иисусову, тем и дело благословится и душа освятится» (26, 231). Насельники монастыря были поистине «земными ангелами, небесными же человеками» — соблюдали безмолвие не только в храме, но даже и вне его, в кельях выполняли по уставу молитвенное правило. Свободное время проводили не в праздности, а занимались различным рукоделием.

Преподобный Александр был наставником братии, подавая им пример иноческой жизни, как своими делами, так и своими наставлениями. Вот некоторые из них: «Братие, на что вы вышли, над тем и работайте. Ибо всякий час подобает нам бодрствовать о часе смертном, ужасаться и трепетать огня вечного. Отступим от путей лукавых, которые таковы: любодеяние, воровство, клевета, пьянство, объедение, братоненавидение. От всего этого уклонимся и этим возгнушаемся, но пойдем по пути Господнему, ведущему нас в жизнь вечную. Пусть не страшит вас мысль, что место наше пустынное и трудное, ибо вы знаете, что нам подобает скорбями войти в Царство Небесное. Вот средства спасения: пост, молитва от чистого сердца, смирение ко всем, любовь к Богу нелицемерная, милостыня к нищим, посещение странников и заключенных в темницу. Покаемся во грехах своих: ибо покаяние есть путь, ведущий к Небесному Царствию, оно- ключ к этому Царствию, и без него нельзя войти туда» (25, 608). И эти слова преподобного Александра находили благодатную почву в сердцах монастырской братии. Преподобный Александр учил свою братию не только строго соблюдать монастырский устав, но и любить ближних, и сам подавал им пример этой любви. Каждый год, когда на престольный праздник обители в ней совершался крестный ход, в числе других гостей и паломников туда приходила и мать преподобного Александра — Фотиния. И тогда навстречу ей выходил за монастырские ворота сам игумен Александр, чтобы ласково приветствовать и обнять свою старушку-мать (9, 264). Несмотря на то, что преподобный Александр был монахом, он, по заповеди Божией, любил и почитал своих родителей.

27 лет прожил преподобный Александр в созданном им монастыре. Немало испытаний пришлось ему вынести за это время. Он претерпел много лишений, когда Успенский монастырь еще только строился. А потом — искушения и обиды от родственников и братии. Как-то два молодых племянника преподобного Александра надумали стать монахами. Видя их ревность по Боге, преподобный Александр постриг их. Однако это возбудило недовольство их родителей, не хотевших видеть своих сыновей иноками. А позднее эти молодые монахи, не выдержав строгости монастырского устава, по примеру некоторых других малодушных братий, ушли в «мир», позабыв о данных ими обетах. После их ухода преподобный Александр провел в молитве целую ночь, моля Бога укрепить его на борьбу с врагом рода человеческого. И, во время молитвы, услышал множество голосов: «одолел ты нас Христовой благодатью, победил своим терпением!» После этого искушения в монастыре прекратились (9, 263).

Это был не единственный случай, когда преподобному Александру пришлось терпеть скорби, облегчить которые было не под силу людям, и и чудесным образом получать помощь от Бога. Как-то он тяжело заболел. И тогда на помощь ему неожиданно явился тот, с чьим именем было связано так много в его жизни — преподобный Кирилл Белозерский. Об этом чудесном событии известно по рассказу самого преподобного Александра: «Я узнал его по образу писаному, ибо в живых не видел его. И стал просить его: «отче Кирилле, избавь меня от болезни сей!» Святой осенил меня крестом и сказал: «не скорби больше, брат, ибо я буду молить Бога и Его Пречистую Матерь, чтобы ты исцелился. Но не забудь обета своего, как ты обещался, не оставлять места сего и начинания. Я же буду помощником тебе, всегда молясь о месте сем!» После этого преподобный Александр почувствовал себя лучше. И сразу же отправился в храм, чтобы поблагодарить Господа и преподобного Кирилла за исцеление (9, 263).

20 апреля 1479 г., в возрасте 50 (или 52-х (9, 263)) лет, преподобный Александр преставился. Кончина его была блаженной кончиной праведника. Перед смертью он простился с каждым из иноков своей обители, целуя их и прося прощения. А монастырь поручил своему брату Леонтию, предсказав, что тот станет монахом (9, 263). Последними словами преподобного была молитва, обращенная к Господу: «Господи, в руки Твои предаю дух мой» (25, 616). День его кончины — 20 апреля (по новому стилю — 3 мая) является днем его памяти.

По преставлении тело преподобного Александра имело не такой вид, какой обычно имеют тела умерших — «не было в нем ни черноты, ни смуглости, но было оно таким, как бы он уснул, являя тем духовную его чистоту и мздовоздаяние от Бога за труды его» (25, 616). От мощей его стали совершаться многочисленные чудеса. Такие же чудеса совершались и при молитвенном обращении к преподобному Александру.

Сохранилось описание его внешности, сделанное со слов знавших его людей. Судя по их рассказам, преподобный Александр «роста был среднего, лицом сух, очи имел веселые, приветливые, бороду небольшую, но весьма густую, и русые волосы» (26, 232). «У него было кроткое лицо и добрый взгляд» (9, 263).

Как при жизни преподобного Александра его отец помогал ему в создании Успенского монастыря, так и после его кончины его родственники продолжали заботиться о нем. Так, однажды обитель чуть было не подверглась разорению со стороны неких влиятельных людей, которые присвоили себе даже монастырские книги, и пришла в упадок. Но боголюбивые местные жители, не желавшие лишиться святой обители, решили избрать для нее деятельного и мужественного настоятеля, который бы позаботился об Успенском монастыре. Их выбор пал на сына местного священника, дьяка Матфея. Но тот стал отказываться, ссылаясь на свою юность и неопытность. И тогда брат преподобного Александра, Леонтий, уже глубокий старик, вспомнив о предсмертном предсказании своего брата, заявил Матфею, что готов помогать ему во всем и вместе с ним постричься в монахи ради спасения обители. Он сдержал свое обещание и помогал Матфею, который, после принятия пострига стал игуменом Максимом, до самой смерти. Вместе им удалось возродить Алескандро-Ошевенский монастырь. Сорок лет игумен Максим мудро управлял Ошевенским монастырем, служа примером глубокой веры, смирения и трудолюбия как для братии, так и для местных жителей» (9, 263).

В послереволюционные годы Александро-Ошевенская обитель подверглась закрытию. С 2001 г., по благословению епископа Архангельского и Холмогорского Тихона, началось ее возрождение. На месте обители был создан православный приход. Однако, за долгое время запустения Александро-Ошевенский монастырь пострадал настолько сильно, что сейчас находится в полуразрушенном состоянии — сохранились только полуразрушенный храм с колокольней, часть ограды с башенками по углам и братский корпус. Однако мощи преподобного Александра уцелели. Они и оныне хранятся под спудом в монастырском храме. Хочется верить, что, по молитвам преподобного Александра его святая обитель будет восстановлена в прежнем величии и красоте.

Преподобный Александр Ошевенский имел особое значение для Архангельской земли. «Учениками его свет иноческой жизни был преимущественно распространен по Архангельской епархии. Преподобный Антоний Сийский — ученик преподобного Пахомия — ученика преподобного Александра, основал знаменитую Сийскую обитель. А иноками Кирилло — Сырьинской обители было положено начало Кожеозерской пустыни. И из этой ветви Кирилло-Белозерского Ошевенского иночества в пределах Архангельского края мы видим следующих святых мужей — преподобного Кирилла Сырьинского. Серапиона и Авраамия Кожеозерских с их учениками, преподобного Никодима, пустынножителя Хозьюгского и Антония Сийского» (2, 79). С их житиями мы познакомимся немного позднее.

Праведный Кирилл Вельский (Важеский)

Праведный Кирилл с давних времен почитался небесным покровителем г. Вельска. На иконах он изображался в виде юноши в белой одежде, стоявшего на берегу реки Ваги.

Обретение мощей праведного Кирилла Вельского произошло в 16 веке. Жила тогда в Вельском погосте (так назывался в старину город Вельск) благочестивая женщина по имени Евлампия. Однажды, когда она была занята домашним рукоделием, ей явился неизвестный юноша и сказал: «Меня вымыло водою из могилы, и теперь тело мое — на берегу Ваги. Вели, чтобы его перенесли к храму Божию и поставили над ним часовню» (12, 366). Имени своего юноша не назвал.

Изумленная женщина поведала о своем видении священникам и народу. И вот все они отправились на старое городское кладбище, находившееся на речном мысу. В старину там стоял храм в честь Святителя Иоанна Милостивого, поэтому в народе это место называлось «Подъиванским». Придя туда, они действительно нашли на берегу старинный, потемневший от времени, гроб, который был вымыт из земли речной водой. Когда гроб перенесли к церкви, то решили посмотреть, что же находится в нем. Судя по древнему виду гроба, люди надеялись обнаружить в нем разве что кости. Однако, к их удивлению, оказалось, что лежит в гробу нетленное тело юноши. Причем оно выглядело так, как будто погребли его только вчера. Даже одежда на нем была, как новая.

Напрасно пытались местные священники выяснить у старожилов Вельского погоста, кем был тот юноша, нетленные мощи которого они обрели. Никто не мог ничего вспомнить и рассказать о нем. Потому что слишком уж много лет минуло с тех пор, когда он жил на свете…

Однако в конце концов отыскался один- единственный человек, который сумел рассказать хоть что- то о неведомом подвижнике. Это была жившая при храме и кормившаяся подаянием древняя слепая старушка — инокиня Акилина, по прозванию «Накапа». Она вспомнила, как в молодости слышала от старых людей о том, что «когда Новгород был еще не за Московским государем, тиун (управляющий) новгородских наместников утонул в реке Ваге и был погребен при церкви на Подъиванском» (12, 367). Акилина поведала и о том, что звали этого человека Кириллом. А также рассказала о об его чудесной кончине. Однажды боярин за что — то разгневался на Кирилла, да так сильно, что хотел его убить. Некуда было скрыться слуге от гнева господина. И тогда бросился он в реку Вагу. А вода вокруг него вдруг сама расступилась во все стороны на три сажени. Тогда боярин, раскаявшись в своем поступке, стал просить прощения у своего тиуна. Простил его Кирилл, но сам пал ниц и утонул. Боярин, горько раскаиваясь в том, что без вины погубил верного слугу, приказал найти его тело, и похоронил его с честью и надгробным пением, при храме.

Рассказ инокини Акилины имел неожиданный конец. Поведав все, что знала о праведном Кирилле, она попросила подвести себя к его гробу. При этом с ее верхнего века исчезла большая, величиной с яблоко, опухоль, после чего «она стала видеть так же ясно, как бы не была слепою» (12, 368). Видя это чудо, жители Вельского погоста поняли, что они обрели мощи святого. И что отныне праведный Кирилл будет помогать им в их бедах, скорбях и болезнях, как помог он прозреть инокине Акилине.

С тех самых пор и началось почитание праведного Кирилла Вельского (или Важеского, так как в ту пору река Вага протекала рядом с Вельском (12, 366)). Над гробом его жители Вельского погоста построили часовню. «По мере того, как распространялась весть об обретении святых мощей и о происходящих от них исцелениях, народ все более и более прибегал к молитвенному ходатайству праведного Кирилла и собираться в часовне для поклонения его гробу. Многие по вере своей получали исцеления от различных недугов, что еще более возбуждало веру и усердие к угоднику Божию» (12, 368).

В 1587 г. мощи праведного Кирилла Вельского были вновь освидетельствованы. Священнослужители Никольской церкви, отпев молебен святому, открыли его гробницу. Оказалось, что тело праведного Кирилла пребывало по-прежнему нетленным. Отсутствовала только верхняя губа. С колокольным звоном, при стечении народа, мощи праведного Кирилла были перенесены в Никольскую церковь и поставлены открыто по правую сторону от алтаря. При этом произошло чудо — мальчик Симеон, страдавший неизлечимой «болезнью чрева», к радости родителей, совершенно выздоровел.

Впоследствии Никольская церковь сгорела. А с нею погибли в огне и мощи Кирилла Вельского. Несколько уцелевших костей хранились в алтаре Троицкого храма, а затем были закопаны на том самом месте, где стояла когда- то Никольская церковь. (27, 8)

Несмотря на то, что мощи праведного Кирилла Вельского оказались утраченными, при молитвенном обращении к нему продолжали совершаться чудеса. И поныне почитают его жители Вельска, как небесного покровителя своего города. Память его совершается 9 июня по старому стилю (по новому стилю — 22 июня). В Успенском храме города Вельска и поныне находится его икона, которая является чудотворной.

Преподобный Димитрий Цилибинский

«Преподобный Димитрий был одним из самых ближайших учеников и ревностных помощников Святителя Стефана Пермского в распространении Православной веры» (12, 347). По происхождению своему он, вероятно, был уроженцем Коми-Пермского края. Приобщая его жителей к истинам Православия, Святитель Стефан из их числа «воспитал себе немало помощников, которые, как их соплеменники, хорошо знакомые с нравами и обычаями своего народа и говорившие с ними на одном языке, могли быть более способными к миссонерству» (12, 347). Так, известно, что эти священнослужители совершали Богослужения на родном и понятном для местного населения коми- пермском языке.

Преподобный Димитрий, ученик Святителя Стефана, основал на реке Вычегде Цилибинскую пустынь. Она находилась в 28 верстах от города Яренска. По замыслу основателя, Цилибинская пустынь должна была «служить приютом для проповедников христианства» (12, 347). Таким образом, она являлась своеобразным миссионерским центром. Храм пустыни был освящен в честь Архистратига Божия Михаила.

Преподобный Димитрий вел строгую подвижническую жизнь. Под монастырским храмом он выкопал пещеру, где уединялся для молитвы. Пещеру эту он покидал только для совершения Богослужений и проповеди.

Год и день кончины преподобного Димитрия Цилибинского неизвестны. Тело его было погребено в основанной им пустыни, близ Михайло — Архангельского храма. А над могилой построена часовня. На крышке гроба, где почивали мощи преподобного Димитрия, имелось его изображение.

Впоследствии Цилибинская пустынь пришла в упадок, и Михайло — Архангельский храм стал приходской церковью. Но, несмотря на упразднение монастыря, основанного преподобным Димитрием, память его столетиями благоговейно почиталась местными жителями, свято хранившими память о своем преподобном земляке.

Преподобные Евфимий и Харитон Сянжемские

О земной жизни этих двух подвижников известно немногое. Преподобный Евфимий был иноком Вологодского Спасо-Каменного монастыря. Откуда он был родом, и в каком возрасте стал монахом — неизвестно. Известно лишь, что «он был уроженец вологодский, пробыл в монастыре в различных послушаниях довольно времени, и по любви к уединению вышел из него и поселился в пустыни близ устья реки Кушты на восточном берегу Кубенского озера» (12, 359). Избранное им место было окружено непроходимыми болотами и лесами, поэтому пустынник пребывал в нем в полном уединении. Но неожиданно произошло событие, заставившее преподобного Евфимия покинуть келью, построенную им в лесной чаще, и переселиться в другое место, указанное ему Богом.

Однажды к преподобному Евфимию пришел монах. Он также был выходцем из Спасо-Каменного монастыря, покинувшим родную обитель из любви к отшельническому житию. Звали этого монаха Александр. До прихода на Кушту он жил на реке Сянжеме. Впоследствии он был причислен к лику святых, как один из угодников Божиих Вологодской епархии, преподобный Александр Куштский. Преподобному Александру понравилась местность, где жил Евфимий, и он стал просить его перейти на Сянжему, а келью на Куште уступить ему. Преподобный Евфимий принял это, как волю Божию, и согласился. Когда он поселился на Сянжеме, к нему стали приходить люди, просившие его молитв и наставлений. Тогда преподобный Евфимий понял, почему преподобный Александр решил покинуть это место. Но, ради любви к ближним, он не стал отказывать местным жителям в духовном руководстве. Постепенно к преподобному Евфимию стали собираться люди, стремившиеся к монашеской жизни. Одним из них был человек по имени Харитон, ставший наиболее преданным учеником преподобного Евфимия.

Поскольку в тех местах не было храма, преподобный Евфимий решил построить церковь в честь Праздника Вознесения Господня, а при ней — монастырь. В Ростове, куда преподобный Евфимий ходил за благословением на постройку церкви и монастыря, он был рукоположен во иеромонахи и возведен в сан игумена. Став настоятелем, преподобный Евфимий еще более усилил свои подвиги, считая, что, как игумен, он должен трудиться больше всех в обители. Вместе со своим верным учеником, преподобным Харитоном, он возделывал землю, рубил дрова, носил воду и исполнял все те тяжелые послушания, которые не могли или хотели выполнять рядовые насельники его монастыря. Так же он вел себя и в отношении пищи и одежды, лучшее отдавая братии, а для себя довольствуясь худшим. Однако преподобный Евфимий нес не только телесные подвиги. Он имел навык непрестанной молитвы. Даже за работой он не оставлял молитвы ко Господу и читал псалмы.

Преподобный Евфимий дожил до глубокой старости. Время его кончины неизвестно. Предположительно это произошло в начале второй половины 15 века, не позже 1465 г. (12, 361). Своим преемником он назначил своего ученика — преподобного Харитона, который стал достойным продолжателем трудов и подвигов преподобного Евфимия и управлял Вознесенским монастырем более 40 лет, до своей кончины 11 апреля 1509 года. Вознесенский монастырь на Сянжеме просуществовал до 1764 г., после чего был закрыт. А монастырский храм, в котором под спудом почивали мощи преподобных Евфимия и Харитона, сделан приходской церковью.

Память преподобных Евфимия и Харитона Сянжемских совершается несколько раз в году. Так, память преподобного Евфимия празднуется 15 октября, а также 20 января. Последняя дата является днем памяти преподобного Евфимия, схимника Киево-Печерского, на основании чего о. Иоанном Верюжским было сделано предположение, что этот день — день тезоименитства святого (12, 362), а не день его кончины. Память преподобного Харитона совершается 28 сентября. Кроме того, 11 апреля совершается память и преподобного Евфимия, и преподобного Харитона Сянжемских, которые при жизни вместе делили и подвиги, и молитвенные труды. А, по преставлении своем, разделили и вечную славу, которую уготовал им Господь.

XVI век

В этом веке на Архангельской земле продолжали появляться новые обители — Сийская, Николо-Коряжемская, Кожеезерская (или Кожеозерская). К этому же времени относится и обретение мощей одного из святых покровителей г. Архангельска (наряду со Св. Архистратигм Михаилом) — преподобного Евфимия Архангелогородского. Но, пожалуй самым удивительным является то, что среди северных святых этого времени можно встретить не только взрослых, но и детей — праведного Артемия Веркольского и его сестру — праведную Параскеву Пиринемскую. Это свидетельствует о том, насколько глубоко в то время укоренились на нашей земле традиции православного благочестия. Но наиболее яркой среди судеб святых 16 века является жизнь игумена Соловецкого монастыря Филиппа (Колычева), впоследствии ставшего митрополитом Московским, который осмелился в одиночку противостать опричному террору, развязанному царем Иваном Грозным. За это он заплатил жизнью. И даже историки советского времени, по убеждениям атеисты, не могли не испытывать уважения к этому «стойкому и храброму митрополиту». Православная Церковь причислила его к лику святых уже в 17 веке.

Преподобный Пахомий Кенский

Датой рождения преподобного Пахомия является 1450 г. Он был пострижеником Успенского Александро-Ошевенского монастыря и учеником и сомолитвенником его основателя преподобного Александра Ошевенского. После смерти преподобного Александра он покинул Успенский монастырь и поселился в Кенозерье (9, 50). Постепенно вокруг него стали собираться люди, желавшие вести монашескую жизнь под его духовным руководством. Эта монашеская община дала начало Спасо-Преображенского Кенского монастырю, «который возник на позднее начала 16 столетия, а может быть, и в конце предшествующего века» (28, 219). Учеником преподобного Пахомия стал преподобный Антоний Сийский, впоследствии основатель знаменитого Антониево-Сийского Троицкого монастыря, который «в 1508 г. принял пострижение в Кенозерской обители и подвизался первоначально под руководством преподобного Пахомия» (28, 219). Впоследствии, по благословению преподобного Пахомия, он вместе с двумя другими его учениками покинул Кенозерскую обитель, чтобы затем основать Сийский монастырь. Кончина преподобного Пахомия Кенского датируется 1515 (или 1525-м (9, 50)) годом. После смерти его «на могиле его творились чудеса и он был причислен к лику святых. В 1800 г. обитель его сгорела, и нетронутыми остались только три доски над его могилой» (9, 50). Память преподобного Пахомия совершается в субботу по празднике Богоявления Господня.

Преподобный Пафнутий Кенский

Преподобный Пафнутий был сподвижником преподобного Пахомия Кенского, и скончался, вероятно, в одном и том же 1515 г., что и он. Память его совершается 15 мая.

Праведный Артемий Веркольский

Праведный Артемий родился в 1532 году на Пинежье, в селе Верколе. Родители его — Косьма и Аполлинария — были простыми крестьянами и кормились земледелием. «Оба они были благочестивы и добродетельны» (29, 3).

Таким же благочестивым и добродетельным был и их маленький сын Артемий. Он «удивлял всех соседей своим благоразумием и смирением, так что казался не по годам умным. Почитал своих родителей, был послушен им во всем, оказывал прилежание к земледельческому труду, был прилежным к Церкви Божией» (29, 3-4). Отличался тихим нравом, и лет с пяти стал избегать ребячьих игр и шалостей. С того же самого возраста он стал помогать родителям в их повседневном труде (2, 137). Об его внутреннем мире можно лишь догадываться. Как и о том, что он был одним из тех детей, чьи Ангелы, по слову Спасителя, «на небесах всегда видят лице Отца Моего Небесного».(Мф. 18, 10)

23 июня 1544 года, когда праведный Артемий помогал отцу боронить поле, началась сильная гроза. Один из ударов молнии пришелся на то место, где стоял мальчик, после чего тот «от ужаса скончался» (29, 4). Стало быть, он умер при странных, необычных обстоятельствах. А самое главное — внезапно. Умер так, как всегда страшатся умереть верующие люди — без покаяния. И как, по традиционным представлениям, умирают только грешники.

Именно поэтому праведному Артемию было отказано даже в христианском погребении. «Односельчане Артемия сочли неожиданную кончину отрока праведным судом Божиим, наказавшим Артемия за какие-либо тайные грехи его. Тело Артемия, как умершего от внезапной смерти, осталось не отпетым и не погребенным, его положили на пустом месте в сосновом лесу, поверх земли, прикрыли хворостом и берестой и огородили деревянной изгородью. Так пролежало оно 32 года, всеми забытое» (30, 462-463).

Спустя 32 года праведный отрок Артемий, безвинно оклеветанный, даже лишенный христианского погребения своими односельчанами, стал почитаться ими же уже как святой. В 1577 г. дьячок веркольской Никольской церкви Агафоник, собирая в лесу грибы, увидел среди деревьев какой-то свет. Подойдя к месту, откуда он исходил, Агафоник с удивлением заметил, что свет исходит от тела праведного Артемия, лежащего в деревянном срубе среди леса. Приблизившись, он увидел, что оно «совершенно цело и невредимо». Агафоник поспешил рассказать об удивительной находке односельчанам. Они принесли мощи праведного Артемия в село и положили их на паперти Никольской церкви.

Сразу же после этого от мощей святого Артемия, а также от бересты, покрывавшей его гроб, стали выздоравливать больные. Первым чудом стало выздоровление сына местного крестьянина от лихорадки, косившей в это время окрестное население. После того, как отец умиравшего мальчика привесил к его нательному крестику кусочек бересты от гроба праведного Артемия, ребенок выздоровел (9, 361). Узнав о случившемся, местные жители принялись служить молебны святому Артемию, после чего эпидемия лихорадки прекратилась (9, 361). Чудеса от мощей праведного Артемия продолжались и в дальнейшем. Так в 1584 г. после молитв к праведному Артемию исцелился человек по имени Павел, у которого «было болезненно обращено лицо назад и закрыты глаза так, что он ничего не видел» (29, 7). После этого чуда жители Верколы перенесли мощи святого отрока в сделанный для этого при Никольской церкви особый придел, поместив их в новом гробу. На досках старого гроба были написаны несколько икон святого Артемия Веркольского. При этом «один человек с Пинеги, по имени Панкратий, бывший проездом в Верколе, в 1601 г. привез в Великий Устюг одну из икон Артемия, и от того образа многие получили тогда исцеление» (30, 464). Так постепенно имя праведного отрока Артемия Веркольского становилось известным и за пределами Пинежья.

«В 1619 г. Новгородский митрополит Макарий свидетельствовал мощи праведника и благословил перенести их в самый храм Святителя Николая. По его же благословению и распоряжению составлено было житие Артемия…» (30, 464).

В 17 веке в Верколе в честь праведного Артемия был основан мужской монастырь. Причем к возникновению его оказался причастен человек, который вошел в историю, как «человек предприимчивый, смелый и энергичный, опытный администратор, вместе с тем отличавшийся жестокостью в обращении с подчиненными» (31, 203). Это был воевода Афанасий Пашков, имя которого северянам более знакомо по знаменитому «Житию» протопопа Аввакума, который во время своей ссылки в Сибирь оказался в отряде Пашкова, в ту пору уже даурского воеводы. У Афанасия Пашкова был единственный сын по имени Еремей, которого он беззаветно любил. В 1636 году, когда Афанасий Пашков прибыл на воеводство в Мезень и Кевролу, Еремей «тяжко заболел лихорадкою и готовился уже к смерти» (32, 466). Обезумевший от горя отец счел болезнь сына наказанием за то, что, будучи в Верколе, он не удосужился поклониться гробнице праведного Артемия и не отслужил перед нею молебен. После того, как Афанасий Пашков дал обет, что непременно совершит богомолье в Верколу, его сын выздоровел. Причем, только- только встав на ноги, стал спрашивать отца, как добраться до Верколы… «Обрадованный отец, в благодарность за чудесное благодеяние, выстроил на свои средства церковь во имя соименного новоявленному чудотворцу святого великомученика Артемия на том самом месте, где были обретены мощи святого. Вокруг выстроенного храма воевода устроил ограду и кельи для монашествующих. Так возник близ Веркольского прихода монастырь» (32, 39). Этот монастырь существует в Верколе и поныне. В нем в минувшие времена в каменном храме в честь святого Артемия Веркольского (храм этот был построен в 1793 г. (32, 467)) и находились мощи праведного Артемия, на поклонение к которым шли паломники со всех концов России.

В настоящее время мощи праведного Артемия Веркольского утрачены. По рассказам местных жителей, в двадцатые годы, когда монастырь был закрыт, иноки, желая спасти их от поругания, увезли их и скрыли в неизвестном ныне месте. Поэтому в нынешнем Веркольском монастыре (он был возвращен Православной Церкви в 1991 г.) сохранилась только рака, где они почивали. Кто знает, может быть, по милости Господней, когда-нибудь они будут найдены. И снова, как в далекие времена Святой Руси, к мощам праведного Артемия Веркольского будут приходить люди, в непостыдной надежде на его заступление и помощь.

Память праведного Артемия Веркольского празднуется 23 июня (по новому стилю — 6 июля) и 20 октября (2 ноября).

Праведная Параскева Пиринемская

Вместе с праведным Артемием Веркольским в сонме святых Архангельской земли издавна почиталась и его сестра — праведная Параскева Пиринемская (или Пириминская). Архимандрит Никодим пишет об ее почитании следующее: «хотя ее имени нет ни в святцах, ни в иконописном подлиннике, тем не менее ее чествование — вполне законное явление» (23, 27).

К сожалению, о земной жизни праведной Параскевы практически ничего не известно. В «Архангельском Патерике» архимандрита Никодима о ней можно найти только краткое упоминание: «о праведной Параскеве и ее жизни, кроме древнего предания, говорящего, что она была родной сестрой праведного Артемия и скончалась отроковицею, ничего не известно» (2, 137). Вероятно, что, подобно своему брату, праведному Артемию, и она проводила время не в детских играх и шалостях, а в молитве, посещении храма. Помогала отцу и матери в их повседневных трудах и заботах. Духовную высоту этой юной уроженки Пинежья нам сейчас трудно даже представить. По словам духовного писателя Х1Х в., Евгения Поселянина, «что может быть выше, как детская незлобивая и чистая душа, которая вместила в себе Бога»? Недолгую, но богоугодную жизнь прожила праведная отроковица Параскева. Похоронена она была в селе Пиринемь (или Пиримень), в 90 верстах от Пинеги, в старинной часовне в честь Великомученика Георгия Победоносца, построенной в том селе в незапамятные времена.

Обретение ее мощей произошло спустя длительное время после ее кончины, в 1610 году. О нем нам известно из старинного повествования. Вот как это произошло.

Несколько лет подряд жители Пиринеми, приходя помолиться в Георгиевскую часовню, замечали, что в зимнюю стужу, когда ее обветшалые стены и пол покрывались инеем, один угол постоянно оставался не замерзшим. Мало того, из-под половиц исходило тепло. 30 июня 1610 г., после утрени, прихожане Георгиевской часовни собрались, чтобы обсудить вопрос о ремонте ее прохудившейся крыши. Тогда- то они и надумали выяснить, что же скрывается под ее полом. Они приподняли половицы и обнаружили гроб, покрытый камнем, «а под камнем глава, а мощи землею покрыты». Однако когда пиринемцы решили разглядеть получше, кто лежит в найденном ими гробу, их любопытство было остановлено сверхъестественным образом. Свеча, с помощью которой они пытались рассмотреть содержимое гроба, сама собой погасла, как бы от ветра. Но как только свечу отнесли прочь, она снова ярко загорелась. Среди присутствовавших при обретении мощей праведной Параскевы оказался больной, страдавший неизлечимым для того времени недугом. Помолившись Господу и Его Пречистой Матери и с верою прикоснувшись к гробу, он выздоровел (33, 243). Так было открыто пиринемцам, что в найденном ими гробу лежат мощи неизвестного им святого. Однако кем был этот неизвестный подвижник, и как его звали, Господь открыл им лишь позднее.

Около года спустя священнику из находившегося рядом с Пиринемью села Чаколы, отцу Феофилакту в сонном видении было явлено, что обнаруженные в Георгиевской часовне мощи принадлежат «отроковице Парасковии, девическа лика, крестьянска рода» (33, 243). С тех пор она и стала именоваться, как праведная Параскева Пиринемская. А чудеса от ее гроба продолжали совершаться.

В 1611 г. праведная Параскева явилась во сне пинежскому крестьянину Евфимию Федорову, повелев ему, чтобы он собрал к ее гробу «скорбных и недужных, и кто чем недужен, Божия милость будет» (33, 244). Он готов был исполнить это. Однако его жена, не имевшая столь глубокой веры, принялась отговаривать его: «что о тебе люди подумают?» Действительно, сначала односельчане Евфимия приняли его рассказ за выдумку. Однако, после того как внезапно ослепла жена Евфимия, насмешки над ним прекратились. И тогда он снова увидел во сне праведную Параскеву, которая повторила свое приказание, прибавив при этом, чтобы больные молились Богу, Пресвятой Богородице и «новой чудотворице Параскеве». Вместе со священником Чакольского прихода, отцом Феофилактом, Евфимий, собрав больных, в числе которых была и его жена, отправился в Пиринемь. После того, как у гроба праведной Параскевы был отслужен молебен, все больные выздоровели. А было их 30 человек.

В 1612 г. игуменом пинежского Красногорского монастыря Макарием (преподобным Макарием Красногорским) и священником из Чаколы Феофилактом было произведено освидетельствование мощей праведной Параскевы Пиринемской. Они «по посте и молебном пении со тщанием обрели мощи, главу новоявленныя Параскевы и иные прочие составы все не по плоти, но единыя кости ея» (33, 244). Вслед за тем они были положены в новую раку, которую поставили на паперти Георгиевской часовни. Причем даже во время сильных морозов гроб не покрывался инеем, и от него исходило тепло. Продолжались и исцеления больных, с верою обращавшихся к помощи праведной Параскевы. К началу 18 века было записано 18 случаев исцелений.

В 1710 г. приходской священник Алексей Козьмин и приказчик Алексей Яковлев составили описание обретения мощей праведной Параскевы, а также чудес, совершившихся от ее мощей. Описание это было представлено архиепископу Архангельскому и Холмогорскому Рафаилу. По его указу в 1711 г. производилось повторное освидетельствование мощей праведной Параскевы Пиринемской. При этом оказалось, что «мощи темны, а глава и все тела ее кости сухи, а в составе все целы, покрыты холстиною тонкою белою, и на той изображен Животворящий Крест Господень» (33, 245).

Текста церковной службы в честь праведной Параскевы составлено не было. Однако известно, что в 18 веке существовали иконы с ее изображением. В том же столетии, когда на месте окончательно обветшавшей Георгиевской часовни построили церковь в честь 12 Апостолов, рака с ее мощами была поставлена в правом углу этого храма. У гроба ее всегда молились люди, в надежде на ее помощь в «нуждах и печалях», служились панихиды.

Жители Пиринеми ежегодно праздновали память праведной Параскевы. В день обретения ее мощей перед ее гробницей служились панихиды. Почитали ее местно, но не только на Пинежье, а и по всей Архангельской губернии. «Святую праведную Параскеву издревле почитали и до настоящего времени почитают не только жители Пиринемского прихода, но и окрестных, и даже отдаленных» (33, 246).

Память праведной Параскевы Пиринемской праздновалась в один день с памятью ее брата, праведного Артемия Веркольского- 23 июня по старому стилю (по новому стилю 6 июля).

Преподобный Антоний Сийский

Преподобный Антоний, основатель Свято- Троицкого Сийского монастыря, родился недалеко от г. Архангельска, в селе Кехта, в крестьянской семье. В 1999 г. в этом селе в память об этом был установлен крест.

Отца преподобного Антония звали Никифором, и он был выходцем из Новгорода (34, 4). Никифор и его жена Агафья долго не имели детей. После долгих молитв ко Господу, Бог даровал им сына, которого они во Святом Крещении назвали Андреем. Впоследствии у Никифора и Агафьи были и другие дети — сыновья и дочери. Но «первенец превосходил их всех благообразием, отчего и любим был родителями своими больше других детей» (34, 4). Уже в раннем детстве будущий подвижник отличался от сверстников «тихим, кротким и незлобивым» нравом, а также любовью и уважением, которые он оказывал своим родителям (34, 4).

В семилетнем возрасте Андрей выучился грамоте и иконописи. Помогал родителям по хозяйству. Когда ему исполнилось 25 лет, отец и мать его скончались, поручив детей попечению Господа и Пресвятой Богородицы.

Осиротевший Андрей ушел в Новгород, где в течение пяти лет служил у одного боярина. «Угодно было Господу, чтобы прежде пожил избранник Его в миру, как по ступеням восходя к иноческой жизни» (34, 5). Живя в миру, Андрей проводил благочестивую жизнь — часто посещал храм Божий, обильно подавал милостыню неимущим. Был скромным, приветливым и вежливым в обращении, за что пользовался уважением и любовью от своего хозяина и его домочадцев.

Несмотря на то, что Андрей был простым крестьянином, боярин, у которого он служил, настолько полюбил его за трудолюбие и благочестие, что выдал за него замуж свою дочь. Тем не менее, даже породнившись со знатным и богатым родом, юный Андрей остался таким же скромным подвижником в миру, каким был и раньше. Между прочим, архимандрит Никодим упоминает о том, что в одной из старинных редакций его жития говорится, что Андрей и его жена проводили жизнь в девстве и целомудрии. Спустя год жена Андрея умерла, а вскоре скончался и его старый хозяин. В ту пору Андрею было около тридцати лет. Эта цепь утрат окончательно обратила его мысли к Богу. «Стал размышлять он о суетности, мятежности и непостоянстве мирской жизни и увидел, что как тень и сон проходит она, возненавидел мнимое веселье ее и возгорелся духом, желая бежать от мира к Богу» (34, 5). Андрей вернулся на родину, где раздал бедным свою долю родительского наследства. После чего отправился в Каргопольские земли, на реку Кену, где близ озера с тем же названием находилась Спасо-Преображенская пустынь, игуменом в которой был преподобный Пахомий Кенский.

По пути на Кеноозеро, Андрей имел видение, в котором Господь открыл ему, что ожидает его в будущем. Это произошло во время ночевки Андрея в лесу поблизости от монастыря. Явился ему некий седой световидный старец, державший в руках крест. «Возьми крест свой и вслед меня гряди; подвизайся и не бойся козней диавольских, ибо ты будешь муж желаний духовных… и явишься наставником множества иноков», — сказал он изумленному Андрею. Затем осенил его крестом, сказав: «этим побеждай лукавых духов», и исчез. Все это впоследствии действительно сбылось — простой крестьянин из Кехты стал опытным монахом и наставником множества иноков основанного им монастыря. Пришлось ему бороться и с кознями диавола. И побеждать их силой «всерадостного знамения нашего искупления» — Креста Христова.

Преподобный Пахомий принял Андрея в свою обитель. А вскоре, провидя его Божественное предназначение, постриг его с именем Антония. При этом он сам стал наставником молодого монаха. Это совершилось по промыслу Божию, чтобы преподобный Антоний «увидел добродетельную жизнь святого старца и поревновал ей» (34, 7). Преподобный Антоний оказался достойным учеником святого Пахомия. Он постоянно пребывал в посте и молитве. Трижды в неделю прочитывал всю Псалтирь. На сон уделял всего несколько часов. Ел раз в два дня, да и то понемногу. Неся послушание в поварне, сам носил воду и рубил дрова. А, приготовляя пищу, глядя на полыхающий в печи огонь, вспоминал об уготованном грешникам неугасимом адском огне, проливая потоки слез. Отличался преподобный Антоний и любовью ко храму Божию. Он первым приходил в церковь на Богослужение, и внимательно выслушивал все, что читалось и пелось там, а выходил из храма последним. Был крайне смиренным, так что, если встречался с кем-либо из братии, первым кланялся ему до земли и брал благословение. Так, живя на земле, преподобный Антоний вел равноангельную жизнь.

Спустя год, по желанию игумена и братии, преподобный Антоний отправился в Новгород, где Святителем Моисеем Новгородским был рукоположен в сан священника. Однако своего подвижнического образа жизни не изменил. Более того — стал проводить еще более строгую жизнь, сознавая, то к этому обязывает его священнический сан. Иеромонах Антоний усердно трудился на тяжелых монастырских послушаниях — валил деревья, корчевал пни, работал в огороде. Особенно же любил ухаживать за больными в монастырской богадельне, на деле исполняя Христову заповедь о любви к ближнему (34, 7). Ночи проводил в молитве Благодаря своей значительной физической силе преподобный Антоний «трудился за двоих или даже за троих, прилежа более всего к земным трудам» (34, 7). За это игумен и братия хвалили и почитали преподобного Антония. Но его тяготила слава от людей. Кроме того, он стремился к более суровому подвигу- пустынножительству.

С благословения игумена Пахомия, преподобный Антоний с двумя иноками — Иоакимом и Александром, отправился в лесные дебри на поиски места, где бы можно было поселиться. Сначала они обосновались на реке Емце, близ деревни Скроботово. Построили там кельи, и даже деревянный храм в честь Святителя Николая (34, 8).Однако после семи лет жизни на этом месте они были изгнаны оттуда местными жителями, которые заподозрили, что монахи хотят захватить их земли. Но эта людская несправедливость не смутила преподобного Антония. Помня слова Спасителя : «блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Царство Небесное» (Мф. 5.10), он возложил все упование на помощь Господню. А об изгнавших его кротко молился: «не вмени им, Господи, это во грех, оставь им согрешения их» (34, 9).

Преподобный Антоний молил Господа, чтобы Он помог им найти новое место для жительства. И Господь услышал молитвы рабов Своих и послал им просимое. Встретившийся изгнанникам рыбак Самуил показал им чудесное место на берегу Михайловского озера, окруженное непроходимыми лесами. Причем еще до прихода туда монахов местные жители видели там то чернецов, рубящих лес, то слышали колокольный звон и пение незримого хора. Как видно, Божия воля была на то, чтобы в этом месте стоял монастырь. И вот в этом месте, определенном Господом для иноческого житья, и поселился преподобный Антоний с семью учениками. Первый деревянный храм, поставленный ими, был посвящен Пресвятой Троице. Так более 4 столетий назад, в 1520 году, в правление великого князя Василия Третьего, был основан Свято- Троицкий Сийский монастырь(35, 11), который впоследствии, по имени своего святого основателя, стал называться Антониево-Сийским.

Нелегким было становление Сийской обители. Место, где поселился преподобный Антоний, было диким и удаленным от людей. Его окружали болота и дремучие леса, где водились хищные звери. Не раз братия, терпя недостаток в самом насущном, уже готова была разойтись. Но, по молитвам преподобного Антония, Бог неожиданно посылал необходимое для монастыря.

Господь не только поддерживал, но и хранил Сийскую обитель. Как-то раз сборщик податей из Новгорода, некто Василий Бебрь, решив, что у монахов должны водиться деньги, надумал отнять их. Для этого он нанял ватагу разбойников, которые, как и Василий, ради денег готовы были напасть даже на мирную Божию обитель. И Василий, и нанятые им разбойники понимали, что монахи не посмеют, да и не смогут им сопротивляться. Однако, вопреки их расчетам, Сам Бог помешал злому замыслу лиходеев — вокруг монастыря они увидели множество вооруженных людей. Поэтому испугались и не посмели напасть на обитель. А вскоре Василий, узнав он священника из села Сии, что в монастыре нет никакой вооруженной охраны, понял, что Сам Господь пришел на помощь инокам. Раскаявшись в своем согрешении он пришел в монастырь и со слезами умолял преподобного Антония простить его. «Наставил его преподобный и отпустил с миром, а сам возблагодарил Бога, в тайне совершающего чудеса для избавления рабов Своих» (34, 13).

Главной святыней Сийского монастыря была икона Пресвятой Троицы, написанная, по преданию, самим преподобным Антонием (8, 479), который тем самым положил начало традиции иконописания в монастыре, которая была возрождена уже в ХХ в., после возрождения Сийского монастыря. Другие, правда, утверждают, что преподобный Антоний только помогал иконописцу, потому что всех тонкостей иконописного искусства он не знал. Однако, несомненно то, что помощь преподобного Антония в написании этого образа Пресвятой Троицы была значительной. Ведь во время работы над этой иконой он «предался посту и молитве, этим более всего способствуя написанию образа» (35, 15). Эта икона прославилась чудотворениями. От нее прозревали слепые, изгонялись из одержимых людей бесы. Однажды, по недосмотру, деревянный Троицкий храм сгорел. Но находившаяся в нем чудотворная икона была найдена неповрежденной (8, 479). Существуют упоминания о том, что в Сийской обители долгое время хранились иконы, написанные преподобным Антонием. А также рассказ о чудесном исцелении им заболевшего иконописца, игумена Питирима, которому преподобный Антоний велел «не оставлять своего труда». В связи с этим преподобный Антоний Сийский, наряду с преподобными Алипием Печерским и Андреем Рублевым, почитается, как святой покровитель иконописцев (9, 722).

Помимо иконописной школы, при преподобном Антонии в Сийском монастыре было положено начало и библиотеке. При этом переписыванием книг, по примеру монахов Киево-Печерской Лавры, занимались сами насельники. Это привело к тому, что постепенно в Сийской обители образовалась большая библиотека.

Преподобный Антоний почил о Господе в глубокой старости. Произошло это в царствование Ивана Грозного, 7 декабря (по новому стилю — 20 декабря) 1556 года. Из 79 лет своей жизни почти 37 он провел в созданной им обители, периодически покидая ее для уединенного жительства. Он был примером для братии, «принимая участие во всех трудах и особенно утешая тех, кто находился на тяжелых работах. Он заботился о бедных и больных, приходивших в монастырь, уча братию милосердию, ночи проводил в молитве, а спал лишь краткое время после обеда. Часто преподобный ловил рыбу, творя непрестанную молитву, причем обнажал плечи на съедение комарам» (9, 722). Любовь преподобного Антония к молитве была настолько велика, что, когда он состарился и не мог ходить, то в храм его водили под руки, а молился он сидя, но все равно не оставлял молитвы (9, 722). Перед своей блаженной кончиной преподобный Антоний поручил Свято-Троицкий монастырь покровительству Господа, Матери Божией, а также Преподобного Сергия Радонежского, которого особенно почитал. Предсмертной просьбой его было завещание братии не оставлять дел милосердия- «нищих кормите и поите досыта и милостыню давайте, дабы не оскудело место сие» (8, 484). Даже умирая, он пытался утешить плачущих братий, говоря, что «настал день его покоя, и им пдобает более радоватися, нежели печалиться». Тело свое он завещал бросить в болото. Однако монахи наотрез отказалась исполнить его волю (9, 722).

О том, каких духовных высот достиг преподобный Антоний, яснее всего говорят сохранившиеся до нашего времени его поучения некоему иноку Филофею.

Инок этот был еще совсем юным. По словам современного аскетического писателя, архимандрита Лазаря (Абашидзе), юный возраст «во все времена отличался мечтательностью, восторженностью, романтизмом. Большинство в этот период не желает думать о скучной трудовой деятельности, о бытовых заботах, но желает самой красочной и необычной судьбы. Это возраст, когда человек имеет в себе много энергии и горячности» (36, 20). В связи с этим он отмечает, что «надо с большой осторожностью относиться к желанию юных идти в монашество» (36, 20). Ведь не исключено, что впоследствии они могут разочароваться в избранном пути. А монашеские обеты, как известно, даются навсегда.

Возможно, что и Филофей пришел в Сийский монастырь, руководствуясь как раз юношеской горячностью, не догадываясь о том, насколько хитро и жестоко враг рода человеческого враждует против монахов. На Филофея он наслал помыслы уныния. Побежденный ими, юноша решил уйти «из монастыря в край чужой, жениться и в миру жить» (34, 23). О своем решении он не говорил никому. Но, к изумлению Филофея, преподобный Антоний, обладавший даром прозорливости, сам открыл иноку его тайное желание. Но не стал укорять и стыдить юношу. А дал ему несколько полезных советов на будущее, с помощью которых Филофей смог бы впредь побеждать помыслы, внушаемые демонами.

Вот чему учил преподобный Антоний Филофея: «Чадо, имей страх Божий в сердце своем и Богу часто молись по силе своей. Учись рукоделию, постоянно делая что-нибудь руками своим, чтобы в уныние не впасть. Имей, чадо, смирение, ко всей братии послушание и покорность. Бойся сребролюбия, чтобы не впасть в напасть. Раз оставил ты мир, то не возвращайся туда, не твори мирского ничего. Сказал Господь: «Никто, возложив руку свою на плуг и назад глядя, не попадет в Царствие Небесное». Если умер ты для мира, то снова в миру не живи, но для Христа живи. К Нему же ты пришел ты сюда и обет свой мпред Ним положил. Твори правду во всем, неправду же возненавидь. Без покаяния никогда не пребывай. Всякую скорбь терпи с благодарностью, ибо без скорби нельзя спастись» (34, 23). Необходимы нам терпение и молитва, да привлечем милость Божию упорством нашим» (35, 11). Постарайся, чадо, сохранить все это отныне, да вечные блага получишь и вечных мук избавишься» (34, 23).

Сохранив в своем сердце эти поучения преподобного Антония, и воспользовавшись его советами, инок Филофей ощутил в своей душе мир и больше не подвергался «печали и унынию».

Первое житие преподобного Антония Сийского было написано спустя 21 год после его преставления по благословению игумена Гермогена иеромонахом Ионой. Другое житие принадлежало перу царевича Ивана — сына Ивана Грозного. Между прочим, история о том, как было написано первое житие преподобного Антония, связана с чудом. Когда его автор, инок Иона, еще только приступил к его написанию, некоторые монахи Сийской обители, вероятно, по зависти, а возможно, втайне стыдясь собственной лени, стали бранить его: «вот, прежде никто не смел писать житие, а этот пишет…» При этом один из них в гневе резко отозвался о преподобном Антонии. Горько стало Ионе, который ради любви к преподобному Антонию решился написать его житие, и вместо этого был вынужден услышать вместо одобрения хулы и укоризны. Но, когда в своей келье он предавался горестным думам, то вдруг увидел перед собой икону, на которой были изображены все преподобные отцы, в подвиге угодившие Богу. Между ними был написан и преподобный Антоний Великий, почитающийся как один из величайших наставников монахов. И вдруг некий неизвестный монах, указывая на образ великого египетского аввы, сказал приунывшему Ионе: «зачем ты усомнился? Зачем малодушествуешь? Тот, о ком ты хочешь писать, был подобен этому великому мужу, и носил его имя, и житию его подражал. Теперь же отложи всякое сомнение и делай свое дело без упущения». Так Господь прославил преподобного Антония наравне с древними святыми отцами. После этого видения Иона понял, что Сам Господь велит ему написать житие преподобного Антония Сийского, и, невзирая ни на какие искушения, завершил свой труд. В 1579 году состоялось причисление преподобного Антония Сийского к лику святых (35, 11). Память его совершается по старому стилю 7 декабря (по новому стилю — 20 декабря). В этот день в Свято- Троицкий монастырь (он был возвращен Церкви в 1991 году, спустя 70 лет после своего закрытия в 1921 г.) стекаются многочисленные паломники. Там, в Свято- Троицком соборе почивают мощи преподобного Антония, Сийского чудотворца, святого основателя этой древней обители, и по смерти не оставляющего ее своим заступлением.

Преподобные Александр, Илия, Иоаким, Иона и Исаия Сийские

Преподобный Александр и Иоаким были учениками преподобного Антония. Они также, как и он, положили начало монашеского жития в Кенозерской обители, а затем разделили труды и лишения, которые понес преподобный Антоний на Емце, где к ним присоединились преподобные Иона и Исаия, а затем — в Сийском монастыре. Они стали одним из первых насельников Антониево-Сийского монастыря, прожили в нем до самой кончины и были погребены в нем. Память их, а также некоторых других первых учеников преподобного Антония — преподобного Александра (второго), почиталась в Сийском монастыре в третью субботу Великого Поста. Память преподобных Александра, Иоакима и Ионы Сийских праздновалась также 20 декабря по старому стилю.

Преподобный Сергий Малопинежский

Очень немногое известно о земной жизни преподобного Сергия Малопинежского. Отец его, Маркиан Стефанович Неклюд, был «из роду митрополичьих и десятильничих новгородских боярских детей» (12, 569). В те времена «дети боярские при древних епископах были светскими чиновниками» (37, 53). Он слыл образованным для своего времени человеком, «был научен книжному ученью и грамоте». Возможно, что благодаря этому он мог бы со временем стать не последним из знатных и влиятельных новгородцев. Однако по политическим причинам (в это время, в 1477 году, Новгород перестал быть «вольным городом» и был присоединен к Московскому царству) Маркиан вынужден был покинуть родные места и удалиться «на реку Пинегу, в волость Малую Пинежку». Здесь он женился на девушке по имени Аполлинария и стал священником в Сурском приходе. Здесь в 1493 году родился у него сын, которого назвали Симеоном.

Маркиан и Аполлинария воспитали своего сына «во всяком благочестии и чистоте». О том, что это было действительно так, свидетельствует тот факт, что в старости родители Симеона приняли монашество. «Маркиан, под именем Матфея, кончил жизнь игуменом Воскресенской обители в г. Кевроле, а Аполлинария скончалась схимницей под именем Пелагии» (19, 569). От отца унаследовал Симеон и свою любовь к чтению книг духовного содержания.

В возрасте 30 лет Симеон стал священником в двух местных храмах — Преображенском (в селе Согра) и Георгиевском. Его священническое служение продолжалось до глубокой старости- 62 года. Это редкое по своей долговременности служение, кроме ревностного исполнения обычных обязанностей приходского священника, ознаменовано было и апостольским подвигом обращения ко Христу «некрещеной чуди», то есть многих остававшихся еще язычников из этого народа. Успех в деле обращения в Православную веру язычников во многом зависел и от личных нравственных достоинств священника Симеона. По свидетельству старинной летописи, он «был взором кроток, тих хождением, умилен видом, имел душу милостиву и чист помысел, сердце бодро, смирение и крепость молчаливую и любовь воистину нелицемерную, и был милостив к нищим до самоотвержения» (12, 570). Поэтому «была слава многая о нем ради добродетельной жизни его» (12, 571). Сведений об его личной жизни не сохранилось. Возможно потому, что жизнь священника Симеона, подобно жизни другого великого святого Архангельской земли — праведного Иоанна Кронштадтского, представляла собой исключительно «жизнь во Христе».

В глубокой старости, за год до своей кончины, священник Симеон принял схиму с именем Сергия. 16 ноября 1585 г. преподобный Сергий преставился. Из 92 лет его земной жизни 62 года были отданы служению Богу.

Преподобный Сергий был похоронен у алтаря Преображенской церкви, где он служил долгие годы. «И домашнии ему людие устроиша над ним голбчик деревянный, то есть сенцу малую, памяти ради где погребен бысть…» (38, 6). Уже спустя год после его кончины от его могилы стали совершаться исцеления. Поэтому к ней приходило множество болящих, которые, в надежде получить помощь, брали с его могилы песок. И, по вере их, Господь возвращал им здоровье. Чаще всего у могилы преподобного Сергия просходили исцеления людей, страдавших головными болями. Впоследствии над местом захоронения преподобного Сергия построили часовню. Сделал это в середине 17 века местный священник Киприан, сыновей которого преподобный Сергий исцелил от тяжкой болезни. Тот же иерей Киприан позаботился и о том, чтобы собрать свидетельства о жизни преподобного Сергия. Возможно, что именно он стал и автором его жития (38, 3).

В 1655 году была написана икона преподобного Сергия Малопинежского (12, 573).

Преподобный Сергий Малопинежский почитался местно. В день его преставления, 16 ноября, в часовне, где находились его мощи, ежегодно совершался молебен Спасителю. Это было завещано самим преподобным Сергием, который, явившись после своей кончины одной исцеленной им от болезни боголюбивой женщине, повелел «неотложно и непременно» почитать его память (12, 573).

В 1914 г. в Согре был построен каменный Преображенский собор. В его подвальном помещении, так называемом «подцерковии», почивали мощи преподобного Сергия. Они бережно хранились там до страшных времен гонений на Православие. Во время разгула «воинствующего безбожия» в закрытом Преображенском храме устроили склад. А мощи преподобного Сергия были погребены под свалкой мусора, а также икон, вынесенных из собора. За стеной, рядом с гробницей святого, было устроено отхожее место. Так люди, забывшие Бога, отрекшиеся от веры в Него, глумились над своими святынями… (39, 3)

Однако, никакие происки сил тьмы не смогли изгладить из памяти северян имя преподобного Сергия Малопинежского. Существуют воспоминания о том, как даже во времена «воинствующего атеизма» преподобный Сергий являлся жителям Пинежья, словно свидетельствуя о ложности и лживости безбожия. Так, в тридцатые годы жительница деревни Монастырь Анна Кокорина видела его в образе «белого старца», который плыл в лодке без весел по реке Пинеге (40, 78). А в сороковые годы жительница Горковского сельсовета Глафира Бессонова, возвращаясь ночью с фермы и проходя мимо Преображенского храма, где в ту пору размещалась сельская школа, увидела, что алтарь храма залит светом, по яркости напоминающим электрический. Надо сказать, что в ту пору в Горковском сельсовете не было электричества. Когда женщина подошла поближе к храму, свет исчез (40, 78). Надо сказать, что в житии преподобного Сергия Малопинежского, написанном о. Иоанном Верюжским, имеется упоминание об аналогичном чуде, происшедшем в 17 веке, когда со времени кончины преподобного Сергия прошло уже более 60 лет. Священник Елисей, служивший в той самой Преображенской церкви, где служил и где был впоследствии похоронен преподобный Сергий, и почитавший его память, в день кончины преподобного, 16 ноября, пошел в храм служить утреню. Подойдя к церкви, он увидел, что она ярко освещена и полна молящимися, и некий незнакомый священник уже совершает Богослужение. Приняв его за «десятильника» (в те времена так назывались люди, собиравшие «патриаршую дань»), Елисей испугался, что получит от него выговор «за свою неисправность». Поэтому он вошел в трапезу, чтобы через окошко разглядеть попристальнее, что же происходит в храме. К его изумелению, оказалось, что храм пуст, но «вся церковь и трапеза наполнены чудным благоуханием» (12, 571-572). Так, как в далеком 17 веке, так и во времена богоборчества, совершались на Арханельской земле чудеса от мощей преподобного Сергия Малопинежского. И память о нем пережила атеистическое лихолетье. Жители села Согры, в котором он совершал свое подвижническое служение, «отыскали в подвале нынешней Преображенской церкви тот деревянный «голбчик»» (41,6), под которым был похоронен преподобный. С 1994 г. началось восстановление Преображенского храма. При этом, по рассказам местной жительницы и инициатора возрождения храма, К.П. Ширяевой, оно сопровождалось чудесными событиями. Так, в 1995 (или 1996 г.) г. перед иконой Спаса Нерукотворного, находившейся в храме, сама собой зажглась лампада. А в мае 1999 г. К. Ширяева услышала голос, который предупреждал ее, что ее дом сгорит, однако его обитатели останутся живы. Женщина не придала этому значения. Однако ночью дом Ширяевых, находившйся в 30 метрах от храма, загорелся и был дотла уничтожен огнем, но хозяева его остались живы. Последнее известное нам сообщение о чудесном явлении преподобного Сергия Малопинежского датируется 2000 годом, когда Анне Малухиной, жительнице дер. Машканово Горьковского сельсовета в сонном видении видела белого старца, сидящего на пастбище за деревней. Старец попросил, «чтобы поставили для него хотя бы скамеечку, а он будет всегда на этом месте охранять пасущийся на этом пастбище скот». На указанном старцем месте была построена часовня. Таким образом, чудеса от места захоронения святого Сергия Малопинежского совершаются и поныне (41, 6).

Память преподобного Сергия Малопинежского празднуется 16 ноября по старому стилю (или 29 ноября по новому стилю).

Преподобный Лонгин Коряжемский

Преподобный Лонгин Коряжемский был основателем Николаевского Коряжемского монастыря. До этого он выдержал долгий иноческий искус в монастыре преподобного Павла Обнорского, куда поступил еще молодым человеком. Там преподобный Лонгин «прошел длительный ряд послушаний, дожил до старческих седин и приобрел немалую опытность в иноческой жизни, так что стал всем известен, как старец испытанный и достойный искреннего почитания» (25, 237).

В соседнем Корнилиеве Комельском монастыре у преподобного Лонгина был «друг и собеседник» -монах Симон, уроженец Сольвычегодска. Многолюдство общежительных монастырей, в которых подвизались иноки Лонгин и Симон, а также то уважение со стороны братии, которым они пользовались за свою подвижническую жизнь, тяготило их. Поэтому они стремились вести отшельническую жизнь, вдали от людей. В 1535 или 1537 году (25, 238), преподобные Лонгин и Симон покинули свои обители и отправились на поиски уединенного места, где можно было бы, в отдалении от людской молвы, всецело посвятить свою жизнь служению Богу. Разумеется, они сделали это с благословения монастырских настоятелей. Игумен Корнилиева Комельского монастыря в качестве благословения дал преподобному Лонгину деревянный крест, который впоследствии, как величайшая святыня, долгие годы хранился в Коряжемском монастыре (25, 238).

В глухом лесу близ устья реки Коряжемки они обрели желанное ими пустынное уединение. Преподобный Лонгин остался в этой местности навсегда. А преподобный Симон, прожил с ним лишь некоторое время, чтобы помочь ему обустроиться на новом месте. Впоследствии же ушел еще дальше, за 60 верст от Коряжемки, на реку Сойгу, где основал свой монастырь.

Сперва преподобный Лонгин жил в полном одиночестве, «предаваясь богомыслию, дни и ночи проводя в молитвах и псалмопении» (25, 238). Однако вскоре об его местопребывании узнали местные жители, которые стали приходить к нему. Нашлись и те, кто пожелал проводить иноческую жизнь под его духовным руководством.

Со временем, из-за возрастающего числа братии, в обители пришлось возвести храм в честь Святителя Николая, а также другие постройки, необходимые в монастырском быту. Так была создана Коряжемская обитель. Игуменом ее стал преподобный Лонгин. В это время он уже был умудренным в духовном делании старцем. Недолго управлял он Коряжемским монастырем. Однако «время недолгого управления его новой обителью богато примерами неусыпных трудов его и духовной опытности» (25, 239). Будучи уже немолодым человеком, преподобный Лонгин превосходил всех подвижничеством и трудами.

Кончина преподобного Лонгина наступила 10 февраля (по новому стилю — 23-го февраля) 1540 года. Обладая великим смирением, он велел похоронить свое тело при входе в храм, чтобы все идущие в церковь и из церкви попирали его могилу. Монахи не посмели ослушаться воли своего настоятеля.

Однако Господь, «низлагающий сильных с престолов и возносящий смиренных» (Лк. 1. 52), прославил смиренного игумена Лонгина. В 1557 г. произошло чудо, после которого началось почитание его, как святого. Устюжский воевода князь Владимир тяжело заболел. Никакие медицинские средства того времени не могли ему помочь. И вот уже почти умирающий воевода увидел во сне старца, который сказал ему: «Князь Владимир, если хочешь быть здоровым, молись Богу и обещайся вскоре побыть в Коряжемском монастыре. И прикажи игумену и братии перенести на другое место тело основателя того монастыря, игумена Лонгина. Ибо неприлично телу Лонгина почивать на том месте, где оно ныне находится» (25, 239). При этом явившийся старец подробно объяснил больному, где находятся мощи преподобного Лонгина и куда их следует перенести.

Воевода поспешил исполнить волю неизвестного святого. Когда его привезли в монастырь, он, к изумлению братии, сам указал место погребения преподобного Лонгина. Хотя до этого в Никольском монастыре он не бывал никогда. После того, как гроб игумена Лонгина был вынут из земли и поставлен «в новую, близ северной стены, церковь» (25, 240), воевода Владимир поправился. «Когда слух об исцелении воеводы разнесся в народе, многие стали приходить в монастырь и служить над гробом преподобного панихиды, и все, приходившие с верою, получали исцеление от своих болезней» (25, 240). После молитвенного обращения к преподобному Лонгину выздоравливали даже такие больные, которые считались безнадежными.

Вот некоторые из таких чудес.

Жена сольвычегодского кузнеца Василия Худоногова, Агриппина, страдала эпилепсией («падучей болезнью», как говорили в старину). Причем частота приступов все увеличивалась. Женщина дала обет сходить в Коряжемский монастырь и поклониться мощам преподобного Лонгина. Придя туда, она со слезами молила преподобного Лонгина о своем исцелении. Вдруг ее сильно ударило о землю, так что окружающим показалось, что она умерла. Но, когда Агриппина пришла в себя, судорожные припадки у нее полностью прекратились. В благодарность за исцеление женщина дала обет трижды в год совершать паломничество в Коряжемский монастырь.

Другая женщина, по имени Анна, жена крестьянина Антипы Надозерского, страдала мучительными болями в животе. Причиной смертельной болезни этой женщины было чародейство ее врагов. В видении умирающей Анне явился благообразный старец, который пообещал ей, что она выздоровеет, когда поклонится гробу преподобного Лонгина. Когда муж отвез Анну в Коряжемский монастырь, она исцелилась (25, 241).

В 1671 г. в Коряжемском монастыре была построена церковь в честь Праздника Благовещения Пресвятой Богородицы. Там, в гробнице, «украшенной позолоченной резьбою и покрытой пеленою с вышитым изображением преподобного и сказанием о перенесении мощей его», и почивали мощи преподобного Лонгина Коряжемского (25, 242). Примерно в это же время его усердным почитателем, Вологодским епископом Александром была составлена церковная служба в его честь. А в начале 19 века было установлено празднование преподобному Лонгину. По старому стилю оно совершается 10 февраля (23 февраля по новому стилю), в день его кончины.

В 1918 г. Коряжемский Никольский монастырь был закрыт, несмотря на попытки его насельников сохранить обитель хотя бы под видом «трудовой коммуны». После этого часть братии подверглась высылке, а часть сумела остаться в стенах закрытого монастыря под видом рабочих и служащих.

В течение десятилетий здания Никольской обители использовались в сельскохозяйственных целях, при этом постепенно разрушаясь. При этом некоторые из монастырских построек погибли безвозвратно. В их числе — Благовещенская церковь, где почивали мощи преподобного Лонгина Коряжемского. Однако, Господь не допустил полного разорения обители, освященной трудами и молитвами многочисленных угодников, подвизавшихся в ней. 30 июня 1989 г. на сессии Горсовета народных депутатов было постановлено передать здания Николо-Коряжемского монастыря православной общине. В 1998 г. из местного краеведческого музея этой общине были возвращены хранившиеся там святыни — власяница и вериги преподобного Лонгина. А 14 сентября 1990 г. Преосвященным Пантелеимоном, епископом Архангельским и Мурманским, была торжественно освящена восстановленная церковь преподобного Лонгина Коряжемского. В настоящее время на месте Николо-Коряжемского монастыря существует православный приход. Продолжается восстановление храмов, украшавших когда-то эту святую обитель. С Божией помощью был обретен колодец, некогда выкопанный самим преподобным Лонгином, над которым построена надкладезная часовня (42, 58). Так, молитвами этого великого угодника Архангельской земли, продолжает жить и возрождаться основанный им монастырь.

Преподобный Христофор Сольвычегодский

Преподобный Христофор был одним из первых учеников и постриженников преподобного Лонгина Коряжемского. «Не дошло до нас никаких сведений о том, откуда он был родом, какого звания и в каком возрасте пришел в пустыню» (12, 491). Правда, судя по тому, что преподобный Христофор стал одним из первых, кто пришел к преподобному Лонгину, проводить иноческую жизнь под его старческим окормлением, о. Иоанн Верюжский предполагал, что он мог быть «родом или из Сольвычегодска, или из ближайших его окрестностей» (12, 491).

Несмотря на то, что в Сольвычегодске в это время существовал мужской монастырь в честь святых князей- страстотерпцев Бориса и Глеба, преподобный Христофор предпочел жизни в этой благоустроенной городской обители полное скорбей пустынное житие. Это свидетельствует о том, что «это был человек с глубоким религиозным чувством, с высокими стремлениями и с сильным духом. Он искал в монашестве не покоя и довольства, а лишений, трудов и подвигов, следовательно, шел с зрелым убеждением в суетности всего земного и с твердой решимостью посвятить себя на служение единому Богу» (12, 491—492).

Преподобному Лонгину, пришлись по душе пламенная вера и мужество Христофора. Поэтому он совершил над ним монашеский постриг. Мало того. Он сделал его своим учеником, «стараясь передать ему все опыты и наблюдения своей долголетней подвижнической жизни» (12, 492). Преподобный Лонгин учил новоначального инока Христофора и обязательной для монахов непрестанной Иисусовой молитве, и терпению, и смирению, и безоговорочному послушанию своему старцу.

Конечно, Христофору нелегко давалось духовное преуспеяние. Ибо «тесны врата и узок путь, ведущие в жизнь» (Мф. 7, 14). Бывало, что он начинал «смущаться и сетовать» на трудности пустынножительства. Тогда преподобный Лонгин, вовремя заметив перемену в настроении ученика, своими наставлениями и советами укреплял его колебавшуюся веру. «Наставления преподобного падали на добрую землю — ученик старался во всем подражать своему учителю, возрастая и укрепляясь в духовной жизни» (12, 492).

Однако, преподобный Христофор недолго пользовался наставлениями своего учителя. Ибо к тому времени, когда преподобный Лонгин основал Коряжемскую обитель, он был уже стар и скоро преставился.

Можно было бы ожидать, что он передаст высшую власть в монастыре своему любимому ученику — преподобному Христофору. Однако, случилось иначе. Умудренный духовным опытом преподобный Лонгин, «видя своего ученика еще не достигшим совершенства иноческого», завещал ему жить в Коряжемском монастыре в качестве рядового монаха, во всем подчиняясь настоятелю. Трудно сказать, как повел бы себя в такой ситуации другой человек. Вполне возможно, что обиделся бы, стал плакаться, что его «не поняли, обошли». А то и вовсе покинул бы монастырь, оставив о нем в душе самые недобрые воспоминания. Однако преподобный Христофор оказался достойным учеником своего старца. Он показал на деле, что в совершенстве стяжал все те иноческие добродетели, которые воспитал в нем преподобный Лонгин. В том числе — послушание, которое, по утверждению святых отцов, является «матерью всех добродетелей», прежде всего — смиренномудрия (43, 258). Преподобный Христофор не только не обиделся на своего наставника, но, напротив, сохранил о нем самую добрую память. В течение 10 лет своей дальнейшей жизни в Коряжемском монастыре, он ежедневно бывал на могиле преподобного Лонгина, где вспоминал наставления старца и спрашивал сам себя — так ли он живет и подвизается, как тот учил его? Преподобный Лонгин навсегда остался для него примером святости и мудрости духовной, которому он по мере сил стремился подражать.

Через десять лет уже приобретший значительный опыт монашеского делания преподобный Христофор решил покинуть стены Коряжемского монастыря. Потому что, по мере совершенствования в иноческих подвигах, в нем усиливалось стремление к уединенной жизни среди лесной «пустыни». Разумеется, прежде чем исполнить свое желание, он испросил благословения на это у игумена своей обители.

Это свидетельствует о глубокой духовной мудрости преподобного Христофора. Ибо, по словам преподобного Симеона Нового Богослова, «лучше называться учеником ученика, но не жить самочинно и не обирать бесполезные плоды своей воли» (43, 262). Преподобный авва Дорофей, чьи «Поучения» считаются «азбукой монашеской жизни», писал — «нет другого падения, кроме того, когда человек последует самому себе» (43, 334). Именно поэтому святые подвижники, прежде чем принять на себя какой- либо подвиг, всегда испрашивали на него благословения своего духовного отца. Самочиние при этом всегда оказывалось пагубным. Уходя самовольно в пустыню или в затвор, человек легко мог завысить свои возможности и свою готовность к такого рода подвигам. Впоследствии, когда он обнаруживал, что ошибся, переоценив свои силы, прежде всего, конечно, духовные, последствия могли оказаться уже непоправимыми. В частности, такой человек мог подпасть под власть бесов и утратить рассудок со всеми вытекающими отсюда последствиями. В связи с этим можно вспомнить изречение, которое приводит в своей книге «Лествица» преподобный Иоанн Лествичник. Он пишет: «видел я послушников, исполненных сердечного умиления, кротких, воздержанных, усердных, которые сделались такими через покров отца своего. Бесы, приступивши к ним, тайно вложили в них мысль о том, будто они уже сильны к безмолвию, и могут достигнуть чрез него совершенства…Обольщенные этим, они пустились из пристани в море, но когда буря настигла их, они, не имея кормчего, потерпели бедственное крушение…» (44, 100). Это подтверждается и словами других преподобных отцов. Так, преподобный Феодор Студит писал, что «самому себе придумывать занятия и свои прихоти исполнять домогаться есть признак беспорядочности, невежества и непослушности… Взглянем на наше братство: наш Петр, устаревший в послушничестве, не ушел ли в пустынь, благочестием влекомый? Но как оттуда воротился и какой имел конец, знаете, видев то своими глазами. Также Амфилохий, еще и теперь живущий, не стал ли сначала столпником, потом затворником. А теперь срамничает, шатаясь туда и сюда…» (43, 237, 432).

Итак, прежде чем начать отшельническую жизнь, преподобный Христофор испросил на это благословение настоятеля Коряжемской обители. Тот благословил преподобного Христофора на уход «в пустыню» и в качестве благословения дал ему икону Божией Матери «Одигитрии» («Путеводительницы»). Преподобный Христофор поселился в 20 верстах южнее от Коряжемского монастыря, «в вершине речки малой Коряжемки», среди лесной чащи. Он сам выстроил себе келью и часовню, куда поместил данный ему в благословение образ Божией Матери. Перед этой иконой он проводил в молитве дни и ночи. Этот образ Царицы Небесной впоследствии прославился чудотворениями. Молясь перед ним, выздоравливали неизлечимо больные люди.

Через некоторое время уединение преподобного Христофора было нарушено. Узнав о подвижнике, одиноко живущем среди леса, к нему стали приходить люди, которые, как и он сам когда- то, желали посвятить свою жизнь служению Богу. И теперь уже наставлять их на этом пути должен был преподобный Христофор. Как ни горько было ему расставаться со своим уединением, «он, против воли своей, должен был принять начальство над составившейся обителью» (12, 493). Монастырь стал разрастаться. Вместо маленькой часовни среди леса уже появился храм в честь иконы Божией Матери Одигитрии. Рядом с ним был обнаружен источник, вода которого оказалась целебной. Множество чудес, совершавшихся от чудотворной иконы Богородицы и воды, взятой из источника, сделали обитель, основанную преподобным Христофором, известной даже в Москве. В связи с этим преподобному Христофору пришлось побывать при дворе царя Ивана Грозного. Вот как это случилось.

В это самое время тяжело заболела жена Ивана Грозного, царица Анастасия. Она была самой любимой из впоследствии многочисленных жен этого царя. С нею он прожил с 1547 по 1560 гг., вспоминая затем эти годы, как счастливейшие. К сожалению, она не отличалась крепким здоровьем и умерла в возрасте около тридцати лет. Впоследствии ее раннюю смерть царь объяснял «вражьим наветом и злых людей чародейством и отравами» (45, 40). Узнав откуда-то о чудотворном источнике, открывшемся на Севере, Анастасия поверила, что его вода поможет ей поправиться. И вот тогда, по велению грозного царя Ивана, преподобный Христофор вынужден был лично явиться к царскому двору, чтобы доставить эту воду для царицы. Действительно, вода из источника помогла больной Анастасии. Выпив ее, она «получила облегчение от своей болезни». На радостях царь Иван Грозный пожертвовал Христофору большую сумму денег на монастырское строительство. «Он был первым и наиболее щедрым благодетелем монастыря, наделив его имениями, угодьями и вотчинами» (32, 83). Короче говоря, одарил обитель по-царски.

Благодаря царской милости, монастырь, основанный преподобным Христофором, приобрел еще большую известность. А на средства, пожертвованные царем, и на доходы от пожалованных вотчин, его можно было бы богато и благолепно обустроить. Но для преподобного Христофора, душа которого стремилась к безмолвию и уединению, тяжело было вместо молитвы и богомыслия заниматься суетными мирскими делами. Тем более, что, по словам Священного Писания, «дружба с миром есть вражда против Бога…Кто хочет быть другом миру, тот становится врагом Богу» (Иак. 3. 4).

Однако, чтобы не ослушаться царской воли, по возвращении в свою обитель, преподобный Христофор все же распорядился начать работы по возведению нового храма в честь Божией Матери и других монастырских построек. Однако вскоре после этого (в 1572 г.) он тайно покинул основанный им монастырь. «Куда он скрылся, когда и как скончался, осталось никому неизвестным» (12, 494).

Память преподобного Христофора Сольвычегодского празднуется по старому стилю 25 июля (по новому стилю 7 августа).

Преподобный Симон Сойгинский

Как звали преподобного Симона в миру — неизвестно. Родился он в г. Сольвычегодске. Отца его звали Никитой Тентюковым. Подобно преподобному Христофору Сольвычегодскому, Симон еще в юные годы «избрал благую часть» (Лк. 10. 42), решив стать монахом. И вот, покинув родительский дом, он пришел в монастырь, основанный преподобным Корнилием Комельским. Монастырь этот находился «в 48 верстах к югу от г. Вологды и в 5 верстах от уездного города Грязовца» (32, 79). Он отличался строгим уставом, который «замечателен как показатель монашеского жития 15 века, назидательные его правила послужили для утверждения многих святых обителей» (43, 171). Поэтому, чтобы стало понятным, каким иноческим добродетелям преподобный Симон был обучен с юных лет, следует хоть немного ознакомиться с этим уставом. Приведем некоторые выдержки из него:

«…Строго запрещается иметь в монастыре или вне его, у своих сродников, какое-либо стяжание. Никто да не берет в церкви или в трапезе, или в монастыре или вне его какую-либо вещь, малую или великую, для себя или службы монастырской, без благословения настоятеля или келаря, а если что найдет, пусть возвестит, если же утаит, равно что украл…» (43, 180—181).

«Каждый брат да имеет две одежды, одну ветхую с заплатами, другую крепкую,…казначей раздает, по нужде, обувь и одежду каждому, испытывая, нет ли у кого трех…» (43, 179). «Никто из братии да не просит у кого- либо из иноков, или мирян, или сродников, денег или одежды, или чего другого себе, потому что так поступают от того только, что не хотят подчинить себя общему закону монастырскому или смириться пред казначеем» (43, 179).

«Пища и питие должны быть по уставу просты и смиренны. Никто без разрешения настоятеля не должен есть особенно и тайно у себя в келии или вне монастыря,…строго запрещают тайноядение общежительные правила, так как всякое зло от сего происходит» (43, 176- 178).

«Если кому есть дело до брата, пусть скажет ему слово у оконца келии и возвратится к себе, беседы же должны быть таковы, чтобы служить ко спасению и исправлению душ. Если кто из внешних придет к брату, не следует принимать его в келию или беседовать с ним без благословения настоятеля» (43, 178).

«Когда позовут на какое- либо монастырское дело, внутри или вне обители, все должны немедленно собраться, кроме немощных. Сошедшись же, работать без ссоры, прекословия или ропота, ибо все немощи человеку прощает Бог, но ропщущего не терпит и наказует, говорит святой Ефрем Сирин. Во время работы каждый да остерегается суесловия, бесполезных вопросов и переговоров, ибо от этого проистекает всякое зло. Но наипаче да будет беседа из Божественного Писания, для пользы душевной. И должно трудиться более с молчанием и молитвою, дабы и тело тем благословилось и душа освятилась.

Настоятель да определяет каждому свое дело. И посланный не должен отказываться ни от какого послушания. Но со страхом Божиим исполнять оное, для общей пользы» (43, 182-183). «Нарушителя устава, как гнилой член, изгоняйте из монастыря, чтобы прочие страх имели,… „горе… человеку, чрез которого соблазн приходит“, говорит Священное Писание (Мф. 18. 7)» (43, 184).

В соответствии с этим строгим уставом и сформировался характер преподобного Симона. Поэтому «он скоро приобрел навык к иноческой жизни и в течение многих лет, до самой кончины преподобного Корнилия (до 1537 г.), неисходно подвизался в обители, сделавшись примером для многих из братии и от всех заслужив себе уважение» (12, 487—488).

Задолго до кончины преподобного Корнилия преподобный Симон случайно познакомился с иноком из соседнего Павло-Обнорского монастыря преподобным Лонгином. «И стал питать к нему братскую любовь, так как оба они стремились к одной цели, и …во взаимных беседах часто выражали друг другу желание жизни пустынной, отшельнической. Оба находили уединенную жизнь более для себя полезной и спасительной» (12, 488). Преподобный Лонгин был уже готов отправиться на поиски пустынной местности для уединенного жительства. Однако преподобный Симон не решался покинуть места своего иноческого пострижения до тех пор, пока был жив его старец, преподобный Корнилий. Лишь после его кончины, «Симон, подобно многим другим своим сподвижникам» (12, 488) покинул Комельский монастырь и вместе с преподобным Лонгином отправился на поиски места, где можно было бы проводить отшельническую жизнь.

На некоторое время подвижники остановились в сольвычегодском Борисоглебском монастыре (где, между прочим, среди братии оказалось много родных и знакомых преподобного Симона (12, 488)). Затем, покинув эту обитель, они пришли на место при устье речки Коряжмы. Там преподобный Лонгин решил остаться.

Преподобный Симон помог своему старшему другу построить келью и часовню. Некоторое время прожил вместе с ним. А потом ушел еще дальше в леса, за 60 верст от Коряжмы. Там, «на высоком и крутом берегу Вычегды, при устье речки Сойги, в дикой тогда пустыне, под сенью вековых деревьев, он поставил себе малую келию и стал подвизаться в совершенном уединении и безмолвии » (12, 489). Однако позднее уединение преподобного Симона было нарушено. К пустыннику постепенно начала собираться братия. В связи с этим, преподобный Симон «вынужден был переменить первоначальное свое намерение относительно уединенной жизни и, построивши храм, принял начальство над образовывавшейся обителью» (12, 489). Так был основан Спасо-Преображенский Сойгинский монастырь.

Своих учеников преподобный Симон наставлял прежде всего примером собственной строгой иноческой жизни. «Он только в том и поставлял честь своего игуменства, чтобы трудиться и молиться всех более» (12, 490). В 1562 г., в глубокой старости, он завершил свою земную жизнь праведной кончиной. В основанной им обители преподобный Симон прожил 20 лет.

Мощи его почивали под спудом в монастырском храме в честь святой Великомученицы Екатерины до самого закрытия этой обители в 1792 году.

Память преподобного Симона Сойгинского совершается в день его преставления, который по старому стилю приходится на 24 ноября (или на 7 декабря по новому стилю).

Преподобный Евфимий Архангелогородский

Небесным покровителем города Архангельска издавна почитается святой Архистратиг Михаил, в честь которого и получил свое имя наш город. Вошло в традицию праздновать 21 ноября, в Михайлов день, «именины города». Однако, у города Архангельска, помимо Архангела Михаила, есть еще один небесный покровитель. Это — преподобный Евфимий Архангелогородский.

Сведений о жизни преподобного Евфимия Архангелогородского практически не сохранилось. Известно, что родом он был из села Вознесения, и с 1585 по 1589 гг. (по другим данным, он жил гораздо раньше и умер в 1523 г.) был игуменом Михайлово — Архангельского монастыря (23, 50). До нас не дошло ни воспоминаний, ни свидетельств об его земном житии. Хотя можно предполагать, что он отличался строгой подвижнической жизнью. «Жизнь свою сотворил еси в молитвах и пощении, законно препроводил еси, отче, в безстрастие облечеся, плоти мудрования смирив крепостию Божественнаго Духа» (46, 198) — так в каноне преподобному Евфимию Архангелогородскому говорится об его земном житии. За это по преставлении своем преподобный Евфимий был прославлен от Господа многочисленными чудесами. Ибо сказал Господь: «всякого, кто исповедает Меня пред людьми, того исповедаю и Я пред Отцем Моим Небесным» (Мф. 10.32).

Обретение мощей преподобного Евфимия Архангелогородского произошло 7 июля 1647 г. В этот день на дворе архангельского воеводы, боярина Юрия Петровича Буйносова-Ростовского кузнец из Холмогор Евстафий Трофимов рыл яму для установки кузнечного горна. Он углубился в землю всего-навсего на локоть, когда неожиданно оттуда показалась деревянная крышка. Кузнец решил, что нашел сундук с кладом. Но, к его разочарованию, находка оказалась старинным гробом. «Вот-те и барыш»! — только и мог вымолвить раздосадованный Евстафий. Тогда он стал насмехаться над усопшим: «вставай, помогай копать!» и попытался просунуть руку под крышку гроба. За этот кощунственный поступок Евстафия внезапно начало трясти, как в сильной лихорадке, а от резкой слабости он не мог даже пошевельнуться («ослабел весь, стало его трясти, руки отнялись» (47, 211)). Тогда он понял, что наказан за непочтительное отношение к неизвестному подвижнику, который лежал в найденном им гробу, и принялся горько оплакивать свой поступок. Но исцелился Евстафий только после того, как по повелению боярина Буйносова-Ростовского, узнавшего о причине болезни своего слуги, была совершена панихида по неведомому угоднику Божию. Это было первое из чудес преподобного Евфимия Архангелогородского.

Воевода Буйносов-Ростовский стал первым почитателем памяти святого Евфимия. Между прочим, это было связано еще с одним чудом, которое произошло с его собственной женой. В то самое время, когда кузнец Евстафий нашел мощи неизвестного подвижника, жена воеводы, «сидя в своей горнице, внезапно будто в исступление впала и услышала некий голос, который сказал: «на том месте, где кузнец древо наковальное водружает, лежит человек неведомый». И слышит другой голос, первому отвечающий: «лежит там не простой человек, но человек праведный» (16, 80). Проснувшись, женщина сочла это за бесовское наваждение. Поэтому поскорее перекрестилась и даже плюнула на землю, проклиная сатану. После этого «внезапно напал на нее страх и ужас, и начала голова странно дергаться» (16, 80). Тогда-то догадалась боярыня, что видение ее было не от лукавого, но от Бога. Она поспешила исправить свою ошибку тем, что «пошла к обретенному гробу, кланяясь, просила прощения, пропела панихиду и — выздоровела» (16, 80). После такого чуда, случившегося в его собственном доме, князь Юрий Петрович сделался ревностным почитателем преподобного Евфимия.

Стараниями его гроб с мощами преподобного был перенесен в находившуюся недалеко от места их обретения деревянную церковь в честь Праздника Происхождения честных древ Креста Господня. Между прочим, храм этот был построен на том месте, где до пожара 1636 г. находились церкви Михайлово-Архангельского монастыря (23, 7). Тогда же мощи преподобного из старого гроба переложили в новую деревянную раку. При этом также совершилось несколько знаменательных чудес. Некий Михаил Медведкин, скептически отнесшийся к почитанию неведомого чудотворца, потерял рассудок. Он исцелился от навязчивых страшных видений только после слезного молитвенного обращения к тому, над кем только что недоверчиво посмеивался. А страдавший 10 лет неизлечимой болезнью ног вдовый священник Воскресенской церкви Дмитрий Козьмин получил исцеление после того, как отстоял Божественную Литургию у его гроба. (47, 212).

«У гроба преподобного совершались молебны со звоном и панихиды, местное духовенство с усердием исполняло беспрерывное торжественное почитание новоявленного чудотворца» (46, 202).

Несмотря на множество чудес, совершавшихся от мощей преподобного, имя его около двух лет оставалось неизвестным. Пока сам он в 1649 г. не открыл его послушнику Михайлово-Архангельского монастыря Косме Игнатьеву. Тот, в числе других послушников, был отправлен на рыбный промысел. Но внезапно так тяжело заболел, что лежал в беспамятстве, близкий к смерти, без всякой надежды на человеческую помощь. И тогда, то, как вспоминал позднее сам Косма, «вижу — вошел старец ко мне, брада седа вполовину. И сказал ми: «тяжело болеешь. Молись Богу и призови на помощь лежащего во гробе у Происхождения Честнаго Креста Господня». И я сказал «господин, не знаю я имени его». Он же сказал: «имя мне Евфимий, а родом из Вознесения». И стал невидим» (47, 215). Помолившись преподобному Евфимию, послушник Косма поправился. А о происшедшем с ним чуде рассказал, вернувшись в монастырь, игумену его, Антонию. Благодаря этому чуду и стало известно имя преподобного Евфимия Архангелогородского.

«Евфимием из града Архангельского» назвал он себя, явившись и некоторым другим людям. Например, жительнице Емецкого погоста, Ксении, которая долгое время страдала от лихорадки, и, с верой помолившись преподобному Евфимию, выздоровела.

О том, как выглядел преподобный Евфимий, также известно из рассказов исцеленных им людей. Они описывали его, как «человека светлотою одеянного, власы чермены, брада в просед велика, возрастом велик же». Или, как «старца с постным лицом, борода с проседью невелика, в багряной ряске». Таким он и изображался на иконах.

В 1644 г. монахом Михайлово-Архангельского монастыря Иосифом были собраны свидетельства о многочисленных исцелениях, совершавшихся от гробницы преподобного Евфимия Архангелогородского. В 1650 г., по повелению Новгородского митрополита Никона (будущего Святейшего Патриарха) игумен Антониево-Сийского монастыря преподобный Феодосий произвел освидетельствование его мощей. При этом «были найдены кости, а расследование чудотворений убедило в святости преподобного, который признан на игумена Михайлово-Архангельского Евфимия» (47, 216). Тогда же, вероятно, тем же Феодосием (16, 15), ему была составлена церковная служба (ее текст можно найти в январском томе Богослужебных Миней издания 1983 года, а также в книге архимандрита Никодима (Кононова) «Древнейшие Архангельские святые и исторические сведения о церковном их почитании») и написана его икона. Тропарь и кондак ему, заимствованные из текста этой службы, помещены также в 6 томе житий русских святых, изданных Свято- Троицким Ново-Голутвиным монастырем.

До начала 18 века мощи Евфимия Архангелогородского находились в храме Происхождения Честных Древ Креста Господня. При этом «целые селения с духовенством во главе, приходили и совершали молебствия у раки преподобного Евфимия, имя которого стало всюду известным» (16, 15). Впоследствии на этом месте была построена другая церковь — в честь Архистратига Божия Михаила, где были положены мощи преподобного. Между прочим, она находилась в непосредственной близости от Свято- Троицкого кафедрального собора — главного храма города Архангельска. Так неразрывно переплелось почитание в Архангельске обоих его небесных покровителей — Архангела Михаила и преподобного Евфимия Архангелогородского.

Однако в 18 веке сподвижником Петра 1, архиепископом Холмогорским и Важеским Афанасием (Любимовым), была предпринята попытка упразднить почитание преподобного Евфимия. По данным В. Верюжского, «в 1683 г. Афанасием было запрещено церковное чествование памяти преподобного Евфимия в Архангельске» (16, 16). Впрочем, вряд ли архиепископ сделал это по неверию в его святость. Скорее всего, по причинам совсем иного рода. В борьбе со старообрядчеством, которую вел на Севере этот архипастырь, аргументом не в его пользу оказывалось то, что при обретении мощей преподобного Евфимия пальцы его правой руки были сложены в двуперстное крестное знамение. Разумеется, что креститься иначе человек, живший в 16 веке, просто-напросто не мог. Поэтому и на старинных иконах Евфимия Архангелогородского изображали с двуперстным сложением руки для крестного знамения. Безусловно, что на пример преподобного Евфимия не могли не ссылаться старообрядцы, как на доказательство своей правоты. Поэтому архиепископ Афанасий был вынужден запретить церковное чествование его памяти.

Известно, что «гробница и иконы преподобного Евфимия существовали еще в 1683 г., вследствие чего преосвященный Афанасий требовал «все подлинное писание» о преподобном прислать к нему в Холмогоры» (47, 216). А «в 1684 г. в Холмогорском архиерейском доме находилась железная решетка, что была у Архангельского города в церкви Архангела Михаила у гроба Евфимиева» (47, 216- 217).

Упразднение церковного чествования памяти преподобного Евфимия по указанным выше причинам привело к тому, что в «Архангельском Патерике» архимандрита Никодима (Кононова) преподобный Евфимий Архангелогородский ошибочно отождествлен с другим северным чудотворцем — преподобным Евфимием Корельским.

Со временем исчезло даже место, где был похоронен преподобный. «При перестройке церкви Происхождения Честнаго Креста и Архистратига Михаила место погребения Евфимия было скрыто» (16, 18).Но все- таки, память преподобного Евфимия продолжала почитаться северянами. Особенно — старообрядцами. В современных старообрядческих церковных календарях днем памяти преподобного Евфимия Архангелогородского является 20 января. К нему обращались в молитвах люди из разных уголков Севера- Холмогор, Мезени, Емецка. Он исцелял безнадежных больных, спасал терпящих крушение на море, являясь на корме судна посреди бушующих волн. Даже от земли, взятой от его гроба, совершались исцеления — «облежащая персть святаго твоего гроба камене сапфира дражайши, отче, показася, целебна бо и чудотворива, и паче злата верными разделяема» (46, 201).

Есть немало свидетельств и об исцелениях детей по молитвам к преподобному Евфимию Архангелогородскому. Так, младенец Иван Буйносов, страдавший опухолью лица, был принесен родителями к гробнице преподобного Евфимия, и, к их великой радости, совершенно поправился. А одиннадцатилетняя слепая девочка София Морозова, племянница серебряных дел мастера Еремея Нестерова, прозрела после того, как однажды, отходя ко сну, по-детски горячо помолилась святому Евфимию, чтобы он вылечил ее.

Продолжавшееся народное почитание преподобного Евфимия Архангелогородского было прервано революцией и последовавшими за нею гонениями на Православную веру. В настоящее время мощи преподобного Евфимия Архангелогородского утрачены. Нет и храма, где они когда-то находились. На том месте, слева от здания Гостиного двора, где стояла когда- то Михайло-Архангельская церковь, сейчас разбит сквер. Однако память о небесном покровителе г. Архангельска — преподобном Евфимии Архангелогородском в настоящее время возвращается к нам. Возможно, что, как некогда в минувшие времена, так и во времена нынешние, православные архангелогородцы будут обращаться к нему с такими словами: «хранитель буди отечеству своему всегда, преподобне отче Евфимие, избавляя сие от глада же и пагубы, да, твоими к Богу молитвами избавльшеся вси, яко заступника тя почитаем» (46, 200).

Память преподобного Евфимия Архангелогородского совершается 20 января по старому стилю (по новому стилю — 2 февраля).

Святитель Филипп, митрополит Московский

Святитель Филипп, митрополит Московский происходил из старинного боярского рода Колычевых, «знатному по заслугам предков и искренне благочестивому» (26, 98). Родился он 11 февраля 1507 года (1, 44). В миру он звался Федором. Отец будущего Святителя, «боярин Степан Иванович, был любим великим князем Василием Третьим, как доблестный и заслуженный воевода, жена его Варвара была набожна и сострадательна к бедным. Она и скончалась инокиней с именем Варсонофии» (26, 98). Между прочим, она основала в Москве Васонофьевский монастырь, а при нем — кладбище, где погребали бездомных, нищих, странников и казненных. После кончины «инокиня Варсонофия чтилась как одна из московских праведниц», а память об основанном ею монастыре осталась в названии одной из московских улиц — Варсонофьевского переулка (9, 53). Вероятно, именно от матери будущий Святитель Филипп унаследовал глубокую веру и самоотверженную любовь к беззащитным, обездоленным людям.

Как сын знатного и родовитого боярина, Феодор состоял на службе при великокняжеском дворе. Поэтому бывал во дворце и был знаком с будущим царем Иваном Грозным, который тогда был еще ребенком. «Малолетний Иоанн считал его между своими приближенными» (1, 45). Однако придворные обязанности, а также военные занятия и увеселения, принятые в среде боярской молодежи, не привлекали Феодора. С детства его душа лежала к посещению храма, к молитве, к чтению Священного Писания и житий святых (9, 53). Он подумывал о монашестве, поэтому не спешил жениться, хотя, безусловно, многие бояре были не прочь породниться с семьей Колычевых (9, 53). Впрочем, к уходу из мира его побуждало и разочарование в том блестящем, но и крайне обманчивом образе жизни, который вела тогдашняя знать, и где только один шаг мог отделять богатого и славного боярина от опалы и даже казни. Именно такая страшная судьба постигла нескольких родственников Феодора, бояр Колычевых, казненных за участие в заговоре против князя Телепнева-Оболенского, фаворита царицы Елены Глинской, матери Ивана Грозного (9, 53).

Вскоре после этих горестных событий, в июне 1537 г., будучи к тому времени уже тридцатилетним молодым человеком, Феодор услышал в храме во время Богослужения Евангельские слова, навсегда определившие его дальнейшую судьбу — «никто не может служить двум господам, ибо или одного будет он ненавидеть, а другого любить, или одному станет усердствовать, а другому нерадеть» (Мф.6. 24). Феодор воспринял эти слова Спасителя так, как если бы они были обращены к нему. Поэтому он решил уйти из родительского дома, чтобы посвятить жизнь служению Богу.

Готовясь к дальнему странствию, Феодор поклонился мощам Святителей Московских, почивающих в соборах Кремля, и обратился ко Господу с молитвой: «Господи Боже мой, Просветитель и Спаситель мой и Защититель живота моего! Настави мя на путь Твой, да пойду во истине Твоей!» (24, 37)

После этого, переодевшись в крестьянскую одежду, Феодор тайно скрылся из отчего дома и отправился в далекий Соловецкий монастырь на Белом море. Безусловно, что для знатного боярина сама попытка пешком, не зная дороги, добраться до Соловков, была подвигом. Некоторое время Феодор прожил в деревне Хижи, близ Онежского озера, где поселился в доме местного жителя по прозвищу Суббота, в качестве пастуха (26, 99). Для него, с малолетства привыкшего пользоваться услугами домашней челяди, это тоже было испытанием на смирение и трудолюбие.

Прожив в Хижах несколько месяцев, добрался он и до Соловецкой обители. В ту пору ею управлял игумен Алексий, «добрый и простодушный старец» (24, 37). Он принял неизвестного странника, скрывшего свое настоящее происхождение, в число послушников. Но «наложил на него суровое послушание для приготовления к монашеской жизни» (24, 37).

Полтора года послушнический искус боярина Феодора Колычева. «Удивительно было видеть, как этот сын знаменитых и славных родителей, воспитанный в неге и покое, предавался суровым трудам: рубил дрова, копал землю на огороде, таскал камни, поднимал тяжести при рыбной ловле, и все это делал с усердием. Часто носил он на плечах своих навоз и на мельнице работал со всяким прилежанием. Случалось, что он испытывал от неразумных людей унижение и побои… Но все переносил со смирением и никто не знал, кто он и откуда» (1, 46). Спал на земле, подложив под голову камень (24, 38).

Помимо несения телесного подвига, Феодор «старался вникать в образ жизни соловецких иноков и, подражая в духовной жизни наилучшим из братий, приводил всех в удивление той ревностью, с какой отсекал от себя подвижник мирские привязанности» (24, 38).

Сам Господь и Матерь Божия утешали послушника Феодора в его трудах. По преданию, когда он работал в хлебопекарне, ему явился образ Божией Матери (так называемый «Хлебенный», или «Запечный»). Произошло это «как бы в знамение того, что не высота служения, а чистосердечная ревность в прохождении его приближает нас к Богу» (1, 47). Впоследствии эта икона находилась в Спасо-Преображенском соборе Соловецкого монастыря (9, 53).

Спустя полтора года Феодор был пострижен в монахи с именем Филипп. Наставником его был иеромонах Иона Шамин, монастырский духовник и уставщик (24, 38), человек «высокой духовной жизни, который был в юности собеседником преподобного Александра Свирского, тогда уже прославленного в лике святых» (1, 47). Видя усердие Филиппа в несении послушаний и молитвенном делании, Иона предсказывал — «этот будет настоятелем в нашей обители» (1, 47). Действительно, спустя девять лет, в 1548 году, монах Филипп единогласным решением братии был избран настоятелем Соловецкого монастыря, став преемником игумена Алексия. Предварительно некоторое время он помогал ему в управлении обителью.

18 лет святой Филипп был игуменом Соловецкой обители. «Распорядительный хозяин, кроткий правитель, мудрый наставник духовной деятельности — вот главные черты св. Филиппа в качестве игумена» (1, 49). Он не жалел сил и средств для благоустройства монастыря. При нем было увеличено число монастырских соляных варниц («главного тогда источника доходов обители» (26, 100)). Соединены каналами 52 монастырских озера. Построены мельница, а также скотный двор на Муксальмском острове, где держали оленей, и кирпичный завод. Построена каменная Успенская церковь и заложен Спасо-Преображенский собор, а монастырь окуружен гранитными стенами. Приобретены три колокола (до этого в монастыре были вместо колоколов деревянные и каменные доски — «била и клепала», стуком в которые созывалась братия к Богослужению). Для желающих вести пустынническую жизнь создан скит на Заяцком острове (26, 100-101). Внутри самого монастыря «заведены полезные ремесла» (1, 52). Устроена больница для престарелых и больных иноков и паломников. В это время проявился и изобретательский талант игумена Филиппа, который «изобрел «каую-то самодвижущуюся телегу (без лошади) и решета, которые сами просеивали муку, что значительно облегчило труд братии» (9, 53). Возможно, что изобрести такие устройства игумена Филиппа могло побудить то, что в свое время ему самому пришлось потрудиться в пекарне и на собственном опыте узнать, как тяжело приходится тем, кто там трудится. Кроме того, игумен Филипп улучшил качество монашеской трапезы, а также «благоустроил жизнь монастырских крестьян» (9, 53), и дал им право жаловаться ему, когда они подвергаются притеснениям от недобрых людей. Суровая школа послушничества на Соловках научила игумена Филиппа состраданию к бедам и нуждам простых людей, и породила в нем желание облегчить эти беды и нужды.

Позаботился игумен Филипп и об улучшении внутренней, духовной жизни монастыря. Не дозволял братии предаваться праздности и лени. Усилил строгость монастырского устава, особенно заботясь о воспитании в иноках смирения и послушания, которое ценил особенно высоко (9, 53). «Умножил монастырскую библиотеку, передав в нее и часть своих книг. Позаботился о сохранении местных реликвий, связанных с именами Зосимы и Савватия — основателей обители. В этом мы видим его стремление укрепить духовную связь всех поколений, обитавших на островах отшельников, придать большее значение самому монастырю, как издавна существующему центру святости» (48, 10). Так, он «разыскал чудотворную икону Божией Матери преподобного Зосимы и его каменный крест, который и поставил в часовне на могиле преподобного Германа. Ветхие ризы и Псалтирь преподобного Зосимы он починил своими руками и благоговейно их хранил» (9, 53).

Игумен Филипп был для братии примером подвижнической жизни. «По-прежнему он не прекращал своих молитвенных бдений и удручал тело постом, стремясь к окончательной победе над чувственными помыслами и желаниями. По временам, освобождаясь от дел, святой Филипп любил удаляться на безмолвие в пустыньку, находившуюся в 2,5 верстах от монастыря, которая и доселе носит название «Филипповой» (24, 44).

За то время, пока святой Филипп подвизался в стенах Соловецкой обители, в оставленном им мире многое изменилось. Взошел на Российский престол тот самый царевич Иван, которого боярин Феодор Колычев знал еще ребенком. Теперь это был царь Иван Грозный. «Ревнивый до своей власти, он сделался подозрительным и жестоким,…а в 1565 году разделил все государство на опричнину и земщину, образовав для себя особый отряд телохранителей, которые назывались опричниками. Иоанн имел к ним полное доверие. Пользуясь этим, опричники делали на Москве все, что хотели, грабили и убивали ни в чем не повинных земских людей, а имения их отбирали в свою пользу. Никто не смел жаловаться на них царю» (24, 44).

В декабре 1563 года скончался Святитель Московский митрополит Макарий. В 1566 году, после того, как удалился на покой его преемник Афанасий и был низложен опричниками избранный вместо него Святитель Герман Казанский, Иван Грозный решил возвести на митрополичий престол игумена Филиппа. При этом «царь надеялся, что смиренный отшельник не станет вмешиваться в дела правления, а, сияя добродетелью, будет и царя освящать ею в глазах народа» (26, 101). Он вызвал его в Москву как бы ради «некоего духовного совета».

Знал ли игумен Филипп, что в Москве ожидает его первосвятительский престол? Господь открыл ему не только это, но и большее — что там ждут его страдания и смерть. По преданию, перед отъездом святого Филиппа в Москву ему явился Христос. Он был Таким, как изображают Его на иконе, известной, как «Спас Полунощный». Истерзанным, в терновом венце, сидящим в темнице. В память об этом хранилось на Соловках резное изображение Спасителя — каким видел Его святой Филипп.

Приехав в Москву и узнав о желании царя Ивана Грозного, чтобы он стал Московским митрополитом, святой Филипп по своему смирению долго отказывался. Но в конце концов согласился, с условием, чтобы царь отменил опричнину. «Это смелое требование сильно раздражило царя» (24, 46). Но все же он глубоко уважал соловецкого настоятеля. Поэтому уступил. И вот 25 июня 1566 года в присутствии царя и его семьи, всего царского двора и множества народа, Святитель Филипп был возведен в сан митрополита Московского. При этом он оставил за собой право «печаловаться», то есть «заступаться за невинно гонимых и говорить царю о правде Евангельской и о правах Церкви во все тех случаях, когда они попирались» (24, 46), которым с давних времен нередко пользовались священнослужители. В первой же проповеди, сказанной им при возведении на митрооличий престол, он «напомнил царю о милосердии к подданным и о том, что и сам он подчинен власти Всевышнего» (9, 53). К изумлению присутствовавших, знавших вспыльчивый характер царя, тот «принял проповедь благосклонно. Все стали надеяться на лучшие времена» (9, 53). Произвол опричников на некоторое время приостановился. Однако только на время.

Спустя год, «по возвращении царя из безуспешного похода Литовского» (26, 102), начались поиски виноватых и изменников. Бесконечной чередой шли аресты, пытки и казни виновных и невиновных людей. «Москва как будто замерла от ужаса, опустели площади и улицы столицы, на них валялись не погребенные трупы» (26, 103). Единственным человеком, осмелившимся обличить жестокость царя, оказался Святитель Филипп. Возможность быть за это низложенным и сосланным, или даже казненным его не устрашала. Он помнил слова Спасителя о том, что «пастырь добрый полагает жизнь свою за овец» (Ин. 10. 11).

Митрополит не побоялся даже отправиться в гнездо опричников — Александровскую слободу и попытаться уговорить царя остановить террор. Разумеется, безуспешно. Как ни старался Иван Грозный заставить замолчать непокорного владыку, Святитель Филипп не желал быть «молчаливым соучастником» его злодеяний. «Молчание неуместно теперь — оно размножило бы грехи и пагубу» — заявил он царю. Позднее, когда в Крестопоклонное воскресенье (2 марта 1568 г.) Иван Грозный с отрядом опричников, наряженных в подобия монашеских одеяний, пришел в Успенский собор, митрополит Филипп отказался благословить его. «Ни в одежде, ни в делах не видно царя. У язычников есть закон и правда, а на Руси нет правды, в целом свете уважают милосердие, а на Руси нет сострадания даже для невинных и правых. Убойся, государь, суда Божия» (26, 105) — такими словами попытался он пробудить совесть царя.

К сожалению, святой Филипп был одинок в своем «стоянии за правду Божию». «Мы поставлены право править великую истину, хотя бы и душу положили за порученное стадо» (24, 48) — так говорил он пастырям Церкви. Однако те придерживались иного мнения — «добро во всем царя слушать и волю его творить, а его не гневить» (24, 48).

С этого времени над головой Святителя Филиппа стали сгущаться тучи. Были пущены в ход доносы и лжесвидетельства, чтобы погубить его. Этому способствовали некоторые враждебные Филиппу иерархи. Например, новгородский архиепископ Пимен, который горел желанием стать митрополитом Московским вместо него.

К сожалению, даже в Соловецком монастыре нашлись люди, которые поддались на посулы и оклеветали своего бывшего настоятеля. Впоследствии, когда в услугах лжесвидетелей перестали нуждаться, судьбы их сложились несчастливо, подобно судьбе апостола- предателя Иуды. Одни из них угодили в ссылку. Другие сошли с ума и умерли в мучениях (1, 65). А архиепископ Пимен вместо желанного им первосвятительского сана вскоре получил совсем иное, «подвергшись неслыханным унижениям и издевательствам» (49, 232). В 1569 году, во время кровавой резни, которую учинил Иван Грозный в Новгороде, Пимена, обвинив в заговоре против царя, низложили. Затем, в качестве издевки, дали ему в руки дудку- волынку и посадили на кобылу. «Получи вот эту жену, — произнес самодержец, — отправляйся в Московию и запиши свое имя в списке скоморохов» (48, 232). После такого потрясения несчастный Пимен прожил всего-навсего 14 месяцев (49, 240)… Таким образом, на всех недоброжелателях Святителя Филиппа сбылось Евангельское изречение: «какою мерою мерите, такою же отмерится и вам» (Лк. 6, 38).

Лишь два архипастыря осмелились выступить в защиту митрополита Филиппа. Это был Суздальский епископ Елевферий (9, 53). А также его низложенный предшественник, святитель Герман Казанский. Через два дня после этого святитель Герман был найден мертвым на своем подворье (5, 38). Таким образом, участь святителя Филиппа была решена еще до его официального осуждения.

Поводом к расправе над святителем Филиппом стал случай, когда он при царе сделал замечание некоему опричнику, не снявшему шапку во время крестного хода в Новодевичьем монастыре при чтении Евангелия. Опричник успел-таки вовремя обнажить голову, прежде чем царь оглянулся на него. В результате «Иоанн в гневе называл Филиппа обманщиком, мятежником и клялся изобличить его во всем» (1, 61). Митрополит хотел добровольно уйти на покой. Но царю хотелось иного. Хотелось увидеть мучения и гибель своего врага. Настолько велика была его ненависть к митрополиту Филиппу.

8 ноября во время Литургии, которую совершал святитель Филипп, в Успенский собор ворвались опричники. Они перед народом прочли опальному митрополиту царский приговор. Затем сорвали с него облачение, избили метлами, кинули в дровни и, осыпая бранью, отвезли в Богоявленский монастырь, где заковали в цепи. При этом святитель Филипп еще находил силы, чтобы уговаривать народ «терпеть, уповая на Бога» (26, 108).

С этого времени дальнейшая жизнь свергнутого святителя представляла собой сплошную цепь страданий. Через несколько дней его подвергли суду с заведомо ложными, надуманными обвинениями. На этом суде показания против святителя Филиппа дал его преемник по управлению Соловецким монастырем — игумен Паисий. Безусловно, что митрополиту горько было видеть предательство своего ученика, ставшего теперь его главным обвинителем. «В ответ на клевету своего недостойного ученика святитель только кротко сказал: «чадо, что ты посеял, то и пожнешь». Эти слова возбудили ярость в собравшихся на неправедный суд врагах Святителя. Они прнялись выкрикивать в его адрес всевозможные обвинения, вплоть до самых нелепых, вроде обвинения в колдовстве. Но он, подобно Спасителю перед неправедным судом Синедриона, молчал. Тогда его приговорили к пожизненному заключению. Впрочем, царь требовал, чтобы его сожгли (26, 107). Закованного в цепи, митрополита посадили в темницу. Но произошло чудо — оковы сами собой спали с неправедно осужденного святителя.

Вместе с митрополитом Филиппом пострадали и его родственники, единственная вина которых состояла в их родстве с опальным святителем. «Н.И. Костомаров рассказывает, что с досады Грозный казнил еще нескольких Колычевых» (48, 10). Особое удовольствие для царя, стремившегося снова и снова добивать уже осужденного человека, состояло в том, чтобы святитель Филипп узнал об этих казнях, и таким образом, испытывал бы дополнительные страдания. Именно поэтому Иван Грозный послал ему страшный подарок — голову его любимого племянника Ивана. Причем с таким жестоким «напутствием» — «вот твой любимый сродник, не помогли ему твои чары» (26, 108). Митрополит Филипп благословил и поцеловал голову, а затем отослал ее назад…

Позднее свергнутого митрополита перевели в Никольский монастырь. Неделями не давали ему есть, забили шею в колоду. Мало того — в келью, где он содержался, поместили голодного медведя. На другой день Иван Грозный специально приехал посмотреть — не растерзал ли медведь опального Святителя. Но, к недовольству царя, даже голодный зверь оказался добрее, чем он, и не причинил осужденному вреда.

Святитель Филипп был осужден и заточен. Но в народе шла молва об его неповинном страдании. Около Никольского монастыря постоянно толпился народ, почитавший заключенного митрополита, как святого, как страдальца за правду Христову. Поэтому царь распорядился увезти заключенного в Тверь, в Отрочь монастырь. Чтобы усугубить страдания святителя Филиппа, его повезли в Тверь в зимние морозы в летней одежде и всю дорогу не давали ему есть. Но и эти страдания он вынес терпеливо, подобно древним христианским мученикам. В Тверском монастыре он пробыл около года, пока не был по приказу царя задушен его верным слугой, опричником Малютой Скуратовым. Имя этого человека стало нарицательным для обозначения безжалостного злодея.

Когда в 1569 году царь Иван отправился в поход на якобы изменившие ему Новгород и Псков, то, проезжая мимо Твери, послал Малюту просить благословения Филиппа «на путь в Новгород». По преданию, Святитель Филипп предчувствовал свою близкую кончину. Поэтому, когда в его келье-темнице появился Малюта, он понял, что настал его смертный час.

Впрочем, ему еще можно было попытаться сохранить себе жизнь, смирившись перед волей грозного царя и благословив его карательный поход. Но святитель Филипп поступил согласно Евангельской заповеди: «не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить, а бойтесь более того, кто может и душу и тело погубить в геенне» (Мф. 10. 28). Благословить царя на убийство неповинных людей он отказался. «Делай, что хочешь, но дара Божия не получают обманом» — ответил он Малюте (26, 109). По другой версии жития Филипп «заявил, что благословляют только добрых на доброе» (48, 10). И тогда Скуратов задушил беззащитного старца подушкой. Так 23 декабря 1569 г. Святитель Филипп принял мученическую кончину. Вот как говорится об этом в тексте церковной службы в честь пренесения мощей святителя Филиппа: «ревностию Христовою поострився, ярость самодержавнаго на кротость преложити тщался еси, и к прещениям царевым непреклонен отнюд был еси, яко Христовых заповедей делатель: и показался еси крепок храбрник, за паству твою пострадав даже до смерти, радуяся» (50, 21). Тут же, в присутствии Малюты, его тело было предано земле. В 1591 г. его мощи были перевезены на Соловки, где от них стали совершаться чудеса. А в 1652 году, по поручению царя Алексея Михайловича Новгородский митрополит Никон перевез их в Москву, в Успенский собор, где они находятся и поныне. А в Соловецком монастыре есть храм, освященный в его честь.

Память Святителя Филиппа совершается трижды в год — 9 января и 5 октября (по новому стилю — 22 января и 18 октября). А 3 июля (по новому стилю — 16 июля) празднуется день перенесения его мощей из Соловецкой обители в Москву. В тексте службы этого праздника есть замечательный светилен, звучащий, как молитва святителю Филиппу: «ревнителю целомудрия, от юнаго воспитания Святителю Филиппе, потщался еси за истину укоряемь и изгнан быти, и тоя ради смерть горькую приял еси: и ныне на небесех предстоя престолу Святыя Троицы, присно о нас молися, верою и любовию совершающих память твою» (50, 22).

Преподобные Иоанн и Лонгин Яренгские

О жизни этих святых не известно практически ничего. Они были простыми послушниками (даже не монахами, а «бельцами» (51, 89)) Соловецкого монастыря. Было это в ту пору, когда настоятелем Соловецкой обители был игумен Филипп (Колычев), впоследствии Московский митрополит, принявший мученическую смерть при царе Иване Грозном. «Проводя жизнь в строгом посте и внимании к своей совести, они были усердными исполнителями воли своего игумена» (1, 67). Грамоте не учились. Были людьми простыми, но глубоко верующими. Внутренняя жизнь их осталась тайной даже для их современников и собратий по монастырю.

Послушания, которые они выполняли в Соловецком монастыре, были «чернорабочими», связанными с физическим трудом — строительством, перевозкой по морю в обитель различных необходимых там грузов.

В 1561 году, возвращаясь в монастырь на судах, нагруженных строительными материалами для обители, преподобные Иоанн и Лонгин попали в бурю и утонули. Тела их были найдены на побережье, в 120 верстах от монастыря, и похоронены в селении Яренге. От мощей их стали совершаться чудеса. Поэтому над могилами их была построена часовня, а впоследствии — храм в честь Святителя Николая Чудотворца. При церкви этой образовался небольшой мужской монастырь. «В 1635 г. Яренгский монастырь со всеми землями и угодьями селения Яренги, по ходатайству патриарха Иоасафа, грамотою царя Михаила Федоровича, отдан был в ведение Соловецкого монастыря» (1, 68). Именно с этим, а также с тем, что «яренгские чудотворцы Иоанн и Лонгин труждалися в древние лета в Соловецком монастыре» (1, 69), было связано то, что в первой половине 17 века в Яренгской обители был построен храм в честь преподобных Зосимы и Савватия. Соловецких чудотворцев. При этом «в 1638 г. состоялось торжественное перенесение мощей угодников Божиих из старой Никольской церкви во вновь созданный в Яренге храм во имя преподобных Зосимы и Савватия Соловецких» (51, 89). На левой стороне храма были положены мощи Лонгина. На правой — Иоанна (1, 69).

В 1764 г. Яренгский монастырь был закрыт. А монастырская церковь в честь преподобных Зосимы и Савватия стала приходским храмом (1, 69). Как сообщается в церковном календаре на 1998 год, изданном Соловецким монастырем, «в настоящее время мы не располагаем какими- либо сведениями о дальнейшей судьбе святых мощей Иоанна и Лонгина Яренгских, Соловецких чудотворцев» (51, 89).

Память преподобных Иоанна и Лонгина празднуется 3 июля (16 июля по новому стилю).

Преподобные Вассиан и Иона Пертоминские

Они были современниками преподобных Иоанна и Лонгина Яренгских, и учениками Соловецкого игумена Филиппа (Колычева). «Св. Филипп особенно старался укоренить в управляемых им иноках дух трудолюбия и послушания» (1, 70), и Вассиан и Иона, как сообщает их житие, усердно выполняли все те дела, которые возлагало на них монастырское начальство.

Преподобные Вассиан и Иона погибли во время той же самой бури на Белом море, что и Иоанн с Лонгином. Тела их были выброшены морем на восточном берегу Унской губы в 118 верстах от Архангельска. К удивлению местных крестьян- рыбаков, которые их обнаружили, они оказались нетленными. Птицы, которые кружились над телами Вассиана и Ионы, как бы «были отгоняемы невидимою силою» (1, 71). Крестьяне решили похоронить неведомых им погибших монахов около своего приходского храма. Но когда они, положив тела в лодку, направились к своему селу, то внезапно сделалось темно, так что они не могли добраться домой и были вынуждены остаться на берегу на ночлег. Ночью «в видении явились им преподобные Вассиан и Иона и сказали: «положите нас на пустом месте, в бору, под большою сосною, а в свое селение не возите…Когда Богу угодно будет, Он и на этом месте устроит храм» (1, 71). Проснувшись, рыбаки похоронили найденные тела преподобных в одной могиле под сосной на бору, поставив над ней деревянный крест.

В 1599 г. в этих местах оказался монах Троицкой Сергиевой обители Мамант, проездом по дороге в село Луды, где находились монастырские солеварни (32, 58). Четыре дня не мог он отправиться в дальнейший путь из-за неблагоприятного сильного ветра. И вот тогда во сне явились ему преподобные Вассиан и Иона. Рассказав о своей гибели во время бури, они указали ему место своего погребения и попросили поставить над их могилой часовню. Когда Мамант исполнил это, ветер стал попутным, и он мог продолжать свое путешествие (1, 71).

Постепенно «чудеса и явления преподобных прославили место погребения их во сей северной стороне, так что прохожие и мореходцы, приставшие к берегу, считали своим долгом помолиться в часовне и оставить там жертву своего усердия — деньги и свечи» (1, 71). Впоследствии рядом с могилой преподобных Вассиана и Ионы возник мужской монастырь. Основал его некий «старец из российских монастырей» (1, 71). В сборнике «Православные русские обители» упоминается о том, что его звали Иоасафом, и он был иноком Александро-Свирского монастыря (32, 58). Источником пропитания его служили пожертвования, которые оставляли при часовне путешественники, надеявшиеся, что, по молитвам преподобных Вассиана и Ионы их путь по Белому морю окажется безопасным.

Позднее к первому иноку, поселившемуся при этой часовне, присоединились другие. Вот имена некоторых из них — Савватий, Дионисий, иеромонах Ефрем, мирянин Козьма со своим сыном… С помощью богомольцев, плывших в Соловецкий монастырь, и застигнутых в этих краях бурей, обитатели маленького монастыря сумели построить храм над мощами преподобных Вассиана и Ионы. Однако в течение пяти лет его никак не удавалось освятить. Потому что в это самое время Русь переживала один из самых трагических периодов своей истории — Смутное время. Безвластие, беспорядок и беспредел отразились и на судьбе храма в далеком северном краю. Дважды пытались монахи отправить кого- либо из братии в Вологду, к тамошнему архиепископу с просьбой об освящении монастырской церкви над мощами преподобных Вассиана и Ионы. И дважды эти попытки кончались неудачей. Где-то на полпути между Вологдой и Пертоминском приняли мученическую смерть от рук разбойников-литовцев иеромонах Ефрем и Козьма со своим сыном…. Постепенно из братии Пертоминского монастыря остался один Савватий. Только в правление первого царя династии Романовых — Михаила — «благосостояние обители было упрочено, она была наделена различными земельными угодьями» (32, 58). При этом новый настоятель монастыря, иеромонах Иаковом, позаботился о благоустройстве Пертоминской обители. В ней был построен храм в честь Праздника Преображения Господня (вероятно, это было связано с тем, что Соловецкий монастырь, где жили Вассиан и Иона, был Спасо-Преображенским) и устроена рака над могилами преподобных Вассиана и Ионы.

С судьбой Пертоминского монастыря связана история о посещении его царем Петром 1, неоднократно бывавшим на Севере. «2 июня 1694 г. Петр, застигнутый бурей во время путешествия из Архангельска в Соловки, вынужден был высадиться на берег возле обители, в которой и пробыл несколько дней со всею своей свитой» (32, 58). При этом произошло открытие мощей Вассиана и Ионы. В присутствии царя его спутник и сподвижник, архиепископ Холмогорский и Важеский Афанасий освидетельствовал вынутые из могилы мощи. Затем они были «с честью положены в Преображенском соборе обители 5 июня 1694 года» (32, 58). А в память своего спасения от бури Петр 1 поставил на берегу, на месте своей высадки, сделанный им собственноручно деревянный крест с надписью на голландском языке: «этот крест сделал капитан Петр в лето Христово 1694 г.» (32, 59). В «Соловецком Патерике» упоминается о том, что такая же надпись на кресте была сделана и на русском языке (1, 73). Впоследствии этот крест хранился в Свято- Троицком кафедральном соборе г. Архангельска. Сейчас он находится в экспозиции городского краеведческого музея.

Время оказалось беспощадным к Пертоминскому монастырю. В настоящее время он существует только на страницах старинных его описаний. Однако почитание преподобных Вассиана и Ионы Пертоминских на Севере продолжается. День памяти их по старому стилю — 12 июня (по новому стилю — 25 июня). А 5 июня (18 июня по новому стилю) совершается память обретения их мощей.

Праведный Петр Черевковский

О жизни этого подвижника Архангельской земли почти ничего неизвестно. «О нем не дошло до нас никаких письменных памятников, кроме одного только краткого предания, сохраненного памятью благодарного народа и передаваемого как сокровище и наследство от поколения к поколению» (12, 628). Отец Петр был простым сельским священником. Всю свою жизнь, до глубокой старости, он прослужил в приходской Никольской церкви села Черевково. Известно, что он отличался благочестивой жизнью, пример которой назидал его прихожан лучше самых красноречивых проповедей. Он «старался услужить каждому, и вообще был истинным пастырем и отцом своего прихода» (12, 629). Отличался он и почти монашеской нестяжательностью. Все свои доходы праведный Петр делил на три части. Одну часть отдавал на храм. Другую — нищим. И лишь только третью часть тратил на содержание своей семьи. Житие сообщает, что «он был любим и уважаем всеми» своими прихожанами (12, 629).

Праведная жизнь священника Петра завершилась, как венцом, мученической кончиной. В Смутное время (9 июля, точный год неизвестен (12, 629) село Черевково посетили незваные гости — шайка грабителей- поляков. В это время престарелый отец Петр совершал в Никольском храме Божественную Литургию. Завершить ее он не успел. Разбойники выволокли его из церкви во всем облачении, привязали к конскому хвосту и пустили коня вскачь… Так принял мученическую смерть праведный иерей Петр. Память о нем на некоторое время была забыта. Видимо, Господу было угодно, чтобы спустя годы после праведной кончины иерея Петра он прославился не только, как мученик и подвижник, но и как чудотворец.

В 1656 году близ церкви Святителя Николая, в которой служил почивший подвижник, из земли показался старинный гроб. В это же время многим жителям Черевкова стал являться человек в священническом облачении, который «приказывал сказать священникам Черевковской церкви, чтобы они совершали панихиды над вышедшим из земли гробом» (12, 629). Благодаря этому над гробом неизвестного подвижника стали совершаться панихиды. Верующие люди брали с его могилы песок, и, по вере своей, исцелялись от болезней. Летом 1657 г. Никольский храм сгорел от удара молнии, однако обретенный гроб неизвестного чудотворца не пострадал от огня. «Это событие убедило всех, что явившийся гроб не иной чей, как мученика иерея Петра» (12, 630). Жители Черевкова построили над ним часовню и стали записывать чудеса и исцеления, происходившие от мощей праведного Петра. В течение 60 лет таких чудес насчитывалось 60 (12, 631).

В начале 18 века была написана икона праведного Петра. На ней он изображался в виде седобородого старца в священническом облачении, держащего в левой руке Евангелие(12, 633). Образ был украшен посеребренной ризой и серебряным позолоченным венцом.

Впоследствии от места его погребения стали совершаться чудеса. Тогда жители села Черевково поставили над его могилой деревянную часовню, которая существовала до начала ХХ столетия. Почитался праведный Петр Черевковский местно. Поэтому в православном церковном календаре имя его не упоминается.

Преподобный Кирилл Сырьинский

Преподобный Кирилл был сыном священника, служившего в Чекуевском приходе Онежского уезда Архангельской губернии. Мирское имя его было Кириак, поэтому иногда его по мирскому имени называют Кириаком Каргопольским. «Год рождения его, как и других важнейших событий из его жизни остался неизвестным. Можно думать, что рождение Кириака падет на последнюю четверть 15 века, а деятельность его и кончина — на 16 век» (2, 80).

Кириак рано осиротел. Будучи «не привыкшим к тяжелому сельскому труду, не желая быть кому- либо в тягость», он решил поступить в какую- либо из местных обителей. Таким монастырем, куда пришел сирота — подросток, стал Александро-Ошевенский монастырь, стоявший в 42 верстах от г. Каргополя. Там Кириака приняли в число братии. При монашеском постриге он получил имя Кирилл. «Под руководством опытного старца — духовного отца Кирилл последовательно трудился во всех монастырских службах, с послушанием и любовью исполняя приказываемое» (2, 80).

В монастыре инок Кирилл выучился грамоте — чтению и письму, что дало ему возможность хорошо изучить Священное Писание.

Впоследствии, спустя много лет, преподобный Кирилл с благословения настоятеля покинул Ошевенский монастырь. Новгородский архиепископ рукоположил его в сан священника. Некоторое время преподобный Кирилл жил в селе Кенозере, а потом у себя на родине — в Чекуеве, где в местном храме совершал Богослужения. «Из Чекуева он перебрался на близлежащую Сырью-гору, где и основал обитель, построил храм в честь Успения Пресвятой Богородицы и, после многолетних трудов, в маститой старости, скончался» (2, 81).

XVII век

Об этом столетии написано немало книг. Как научных, так и художественных. И это неудивительно. Ведь 17 век стал для России смутным, «бунташным» веком. Именно в эту пору бушевали на Руси Смута и крестьянские восстания. А потом обытия церковного раскола разделили православных людей на два враждебных лагеря. Но все же никакие земные треволнения не могли заглушить в людях стремления «жить во благочестии и чистоте», не поддаваясь душевным смутам. Опытами такого личного противостояния царящему вокруг раздору и озлоблению являются истории преподобных Серапиона Кожеезерского, ценой великих лишений спасшего от гибели свой монастырь. Или судьба неутомимого искателя пустынножительства — преподобного Диодора Юрьегорского. Обращает на себя внимание то, что в этом столетии большинство северных святых — преподобные — люди, стремившиеся по выражению святого Серафима Саровского, «снискать дух мирен». А также — миряне, в том числе — и женщины. Кто знает, не в этом ли извечном стремлении русского человека не столько к благам соблазнам мира сего, сколько к «жизни будущего века», к горнему, кроется тайна непобедимости России перед лицом любых врагов?

Преподобный Афанасий Наволоцкий

Преподобный Афанасий Наволоцкий жил в конце 16 — начале 17 вв. «Он пришел из Каргопольских пределов в Олонецкую землю, где основал монастырь в 78 верстах от возникшего позднее г. Петрозаводска» (24, 138). Впоследствии он переселился оттуда в окрестности Верхоледской слободки, близ г. Шенкурска, где и почил о Господе. Память его совершается 18 января по старому стилю.

Преподобный Трифон Вятский

Преподобный Трифон, самый почитаемый святой Вятской земли, с Архангельской землей был связан прежде всего по месту своего рождения. Он родился и провел юные годы на Пинежье, в селе Малая Немнюшка (по другим сведениям, он родился близ города Мезени (52, 388)). Родители его — Димитрий и Пелагия — были зажиточными крестьянами. Они имели несколько сыновей, среди которых Трофим (так звали преподобного Трифона в миру) был самым младшим. Детство будущего угодника Божия прошло в атмосфере глубокой веры и благочестия, примером которых были для него его родители. Димитрий и Пелагия часто посещали Божий храм (в настоящее время храма в Малой Немнюшке не существует), помогали бедным людям. После этого не удивительно, что маленький Трифон стал «благочестивой отраслью» своих праведных родителей. С детства он полюбил молиться Богу и соблюдать посты, был вежлив и кроток со всеми. Особенно почитал он родителей и старших братьев, которых слушался во всем.

Когда Трофим подрос, старшие братья надумали женить его. Но именно здесь их смиренный младший брат впервые и в единственный раз проявил непослушание. Дело в том, что он желал стать монахом, или остаться в миру, но при этом ради Господа пребывать в безбрачии. Братья попытались соблазнить его, подослав к нему красивую служанку. Однако юноша остался непреклонен, и братья прекратили свои попытки устроить жизнь Трофима по своей, а не по Божией воле.

Однажды, придя в храм, Трофим услышал проповедь местного священника. Между прочим, в ней были такие слова: «храните измлада чистоту телесную и духовную. Ибо кто сохранит чистоту и восприемлет на себя ангельский, иноческий образ, Господь Бог сопричислит того к Своим избранным» (8 , 202).

Эти слова глубоко запали в сердце богобоязненного юноши, и он решил посвятить себя служению Богу во иноческом чине. Повинуясь зову Господа, Трофим тайно покинул родительский дом и отправился в странствие по северным городам и селам, ища святой обители, в которой он смог бы остаться.

Странствия привели его на Вологодскую землю. Около года Трофим под видом нищего странника прожил в городке Орлове, претерпевая ради Христа голод, холод и обиды от людей. Однако его добровольное страдание было вознаграждено Господом, Который прославил Своего угодника даром чудотворений. У боярина Якова Строганова тяжело заболел единственный сын Максим. Когда, по просьбе отчаявшегося в помощи медиков тех лет отца ребенка Трофим помолился Богу об его выздоровлении, мальчик поправился. Когда же Трофим, избегая славы от людей, удалился из Орлова в село Никольское на реке Виледь, там по его молитвам Господь даровал исцеление другому смертельно больному малышу — двухлетнему Тимофею — сыну приказного человека Максима Федорова. Однако, когда родители исцеленного младенца принялись благодарить Трофима за его спасение, тот смиренно ответил им: «не ради меня грешного получил исцеление сей отрок, но ради веры вашей Господь спас его».

После этого Трофим, избегая славы от людей, покинул село Никольское. Странствия привели его в Спасо-Преображенский Пыскорский монастырь на берегу реки Камы. Здесь, по благословению настоятеля, иеромонаха Варлаама, Трофим и остался в качестве послушника. Позднее он был пострижен в монашество с именем Трифона. Несмотря на свой молодой возраст (к моменту принятия пострига преподобному Трифону исполнилось всего 22 года), он был образцом для братии. Тяжелые монастырские послушания выполнял с готовностью, без ропота. Первым являлся в церковь на Богослужения. Строго постился, избегал праздного времяпровождения и разговоров. Спал лежа на земле. А в летние ночи, обнажившись до пояса, отдавал свое тело на съедение комарам. Таким строгим подвижником был преподобный Трифон!

Однажды, преподобный Трифон тяжело заболел. Сорок дней находился он между жизнью и смертью. В это время он сподобился следующего видения — к нему явился ангел- хранитель, чтобы по повелению Божию, забрать его душу. Преподобный Трифон почувствовал в своем теле такую легкость, словно у него тоже появились крылья. Он последовал за ангелом. Однако, их полет был остановлен неким гласом Свыше: «ты поспешил взять его сюда, верни снова, где он был». И преподобный Трифон снова увидел себя лежащим на одре болезни. Только теперь рядом с ним стоял некий благообразный старец, в котором больной узнал Святителя Николая Чудотворца. Он велел преподобному Трифону встать и идти. Когда же тот сказал, что не может этого сделать из-за крайней слабости, Святитель Николай взял его за руки, поднял и благословил со словами «встань и ходи». После этого преподобный Трифон выздоровел. А в память о своем исцелении он с тех пор особенно почитал Святителя Николая Чудотворца.

За свои подвиги преподобный Трифон пользовался уважением со стороны братии. Оно еще более взросло, когда по его молитвам исцелились одержимая бесом девушка и больной младенец. За исцелением, за душеполезным словом, устремился народ в Пыскорский монастырь, к преподобному Трифону. Однако, по проискам врага нашего спасения, у преподобного нашлись завистники. В их числе был дьяк Василий и некоторые другие нерадивые иноки, оскорблявшие Трифона и распространявшие о нем всевозможные клеветнические слухи. Однако, преподобный Трифон был равно чужд и славе и поношениям. Поэтому он покинул Пыскорскую обитель на маленькой лодочке, найденной им на берегу Камы, и отправился вниз по реке, моля Бога указать ему место, где бы он мог поселиться. И молитва его была услышана. Когда он отплыл более чем на сто верст от Пыскорского монастыря и добрался до устья реки Нижней Мулянки, то услышал неведомый голос: «здесь подобает тебе пребывать». Этот призыв повторялся трижды (52, 389). Преподобный Трифон понял, что Сам Господь велит ему поселиться в этом месте. Своими руками он построил себе маленькую келью. А питался съедобными травами, а также овощами, которые выращивал на небольшом огороде. Пустынное уединение он скрашивал молитвой, трудом, а также чтением Божественных книг. Между прочим, способность читать и понимать церковные книги даровал преподобному Трифону Господь после его усердных молитв к Нему. До этого преподобный Трифон был неграмотным. Таким образом, дар «разуметь Писания» он принял не от людей, но от Самого Всесильного Господа.

Пустынное место, где поселился преподобный Трифон, пользовалось недоброй славой. По соседству с ним обитали языческие племена остяков. А рядом с кельей преподобного находилось языческое капище и росла огромная ель, которой поклонялись местные языческие племена. На ветвях ели они развешивали свои дары — меха, полотенца, шелк, драгоценности. И верили, что с человеком, дерзнувшим непочтительно отнестись к их заветному дереву, непременно произойдут неприятности. Тем более, что демоны, жившие на месте капища, действительно, устрашали и даже убивали тех, кто позволял себе посмеяться над почитаемым деревом или украсть что-нибудь из развешанных на ее ветвях подношений. Поэтому остяки очень удивились, что рядом с капищем поселился какой-то бесстрашный пришелец. Вместе со своим старшиной Зевендуком они даже заявились к преподобному Трифону, чтобы поглядеть на него и расспросить его, как он осмелился сделать это. На вопросы изумленных язычников преподобный Трифон ответил, что он — раб Господа Иисуса Христа, а также рассказал им об основных истинах Православной веры. Слушая преподобного Трифона, остяки несказанно удивлялись его словам. Однако их изумление достигло предела, когда преподобный Трифон уничтожил бесовское капище. Он готовился к этому подвигу четыре недели, усиленной молитвой и постом. Затем, взяв с собой святую икону и повесив ее себе на грудь, он, как мужественный воин Христов, срубил посвященную бесам ель и сжег ее дотла вместе со всеми подношениями, висевшими на ее ветвях. Узнав об этом, местные языческие племена исповедали величие и силу христианского Бога и стали обращаться в Православную веру. При этом первыми приняли Крещение дочери князя остяков Амбалы и князя вогулов Безяка (52, 389).

Однако пустынное уединение преподобного Трифона было прервано — братия Пыскорского монастыря, раскаиваясь в причиненных ему обидах, упросила его вернуться в обитель. Преподобный Трифон, не помня обид, вернулся в монастырь. Между прочим, здесь по его молитвам прекратились неполадки на монастырских соляных варницах. Преподобный исцелил и своего недруга дьяка Василия, который тяжело заболел и слезно просил преподобного Трифона простить его. Правда вскоре, тяготясь славой и известностью от людей, преподобный снова ушел из Пыскорского монастыря и поселился на горе на реке Чусовой. Он устроил там часовню, на месте которой позднее возник монастырь в честь Праздника Успения Пресвятой Богородицы. 9 лет прожил там преподобный Трифон. Однако, по проискам врага рода человеческого, когда он выжигал участок леса, чтобы устроить на нем огород, огонь распространился на дрова, заготовленные местными жителями. Разгневанные крестьяне решили убить преподобного. Они сбросили его вниз с высокой горы, а когда обнаружили, что он жив, погнались за ним, чтобы добить его. От расправы преподобного Трифона спас пользовавшийся в тех краях огромными влиянием и властью купец и промышленник Григорий Строганов. Однако, посоветовал ему все-таки уйти с Чусовой. После этого преподобный Трифон снова отправился странствовать. На этот раз Господь привел его на Вятскую землю, где преподобному Трифону было суждено основать монастырь. Надо сказать, что в вятских краях в ту пору не было ни одной обители. 18 января 1580 г. преподобный Трифон пришел в город Хлынов, который спустя два столетия был переменован в г. Вятку. Пришел в образе убогого, никому неведомого странника.

Нелегкое дело — основать монастырь. Тем более — в совершенно чужих краях, где нет близких, ни знакомых людей, которые могли бы чем-либо помочь в его строительстве. Но преподобный Трифон верил, что по Божией воле и с Божией помощью монастырь в г. Хлынове устроится. Между прочим, в числе городских храмов была церковь Святителя Николая Мирликийского. Помня, как когда-то Святитель Николай исцелил его от тяжкой болезни, преподобный Трифон часто приходил туда молиться. Дьякон Никольского храма, о. Максим Мальцов, обратил внимание на странника-монаха и дал ему приют в своем доме. Постепенно и другие жители Хлынова узнали и полюбили преподобного Трифона. Когда же они услышали от него, зачем и почему он прибыл в их края, обрадовались и написали в Москву челобитную грамоту, испрашивая разрешение царя и митрополита на открытие в г. Хлынове монастыря. Грамоту эту отвез в Москву сам преподобный Трифон. Поездка его увенчалась успехом — разрешение на строительство монастыря было получено. Строителем обители митрополит назначил самого преподобного Трифона, рукоположив его во священный сан. А царь Иван Грозный пожертвовал для строительства монастыря землю, деньги, богослужебные книги и колокола.

Тем временем жители Хлынова, которые сначала загорелись желанием построить в своем городе монастырь, охладели к этому Богоугодному делу. Поэтому строительство обители подвигалось еле-еле. Однако Господь не попустил, чтобы возведение монастыря прекратилось. В наказание жителям Хлынова за их нерадение с Праздника Успения Пресвятой Богородицы до Праздника Ее Рождества ежедневно шел непрекращающийся ливень. А в самый Праздник Рождества Богородицы местный крестьянин Никита Кучков в сонном видении увидел Пресвятую Богородицу с Небесными Силами и Святым Иоанном Предтечей. При этом Матерь Божия Сама указала место для строительства монастыря. А нерадивым горожанам пообещала, что за нарушение обета возвести в Хлынове обитель город постигнут пожар, голод и мор. Никита, устрашенный видением, рассказал о нем горожанам. В тот же день была заложена церковь в честь Праздника Благовещения Пресвятой Богородицы. И как только совершилась закладка храма, многодневный ливень сразу же прекратился. Так было положено начало монастырю в г. Вятке. Так как главный храм его был освящен в честь Праздника Успения Пресвятой Богородицы, монастырь этот и прозывался — Успенским.

Шло время. Монастырь, основанный преподобным Трифоном, разрастался. Однако, по проскам врага нашего спасения, часть его насельников стала высказывать недовольство строгостью устава, который ввел в своей обители преподобный Трифон. Эти лжемонахи, позабыв об иноческих обетах послушания и нестяжания, устраивали в кельях веселые пирушки, ходили в гости. А когда преподобный Трифон призывал их к покаянию, игнорировали его слова. Среди этих своевольников находились даже такие, которые ставили своему настоятелю условия — либо он отказывается от строгого устава, либо пусть уходит из монастыря, куда хочет. В конце концов эти лжебратии решились на предательство. Когда преподобный Трифонотправился за сбором пожертвований для обители, они тайно избрали другого настоятеля. Им оказался монах Иона Мамин, бывший московский дворянин, не расставшийся со своей дворянской гордыней и любовью к роскоши даже в монастырских стенах. Иона был одним из ближайших учеников преподобного Трифона и пользовался его доверием. Однако стремление к власти и желание беспечальной жизни оказались для него сильнее любви и преданности к своему старцу. Иона отправился в Москву, где, по ходатайству влиятельных родственников, был возведен в сан архимандрита и назначен настоятелем монастыря в Хлынове. Новый настоятель стал насмехаться над преподобным Трифоном и всячески притеснять его. А его келейник Феодор позволял себе еще более дерзкое отношение к преподобному — не только бранил, но и бил его, заключал в темницу. В конце концов, по проискам подущаемой диаволом лжебратии, преподобный Трифон был изгнан из монастыря, который он сам некогда основал и обустроил.

Однако, преподобный Трифон не впал в отчаяние от людской злобы и несправедливости. Ведь, по словам современного подвижника, старца Паисия Афонского, «где Бог, там и рай». А ведь жизнь преподобного была именно «жизнью во Христе». Он снова отправился странствовать. Побывал в Москве, в Сольвычегодске. Здесь ему предложил приют Никита Строганов. По повелению этого влиятельнейшего в тех краях человека преподобного Трифона поселили в сольвычегодском Введенском монастыре, предоставили ему хорошую келью, щедро обеспечивали всем необходимым. Однако преподобный Трифон не искал бесскорбного жития. Он отпросился у Строганова в паломничество на Соловки. Разумеется, Никита Строганов, уважавший преподобного, дал ему для этой цели судно, припасы и слуг. Но на полпути в Соловки преподобный Трифон отпустил людей, продал судно и все, что на нем было, и отдал вырученные деньги в Вятский Успенский монастырь. А на Соловки прибыл в более любимом им и привычном для него обличье нищего странника.

Между прочим, в эту пору преподобный Трифон основал еще один монастырь в городке Слободском. Некоторое время довелось ему прожить и в Коряжме, в монастыре в честь Святителя Николая. Так несколько раз за время своей подвижнической жизни он посещал свою родную Архангельскую землю и подолгу жил на ней.

А Соловецкую обитель преподобный Трифон посетил дважды. Последний раз — в 1612 году. Здесь он почувствовал, что близится конец его земной жизни. И решил вернуться на Вятку, в свой родной Успенский монастырь, чтобы умереть там. Напрасно Соловецкие иноки уговаривали его остаться, ссылаясь на долготу и тяжесть пути. Преподобный Трифон стремился на Вятку. В обитель, из которой он был неправедно изгнан. Но которую он тем не менее не переставал любить.

15 июля угасавший подвижник прибыл в Хлынов. Он отправил келейника к архимандриту Ионе с просьбой дать ему пристанище. Однако Иона оказался жестокосердным и отказался дать приют умирающему старцу. Это сделал другой человек — давний знакомый преподобного Трифона, диакон Максим Мальцов, который приютил его и ухаживал за ним, как за своим отцом. Около недели преподобный прожил в его доме. 23 сентября, предчувствуя близость кончины, он снова послал к архимандриту Ионе с просьбой о пристанище. И тогда в Ионе заговорила совесть. Он не только разрешил преподобному Трифону вернуться в Успенскую обитель, но и, вместе с другими братиями, упав ему в ноги, умолял простить его. «Чадо мое духовное, Иона! Господь да простит тебя, — отвечал своему покаявшемуся ученику преподобный Трифон, — ибо это дело старого врага нашего диавола» (8 , 224).

8 октября 1612 года преподобный Трифон почил о Господе. Перед смертью он оставил в назидание братии свое завещание — «жить в любви, неопустительно являться к церковным службам, хранить монастырское имущество, не иметь частной собственности и не держать в монастыре хмельных напистков» (8, 224). И иметь между собою братскую любовь: «молю вас для Бога и Пресчитой Матери Его, имейте духовную любовь между собою. Без нее никакая добродетель не полна перед Богом» (51, 390). День кончины преподобного Трифона (8 октября по старому стилю) и является днем его памяти.

Монастырь, основанный в г. Вятке (в послереволюционные годы город был переименован в «Киров») преподобным Трифоном, сохранился доныне. Сейчас монашеская жизнь в нем возобновлена. А главный храм его — Успенский, сейчас является кафедральным собором г. Вятки. В нем и почивают святые мощи преподобного Трифона, Вятского чудотворца.

Несмотря на то, что преподобный Трифон мощами своими почивает в г. Вятке, многое в его земном житии было связано с Архангельской землей. Здесь он родился и провел юные годы. Здесь, в городах Сольвычегодске и Коряжме, а также в Спасо-Преображенской Соловецкой обители, он встречал радушный прием у своих земляков и собратий. Поэтому можно считать, что он является одним из святых угодников не только вятской, но и Архангельской земли.

Преподобный Иов Ущельский

Немногое известно нам о земном житии преподобного Иова Ущельского. «Где и когда родился сей угодник Божий, остается неизвестным. Известно только, что он носил фамилию Мазовского, и отца его звали Патрикием» (2, 51). Впоследствии он ушел в Соловецкий монастырь. Там и принял монашеский постриг с именем Иова. 10 ноября 1607 г. по приезде на Соловки, в одном из монастырских храмов — Благовещенском — митрополит Новгородский Исидор посвятил Иова в иеромонахи. После этого Иов жил в Соловецком монастыре еще семь лет, а затем в 1614 г. с благословения настоятеля навсегда покинул Соловки в поисках уединенного пустынного жительства.

Место, где поселился преподобный Иов, находилось на стыке трех рек — Мезени, Вашки и Ежуги. Там, «на крутом, картинном мысу, или щелье (т.е. на речном мысу)» (53, 487) преподобный Иов поставил деревянную часовню в честь Праздника Рождества Христова.

Надо сказать, что местные жители не воспротивились тому, чтобы в их краях появилась обитель. «Устьвашские крестьяне призвали Иова на пустое место, на Ущелье, чтобы здесь устроить монастырь. Другого монастыря вблизи этого места не было, а жить без святой обители русским людям было тяжело, вот побуждение для устроения Ущельской обители»- так пишет об этом архимандрит Никодим (2, 52).

Монастырь, основанный преподобным Иовом, был не первой, а второй мужской обителью, появившейся в тех краях. Другой монастырь, Троицкая Чирцова пустынь, возникший несколько раньше, находился «в Юромском стане, ниже по Мезени» (54, 3). Однако основание в этих краях еще одной обители стало, несомненно, важным событием в распространении Православия на Севере.

Становление Ущельского монастыря было непростым. У него не было ни собственных земель, ни угодий, ни средств, чтобы вести строительные работы. Поэтому первые его насельники терпели всевозможные лишения. В частности, из-за отсутствия средств на возведение монастырских построек, они вынуждены были жить в домах своих родственников. Об этом известно из текста царской грамоты, которую приводит в своей книге архимандрит Никодим: «которые крестьяне постригаются в чернцы и в схиму, и им жить негде, живут по своим домам с женами и детьми…» (2, 53-54) Однако, монастырь продолжал жить и строиться. Безусловно, в этом была заслуга его основателя — преподобного Иова, который, в пору своей жизни на Соловках, научился терпеть и преодолевать всевозможные трудности, а также имел немалый духовный опыт. Примером своим он назидал братию, укреплял ее в перенесении «бед и скорбей».

Помощь Ущельскому монастырю оказал царь Михаил Федорович Романов, первый царь из династии, управлявшей Россией почти три столетия. В ответ на прошение иеромонаха Иова о пожаловании обители земельных угодий, 14 августа 1615 г. царь «велел пустое место Ущелью от Устьжуги реки да верх по Мезени до Ужорския виски и Ужорскую виску для рыбной ловли да черного лесу по 2 версты в гору, и два островка присадные на Мезени реке дати на оброк Рождеству Христову к угодищу для монастырского строения, да рыбные ловли на Мезени реке против тое ж ущелья…» (2, 53)

После того, как у Ущельского монастыря появились свои угодья, он стал расти и строиться. Вместо деревянной часовни в нем появился храм в честь Рождества Христова. Конечно, тоже деревянный, какими чаще всего и бывали храмы северных обителей. Братия переселилась из изб в кельи. Разумеется, строился монастырь силами тех, кто жил в нем — монахов и послушников. Вместе они рубили здания, возделывали землю, заготовляли сено. Работы эти, в которых участвовали все насельники монастыря, назывались «общими послушаниями».

Спустя 13 лет после того, как царь Михаил Федорович одарил Ущельский монастырь угодьями, в обитель пришла беда. 5 августа 1628 г., когда иноки ушли убирать сено, а в монастыре оставался только один Иов, туда нагрянула шайка разбойников. Злодеи думали, что в монастыре есть деньги, и надеялись ими поживиться. Однако, единственными сокровищами иноков были иконы да священные книги.

Думая, что преподобный Иов выдаст им монастырскую казну, разбойники подвергли его пыткам. В конце концов, не добившись ничего от беззащитного старца, злодеи отрубили ему голову и скрылись. Горю братии, обнаружившей своего наставника мертвым, не было конца. На другой день после убийства преподобного Иова братия погребла его честные мощи рядом с монастырским храмом. На похороны его пришло множество местных жителей, для которых смерть преподобного Иова, «успевшего выполнить долю просветителя и в обители давшего краю твердый оплот Православия» (2, 58) была горестной утратой. «Вскоре после смерти Иова над мощами его была построена часовня» (55, 10).

Почитание преподобного Иова, как святого, началось вскоре после его мученической кончины. От его раки, а также от бревна (кокоры), на которой он был обезглавлен, стали совершаться исцеления больных и другие чудеса. В 17 веке таких чудес насчитывалось более 50. Остатки «кокоры» хранились в местной церкви, и, по свидетельству очевидцев, она была «вся обгрызана, потому что щепы от нее, судя по народной вере, взятые в рот, успокаивали зубную боль» (53, 487).

В 1658 г., спустя 30 лет после мученической кончины преподобного Иова, была написана его икона. На ней он изображался в виде седобородого старца в монашеском одеянии со свитком в руках, на котором были написаны слова из Евангелия: «Не бойтесь убивающих тело, души же не могущих убить» (Мф. 10. 28). Еще два года спустя после написания иконы преподобного Иова Ущельского было составлено его житие.

В 1732 г. по благословению Архиепископа Архангельского и Холмогорского Варсонофия мощи Иова Ущельского были освидетельствованы, причем тело его было найдено «целым и нетленным, а бывшие на нем одежды не могли даже порвать».

Основанный преподобным Иовом Ущельский монастырь просуществовал более двух столетий. В 1838 г. он был закрыт и преобразован в приход. 5 декабря 1900 г. Указом Святейшего Синода Ущельский монастырь был открыт вновь, но уже как женский, и существовал два десятилетия. В 1920 г., во времена гонений на Православие, Ущельский монастырь, наряду с другими северными обителями, был закрыт. В настоящее время «на месте бывшего монастыря не сохранилось никаких построек. Есть там обетные кресты. На месте предполагаемой могилы преподобного Иова поставили небольшой крест и православные ходят туда на поклонение 18 августа» (56, 127). В этот день (по старому стилю он приходится на 5 августа) празднуется память основателя Ущельской обители — преподобного Иова.

Преподобный Дамиан (в схиме Диодор) Юрьегорский

Преподобный Дамиан родился в селе Турчасове Каргопольского уезда в конце 16 века. Известно, что отца его звали Ерофеем, а мать — Марией (8, 423). Они отличались благочестивой жизнью. Известно, что Ерофей под старость принял монашеский постриг в Соловецкой обители, посвятив остаток дней молитве и покаянию.

У их сына Диомида (так звали преподобного Дамиана в миру) рано проявилась склонность к монашеской жизни. В 15- летнем возрасте, с благословения родителей, он ушел на богомолье в Соловецкий монастырь. В этой обители юный Диомид остался на долгие годы. «Он полюбил монастырскую жизнь и трудился в славной обители три года, проходя разные службы с полным послушанием, без всякого прекословия и ропота, за что и любим был всеми». (8, 423) Послушник Диомид ревностно посещал монастырские Богослужения, первым приходя в храм и последним его покидая. Хранил целомудрие и чистоту помыслов. Послушнический искус его длился четыре года.

Между прочим, помимо Диомида, в Соловецкий монастырь ушел и его родной брат, имя которого нам неизвестно (8, 428).

Когда Диомиду исполнилось 19 лет, игумен Соловецкого монастыря Антоний совершил над ним монашеский постриг. При этом юный инок получил имя Дамиана. Новоначальный монах был отдан под руководство опытного старца Иосифа, выходца из Новгорода. Старец этот «был великим почитателем пустынного, отшельнического монашества и нередко рассказывал своему юному послушнику, как в лесных дебрях спасаются святые пустынники» (8, 424). Эти рассказы возбудили в молодом монахе желание подражать святым пустынножителям.

Однако Дамиан решился исполнить свое желание лишь много лет спустя, когда, прошедши всевозможные послушания в стенах монастыря, приобрел немалый духовный опыт. Только тогда он покинул Соловецкий монастырь.

Сначала преподобный Дамиан ушел «в пустыню» на сорок дней. Все это время он «питался только водой и росой» (8, 425), так что совершенно изнемог от голода. Соловецкие монахи обнаружили его в бессознательном состоянии, лежащего под деревом. Решив, что Дамиан умер, они принесли его к монастырскому подворью, где и обнаружилось, что он еще жив. «Так был спасен ревнитель пустынного подвига от голодной смерти» (8, 425).

Это испытание не помешало преподобному Дамиану снова уйти в любимую им «прекрасную мати-пустыню». Потому что его, по словам Святого Апостола Павла, не могли отлучить от любви Божией «ни скорбь, ни теснота, ни голод или нагота или опасность» (Рим. 8. 35). Когда он немного окреп, то снова ушел из монастыря в лес. Там он поселился в сделанной своими руками хижине, «трудясь днями и проводя ночи в молитве» (8, 425).

Преподобный Дамиан был не единственным отшельником, обитавшим в ту пору на Соловецких островах. Во время своей пустынной жизни он встречался с другими подвижниками, которые несли такой же подвиг. Вот имена некоторых из них — старец Ефрем Черный, иноки Алексий Калужанин, Тихон Москвитин, Иоасаф, Феодул Рязанец, Трифон, Порфирий, Иоасаф, Севастиан» (8, 426).

Среди пустынножителей были не только монахи, но и миряне. Например, некий новгородец по имени Никифор. Он был сыном священника. Любил чтение Божественных книг. Особенно почитал он пустынника преподобного Марка Фраческого (2, 50). Никифор ходил по лесу совершенно нагим. Даже в зимнюю пору он не надевал на себя никакой одежды (8, 426). Он дал преподобному Дамиану совет познакомиться с соловецкими отшельниками, чтобы перенять их духовный опыт. «Посещай, Дамиан, чтобы и самого тебя посетил Бог» (8, 426) — сказал ему Никифор.

Впоследствии преподобному Дамиану довелось встретиться и с другим пустынником, еще более совершенным, чем Никифор. То был уроженец Тульской губернии, по имени Тимофей. Как и Никифор, он не был монахом. Хотя образ жизни, который он вел, был «равноангельским». Тимофей прибыл на Соловецкие острова в лихую пору Смутного времени. Путь по морю проделал в одиночестве, на маленькой лодочке. Сам построил себе келью среди дремучей лесной чащи. Три года терпел Тимофей лишения и голод. И вот однажды явился ему «некий светлый старец и указал ему траву, которой он должен питаться» (8, 426). Эта трава спасла пустынножителя Тимофея от голодной смерти. Многие годы не употреблял в пищу ничего другого, кроме этой травы…

Еще одним пустынником, встречу с которым Господь даровал преподобному Дамиану, был рабочий с монастырских солеварен, которого звали Андреем. Он, подобно Никифору и Тимофею, после бывшего ему видения питался травой и не носил никакой одежды (1, 75). В пустыню он удалился для несения сугубых покаянных подвигов (1, 75).

Среди этих пустынников поселился и преподобный Дамиан, подражая их подвигам. Периодически, чтобы снабдить пустынников всем необходимым, он возвращался в Соловецкий монастырь. Там он не мог не удержаться от рассказов о дивных пустынниках. Под влиянием этих его рассказов и некоторые другие соловецкие монахи стали отшельниками.

Однако на боголюбивых пустынников ополчился враг человеческого спасения. По коварству своему он возбудил против преподобного Дамиана некоторых иноков. «Он пустыни наполняет братиями, которых уводит из монастыря. Проживая там, они уже не трудятся для обители», — так роптали они на преподобного (8, 427). И вот, когда под влиянием преподобного Дамиана «на пустынное житье» ушел больничный келарь Кирик, врачебное искусство которого было крайне нужно монастырю, иноки эти явились к настоятелю монастыря, преподобному Иринарху, умоляя вернуть Кирика.

Выслушав их жалобы, игумен Иринарх разгневался и велел отыскать пустынножителей и вернуть в монастырь силой. Это было исполнено. По проискам лукавого, кельи отшельников были разорены, а сами они, как преступники, под конвоем, были доставлены в Соловецкую обитель. Пустынножителям строго приказали впредь не покидать стен монастыря.

Преподобного Дамиана, «как виновника всему и как главного злодея, заковали в железо и бросили в больницу» (8, 427). Пять с половиной месяцев он пробыл «в строгом заключении, не имея возможности выйти ни в церковь, ни к братии» (8, 427). Тогда любитель пустынного жития тайно покинул Соловецкий монастырь. Шесть месяцев он прожил среди лесной чащи на Соловецких островах. О месте нахождения его знал только его родной брат, который иногда посещал преподобного Дамиана. Однажды, придя к нему, он обнаружил его лежащим на земле, израненного от побоев. Тот объяснил брату, что был избит бесами. Однако, никакие нападения диавольские не могли остановить преподобного Дамиана в его желании подвизаться о Господе.

Некоторое время спустя преподобный Дамиан покинул Соловки, переплыв море на лодке, и поселился в пустынной местности на реке Кене. Однако, и здесь враг рода человеческого не давал ему покоя, возбудив против преподобного местных крестьян. Пустынника «избили, сожгли келью и лодку, таскали за ноги и оставили еле живым» (8, 428). Несмотря на людскую несправедливость, преподобный кротко молился за своих обидчиков. А когда за преподобного Дамиана заступился влиятельный в тех краях человек, он попросил его не мстить людям за сделанное ими зло. Одумавшись, крестьяне попросили у преподобного прощения. Даже соглашались на то, чтобы он и дальше жил в их краях. Однако преподобный Дамиан ушел в другое место, находившееся в «147 верстах к юго-западу от города Онеги» (8, 429). Прозывалось оно- «Юрьева гора». Сейчас эта местность находится на территории Каргопольского района Архангельской области. В этом пустынном месте семь лет прожил преподобный Дамиан в полном одиночестве. Лишь позднее пришел к нему некий инок Прохор, который «увидел труды преподобного, удивился его вышеестественному житию» и остался у него (8, 429).

Пустынное место на Юрьевой горе было с давних пор предназначено Господом для иноческого жительства. Не раз местные жители, оказываясь там, слышали колокольный звон. А самому преподобному Дамиану явился некий святолепный муж, повелев основать монастырь в честь Святой Троицы. А в монастыре том построить четыре храма — в честь Пресвятой Троицы, Пресвятой Богородицы, в честь Праздника Введения Пресвятой Богородицы во храм, а также в память преподобных Зосимы и Савватия, Соловецких чудотворцев.

Слыша это, преподобный Дамиан не мог сдержать недоумения. Ведь у него не было даже медной монетки. Поэтому он сомневался, под силу ли ему окажется исполнить то, о чем говорил ему в видении тот святолепный муж. И тогда он вновь явился преподобному. «Ты беспокоишься, что ничего не имеешь? — сказал он пустыннику. — Но пойми, что судьбы Божии неиспытанны и «все возможно Богу» (Мк. 10. 27)- не думай ни о чем» (8, 430). При этом он велел преподобному Дамиану идти в Москву, пообещав, что в судьбе Свято- Троицкого монастыря примет участие бывший соловецкий инок, а ныне келарь Троице-Сергиевой Лавры Александр Булатников. Человек этот славился знатностью и богатством. А также — той щедростью, с которой он жертвовал деньги на благоукрашение храмов и обителей.

Ободренный этим обетованием, преподобный Дамиан отправился в Москву. По дороге посетил он и Свято-Троицкую Сергиеву Лавру, поклонившись ее святыням. Келаря Александра Булатникова он нашел в Москве. Действительно, тот дал щедрые пожертвования на устрояющуюся обитель. А также познакомил преподобного Дамиана с инокиней Марфой (в миру — боярыней Ксенией), матерью первого царя из династии Романовых, Михаила. «Царица-инокиня» Марфа также сделала немалые пожертвования на Свято-Троицкий монастырь. Подарила обители множество икон, книг, церковные сосуды, ризы, колокола, а также двести рублей денег, пообещав, что и впредь не оставит монастырь своей милостью. Мало того. Благочестивая инокиня Марфа рассказала о пустыннике своему сыну, царю Михаилу Федоровичу. А тот дал Троицкому монастырю свою грамоту(8, 431).

Вернувшись на Юрьеву гору, преподобный Дамиан приступил к строительству монастыря. При этом он удостоился еще одного видения. «Он видел, что с неба сошел превеликий крест и стал на горе, около креста вилось множество воронов, которые опустились потом на гору и рассеялись по деревьям. И услышал голос:

— На сем месте да воздвигнется храм Пресвятыя Троицы. А сколько видишь здесь птиц, столько сойдется сюда иноков, и на сем месте прославится имя Божие» (8, 431).

В первые годы существования Свято-Троицкого монастыря его насельникам пришлось вытерпеть многие лишения. Однако преподобный Дамиан своим примером укреплял малодушных, наставляя их мужественно преодолевать искушения.

Однажды, стоя на молитве, преподобный Дамиан «видел как бы медный столб от земли до неба. У столба того висели крючья и по ним поднимаются многие иноки. Одни по крючьям и столбу восходят до небес, небеса отверзаются, великий свет обвивает пришедших и небеса затворяются снова. Другие поднимаются лишь до половины столба и падают на землю, чтобы снова начать восхождение. Видение означало трудность и высоту иноческого подвига» (8, 432).

Сам Господь помогал братии новоустрояющегося монастыря по молитвам его святого основателя. Однажды, когда в монастыре в очередной раз кончились продукты, насельники принялись роптать на преподобного Дамиана. Тот утешал братию, советуя потерпеть еще немного и положиться на помощь Божию. Вскоре, отправившись по делам из обители, монахи обнаружили на дороге черно-бурую лису с красивым, дорогим мехом. На деньги, вырученные от продажи шкуры этой лисы, и были куплены необходимые монастырю продукты. Такую чудесную помощь от Господа Юрьегорский монастырь получал неоднократно. Другой раз, когда в монастыре снова не стало съестных припасов, преподобному Дамиану явился некий светлый муж и сказал: «не скорби, Дамиане, и укрепляй братию. В последнее время прославится имя Божие. А ныне вели ловить рыбу, тем пропитает вас Бог». Когда же преподобный Дамиан спросил незнакомца, как его зовут, тот ответил: «постриженик Кириллова монастыря, игумен Ошевенского. Имя же мое Александр» (9, 263). Преподобный Дамиан понял, что явившийся ему старец был преподобным Александром Ошевенским. Он велел братии отправиться на рыбную ловлю, и, ко всеобщему изумлению, в тот день улов рыбы оказался необыкновенно богатым, поистине чудесным. С той поры в Юрьегорский обители особо почитали память преподобного Александра Ошевенского, в трудный час пришедшего на помощь к ее бедствующим монахам.

Преподобный Дамиан прожил в основанном им монастыре много лет. Еще при жизни Господь прославил его даром прозорливости. Вот один из примеров, подтверждающих это. Один человек просил его совета относительно предстоящего замужества своей дочери. «Подожди недолго, и как будет угодно Господу о ней, так и поступи», — посоветовал ему преподобный Дамиан. Спустя сорок дней молодая и здоровая девушка неожиданно скончалась.

Праведная кончина самого преподобного Дамиана наступила 27 ноября 1633 года, в г. Каргополе, куда он приехал по монастырским делам. Отправляясь в Каргополь, преподобный Дамиан предвидел, что ему не суждено будет вернуться в Юрьегорскую обитель. Поэтому своим ученикам Прохору и Иоасафу он дал последние наставления по управлению монастырем, а также написал завещание, найденное после его кончины. Прощаясь с Прохором, он сказал ему: «уже нам с тобой не видаться! Но, если Господь изволит — на том свете!» По приезде в Каргополь преподобный Дамиан заболел. Перед кончиной он принял схиму с именем Диодора (поэтому в житиях его называют как преподобным Дамианом, так и преподобным Диодором), и, причастился Святых Христовых Таин. После кончины тело его пребывало нетленным. Спустя два месяца после преставления преподобного Диодора братия Троицкого монастыря перевезла его мощи в Свято- Троицкую обитель. Похоронен он был рядом с монастырским собором, где от его мощей также совершались чудеса.

Позднее, когда в 1764 году Юрьегорский монастырь был преобразован в приход, мощи преподобного Диодора Юрьегорского находились под спудом в самой Троицкой церкви (8, 436). Память преподобного Диодора Юрьегорского почиталась местно, по старому стилю- 20 ноября (по новому стилю- 3 декабря.

Преподобный Прохор Юрьегорский

Преподобный Прохор был любимым учеником преподобного Дамиана Юрьегорского и первым из тех, кто поселился вместе с ним в Юрьегорском монастыре. Кончина его датируется серединой 17 в.

Преподобный Иринарх Соловецкий

Преподобный Иринарх был игуменом Соловецкого монастыря с 1614 по 1626 годы. О жизни его не сохранилось никаких сведений. Потому, что это была исключительно «жизнь во Христе». «Подвижник житием весьма кроткий и смиренный» — таким был преподобный игумен Иринарх (2, 39). «Будучи сам примером подвижничества, он ревновал о поддержании в подчиненных ему иноках духа истинного монашества» (1, 81).

Однако, смиренный и кроткий, всегда погруженный в богомыслие, игумен Иринарх мудро и рачительно управлял Соловецкой обителью. Он «предпринимал меры защиты от внешних врагов — шведов и датчан, и приводил монастырь в оборонительное состояние» (1, 81). В частности, он «в 1614 г. заключил со шведами перемирие с тем, чтобы военные действия не начинались ни с той, ни с другой стороны без ведома русского государя и шведского короля» (57, 36).

«С попечением о внешней безопасности обители преподобный соединял заботливость об ее внутреннем духовном преуспеянии» (1, 81). И лучшим свидетельством того, сколь велика в этом заслуга преподобного Иринарха, стало то, что именно в годы его игуменства в Соловецком монастыре жили и подвизались такие выдающиеся подвижники благочестия, как преподобные Диодор Юрьегорский, Елеазар Анзерский. А также многочисленный сонм истинных рабов Божиих, как известных и поныне, так и тех, чьи имена сейчас неведомы людям, ведомы же Богу, дивному во святых Своих.

Господь прославил преподобного Иринарха даром прозорливости. За два года до своей кончины он предсказал свою смерть. А также то, что преемником его станет игумен по имени Макарий, и будет управлять Соловецким монастырем в течение 6 лет (2, 39). Предвидя скорую кончину, благочестивый игумен Иринарх устранился от начальствования обителью и провел это время в совершенном безмолвии. 17 июля 1628 г. преподобный Иринарх отошел ко Господу. Братия погребла его под Спасо-Преображенским собором (2, 39).

После кончины преподобного Иринарха он не раз являлся людям, помогая им в бедах и напастях. Вот некоторые из таких явлений его:

Вскоре после кончины преподобного Иринарха он явился одному монаху, который безутешно оплакивал почившего игумена. «Сын мой, зачем скорбишь о мне? — спросил он. И добавил, — я получил милость от Владыки Христа Бога нашего и нахожусь на покое. Ты же не печалься, а радуйся о мне и старайся о своем спасении» (1, 83). Вслед за тем преподобный Иринарх стал невидим. Так он утешил скорбящего инока.

В 1642 г. монастырский трудник Иван Емельянов увидел во сне змею, которая укусила его в руку. Проснувшись, он обнаружил на руке рану и обширный отек, так что владеть рукой было невозможно. Две ночи страдал он от своей болезни. На третью ночь Иван увидел во сне двух старцев, в одном из которых узнал преподобного Иринарха. Другой, неизвестный старец, держал в руке сосуд и кисть. Преподобный Иринарх благословил больного, затем взял у своего спутника кисть и окропил опухшую руку трудника. Когда Иван пробудился, рука его оказалась совершенно здоровой (1, 83).

Не раз преподобный Иринарх являлся и рыбакам на Белом море, спасая их суда от потопления. Поэтому они почитали его, и обращались к нему с молитвами в непостыдной надежде на его помощь.

Память преподобного Иринарха Соловецкого совершается 17 июля (по новому стилю — 30 июля).

Преподобный Елеазар Анзерский

Преподобный Елеазар Анзерский происходил из благочестивой купеческой семьи Севрюковых. Местом рождения его был город Козельск. С юных лет у преподобного Елеазара появилось желание служить Господу в иноческом чине. С благословения родителей он покинул отчий дом и отправился в Соловецкий монастырь.

Игумен Иринарх, провидя в юноше будущего подвижника, принял его в число братии. Послушанием, которое ему было дано, стало участие в изготовлении резного иконостаса для Преображенского собора. «Строгим постом, постоянством в молитве, глубоким вниманием к самому себе, послушник приобрел уважение братии и любовь игумена и был пострижен в монашество» (1, 87)

Однако преподобный Елеазар, чуждый человеческой славы, решил покинуть монастырь, чтобы вести суровую, полную лишений отшельническую жизнь. Архимандрит Никодим (Кононов) дает преподобному Елеазару следующую характеристику: «он был личностью склонною и способною преимущественно к деятельности аскетико-созерцательной» (2, 48).

С благословения преподобного игумена Иринарха Елеазар покинул монастырь и поселился на острове Анзер, который находился севернее Соловецкого острова и отделялся от него проливом. Этот остров в ту пору был совершенно необитаемым. Там, в полном одиночестве и поселился преподобный Елеазар. Кормился он тем, что вырезал из дерева чашечки и оставлял их на морском берегу. Там их находили и брали себе местные рыбаки. А взамен оставляли «для некоего тут живущего странника» хлеб и другие съестные припасы (2, 41).

Однако ни полное одиночество, ни недостаток в самом необходимом, не причиняли столько бед пустыннику, как бесовские нападения. О том, какие искушения довелось преподобному Елеазару вытерпеть от демонов, впоследствии сам он написал в своем «Житии». Бесы являлись ему в образе вооруженных людей, конных и пеших, вооруженных самопалами и копьями. Они с яростью обступали отшельника со всех сторон, как бы готовясь убить его. «Зачем ты пришел сюда? Это место всегда было нашим!» — такими словами пытались они вынудить преподобного оставить свой подвиг. Но он отвечал им «Не ваше это место, а Христа Бога нашего. А Бог изволил мне быть на месте этом». После чего начинал читать молитву: «Да воскреснет Бог…» И бесовская сила исчезала (58, 299).

Такие нападения демонов преподобному Елеазару пришлось отражать много раз. Ни днем, ни ночью они не переставали смущать и искушать его. И тогда на помощь к нему явилась Сама Пресвятая Богородица. «Мужайся и крепись, Господь с тобою!» — сказала Она подвижнику. — И напиши в келье своей на стенах «Христос с нами уставися». При этом Матерь Божия дала преподобному посох и четки. После того, как подвижник сделал так, как велела ему Царица Небесная, бесовские нападения прекратились.

В память об этом явлении ему Пресвятой Богородицы насельники Анзерского скита в своих кельях писали на стенах слова, которые Она велела тогда преподобному Елеазару начертать на стенах своей кельи — «Христос с нами уставися».

Позднее, в 1616 г., приняв схиму, преподобный Елеазар переселился в более отдаленное место в глубине острова. Постепенно к нему стали собираться любители безмолвия и уединения. Так был основан Анзерский скит.

Образ жизни, который вели насельники скита, был подобен тому, который вели древние египетские монахи. Каждый инок имел свою келью. Кельи эти находились на расстоянии версты друг от друга. Там, в полном одиночестве, в посте, молитве и занятиях рукоделием, пребывали пустынники. Только в субботу вечером и накануне Праздников они собирались «для общей молитвы, в которой проводили всю ночь, и в следующий день, совершив праздничное и воскресное пение, расходились по кельям» (24, 118).

Для насельников скита преподобный Елеазар был примером подвижнической жизни. Он соблюдал строгий пост, изнурял тело тяжелыми железными веригами. Бесовские помыслы, смущавшие его, беспощадно отсекал. Иногда появлялось у него желание поесть рыбы. Тогда он приготовлял рыбу, ставил ее перед собой, и, не дотрагиваясь до нее, укорял себя в невоздержании. Когда же рыба начинала гнить, преподобный говорил сам себе: «теперь ешь, если хочешь». Столь строгой была жизнь преподобного Елеазара!

Помимо этого, преподобный Елеазар нес и телесные труды — рубил дрова, носил воду. Свободное время посвящал чтению и переписке душеполезных книг. «От многого Божественного писания, — сказано о нем в вкладной книге Анзерского скита, — различные повести собра и три книги Цветника свою рукою написа уставом. Такожде и чин монашеского келейного правила в писании от искусу, добре истолкова» (2,49). Благодаря стараниям преподобного Елеазара, в Анзерском скиту образовалась своя библиотека (24, 119).

«Не может укрыться город, стоящий на верху горы» (Мф. 5. 14). И, по воле Господней, преподобный Елеазар, не искавший славы от людей, стал известен даже при царском дворе. Произошло это так. Будучи по делам Соловецкого монастыря в Москве, преподобный Иринарх, игумен Соловецкий, был принят матерью царя Михаила Федоровича, инокиней Марфой. Во время беседы с ним та спросила: «правда ли, что на Анзерском острове проживают отшельники?» Узнав от преподобного Иринарха, что это действительно так, благочестивая царица-инокиня пожертвовала 100 рублей на строительство храма на острове Анзер. В те времена это было весьма крупной суммой.

Надо сказать, что насельники Анзерского скита хотели построить в нем храм. Однако не имели средств, чтобы сделать это. Получив неожиданную помощь от матери царя, инокини Марфы, они поняли, что Господь печется о них и не оставит их и впредь своей милостью, и прославили Бога. Также в строительстве храма в Анзерском скиту помог и келарь Троице-Сергиевой Лавры Александр Булатников. Он был известен при царском дворе и пользовался уважением царя Михаила Федоровича и всей царской семьи.

Впоследствии преподобный Елеазар и сам побывал в Москве. Случилось это вот по какой причине. У царя Михаила Федоровича долго не было детей. Тогда он попросил Александра Булатникова найти человека, который бы мог помолиться Господу «о разрешении неплодия» и рождении в царской семье желанного наследника. В ответ на эту просьбу Александр Булатников сказал царю: «есть, государь, в твоей державе один подвижник, которого молитву, верую, услышит Господь Бог». И вслед за тем поведал ему о преподобном Елеазаре Анзерском. В результате тот был приглашен в Москву, где и встретился с царем. Успокаивая его, он сказал ему: «по вере вашей Господь Бог не оставит вас без наследника престола» (1, 92). Царь воспринял эти слова, как пророчество о том, что Господь дарует ему наследника. Действительно, вскоре у царя родился сын Алексей. В благодарность царь предлагал анзерскому пустыннику почести и духовные чины. Но тот отказался от суетной славы, предпочитая ей служение Господу в пустыне. Тогда царь дал Анзерскому скиту ряд льгот. В том числе «объявил Анзерский скит независимым от монастыря и разрешил пустынникам избирать строителей из своей среды» (1, 93).

Впоследствии преподобный Елеазар встречался и с царем Алексеем Михайловичем, который дал повеление на строительство в скиту каменного храма. Постройка этого храма завершилась уже после смерти Елеазара. Освящен он был в честь Святой Троицы и имел два придела — в честь иконы Божией Матери «Знамение» и преподобного Михаила Малеина (24, 123). Между прочим, этот святой был небесным покровителем царя Михаила Романова. Возможно, то, что придел храма был назван в честь царя Михаила Романова, стало своеобразной данью его памяти.

Преподобный Елеазар имел несколько учеников, которые также были выдающимися подвижниками. Среди них был Никодим, впоследствии ставший преемником преподобного Елеазара в управлении Анзерским скитом, а также Никифор. Однако самым знаменитым из тех, кто подвизался в Анзерском скиту под руководством преподобного Елеазара, был другой монах по имени Никон.

В миру он звался Никитой Мининым (или Миновым) и был священником. После смерти троих детей иерей Никита и его жена решили принять монашество. Никита Минин ушел на Соловки. В 1636 г. принял в Анзерском скиту монашеский постриг с именем Никона. Под этим-то именем он и стал так известен впоследствии (59, 5), когда стал знаменитым Патриархом всея Руси и «собинным» (особенным) другом» царя Алексея Михайловича. В Анзерском скиту иеромонах Никон прожил несколько лет (до августа 1639 г.), ведя строгую подвижническую жизнь. О том, какова она была, можно представить себе из того, что Никон «каждый день прочитывал Псалтирь, каноны Господу Иисусу и Божией Матери и клал 1000 поклонов» (1, 94). Между прочим, в Анзерском скиту Никон «заведовал хозяйственной частью скита» (59, 7). По благословению преподобного Елеазара иеромонах Никон написал на воротах Анзерского скита образ Спасителя. Вскоре эта икона стала считаться чудотворной (2, 47).

Правда, впоследствии Никон покинул Анзерский скит. Причиной этому стала «размолвка с анзерской братией» (2, 47). Однако доброжелательные отношения между Никоном и преподобным Елеазаром не были прерваны. Став Патриархом, Никон посылал подарки преподобному Елеазару. А когда незадолго до своей кончины преподобный Елеазар заболел, Никон велел соловецкому игумену отправить к нему для ухода опытного монастырского врача Кирика (2, 49). По словам архимандрита Никодима (Кононова), легенду об их ссоре, а также о том, что преподобный Елеазар якобы видел диавола в обличье змия, обвивавшего плечи Никона, впоследствии придумали старообрядцы, пытаясь очернить Патриарха Никона (2, 49).

Еще при жизни Господь прославил преподобного Елеазара даром чудотворений и прозорливости. В своем «Житии» он рассказывает о том, как однажды, стоя в храме во время вечернего правила, он видел над головами иноков «некую силу Божию в виде голубине». Только над головой одного из братий, по имени Тихона, ее не было. Оказалось, что этот инок тайком взял две книги, принадлежавшие недавно умершему монаху, тоже Тихону.

Неоднократно преподобный Елеазар удостаивался явлений святых, Пресвятой Богородицы и Самого Спасителя. Однажды, стоя на молитве перед иконой Господа Иисуса Христа, он, в сокрушении сердечном, обратился к Нему с такими словами: «Владыко Христе, царь и Создатель мой! Что воздам за Твою ко мне милость? Ничтоже благо сотворих пред Тобою». И тогда он почувствовал, что к лицу его прикоснулся как будто голубь, вымолвив: «Богу принесу слезы твои». После этого видения голубь стал невидим, а преподобный Елеазар ощутил в души мир и радость (1, 97).

В другой раз, когда преподобный Елеазар читал молитву ко Пресвятой Богородице, Она явилась ему «в сиянии небесной славы, имея три светлые звезды — одну на главе и две на раменах (на плечах). Царица Небесная произнесла: «Елеазар, не переставай призывать Меня в своих молитвах, и Я буду помогать тебе до исхода души твоей» (1, 98).

Также во время молитвы в храме, преподобному Елеазару было явление Святого Апостола Павла, который держал в руке икону Знамения Божией Матери. Апостол обратился к преподобному с такими словами: «Елеазар, когда приходите в храм, поклоняйтесь образу Христа Спасителя со страхом и трепетом. Скажи о сем братии» (1, 98). Безусловно, что эти слова стоит запомнить и нам, современным христианам.

Преподобный Елеазар отошел ко Господу 13 января 1656 года и был похоронен рядом с «выстроенным его трудами храмом с восточной стороны и в часовне» (24, 123). После его кончины по молитвам к нему стали совершаться многочисленные чудеса. В 1757 г. мощи его были обретены нетленными. Память преподобного Елеазара Анзерского совершается 13 января (26 января по новому стилю).

Преподобные Авксентий, Аксий, Тарасий Кашкаранские, Кассиан Муезерский

О жизни этих подвижников, как сообщает в «Архангельском Патерике» архимандрит Никодим Кононов, «никаких сведений не сохранилось. Можно с вероятностью предполагать, что они были иноками Соловецкого монастыря. Первые трое подвизались и скончались в пределах Кашкаранского прихода, Кассиан — на острове Шуе, в Кенском крае» (2, 166).

Преподобные Исаия и Никанор Ручьевские

Немногое известно нам о преподобных Исаие и Никаноре Ручьевских. Даже неизвестно в точности, насельниками какого из северных монастырей они являлись. Так, в своем «Архангельском Патерике» архимандрит Никодим делает предположение о том, что они могли быть иноками Соловецкого монастыря (2, 166). Автор другой редакции их жития, священник А. Кириллов, предполагает, что они являлись выходцами из Николо-Корельского монастыря (60, 17). При этом преподобный Исаия «пришел на зимнюю сторону в Золотицу в 1615 г. и одному из крестьян велел довести его до речки Ручьи, где в расстоянии версты от моря лежал прославленный Богом человек, неизвестный по имени». Об этом неизвестном человеке, мощи которого с давних пор нетленно почивали на Ручьях, местные старожилы помнили только то, что он приплыл откуда-то из-за моря на небольшом судне вместе с наемным работником, который ограбил и убил своего хозяина, а затем скрылся. На месте погребения подвижника, чья жизнь была столь мало известна людям, но хорошо ведома Всеведущему Богу, из выброшенного на берег моря леса было устроено нечто вроде хижины.

По известным лишь одному Богу причинам преподобный Исаия не сразу поселился на полюбившемся ему пустынном месте. Он окончательно вернулся в эти края только через год. Вероятно, это произошло поздней осенью, так как он даже не успел построить себе келью. Суровую северную зиму на берегу Белого моря преподобный Исаия провел в вырытой им глубокой яме-землянке, занесенной снегом. Однако ради Господа он мужественно терпел и голод, и холод. Только через год преподобный выстроил себе келью. А над мощами неизвестного угодника Божия срубил деревянную часовню. В этой часовне впоследствии был погребен и он сам. Год кончины преподобного Исаии неизвестен.

Казалось бы, память о двух подвижниках, похороненных на пустынном берегу Белого моря, вскоре должна была бесследно исчезнуть. Но у Бога нет забытых. В 1665 г. священнику Симеону, служившему в церкви Рождества Богородицы Зимнезолотицкой волости, во время его болезни в сонном видении явился некий «благолепный муж в светлом образе». Он сказал Симеону, что «в Ручьях почивают Исаия и с ним другой лежащий, имя которому священноинок Никанор». После этого видения священник поправился. Это было первое чудо, совершенное преподобными Исаией и Никонором. Благодаря этому видению имена их стали известны православным людям, которые стали молиться им, как святым.

В том же самом году по молитвам преподобных Исаии и Никанора Ручьевских произошло еще одно чудо. Некто Феодор Федотов, житель Зимней Золотицы, вместе с несколькими односельчанами отправился на промысел морского зверя. Они уже набрали достаточно добычи, когда с берега в сторону моря подул сильный ветер, суливший промышленникам опасность быть унесенными далеко в море и погибнуть там. Тогда Феодор и его товарищи принялись молиться Богу и Ручьевским преподобным. При этом они, по благочестивому обычаю поморов, дали обет — в случае, если останутся живы, пожертвовать деньги на свечи в часовню, где почивали их мощи. После этого, к изумлению промышленников, их судно внезапно само пошло против ветра к берегу, словно его вела незримая сила. Поморы возблагодарили Бога и Ручьевских чудотворцев, по молитвам к которым они только что избежали верной гибели. А ночью Феодору в видении явился «старец сутуловатый, невысокого роста, с седой бородой». Он сказал ему: «встань от сна и позаботься о морской добыче. А что обещал в Ручьи, то донеси исправно». После этого Феодор проснулся и решил проверить, цела ли добыча. При этом он обнаружил, что туши добытых морских зверей целы, но веревки, которыми они были привязаны, порвались, так что их могло бы унести в море, если бы чудесный старец не велел Феодору «позаботься о добыче». Разумеется, что после всех чудесных событий, происшедших с ними на промысле, Феодор и его товарищи выполнили свой обет. По их примеру и другие поморы-промышленники нередко стали молиться преподобным Исаие и Никанору, прося защиты «от бурь морских и помощи в промыслах».

Место, где почивали мощи преподобных Исаии и Никанора, относилось к вотчинам Антониево-Сийского монастыря. Как уже упоминалось выше, это место было пустынным. Поэтому некому было присматривать за гробницами преподобных и содержать часовню в надлежащем порядке. В связи с этим, в 1678 г., в игуменство преподобного Феодосия Сийского, по благословению Новгородского Владыки Корнилия, мощи Ручьевских чудотворцев были перенесены в Сийский монастырь. В перенесении мощей участвовали трое насельников монастыря — иеромонахи Никодим и Лаврентий и иеродиакон Иосиф. Мощи Ручьевских чудотворцев были помещены в сохранившуюся до наших дней усыпальницу, вход в которую находится справа от места погребения преподобного Антония Сийского. Так преподобные Исаия и Никанор пополнили собою сонм святых угодников Сийской обители.

Ежегодно, 24 ноября, в день перенесения мощей преподобных Исаии и Никанора в Сийский монастырь, у их гробниц совершались панихиды. Долгое время они почитались местно. Однако в 2000 г. Ручьевские чудотворцы были причислены к лику святых. Так Господь прославил двух смиренных подвижников, не искавших славы от людей, но получивших ее от Бога.

Преподобный Паисий Сийский

Преподобный Паисий был уроженцем Архангельской земли. Мирское имя его неизвестно. Происходил он из духовного сословия. Его отец, священник Мирон, служил в соборе Сийского монастыря. Воспитываясь с детских лет в стенах святой обители, назидаясь примером подвижнической жизни его насельников, проходя различные послушания (долгое время он был келарем Сийского монастыря), юноша не желал для себя никакой другой жизни, кроме иноческой. В 1664 г. он был пострижен в монахи своим духовным наставником, преподобным Феодосием Сийским, получив в постриге имя Паисия.

В 1676 г., по указу Патриарха Иоакима, монах Паисий был назначен на высокую и ответственную должность — патришего казначея. После этого он должен был оставить Сийский монастырь и переехать в стольный град Москву. Благодаря своей высокой должности, приближенности к Первосвятителю, Паисий мог достичь высоких церковных чинов и званий. Например, стать архиереем. Однако, по смирению своему, он навсегда «предпочел остаться простым монахом», даже не принимая священного сана. Так он преодолел искушение властью и богатством.

Преподобный Паисий не забыл и далекий северный монастырь, в котором вырос и где положил начало своей монашеской жизни. Он несколько раз преизжал туда, и всегда привозил с собою богатые подарки. Преподобный Паисий стал щедрым благотворителем Сийского монастыря. «Он, монах Паисий, жаловал во вяких монастырских нуждах, воспомогал и заступал, и на судах денег давал окупать монастырские долги, так что исчислить благих его к обители сей не можно», — такое упоминание сохранилось о нем в старинных документах Сийской обители (60, 23). После опустошительного пожара, случившегося в монастыре 2 мая 1658 г., на средства, пожертвованные преподобным Паисием, были построены каменные корпуса для настоятеля и братии. А также каменное здание с храмом в честь преподобного Сергия Радонежского. Преподобный Паисий подарил родному монастырю также 300-пудовый колокол, церковные книги и облачения.

Преподобный Паисий заботился не только о материальном благосостоянии Сийского монастыря, но и о его значении для Архангельской земли. В 1692 г. он лично привез туда грамоту Патриарха Адриана, который благословил там «быть архимандрии». 31 июля того же года архиепископ Холмогорский и Важеский Афанасий (Любимов) посвятил в сан архимандрита бывшего монастырского казначея иеромонаха Никодима (Мамонова), ученика преподобного Феодосия. Впоследствии, за свою праведную жизнь, первый сийский архимандрит почитался как один из подвижников Сийского монастыря. Преподобный Паисий подарил архимандриту Никодиму привезенную им с собою из Москвы «архимандричью шапку». С тех пор Сийская обитель управлялась архимандритами, равняясь по известности и значимости для Архангельской земли только со Спасо-Преображенским Соловецким монастырем. Безусловно, в этом была немалая роль патриаршего казначея, преподобного Паисия, стремившегося возвысить, украсить, благолепно отстроить воспитавший его монастырь.

Преподобный Паисий благотворил Сийской обители не только при жизни, но даже по смерти. В свой последний приезд в нее в июле 1692 г. в числе других даров он привез четыре запечатанных сундука, велев вскрыть их после своей кончины. Спустя три года, когда преподобный Паисий скончался, сундуки были распечатаны. В них оказались последние дары Паисия воспитавшей его обители — редкие и дорогие книги. В их числе — драгоценное Евангелие с 2130 цветными миниатюрами. Так последний раз, уже после кончины, преподобный Пассий щедро одарил Сийский монастырь прекрасными дарами.

Преподобный Паисий отошел ко Господу 17 декабря 1695 г. Отпевание его было совершено в Богоявленском монастыре самим Патриархом Адрианом. Однако мощи его были перевезены в Сийский монастырь. Так завещал преподобный Паисий, пожелавший быть похороненным в родной обители. Его воля была исполнена. Мощи преподобного были погребены в Троицком соборе, в той же усыпальнице, справа от места погребения преподобного Антония, где почивали и мощи преподобных Исаии Никанора Ручьевских. И преподобный Паисий, навсегда связавший свою судьбу с Сийским монастырем, вернулся в нее после своей кончины.

Память преподобного Паисия почиталась местно. В день его кончины, 17 декабря, над его гробницей служились панихиды.

Преподобные Нифонт и Серапион Кожеезерские

Преподобный Нифонт Кожеезерский почитается, как основатель Кожеезерского (в современном произношении — Кожеозерского) монастыря. Прозвание «Кожеезерский» этот монастырь получил потому, что находился на берегу озера, по очертаниям похожего на распростертую кожу (61, 6) .Эту обитель была основана в пятидесятых годах 16 столетия «при Кожском озере в 110 верстах от города Онеги» (33, 42-44). Произошло это так. «Один из иноков Кириллова Сырьинского монастыря, по имени Нифонт — иеромонах, удалился из обители на озеро Кожу, построил там часовенку и одиноко подвизался, проводя время в трудах и молитвах, и тем положил начало Кожеезерской обители, благоустроителем которой был преподобный Серапион» (2, 81). Других сведений о житии основателя Кожеезерской обители, преподобного Нифонта не сохранилось.

Гораздо больше известно о житии благоустроителя Кожеезерского монастыря, преподобного Серапиона.

Он по происхождению своему не был не только северянином, но даже и русским человеком. Родился он «в Казани, в первой половине 16 века, был язычником и назывался Турсасом Ксангавировичем, происхождения знатного, сын Казанского татарского царька» (2, 81).

Надо сказать, что, помимо преподобного Серапиона еще несколько русских святых по происхождению своему были татарами. Среди них — преподобный Петр, царевич Ордынский, живший в 14 веке, а также живший за столетие до него праведный ИоаннУстюжский, бывший татарский баскак (сборщик дани). Удивляться этому не следует — в русских православных святцах можно найти представителей самых разных национальностей. Ибо, по словам святого Апостола Павла, «…нет различия между Иудеем и Еллином, потому что один Господь для всех, призывающих Его. Ибо «всякий, кто призовет имя Господне, спасется» (Рим. 10. 12-13). Несмотря на то, что родиной этих святых была не Россия, а чужая земля, родной верой для них стало Православие.

Не по доброй воле оказался в России юный царевич Турсас. Когда в октябре 1552 г. царь Иван Грозный завоевал Казань, он вместе с некоторыми другими знатными казанскими татарами был привезен в Москву. Таким образом, в России он жил хоть и в почетном, но все же плену. Сколько ему было лет в это время — с точностью неизвестно. Возможно, он был еще ребенком. Однако современный исследователь Ю. Максимов, анализируя его биографию, делает вывод о том, что к моменту своего пленения юный царевич Турсас уже «принимал участие в обороне родного города и сражался против русских» (62, 26).

Попав в Москву, пленный татарский царевич был крещен и назван Сергием. Детство он провел в доме своего родственника, боярина Захарии Плещеева, приходившегося родственником знаменитому Святитель Московскому Алексию. Боярин Захария «был женат на астраханской царевне Эльякше, во святом Крещении Иулиании» (2, 81). Будучи человеком благочестивым и начитанным, он основательно познакомил Сергия с православным учением и привил ему любовь к Православной вере.

Юноша Сергий оказался способным учеником. Безусловно, христианское учение о бренности всего земного было воспринято им «сквозь призму» собственной судьбы. Оказавшись вдали от родины, без надежды когда-либо вернуться туда, он не мог не найти утешения в обещаниях загробного воздаяния тем, кто страдает в земной жизни. «Земная слава и богатства не прельщали его, падение родины говорило ему о тленности всего земного» (2, 82). И вот, покинув родных и Москву, Сергий отправился странствовать по святым местам России. После четырех лет скитаний (в 1565 г.; а по данным архимандрита Никодима (Кононова), в 1557 г., или, по данным Ю. Максимова, в 1560 г.) Сергий оказался на Кожозере. «У Нифонта Сергий нашел тот желанный покой, которого так давно искала его душа» (2, 82). Поэтому он навсегда остался в Кожеезерском монастыре.

Не сразу преподобный Нифонт совершил над юношей монашеский постриг. Только убедившись в его «непреложном мудровании и всеусердном желании ко иноческому пребыванию» (61, 10), увидев, с какой ревностью и смирением выполняет он все налагаемые на него послушания, преподобный Нифонт постриг его, назвав Серапионом.

Постепенно к двум пустынникам стала собираться братия. Новый монастырь был назван в честь Праздника Богоявления Господня. «Видя умножение братии, Нифонт, поручив ее Серапиону, отправился в Москву, ходатайствовать об устроении обители, но, едва пришел туда, как скончался и был погребен в одной из ее обителей» (2, 82).

Тем временем в Кожеезерском монастыре начался голод. И тогда заботы о братии взял на ебя преподобный Серапион. Не раз он отправлялся по местным деревням за сбором подаяния. Местные жители полюбили его и охотно помогали ему, кто чем мог. Однажды кто-то подарил ему ручные каменные жернова, которые он сам на своих плечах принес в обитель. «Трудолюбезным и братолюбным своим житием» преподобный Серапион спас от голодной смерти насельников Кожеезерской обители (61, 11).

Немного позднее преподобному Серапиону пришлось самому совершить путешествие в Москву с просьбой об открытии обители и пожаловании ей земли. Ходатайство его увенчалось успехом. Царь Федор Иоаннович в 1585 г. пожаловал монастырю земельные угодья. А митрополит Дионисий благословил устроение обители (32, 43). По возвращении преподобного Серапиона из Москвы в Кожеезерском монастыре началось строительство. «Были выстроены храмы: Богоявления Господня и Благовещения Пресвятой Богородицы с приделом во имя Святителя Николая Чудотворца» (2, 83), а сам монастырь обнесен каменной оградой. После этого, в 1599 г., преподобный Серапион вторично побывал в Москве со своим учеником и сподвижником, иноком Авраамием (из прилуцких крестьян), причем был назначен строителем (т.е. настоятелем) Кожеезерской обители, а Авраамий посвящен в иеромонахи.

Однако, став настоятелем Кожеезерского монастыря, преподобный Серапион помнил завет Спасителя: «кто из вас больше, будь как меньший, и начальствующий — как служащий» (Лк. 22. 26). Поэтому «кроткий старец уклонялся от начальствования и, будучи действительным управителем, честь власти передавал другим. Таковы: Игнатий, Евстратий (1571- 1587) , Лонгин, Герман, Боголеп, Корнилий и Арсений (1606- 1608)» (2, 83). В 1608 г. преподобный Серапион по собственной воле удалился в затвор, передав управление монастырем своему ученику Авраамию. К этому времени в Кожеозерской обители подвизалось уже 40 иноков (62, 27).

За свою земную жизнь преподобному Серапиону пришлось вынести много лишений. Даже в Кожеозерском монастыре среди братии находились «жестокосердечные и немилосердные монахи», которые обижали своего настоятеля, били и пытались изгнать из обители (61, 11). Однако, по примеру Христа-Спасителя и Его святых угодников он кротко переносил незаслуженные обиды.

Однако среди Кожеезерских иноков было гораздо больше достойных учеников преподобного Серапиона. В их числе следует назвать преподобных Лонгина, Германа, Боголепа и Корнилия, а также преподобного Леонида Устьнедумского (вологодского чудотворца, который некоторое время был в Кожеезерском монастыре келарем), Авраамия и Никодима Кожеезерского (Хозьюгского) (2, 84).

Преподобный Серапион преставился 27 июня 1611 г., проведя последние три года жизни «большей частью в строгом уединении» (2, 84). Память его совершается 27 июня (10 июля по новому стилю).

Кожеезерский монастырь в послереволюционные годы разделил трагическую судьбу северных обителей. В 1919 г. он был закрыт, а в его зданиях размещена артель под названием «Северная Коммуна». При этом в храмах держали лошадей и коров (63, 26). В оскверненных храмах чудом уцелели фрагменты фресок с избражениями Святителя Николая, Апостола Петра, Священномученика Поликарпа Смирнского… Однако в настоящее время, когда, по милости Божией, времена гонений на Православие стали «достоянием прошлого», в этой самой труднодоступной северной обители, где под спудом почивают сохранившиеся мощи преподобного Серапиона, возобновлена монашеская жизнь(62, 27). А в восстановленном и освященном в честь Святителя Николая Чудотворца надвратном храме монастыря снова совершаются Богослужения (63, 26).

Преподобные Лонгин, Герман, Боголеп, Корнилий, Авраамий Кожеезерские

Сведения об учениках преподобного Серапиона крайне немногочисленны. В «Архангельском Патерике» архимандрита Никодима говорится, что «Лонгин, Герман, Боголеп и Корнилий были в числе первых учеников преподобного Серапиона. Все они некоторое время игуменствовали в Кожеезерском монастыре, но впоследствии ушли в Сибирь, «в обитель Мангазейскую, и там скончались. В бытность последнего из них игуменом, в этой же обители полтора года был келарем преподобный Леонид, основатель Устьнедумской пустыни» (2, 84—85).

Игумен Авраамий, сподвижник преподобного Серапиона, управлял Кожеезерским монастырем 23 года. Он происходил из вологодских («прилуцких») крестьян. Преподобный Авраамий «был верен заветам Преподобного Серапиона и заботливо управлял монастырем», улучшив его благосостояние (2, 85). Он нередко посещал другого подвижника Кожеезерского монастыря, преподобного Никодима Хозьюгского. При этом однажды он вял с собой молодого послушника, Ивана Дятлева. К удивлению обоих, преподобный Никодим назвал юношу по имени, как будто давно знал его, хотя прежде они никогда не встречались. Впоследствии этот послушник стал любимым учеником пустынножителя Никодима и был последним, кого он благословил перед кончиной (2, 94). Тогда Авраамий и Иван поняли, что преподобный Никодим обладает даром прозорливости…

27 июня 1634 г. преподобный Авраамий умер и был похоронен рядом со своим наставником, преподобным Серапионом, под одной и той же надгробной плитой. Перед смертью он принял схиму с именем Антония. Память его совершается 7 июня. А память преподобных Боголепа, Германа и Лонгина Кожеозерских совершается 12 августа. Днем памяти преподобного Корнилия Кожеозерского является 27 июня.

Преподобный Леонид Устьнедумский

О жизни преподобного Леонида до того времени, как он решил стать иноком, известно крайне немногое. Он происходил из ярославских крестьян и родился в 1551 г. в Благовещенском приходе Пошехонского уезда. Отца его звали Никифором, а мать — Екатериной. Родители позаботились воспитать сына в вере и благочестии, а также обучить его грамоте, «что было тогда редкостью не только в бедном быту пошехонских крестьян, но и в высших классах народа» (12, 668). В 1603 г., когда преподобный Леонид был уже взрослым человеком, он имел видение, изменившее его жизнь. Во сне ему явилась Пресвятая Богородица и велела ему «идти на реку Двину в Моржевскую Николаевскую пустынь и, взявши оттуда ее икону, именуемую Одигитрией, перенести ее в устюжские пределы, в усольский уезд на реку Лузу к Туриной горе, и, построив в честь ее храм, оставаться при нем до смерти» (12, 669). Надо сказать, что тогда преподобный Леонид отнесся к этому видению более чем недоверчиво. Ведь он был простым крестьянином, и, по понятиям того времени, человеком уже весьма немолодым. Под силу ли будет такому человеку, как он, простолюдину и старику, совершить долгое и трудное путешествие из родного Пошехонья в Архангельскую епархию, а затем на Вологодчину? Да еще и построить где-то там, в неведомом и чужом ему краю, церковь? Кроме того, по своему смирению Леонид решил, что он недостоин того, чтобы ему являлась Божия Матерь. Тем не менее, вскоре он покинул родное село и ушел в Кожеозерский монастырь, в котором принял монашеский постриг.

В это время недавно основанная Кожеезерская обитель переживала тяжелые времена. Именно в эту пору ее будущий настоятель, преподобный Серапион, собирал милостыню по окрестным деревням, тем самым спасая братию от голодной смерти. Но преподобный Леонид с юности привык к лишениям и не боялся их. Возможно, он остался бы в Кожеезерском монастыре навсегда, если бы спустя год или три после его ухода туда его видение не повторилось. И опять он услышал от Божией Матери повеление перенести из Моржегорской пустыни на Вологодчину, на реку Лузу икону Пресвятой Богородицы. Новое видение повергло преподобного Леонида в недоумение и страх. Он не мог понять, почему Божия Матерь поручает столь трудное, и, по человеческим расчетам, совершенно невыполнимое дело, именно ему, человеку, менее всего способному его осуществить? И потому решил уйти еще в более далекие края, надеясь, что там, на краю света, загадочные видения уже не будут смущать его душевный мир. И вот преподобный Леонид покинул Кожеезерский монастырь и отправился на Соловки. В Соловецком монастыре он прожил три года, неся послушание в пекарне. Но человеку невозможно скрыться от Бога, ни в далеких краях, ни, как пророку Ионе, даже в морских глубинах. И надежды преподобного Леонида на то, что Божия Матерь забудет о нем и изберет для основания на Лузе храма кого-то другого, более достойного, не оправдались. На Соловках его видение повторилось в третий раз. На этот раз преподобный Леонид понял, что должен выполнить волю Божией Матери, даже, если она кажется ему невыполнимой. Рассказав о своих видениях игумену Соловецкого монастыря Антонию и получив его благословение, он покинул Соловки и отправился в Моржегорский Николаевский монастырь, находившийся близ Холмогор. Это был тот самый монастырь, куда велела ему идти Божия Матерь, и откуда он должен был перенести в вологодские земли Ее святой образ.

Настоятель Моржегорской обители принял пришлого инока в свой монастырь. Однако преподобный Леонид не решался сказать ему о цели своего прихода. Поэтому он прожил в монастыре целый год, «в великих трудах, постоянно думая о бывших ему сновидениях, ужасаясь и трепеща оттого, что он все еще не исполнил повеленного» (12, 671). И вот Божия Матерь явилась ему во сне в четвертый раз, повторив свое повеление. Тогда преподобный Леонид стал умолять Пречистую показать ему, где находится та икона, которую он должен перенести на Лузу. Пресвятая Дева исполнила его просьбу — он увидел монастырский храм так же ясно, как если бы находился там наяву, а в нем — ту самую икону Божией Матери Одигитрии, о которой говорила Владычица. Пробудившись, преподобный Леонид стал горько плакать и молиться Пресвятой Богородице, а потом поведал настоятелю и братии о своих видениях и о том, ради чего он пришел к ним. Вопреки его сомнениям, что его словам могут просто-напросто не поверить, настоятель внимательно выслушал его рассказ и согласился отдать ему икону Царицы Небесной. После Литургии, отслужив молебен Божией Матери, иноки Моржегорского монастыря с колокольным звоном проводили святой образ Богородицы в далекий путь.

После долгого странствия по северным лесам, преподобный Леонид пришел на Вологодскую землю. Первоначально он решил поселиться «близ Турионй горы, при устье речки Якушицы, впадающей в Лузу верстах в 80 от Устюга» (12, 672). Здесь стоял храм в честь Воскресения Христова. Однако местные жители, узнав о том, что в этих краях поселился монах, по наущению диавола, прогнали его прочь. Пришлось преподобному Леониду снова искать себе пристанища. Но в то самое время, когда он шел, куда глаза глядят, по берегу реки Лузы, Господь и Божия Матерь послали ему помощника в лице богатого местного крестьянина Никиты Назарова. Узнав о горе преподобного Леонида, а также о причинах его странствия, Никита с благоговением помолился перед иконой Божией Матери. А потом предложил преподобному Леониду поселиться в том самом месте, где произошла их встреча, и которое принадлежало ему (12, 673). Более того, он помог преподобному Леониду поострить келью, а также посылал ему еду. Нередко Никита приходил к нему, чтобы поговорить на духовные темы, а также помолиться перед иконой Божий Матери. По его примеру и другие крестьяне стали посещать преподобного Леонида. А, когда они узнали о том, что Сама Пресвятая Богородица повелела ему поселиться в их краях и перенести сюда Свою икону, то поняли, что Царица Небесная благоволит к ним. Поэтому построили для Ее святого образа часовню.

Некоторое время спустя преподобный Леонид отправился в Ростов, где был рукоположен во священника, а также получил благословение на постройку храма и монастыря при нем. В 1608 г. с помощью местных жителей он построил церковь в честь Праздника Введения Пресвятой Богородицы во храм, в которую была помещена икона Одигитрии, прославившаяся многочисленными чудесами. Так, с помощью Господа и Его Пречистой Матери простой старик-крестьянин смог выполнить дело, которое прежде казалось ему невыполнимым.

Постепенно к преподобному Леониду стали приходить люди, желавшие проводить монашескую жизнь. Он с любовью принимал их. Так вокруг Введенского храма постепенно возник монастырь. Поскольку место, где стоял храм, было болотистым, преподобный Леонид задумал осушить его. И вот, невзирая на свои годы (к тому времени преподобному было уже 60 лет), он в одиночку приступил к делу, с которым смогли бы справиться только несколько молодых и сильных людей. По проискам врага рода человеческого, однажды, когда преподобный Леонид трудился на болоте, копая канал для его осушения, его укусила в левую ногу неведомо откуда взявшаяся в этих краях змея. Преподобный Леонид испугался, поскольку укус мог оказаться ядовитым, и попытался бежать, однако из-за сильной боли в ноге не смог этого сделать. Тогда, понимая, что никто из людей не придет ему на помощь, он стал молиться Богу и Его Пречистой Матери, а затем заьылся сном. Во сне он услышал голос: «не скорби, старче, и не думай бежать, но снова возвратись на дело, уповая на милость Божию. Помогает тебе Пресвятая Богородица, и от змеи не будет тебе вреда» (12, 675). Пробудишись, преподобный Леонид снова принялся за свою работу, не думая о случившемся с ним, в надежде на помощь Божию. И действительно, змеиный укус не причинил ему никакого вреда. А в память об этом чуде преподобный Леонид прозвал выкопанный им большой канал «рекой Недумой» (12, 677). По имени этой рукотворной речки его впоследствии стали называть преподобным Леонидом Устьнедумским.

В основанном им монастыре преподобный Леонид прожил до глубокой старости. За несколько лет до смерти он задумал перенести монастырь на другое, более сухое и высокое место на мысу над Черным озером. Ранее он уходил молиться на это место, и поставил на нем Крест. А людям говорил, что впоследствии на этом самом месте будет стоять монастырь, и здесь же будет похоронен и он сам. Перенесение монастыря на другое место произошло, когда преподобному Леониду исполнилось уже около ста лет. В этом ему помогали как монахи, так и местные крестьяне, в том числе Григорий, сын того самого Никиты Назарова, который некогда дал преподобному Леониду свою землю для построения монастыря. 23 мая 1652 г. состоялось торжественное перенесение чудотворной иконы Божией Матери «Одигитрии» в новый, построенный для нее, храм. Это было последнее дело, совершенное преподобным Леонидом для своего монастыря. После этого он передал управление обителью своему преемнику, а сам еще два года жил в уединении и безмолвии, покидая свою келью только для посещения храма. Около двух лет спустя, 17 июля 1654 г., он почил о Господе. Этот день стал днем его памяти

Преподобный Леонид был не только создателем монастыря, но и просветителем жившего в тех краях пермского народа (12, 676). При этом он приводил людей ко Христу не только своими беседами и наствлениями, но прежде всего примером собственной подвижнической жизни.

Впоследствии основанный преподобным Леонидом монастырь был закрыт, а Введенский храм сделан приходской церковью. В ней под спудом почивали его святые мощи. А также хранилась колючая и тжелая власяница, которую он носил при жизни. Преподобный Леонид особенно почитался в Вологодской епархии. Однако, начало своей иноческой жизни он положил в Архангельской епархии. И чудотворный образ Божией Матери, который находился в основанном им монастыре, он тоже получил в одной из обителей нашей епархии. В связи с этим можно утверждать, что духовные истоки подвига преподобного Леонида Устьнедумского связаны с Архангельской землей, где его также знают, помнят и почитают.

Преподобный Макарий Красногорский

Об этом подвижнике Архангельской земли известно весьма немногое. Однако с его именем связана история основания Красногорского монастыря, который стоял «на высокой горе, на правом берегу реки Пинеги в 16 верстах от уездного города того же имени и в 195 верстах от г. Архангельска» (33, 47). В монастыре этом хранились две известные по всей Архангельской губернии и за ее пределами святыни — чудотворные иконы Божией Матери «Владимирская» и «Грузинская».

Как сообщает о преподобном Макарии архимандрит Никодим в «Архангельском Патерике», он «до принятия монашества назывался Мироном и был священником Юрольского прихода Пинежского уезда» (2, 129- 130). Приход этот находился на левом берегу реки Пинеги. В двух верстах от храма возвышалась гора, «заросшая густыми, вековыми лесами, пугающая своими непроходимыми дебрями» (33, 48). Поэтому прозывалась та гора — «Черной горой».

По соседству с этой «Черной» горой и жил священник отец Мирон. Вероятно, он был еще не старым человеком (умер он в 1640 г., а датой основания им Красногорского монастыря является 1603 год). Однако, уже успел познать немало горя и убедиться в призрачности земного счастья, потеряв жену. Судьбу его в одночасье изменило чудесное событие, о котором сейчас пойдет речь.

В пинежском селе Кевроле в тамошнем храме Воскресения Христова служил игумен Варлаам. В числе принадлежавших ему икон был чудотворный образ Владимирской Божией Матери. Когда Варлаам состарился, то, предчувствуя скорую кончину, решил передать икону в надежные руки. Он уже нашел благочестивого человека, которому собирался отдать чудотворный образ. Однако произошло иначе. Во сне Варлааму «явилась некая световидная Жена и повелела отдать эту икону «вдовому иерею Мирону» с тем, чтобы она была отнесена на Черную гору, и там был основан монастырь» (33, 48). Варлаам понял, что ему явилась Сама Матерь Божия. Он поспешил передать икону священнику Мирону, рассказав ему о своем удивительном сне.

Тот понял, что должен исполнить волю Пречистой Девы. Он перенес Владимирскую икону на Черную гору, поставив там крест. Было это в 1604 году. Вслед за тем отец Мирон принял монашество с именем Макария. В 1612 году ему довелось освидетельствовать мощи Праведной Параскевы Пиринемской. Из того, что это ответственное поручение было возложено на преподобного Макария, можно заключить, что за свою подвижническую жизнь он пользовался уважением у церковных властей. В 1640 году он скончался в Красногорском монастыре. Место погребения это впоследствии было утрачено. «В самом Красногорском монастыре память о преподобном Макарии совершенно забылась и место погребения его неизвестно» (23, 36), констатировал в 1901 г. архимандрит Никодим.

Однако лучшим памятником преподобному Макарию стал основанный им монастырь. Сначала эта обитель, по имени горы, на которой она стояла, звалась Черногорской. Но впоследствии, в тридцатые годы 17 столетия, ее переименовали в Красногорскую. «Наименование это монастырь получил от красивого вида, сообщенного этому месту трудом иноков» (33, 48).

Впрочем, как сообщает старинное описание Красногорского монастыря, долгое время до этого «непривлекательный на вид, скудный постройками и бедный по средствам и количеству братии, монастырь на первых порах своего существования представлял убогую пустынь. Благосостояние обители значительно улучшилось со времени перенесения сюда чудотворной Грузинской иконы Божией Матери, поклонение которой привлекало множество богомольцев и располагало их к приношениям и жертвам» (33, 48- 49). В связи с этим стоит рассказать о второй (после уже известной нам по предыдущему рассказу Владимирской иконы) святыне Красногорской обители — Грузинской иконе Богородицы.

«Грузинской» она прозывалась потому, что первоначально находилась в Грузии. После того, как в 1622 г. Грузия была завоевана персами, эта икона была куплена у персидского торговца приказчиком ярославского купца Григория Лыткина. Однако ни ему, ни его хозяину оказалось не суждено владеть чудотворной иконой. По откровению свыше, купец Лыткин подарил ее Красногорскому монастырю. Как только икона была привезена в обитель, от нее стали совершаться исцеления. Первым прозрел и стал слышать слепоглухой монах Питирим. Позднее «в Красногорской обители икона прославилась многочисленными чудесами» (64, 542). В 1650 г. Новгородский митрополит Иона, исследовав описания этих чудес, установил день празднования Красногорской иконе Божией Матери. Этим днем стало 22 августа. В конце 17 века архиепископ Холмогорский Афанасий (Любимов) поручил смотрителю московской типографии Федору Поликарпову составить канон в честь чудотворной иконы, что и было исполнено. Тогда же, в 1698 году, архиепископ Афанасий повелел «ради освящения града и христолюбивых народов, требующих Божией помощи и Ее, Богоматери, милости», ежегодно приносить «Грузинскую» икону в Архангельск (64, 543).

Из года в год, три столетия подряд, совершались эти путешествия иконы из Красногорского монастыря и обратно. Ежегодно 26 августа она прибывала в Архангельск, где оставалась до третьего воскресенья Великого Поста. Затем неделю образ «гостил» в Холмогорах. После торжественного совершения перед ним «вечерни и молебствия» толпы людей шли крестным ходом до Введенского храма Холмогорского Успенского женского монастыря, провожая «Владычицу» в обратный путь. Икона помещалась в экипаж, в котором ее везли около 16 верст до Красногорской обители (56, 64)

«Грузинская» икона из Красногорского монастыря «путешествовала» не только по Архангельской земле. «В царствование Алексея Михайловича ее носили в Сибирь на Лену, а также во многие внутренние города России — например, Устюг, Вологду, Переславль–Залесский, Москву …» (64, 543).

В 1920 г. Красногорский монастырь подвергся закрытию и разорению. Эта же участь постигла книги и церковную утварь, принадлежавшие обители. В опустевших зданиях монастыря была коммуна, потом — лагерь отдыха для детей. Последние насельники обители, которых по старости и болезни не удалось выслать или выгнать, умерли еще в конце тридцатых годов…

В настоящее время в еще уцелевших монастырских постройках размещается интернат для психически больных. Поруганное «место спасения» превратилось в «дом печали». Но верится, что когда-нибудь в стенах этой древней северной обители возобновится иноческая жизнь.

После закрытия Красногорского монастыря, след чудотворных икон «Грузинской» и «Владимирской» теряется. Правда, в отчете в Московскую Патриархию архиепископа Архангельского Леонтия, датированном 1946 годом, (по данным Д. Иванова), упоминается о том, что «Грузинскую» икону носили во время крестного хода, который совершался в 1946 г. в Архангельске. Однако, дальнейшая судьба этого чудотворного образа неизвестна. (56, 64).

Блаженные Фома, Иродион, Михаил, Василий Сольвычегодские

По неисповедимым судьбам Божиим об этих подвижниках неизвестно ничего. «Все они были в Сольвычегодске, но о времени кончины и мощах их неизвестно» (12, 15). Известно только, что «они действительно были и жизнь свою богоугодне провождали, и…погребены в Введенском монастыре, в соборной церкви, на северной стране…» (65, 169) Могилы «юродивых: Михаила, Иродиона, Фомы и Ивана Самсоновича» находились во Введенском мужском монастыре, стоявшем в центре Сольвычегодска, между Введенским храмом и колокольней (32, 89).

Блаженный Иоанн Сольвычегодский

Блаженный Иоанн Сольвычегодский был по происхождению своему «двинянин» (65, 165). Господь не благоизволил открыть нам, кем были его родители и он сам, до того времени, пока этот подвижник не принял на себя подвиг юродства Христа ради.

«Он имел обычай бегать не только летом, но и в зимние дни в великие морозы в леса дальние на болото Терющино в одной срачице (рубашке) и необутым, босыми ногами. Его же часто видели ездящие в то Терюшино по сено или по дрова». Когда кто-либо из проезжавших людей встречал блаженного Иоанна, тот отбегал в сторону, скрываясь от любопытных глаз. На оклики: «Самсонович! Куда ходил?» — подвижник отвечал молчанием (65, 165).

Умерщвляя плоть, блаженный Иоанн носил на себе только рубаху, которую нередко рвал на мелкие кусочки. Обуви не носил даже в самые лютые зимние холода. «Но и иную досаду творяше телу своему», выщипывая себе волосы из бороды, так что вырывал ее всю, и до крови расцарапывая себе лицо. (64, 166) «И тако мучил себя Бога ради, томя плоть свою» (65, 166).

Также блаженный Иоанн добровольно лишал себя и сна. Если же и позволял себе немного поспать, то делал это, приходя во Введенский монастырь или в соляную варницу, где выбирал себе уголок «на напыльнике», в самом дыму и грязи (65, 165).

Когда блаженного Иоанна чем-нибудь угощали, он садился на пол, вкушал немного пищи и уходил, оставляя сосуды с едой на полу (65, 165). Если кто-то подавал ему милостыню, то он либо бросал ее на землю, либо отдергивал свою руку так, что дары христолюбцев падали на землю. «Нищие же по нем ходили, подбирали это и делили между собою» (65, 167). Так, ради угождения Господу, нес трудный подвиг юродства этот подвижник.

Господь еще при жизни прославил Своего угодника даром прозорливости. Вот некоторые из примеров того, как блаженный Иоанн предвидел «грядущее яко настоящее».

Священник Стефан Извягин, служивший в храме в честь Преображения Господня, был одним из почитателей блаженного Иоанна. Поэтому он разрешил ему всегда посещать его дом, а своим домашним велел относиться к юродивому почтительно. Как-то раз, когда блаженный Иоанн зашел в дом о. Стефана, хозяина не оказалось дома. Было уже поздно. Жена священника, собираясь ложиться спать, стала гнать его из дому. «На другой вечер я не приду к вам, — сказал ей блаженный Иоанн, — вы же и посидели бы, да негде». С тем он и ушел. А через несколько дней, 25 сентября 1656 г. в Сольвычегодске сильным пожаром было уничтожено множество домов. В том числе — и дом священника Стефана, жена которого невежливо обошлась с блаженным Иоанном. Зато Введенский монастырь, где юродивого охотно принимали, уцелел. Этот пожар был предсказан блаженным Иоанном. (65, 166)

Как-то раз блаженный Иоанн пришел в дом к боярыне Матроне Ивановне Строгановой, вдове, которая проводила свою жизнь «в посте и молитве благоугодно». Хотя явился он и незваным гостем, хозяйка распорядилась принять его с честью. «Дайте мне яблок, которые лучше всех» — попросил блаженный Иоанн. По приказу боярыни, ему принесли самых лучших яблок. Однако есть их он не стал, и поспешил уйти. Хозяйка и слуги пребывали в недоумении, что бы мог означать поступок юродивого. Спустя несколько дней внезапно заболел и умер внук боярыни, Алексей. Тогда «многие в дому том уразумели приход его и прошение яблок, кои лучше всех…» (65, 167-168)

Посадский человек Афанасий Котов собрался везти в Москву на продажу собольи шкурки. По пути его встретил блаженный Иоанн и спросил: «Почто ты сатану посадил себе в сани по правую руку?» Тогда смысла этого вопроса не понял никто. Но вскоре жители Сольвычегодска узнали, что Афанасий, будучи проездом через Ярославль, ни с того, ни с сего зарезался. Только тогда поняли они, что означал странный вопрос, который юродивый Иоанн задал будущему самоубийце(65, 168).

Московский купец Исидор Иоакимов решил подарить блаженному Иоанну рубашку. Однако решил сделать это тайно, по Евангельскому изречению: «пусть левая рука твоя не знает, что делает правая, чтобы милостыня твоя была втайне, и Отец твой, видящий тайное, воздаст тебе явно» (Мф. 6. 3-4). Поэтому он попросил некоего Исидора Шаньгина, чтобы тот отдал рубашку юродивому как бы от своего имени. Когда Исидор Шаньгин принес блаженному рубашку, тот отказался ее взять: «не твоя, отдай тому, кто тебе ее дал», — сказал он. «Такой дар прозорливости был дан ему от Бога, что он ведал и сокровенное. Так Господь Бог Своих угодников еще в теле прославляет» (65, 167)

«Многа же и ина пророчествия глагола блаженный к людем такими же прикровенными речами и неудоборазумными, последи же и сбывахуся» (65, 168).

Также блаженный Иоанн предвидел и свою кончину. На вопрос архимандрита Введенского монастыря, Герасима, где бы хотел он быть похороненным, блаженный Иоанн просил, чтобы его погребли вместе с другими сольвычегодскими юродивыми — Михаилом, Фомой и Иродионом. Причем обещал, что, хотя его будут погребать в зимнюю пору, могилу ему выроют без труда. Перед кончиной блаженный Иоанн «со многими слезами» исповедался и причастился Святых Христовых Таин из рук архимандрита Герасима.

28 января 1669 г. Иоанн почил о Господе и был похоронен в месте, которое избрал для своего упокоения сам. На погребении его присутствовало множество жителей Сольвычегодска, почитавших успошего подвижника, как святого.

Память блаженного Иоанна Сольвычегодского совершается в день его преставления, 28 января (10 февраля по новому стилю).

Преподобный Филипп Сухонский (Яиковский)

Преподобный Филипп известен, как один из вологодских святых. Однако местом рождения его был город Шенкурск. Отсюда преподобный Филипп ушел в монастырь. Затем, из любви к пустынножительству, перебрался в вологодские земли и несколько лет прожил в полном уединении на Яиковой горе, на берегу реки Сухоны. Узнав об отшельнике, жители Устюга стали приходить к нему, прося молитв и духовных советов. Постепенно на Яиковой горе возник монастырь с храмом во имя Святителя Московского Филиппа. По своему смирению основатель обители преподобный Филипп отказался от настоятельства в ней, и даже от принятия священного сана, оставшись простым монахом, и скончался 17 августа (этот день является днем его памяти) 1662 г. Мощи его покоились под спудом в храме основанного им монастыря (12, 689).

Преподобный Феодосий Сийский

Преподобный Феодосий родился «около 1612 г. в Холмогорах» (66, 59). В миру он звался Феодором. Его отец, Игнатий Лебедев, был «ремесленником — среброковачом» (ювелиром). Хотя архимандрит Никодим пишет о том, что преподобный Феодосий происходил «из духовного звания» (2, 115) Мать его звали Феодосией. Родители надеялись, что мальчик унаследует ремесло отца. Однако он не обнаруживал к этому никакой склонности. Зато охотно проводил время за чтением божественных книг.

Когда Феодору исполнилось 18 лет, он, против воли родителей, ушел в Сийский монастырь. Он прожил там много лет. Отличался строгой подвижнической жизнью. Наконец, в 1644 году стал настоятелем этой обители.

Много трудов приложил Феодосий, чтобы укрепить монастырское общежитие. В годы его настоятельства была закончена постройка каменных монастырских храмов — Свято-Троицкого собора, Благовещенской и Сергиевской надвратной церквей. «Это был человек высоко благочестивой жизни, ревнитель святыни, строгий подвижник, мудрый правитель обители. Он много потрудился над благоустроением края, и при нем в обители иноческая жизнь стояла на высоте нравственного совершенства» (2, 122). Все свое свободное время он отдавал книгам. Переписывал их, собирал древние рукописи, чтобы сделать с них достоверные списки. В 1648 году «Феодосий переписал житие преподобного Антония, украсив его заставками, рамками и 153 рисунками. Известно, что он сам написал иконы Софии- Премудрости Божией и основателя монастыря — преподобного Антония Сийского». (66, 60)

В 1650 году, по поручению Новгородского митрополита Никона игумен Феодосий освидетельствовал мощи преподобного Евфимия Архангелогородского. Так оказались взаимосвязаны судьбы этих двух северных подвижников.

К сожалению, в Сийском монастыре у преподобного Феодосия имелись недруги. Поэтому, когда в 1652 году Сийский монастырь посетил проездом на Соловки, за мощами Святителя Филиппа, Новгородский митрополит Никон (впоследствии Патриарх всея Руси), некоторые из братии, подущаемые врагом нашего спасения, «оклеветали его перед митрополитом» (66, 60). В результате этого преподобный Феодосий был сослан в Кожеезерский монастырь. Но Господь Сам возвеличил и оправдал Своего верного служителя. Когда преподобный Феодосий оказался в ссылке в Кожеезерском монастыре, то «авторитет его был столь велик, что и там его вскоре поставили игуменом» (66, 60). Спустя 5 лет преподобный Феодосий снова стал управлять Сийским монастырем. Причем, не помня зла, которое причинили ему некоторые из злонравных братий, пополнил библиотеку обители, сгоревшую во время пожара, 19 рукописными и 12 печатными книгами из своих «келейных книг» (66, 60).

С учреждением в 1682 г. Архангельской и Холмогорской архиепископии преподобный Феодосий «шесть лет был правою рукою архиепископу Афанасию» (2, 124). Таким образом, на нем сбылось Евангельское изречение — «так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего небесного» (Мф. 5, 16).

Преподобный Феодосий «создал в Сийском монастыре своеобразную школу книгописания» (66, 60). Особое значение придавал он украшению книги. При оформлении книг он «использовал двухцветные оттиски с гравированных на дереве художественных рамок» (66, 61). Среди собранных и переписанных им книг были жития святых, творения Максима Исповедника, Катехизис, «Просветитель» Иосифа Волоцкого… Причем с книгами духовного содержания соседствовали и исторические — «История Иудейской войны» Иосифа Флавия, «Римские деяния», Степенная книга, «Новый Летописец» (66, 61). Судя по этим названиям, преподобный Феодосий был весьма и разносторонне образованным для того времени человеком и любил историю.

Умер преподобный Феодосий в возрасте 79 лет, 29 октября 1687 года. Он был похоронен в монстырской успыльнице, рядом с преподобными Исаией и Никанором Ручьевским, недалеко от места погребения преподобного Антония Сийского. После его кончины Сийскому Свято-Троицкому монастырю досталось единственное сокровище почившего игумена Феодосия. Это были любимые его книги -25 рукописных и 28 печатных (66, 61).

Память преподобного Феодосия Сийского совершается 29 октября (по новому стилю 11 ноября).

Праведная Иулиания Сольвычегодская

Сведений не сохранилось.

Праведная Параскева Кеврольская

Сведений не сохранилось.

Преподобный Никодим Кожеезерский (Хозьюгский)

Преподобный Никодим был уроженцем села Ивановки Ярославской губернии. В миру он звался Никитой, и происходил из зажиточной крестьянской семьи (2, 86). Хотя рос отнюдь не в неге, и сызмальства познакомился с тяжелым трудом. Отличался благочестием. Однажды, работая с отцом в поле, Никита услышал обращенные к нему слова, точно кто- то звал его: «Никодим! Никодим!» Родители Никиты, узнав от сына об этом, «поняли, что голос означает Божественное призвание их сына к иночеству, и так ему объяснили» (2, 86).

Вскоре после этого родители Никиты умерли, и он остался сиротой. Теперь ему самому приходилось заботиться о себе. Он переселился в Ярославль, где прожил довольно долго. Там выучился кузнечному ремеслу, и зарабатывал на жизнь, делая гвозди. Впоследствии Никита перебрался в Москву. В столице жил вместе с товарищем по ремеслу, который был родом из Твери. Конечно, доходы Никиты были более чем скромными. Но при этом все-таки часть своего заработка он раздавал бедным в качестве милостыни. Любил посещать храмы и монастыри.

В Москве Никита чуть было не погиб благодаря одной злой и коварной женщине, жене своего приятеля. По неизвестной сейчас причине она ненавидела своего мужа. Поэтому, «Бога не боясь и людей не стыдясь», изменяла ему. А потом надумала и вовсе от него избавиться. Никиту она тоже терпеть не могла, потому что своим благочестивым поведением он оказывал положительное влияние на ее супруга. И вот как- то раз злодейка сварила вкусный кисель и угостила им своего мужа, а заодно и Никиту. А в тот кисель был подмешан яд… Товарищ Никиты умер сразу. А Никита выжил, но стал чувствовать постоянные боли в желудке, из-за которых уже не мог работать. Вылечить его медицина того времени была бессильна. Оставалось только надеяться на помощь Божию. И эта надежда не обманула Никиту. Когда он совсем обнищал, то решил пойти на рынок, чтобы продать свое немудрящее имущество. Там юноше встретился незнакомец, одетый в рубище. Он назвал Никиту по имени и попросил его рассказать о своей болезни. Затем посоветовал ему прийти в 6 часов «на ров, в собор Покровский» (2, 87), обещая исцелить его. Никита был удивлен встречей. Но все- таки пришел к указанному времени на указанное место. Здесь его уже поджидал незнакомец, который дал ему что- то выпить из небольшого сосуда, а затем исчез. Тогда понял Никита, что это был не простой человек, а святой Василий Блаженный, именем которого в народе называли и до сих пор называют Покровский храм на Красной площади. А болезнь Никиты после этого как рукой сняло. Так чудесным образом Господь исцелил Никиту через Своего угодника, блаженного Василия. Таким же чудесным образом призвал Он его вскоре и к жизни иноческой.

Однажды Никита шел через окраину Москвы, прозывавшуюся «Кулишки». И тут повстречался ему старец- юродивый, по имени Илья. Того окружала толпа народа. Но среди множества людей Илья приметил молодого кузнеца и приветствовал его такими словами: «откуда ты пришел сюда, Хозьюгский пустынник»? (2, 88) «Эти слова сильно поразили Никиту, и он принял их как призвание к монашеской жизни» (67, 16). Продав остатки своего имущества, он ушел в московский Чудов монастырь. Настоятель монастыря архимандрит Пафнутий принял Никиту в обитель. Вероятно, провидя высокие духовные дарования молодого послушника, он сделал его своим келейником и сам стал его духовным наствником. В Чудовой обители Никита провел 11 лет, воспитывая в себе смирение, послушание, нестяжание и братолюбие. За эти качества он пользовался любовью и уважением со стороны игумена и братии монастыря. 31 октября 1595 г. Никита стал монахом. При постриге он получил то самое имя, которым когда- то в детстве назвал его слышанный им в поле голос — Никодим.

В это самое время вместе с Никитой в Чудовом монастыре жил другой инок, который в скором времени сыграл в истории России зловещую роль. Его звали Григорием Отрепьевым. Сейчас мы знаем его, как Лжедмитрия 1. Зловещего самозванца, который присвоил себе имя погибшего в Угличе сына Ивана Грозного, царевича Димитрия, чтобы взойти на российский трон. Причем, «через некоторое время тот был сделан диаконом, а преподобный Никодим оставался только рясофорным монахом. Но тогда как тот вступал на скользкий путь преступления, преподобный Никодим быстро совершенствовался» (2, 90).

Однако надлежало сбыться и словам юродивого Ильи, который назвал Никиту «хозьюгским подвижником». Произошло это так. «В 1606 году игумен Пафнутий был назначен митрополитом Сарским и переехал в Крутицы» (пригород Москвы) (2, 90). Вместе с ним покинул Чудов монастырь и его келейник, монах Никодим. Правда, вскоре ему пришлось расстаться с Москвой. Ставший к тому времени царем на Москве «самозванец, чтобы избавить себя от опасности быть узнанным, велел удалить многих чудовских иноков в пустынные обители. Очень возможно, что это распоряжение, если и не коснулось преподобного Никодима, то…явилось ближайшим побуждением, по которому он оставил Крутицы» (2, 91). С согласия своего наставника, получив от него в благословение икону Божией Матери, преподобный Никодим покинул столицу, и через дремучие северные леса добрался до Кожеезерской обители. Там он прожил полтора года, занимаясь выпечкой просфор, а затем ушел за пять верст от этого монастыря, на речку Хозьюгу, в «местность болотистую, дикую и лесную».

Придя туда, преподобный Никодим сказал сам себе: «о, смиренный Никодим — ты обрел себе место безмолвное для твоего спасения. Итак воспрянь духом в это краткое время, хотя и в единонадесятый час, ибо вечер уже приблизился и Праведный Судия придет со славою воздать каждому по его делам» (2, 92). Среди лесной чащи он выстроил небольшую келию и прожил в ней в одиночестве 35 лет. «В полной тишине, вдали от мира, совершал он строгое молитвенное правило. Питался овощами, которые выращивал на своем огороде, кореньями и ягодами, а также речной рыбой, которую сам ловил в Хозьюге на удочку. Правда, позволял себе есть ее лишь тогда, «когда она начинала разлагаться» (2, 91). Излишки рыбы и овощей преподобный Никодим отсылал в Кожеезерский монастырь.

Помимо лишений, которые по доброй воле терпел пустынник, ему приходилось противостоять нападениям демонов. «Уходи отсюда, злой монах, иначе мы тебя погубим»! — угрожали ему бесы, пытаясь запугать его. Какие только страшные и соблазнительные образы не представляли они отшельнику! Однажды, когда он шел к реке за водой, на берегу прямо перед ним внезапно очутилась пленительного вида красавица. Но Никодим «сотворил молитву с крестным знамением и ударил жезлом по жене. Оказалось гнилое дерево» (1, 93). В другой раз бесы решили одолеть его если не силой, то хитростью. При этом они «явились к нему толпой и сказали, что больше не явятся». Они надеялись, что пустынник возгордится своей победой над ними и таким образом легко окажется жертвой их коварства. «Но когда через некоторое время возвратились к нему и увидели то же смирение и бодрствование, принуждены были навсегда оставить его» (2, 93).

Постоянно сражаясь с силами тьмы, Никодим сочинил «молитву от соблазна», чтение которой помогало ему в «невидимой брани» против демонов. Вот эта молитва. «Владыко Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, Слово Отчее! Не посрами мя грешнаго на Тя уповающего и прибегающего и Тебе, Человеколюбче Боже всякого утешения! Щедрый и Милостивый Господи, прежде век и ныне и всегда Сый! Отжени от мене, раба Твоего, возстающаго на мя и борющагося на мя диавола. Се бо, яко лев, ходяй, ищет кого поглотити. Такожде убо и на мене, раба Твоего, днесь вооружается и хощет мя пожрети. Но не предаждь мене, Господи, обидящим мя: яко благословен еси во веки веков. Аминь» (2, 94). «Не много слов в этой молитве, — пишет о ней архимандрит Никодим, — но много силы. Глубокая вера слышится в ней. Вера во всемогущество Божие, уверенность в принадлежности себя к Церкви Христовой» (2, 94).

Жизнь преподобного Никодима среди лесной глуши была поистине «равноангельной». «Дикие олени безбоязненно ходили и кормились около пустынника. Ночь преподобный Никодим проводил в молитве и только изредка позволял себе дремать сидя. Рядом со своей кельей он своими руками выкопал могилу и часто спускался в нее для молитвы. Однажды он молился в этой могиле весь Великий Пост. Суровыми подвигами он достиг высоких духовных дарований, стяжал дар слез и непрестанной молитвы а Бог наградил его благодатной прозорливостью и силой исцеления болезней» (67, 16).

Вот некоторые из чудес, совершившихся еще при жизни преподобного Никодима.

Некий иеромонах Феодосий самовольно решил стать пустынником и просил на это благословения у преподобного Никодима. К своему удивлению, он получил отказ. Тогда Феодосий самочинно исполнил свое желание. Однако вскоре впал в такое искушение, что и вовсе ушел из монастыря (2, 95). Видимо, преподобный Никодим провидел, что желание Феодосия стать пустынножителем преждевременно, и продиктовано не столько желанием потерпеть лишения ради Господа, сколько гордыней.

Однажды, во время бури на Белом море, лодку, на которой находились два рыбака, затерло льдом. И вдруг на корме появился человек в иноческом одеянии. «Знает ли вы Хозьюгского пустынника Никодима, имя которого призываете в молитвах?» — спросил он людей, которые уже отчаялись в своем спасении. При этом льдины, обступавшие лодку, сами собой расступились, пропуская утлое суденышко. Тогда явившийся рыбакам инок сказал: «Не бойтесь, чада, но все упование возложите на Бога и Его Пречистую Матерь» — и исчез. Так преподобный Никодим спас рыбаков от гибели (2, 95).

Лишь за сорок дней до своего преставления, будучи извещен об этом свыше, преподобный Никодим покинул свою пустынную келью и вернулся в Козеезерский монастырь. Он почил о Господе 3 июля 1640 г. около часу дня. Мощи его были положены под спудом в Богоявленском храме Кожеезерского обители. Один из монастырской братии, иеромонах Иаков, знавший преподобного Никодима, написал его житие.

После кончины преподобного Никодима от его могилы, а также от его иноческой мантии и посоха стали совершаться исцеления больных. Также «преподобный Никодим многим являлся в сонных явлениях, особенно заблудившимся путникам и мореплавателям, направляя их на верный путь и спасая их от смерти» (67, 17). Поэтому его почитали не только в Архангельской губернии, а и по всей России. А река Хозьюга, на берегах которой некогда подвизался преподобный Никодим, в память его впоследствии была переименована в реку Никодимку. Так зовется она и поныне (63, 23).

Память преподобного Никодима Кожеезерского совершается по старому стилю 3 июля (по новому стилю — 16 июля).

Праведный Прокопий Устьянский

Господь не благоволил открыть нам о жизни и подвигах этого Своего угодника ничего. «О месте рождения праведного Прокопия, образе жизни и времени кончины мы решительно ничего не знаем» (12, 546). В его старинном житии об этом говорится в таких прекрасных и одновременно поучительных словах: «сего блаженного и приснопамятного Прокопия отечество дольно и племя земнородно. Град же или весь, в ней же святый родися, нам манием Божиим весьма утаися, да познаем, яко святые Божии не земного, но небесного Отечества ищут, не человеческим, но ангельским сродством хвалятся, и не дольнего, но горнего Иерусалима гражданами бытии желают» (12, 547). Он мог быть «сиротой, бобылем, не имевшим пашни, не способным к трудам земледелия и пропитывавшимся плетением корзин, рыболовных вершей и тому подобного, чем и ныне занимаются люди бедные и беспомощные» (12, 548). Согласно устному преданию, записанному в летописи Устюжской Введенской церкви, где почивали его мощи, он относился «по происхождению…к крестьянскому званию, по роду жизни к пастушескому, по возрасту, в котором преставился, к отрокам» (68, 52). В 17 в., в каком именно году — неизвестно, но не ранее 1641 г., когда было записано первое чудесное исцеление от святых мощей праведного Прокопия (68, 52), «на берегу реки Устьи (правого притока реки Ваги), неподалеку от приходского храма села Верюги» (67, 97), в том самом месте нынешнего Устьянского района Архангельской области, где сейчас находится деревня Бестужево, были обретены его мощи. Судя по старинному описанию, неподалеку от местного приходского Введенского храма из земли показался ветхий гроб, сплетенный из ивовых прутьев. В гробу лежало не тронутое тлением тело «с головою приклоненною несколько набок и руками, сложенными не по общепринятому обычаю и без савана» (12, 548), которое издавало благоухание. Кто был угодник Божий, лежавший в гробу столь необычного для тех мест вида, местные жители не знали.

От обретенных мощей стали совершаться чудеса, так что «исцеления многих одержимых различными недугами тотчас убедили всех в святости явившегося» (12, 549). Поэтому крестьяне построили над гробом неизвестного чудотворца часовню. Вскоре после этого он явился во сне местному жителю Савелию Онтропову и велел сделать себе новый гроб. При этом назвал свое имя — Прокопий. Под этим именем — праведного Прокопия Устьянского — он и известен доныне.

Савелий изготовил новый гроб по точной мерке, указанной ему праведным Прокопием. А ветхий гроб из ивовых прутьев, как святыню, разобрали почитатели праведного Прокопия. Тело его было положено в Введенской церкви около ее южной стены. Стали совершать ему и «службу церковную по особливой письменной книжице» (12, 549). А в 1652 году, по желанию сольвычегодского купца Ивана Ермолаева, иконописец Онисим Карамзин написал первую икону праведного Прокопия Устьянского. Причем угодник Божий сам явился купцу и «дал дозволение» написать его образ.

11 августа 1695 г., по указу Холмогорского архиепископа Афанасия, мощи праведного Прокопия были освидетельствованы. Благодаря его описанию, известно, что он «возрасту был среднего. А во одежде положен, во срачице и штаниках холщовых» (12, 552).

Повторное освидетельствование мощей праведного Прокопия Устьянского состоялось в 1739 г., по грамоте епископа Архангельского и Холмогорского Саввы. При этом «священники, производившие осмотр святых мощей, пришли к заключению, что за прошедшее время «никаких частей не умалилось и тления одеждам никакого не учинилось» (68, 54). После чего в каменном Введенском храме был устроен придел в его память. Там, «в старинной деревянной раке, украшенной резьбою под таковым же балдахином» (12, 568) находились его мощи, покрытые атласным покрывалом с вышитым на нем шелками, золотом и серебром его изображением. Также в честь праведного Прокопия была сооружена часовня, где находился его чудотворный образ. В 1818 г. было установлено повсеместное празднование его памяти, которое по старому стилю совершается 8 июля (по новому стилю эта дата приходится на 21 июля). В 1868 г., по указу епископа Волгодского и Великоустюжского Павла, местный священник Вениамин Жаворонков составил акафист и молитву, а также службу праведному Прокопию (68, 54).

Праведный Прокопий Устьянский широко почитался на Севере. Особенно — на Архангельской земле и в Вологодской губернии, к которой в дореволюционные времена относилось село Верюга. К нему обращались в различных «бедах и скорбях». При этом иногда он являлся в виде юноши, иногда — в образе старичка. Непременным было только одно — он всегда помогал тем, кто просил у него помощи, где бы они ни находились. Часть чудес от его мощей записывалась. Так, с 1641 по 1750 гг. по молитвам к праведному Прокопию совершилось 20 чудес, а затем, до 1913 г., еще 44 чуда. Часто ему молились в случае засухи или длительных дождей (68, 55). За неделю перед днем его памяти большинство местных жителей, особенно почитавших праведного Прокопия, налагало на себя семидневный пост. А в сам этот праздник собирались в Верюгу, где, отстояв утреню с молебном святому угоднику, а затем Литургию, шли крестным ходом на реку Устью, где опять служился молебен. С 1915 г., помимо крестного хода к реке, вечером совершался еще один крестный ход по шести деревням, относившимся к Верюжскому Введенскому приходу (68, 52).

«К праведному Прокопию» в старину совершались богомолья, привлекавшие множество паломников. Как свидетельство этого, сохранилась довольно просторная одноэтажная деревянная гостиница рядом с тем местом, где стояли церкви (в 1987 г. в здании бывшей гостиницы находился местный клуб). Шли «по обету» те, кому помог святой Прокопий. Шли и те, кто надеялся на его помощь. Один из побывавших там оставил красочное описание тех мест: «редко можно встретить на Севере такую прекрасную и очаровательную местность, как «у праведного». Тут природа постаралась превзойти самое себя и на небольшом пространстве раскинула все свои красы, как бы для того, чтобы и самое место вечного покоя праведника соответствовало красоте души его» (12, 547).

В послереволюционные годы судьба мощей праведного Прокопия Устьянского сложилась трагически. 7 марта 1919 г. они были вскрыты и подвергнуты «освидетельствованию». А немного позднее, на заседании уисполкома и укома РКП(б) от 29 марта 1919 г. их решено было вывезти в Вельск, направив для этого специальный отряд во главе с неким Истоминым. Однако это вызвало массовый протест местных жителей, которые организовали постоянное дежурство у Введенского храма, не допуская туда богоборцев. Крестьян не устрашило даже то, что на помощь попавшим впросак «Истомину со товарищи» прибыл второй отряд из 55 человек во главе с самим начальником уездной милиции Басовым. Стрелять в людей, готовых, если надо, принять мученическую смерть, но не отдать мощи праведного Прокопия на поругание богоборцам, власть не решилась. И тогда «6 апреля на общем собрании граждан было принято компромиссное решение: отряд согласился уехать, оставив мощи Прокопия Устьянского, а население поручилось исполнять все требования Советской власти» (68, 57). Однако богоборная власть не могла удовлетвориться подобным компромиссом. И судьба мощей праведного Прокопия была предрешена заранее. В июне 1922 г. под предлогом изъятия церковных ценностей для голодающих жителей Поволжья, была изъята серебряная рака, в которой они почивали. Святые мощи были помещены в медную раку, в которой они находились до января 1939 г., когда по инициативе Союза воинствующих безбожников они были ликвидированы облисполкомом (68, 57). Первая попытка сжечь мощи оказалась безуспешной. Тогда их облили бензином и подожгли… Одной местной жительнице удалось собрать немного пепла, оставшегося от сгоревших останков праведного Прокопия. Каменная Введенская церковь, где они находились, была разобрана, и ее кирпичи пошли на постройку мастерских, где ремонтировалась сельскохозяйственная техника. Теперь этот храм существует только на старых фотографиях, которые еще можно встретить кое-где в домах местных старожилов. В начале девяностых годов на 9 мая от детской шалости сгорела уже совсем обветшавшая старинная шатровая деревянная церковь в честь Праздника Рождества Христова, некогда гордо высившаяся на холме над рекой Устьей.

Однако, память о Прокопии Устьянском, несмотря на утрату его мощей, пережила лихолетье, чтобы снова вернуться к нам. Сейчас в райцентре Устьянского района (поселке Октябрьском) действует храм в честь праведного Прокопия. Среди икон, находящихся в нем, есть и образ Прокопия Устьянского — небесного покровителя этих мест, который, как и столетия тому назад, помогает тем, кто прибегает к его заступлению.

XVIII век

Это столетие не так богато на святых, как предыдущие. И не случайно. Один из современных западных церковных писателей, иеромонах Иоанн (Кологривов), назвал его «веком противоречий и парадоксов. Блестящим веком русского барства и вольтерянства, веком крепостничества, переходящего понемного в рабство, веком неслыханных страстей, грубого и жестокого тиранства». Это видели и понимали и люди того времени. В одной из проповедей известного духовного писателя 18 века, Святителя Димитрия Ростовского, встречается трагический образ человека, который ищет в современном ему мире Царствие Божие. Но так и не может его найти. Действительно, церковная политика Петра 1, а впоследствии и Екатерины Второй неблагоприятно сказалась на судьбах монастырей того времени, ряд которых подвергся закрытию. И, как в 16 веке, немногие осмелились возвысить свой голос в защиту Церкви. К числу таких людей принадлежал митрополит Ростовский, Арсений (Мацеевич), в 18 века повторивший подвиг Святителя Филиппа Московского. И также, как и он, заплативший за свои убеждения жизнью… Но куда большее влияние эти реформы оказали на мировоззрение людей того времени. Прежде всего, тех, кто стремился стать или выглядеть образованными. По горькому признанию современника Петра 1, Патриарха Адриана, люди «совратились с путей отцов своих, говорят: для чего это в Церкви так делается? Нет в том пользы, человек это выдумал…»

Да, бессмысленно было бы искать Царствие Божие среди таких людей. Но Святитель Димитрий все-таки закончил свою проповедь на обнадеживающей, светлой ноте. Царствие Божие не покинет этот мир. И оно по-прежнему открывается тем, кто взыскует его, и ради этого готов пойти на любые лишения. Как сделали это те святые, о которых пойдет речь ниже.

Преподобный Иов (в схиме Иисус) Соловецкий

Преподобный Иов, Соловецкий чудотворец, родился в 1635 году в Москве. В миру он носил имя Иоанна. О том, кто были его родители, достоверно неизвестно. Есть предположение, что он происходил из духовного звания. Впоследствии и сам стал священником.

«С первых же шагов своей пастырской деятельности он обнаружил невольно свои высокие свойства» (69, 204). Старался сам ежедневно совершать Божественную Литургию. Если же не имел к тому возможности, то становился на клирос в качестве певчего (70, 52). Большую часть времени отец Иоанн посвящал молитве. Часто по ночам, в своей спальне, до самого рассвета он молился Богу. «Во время ночной молитвы, Иоанн обыкновенно со слезами взывал: «помилуй мя, Господи, пощади мя, Господи» (1, 110). Также он выполнял дома монашеское молитвенное правило. Однако принять монашеский постриг, руководствуясь только собственным желанием стать монахом, не торопился, решив сделать это лишь тогда, когда на то будет воля Божия (70, 53).

Отец Иоанн отличался щедростью и сострадательностью к бедным и бедствующим людям. Почти все свои доходы употреблял на милостыню нищим. Нередко устраивал для них угощение в своем доме, и сам садился среди них, как среди самых дорогих гостей.

Всех приходивших к нему отец Иоанн принимал с искренней любовью. В беседах он «старался применить свой разговор к положению, званию и состоянию каждого» (1, 110). С людьми немолодыми говорил о необходимости молитвы, с молодыми — об опасности страстей и пагубных юношеских увлечений. Беседуя с родителями, нередко поучал их, как воспитывать детей в христианском духе. Однако свои слова основывал не на мирском суетном мудровании, а на Священном Писании и примерах из житий святых и церковной истории. Отец Иоанн охотно мирил поссорившихся людей. Если в какой-то семье возникала ссора, он спешил туда, чтобы восстановить мир. А когда ему это удавалось, искренне радовался. Если же он сам замечал, что нечаянно обидел кого-то, то спешил попросить у этого человека прощения.

Нередко отец Иоанн заступался за несправедливо обиженных, «ходатайствуя за них перед высшими лицами» (69, 204). Чаще всего это его заступничество оказывалось успешным, потому что за свою добродетельную жизнь он пользовался уважением среди людей. Посещал он и тюрьмы, где утешал заключенных. На Праздники Пасхи и Рождества Христова привозил им гостинцы. А если встречал тех, кто угодил в тюрьму за долги, «нередко давал им деньги на уплату долга» (1, 112). Не было человека, нуждавшегося в помощи, которому он бы в ней отказал.

Такая праведная жизнь отца Иоанна стала известна царю Петру 1, который сделал своим духовником (1, 112). Так простой священник стал одним из приближенных самого государя — правителя России. Однако чуждый суетной славе иерей Иоанн нисколько не возгордился своим возвышением и близостью к царю и остался таким же простым и добрым человеком, каким он был прежде.

Так, «в трудах и подвигах христианских незаметно достиг отец Иоанн преклонных лет» (70, 53). Ему было уже 60 лет, когда, по воле Господа, в его судьбе произошла очередная перемена. Для неверующего человека она была бы трагической, способной навсегда сломить даже сильного духом. А для подвижника, подобного отцу Иоанну, эта перемена судьбы оказалась благой. Ибо она отрешила его от последних житейских забот и попечений. О ней-то и пойдет сейчас рассказ.

«Известно, что преобразования Петра Великого среди русского общества встретили много несогласия, много глухого противодействия, а отчасти и открытой вражды» (69, 206). Вот мнение о них современника Петра 1, патриарха Адриана: «и знатные, и простые, от злоглагольств люторских и прочих еретиков и от пипок (трубок) табацких объюродели (потеряли разум)» (71, 259). Если так мыслил и говорил сам патриарх, то что говорить о простых людях, гораздо менее, чем он, связанных своим общественным положением, обязывавшим к осторожности… К числу таких простых людей, открыто ненавидевших Петра 1, принадлежал переписчик книг Григорий Талицкий, «сумасбродный агитатор», объявивший царя антихристом (71, 261), и, в свяи с этим, советовавший народу от него отступать, не слушать его и не платить податей, а «изыкать князя Михаила (Черкасского), от которого будет добро народу» (72, 311). Свои взгляды Талицкий изложил письменно в «тетрадках». Написанное в них он читал тем, в ком надеялся найти единомышленников. Разумеется, Талицкий был арестован по доносу на него одного певчего, и, после жестоких пыток, казнен. Но, к несчастью, на допросах дал показания против некоторых духовных лиц, которые ему якобы сочувствовали. Например, на тамбовского епископа Игнатия, который подвергся за это жестокому наказанию: был лишен сана и монашества и сослан в заточение в Соловецкий монастырь. Показаниями Талицкого воспользовались враги отца Иоанна. Они донесли Петру 1, что в числе сочувствовавших ему лиц находился и царский духовник, отец Иоанн.

Петр поверил лживому доносу и распорядился сослать Иоанна в Соловецкий монастырь «для пострижения и неисходного пребывания» там (69, 206), что и было исполнено. Однако путь в соловецкую ссылку для отца Иоанна был не горестным, а радостным. Душа его радовалась тому, что наконец-то порваны последние связи с миром, и можно без остатка отдать себя исключительно на служение Господу. Поэтому, «приближаясь к Соловецкой обители, старец воспевал слова псаломские: «се удалихся, бегая» мира и «водворихся в пустыни, чаях Бога, спасающаго мя от малодушия и от бури» (70, 54-55).

В Соловецком монастыре ссыльный священник был пострижен в монахи с именем Иова. Сначала онн нес послушание в кухне, а затем — при монастырской трапезе. Несмотря на свой почтенный возраст и священный сан, преподобный Иов выполнял эти тяжелые послушания охотно и безропотно. При этом он по доброй воле вел столь строгую монашескую жизнь, что это удивляло иноков, не ожидавших такого от бывшего белого священника, всю жизнь прожившего в миру. «Постом, ночным бдением, покорностью и смиренным послушанием он изумлял всю братию. Так что вскоре окружавшие его стали подражать новому необычайному послушнику» (70, 55).

Монаху Иову пришлось выдерживать и жестокую духовную брань. Однажды явился ему бес, принявший вид знакомого ему врача. Лукавый принялся уговаривать старца поберечь себя. «Возлюбленный! Следует тебе поберечь здоровье свое, — уговаривал он подвижника. — Ведь ты уже стар, а работаешь на братию, как купленный раб. Подумай и о том, что ты священник. Довольно и того, что ты пришел в монастырь, покинув славу и честь, которыми был окружен, живя в миру. Берегись — ведь ты можешь подорвать свое здоровье и заболеть. Кто тогда поможет тебе?». Тогда преподобный Иов ответил льстивому советчику: «хотя бы плоть и изнемогала, но сила Божия в немощах совершается. Недостойны страсти нынешнего времени к хотящей славе явитися в нас». Тогда мнимый врач мгновенно исчез.

В конце концов, «после многих испытаний в трудах жизни иноческой, настоятель обители и братия, признав нового постриженника совершенным иноком, освободили его от монастырских послушаний» (1, 116). В 1702 году преподобный Иов переселился жить в Анзерский скит. Там он вел тот же образ жизни, что и в самом монастыре. «Считая себя среди скитской братии только лишь пришедшим послушником, он всем служил и особенно старался помогать немощным. При этом церковных служб и келейного правила он никогда не опускал» (1, 116).

Вскоре после прихода его в Анзерский скит умер тамошний строитель. Тогда на эту должность, по ходатайству Холмогорского архиепископа Варнавы, который знал благочестивую жизнь старца Иова, был назначен преподобный. «На новом поприще служения о. Иов, воспомянув слова Господни: «ему же дано будет много, много и взыщется от него» (Лк. 12. 48), усугубил труды и подвиги. Он непрестанно творил молитву Иисусову, а телом трудился, первым являлся к церковной службе и послушаниям, и уходил последним» (1, 118).

Преподобный Иов много внимания уделял упорядочению как внешней, так и внутренней жизни насельников скита. Всех, приходивших к нему, он принимал, предупреждая о трудности монашеской жизни. Однако в число послушников определял лишь спустя некоторое время, после предварительного искуса. И только после длительного испытания во всех послушаниях, постригал в монахи. «Всех вообще, а особенно новоначальных иноков, о. Иов поучал смиренному послушанию Богу и начальству. Без чего, говорил, нет спасения, послушание- первая из всех добродетелей» (1, 119). Вести себя скитники должны были следующим образом: «ходить, руки держа на груди, при встрече один другому должен кланяться в пояс, лицо иметь умиленное, глаза приветливые, речь ласковую, любовь по Боге нелицемерную, послушание один к другому беспрекословное. Приниматься за дело лишь с благословения старшего. При ошибке какой либо от нерадения — просить прощения и стараться исправиться» (1, 120). По ночам преподобный Иов обходил кельи братии. Если слышал, что тот или иной брат молится, радостно отходил от его кельи. Если же замечал праздные разговоры, стучал в дверь и уходил опечаленный, а наутро призывал нерадивого инока и обличал наедине. В 1710 г. преподобный принял схиму с именем Иисуса, «в память Иисуса Навина, вождя Израильского» (69, 208).

Узнав о подвижнической жизни своего бывшего духовника на Соловках, и лично убедившись в этом, побывав в монастыре (72, 313), Петр 1 убедился, что тот был оклеветан. Пытаясь загладить свою вину перед отцом Иовом, царь предложил ему вернуться ко двору. Но преподобный Иов уже был далек от всех земных попечений. Поэтому он попросил царя, чтобы тот позволил ему остаться на Соловках навсегда.

18 июня 1712 года преподобный Иов отправился за 6 верст от Анзерского скита, чтобы посетить пустынника Паисия. Тот жил у подножия высокой горы, прозывавшейся Голгофой. Как повествует житие, он остался в этом месте на некоторое время. И в первую же ночь ему явилась Матерь Божия, повелевшая ему устроить скит на этой горе. При этом Она пообещала «пребывать вовеки» с теми, кто поселится на ней (69, 209).

Преподобный Иов исполнил веление Пречистой. В 1713 г. от Холмогорского архиепископа Варнавы им было получено благословение на строительство скита. При этом новый скит получил название Распятского(1, 122). Впоследствии там был построен деревянный храм в честь Распятия Господня. Устав для скита был составлен самим преподобным Иовом. В частности, в молитвенное правило, которое выполняли насельники скита, входило ежедневное «чтение по пяти кафизм из Псалтири с 500 молитвами Иисусовыми и 300 поклонами» (1, 126).

Сам Господь помогал насельникам скита на горе Голгофе. Так, однажды братия стала роптать на преподобного Иова из-за того, что им трудно носить на гору воду из озера. Всю ночь провел старец в слезной молитве ко Господу и Пресвятой Богородице, прося их о помощи. И вот, в полночь он увидел в своей келье неизреченный свет. В сиянии небесной славы ему явилась сама Царица Небесная с преподобным Елеазаром Анзерским и двумя ангелами. Преподобный Иов пал ниц перед Владычицей. Тогда Пречистая сказала ему: «встань! Услышана твоя молитва. Завтра возьми учеников твоих и ископай на горе кладезь. Здесь будет вода на потребу тебе и братии» (1, 126). На другой день преподобный Иов с братией стали копать землю в месте, указанном Матерью Божией, и выкопали колодец. Насельники скита поняли, что Господь и Матерь Божия не оставляют и впредь не оставят их Своим попечением.

Преподобный Иов почил о Господе в основанном им Голгофо-Распятском скиту 6 марта 1720 г. (по новому стилю 19 марта), заранее предсказав свою кончину. Эта дата и является днем его памяти. Тогда ему было 85 лет. Похоронен он был в Распятском храме на вершине горы Голгофы. Там впоследствии находились под спудом его мощи (32, 34). В 1993 г. по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия 11 было установлено местное празднование Преподобному Иову. А спустя 7 лет, в 2000 г., определением Поместного Собора Русской Православной Церкви, было установлено всероссийское празднование памяти Преподобного Иова Соловецкого.

Священномученик Арсений, митрополит Ростовский

История земного жития священномученика Арсения (Мацеевича) напоминает судьбы двух северных святых, о которых рассказывалось выше — преподобного Иова Соловецкого и Святителя Филиппа Московского. «В продолжение своей жизни и деятельности он носил три имени: при рождении его назвали Александром; известным он стал и в духовном и в светском мире, как в России, так и вне ее, под монашеским именем Арсения; умер же он под именем расстриги Андрея Враля» (73, 13), пострадав за Церковь Христову.

Священномученик Арсений происходил из польской шляхты (73, 14) и «был сыном священника из Владимиро-Волынской епархии. Учился в Львовской школе, затем в Киевской Академии» (71, 424). В 1716 г., в возрасте 19 лет он принял монашеский постриг, после чего получил должность проповедника и учителя латыни в Новгород-Северском Спасском монастыре. Спустя два года его рукоположили во иеромонахи. В 1729 г., по вызову сибирского митрополита Антония (Стаховского), иеромонах Арсений отправился в Сибирь «для проповедования Слова Божия», и провел там два года (73, 15). Между прочим, на обратном пути он совершил паломничество в Соловецкий монастырь, где, с энтузиазмом, характерным для него, пытался переубедить одного игумена по имени Иоасаф, сосланного туда за переход в старообрядчество и «некоторые дерзновенно важные слова (72, 316). Ради этого иеромонах Арсений не только спросил с Иоасафом, но даже написал для него специальное «Увещание». Но, к сожалению, все его старания оказались безуспешными — упорствующий игумен «ревновал не по разуму» не столько за Православную веру, сколько за старый обряд…

В 1734 г. по благословению архиепископа Архангельского и Холмогорского Германа (Копцевича) иеромонах Арсений в качестве судового иеромонаха участвовал в четырех морских экспедициях на Камчатку, но в 1737 г. по причине развившейся у него цинги вынужден был оставить службу на флоте (73, 17). После этого он занимался преподавательской деятельностью, преподавая Закон Божий в кадетском корпусе, а также в гимназии при Академии наук (73, 17—18). Также он был и «экзаменатором ставленников. Он должен был испытывать лиц, которым предстояло посвящение в священники или диаконы, в знании ими всего нужного для этого сана. Живого, пылкого характера, твердый и настойчивый, он выказал в этой должности большую строгость» (69, 110).

Не менее строг и принципален был Святитель Арсений, когда дело касалось защиты интересов Православной Церкви. Так в 1740 г., присягая малолетнему Иоанну 1У Антоновичу, он отказался присягать его матери, как регентше, ибо она оставалась протестанткой» (71, 424). Безусловно, что, идя на этот шаг, Святитель Арсений был готов понести всю полноту ответственности за свой поступок. Готов был, если надо, и пострадать, лишь бы только «жить не по лжи». К счастью для него, из-за кратковременности царствования Иоанна Антоновича, его смелый поступок обошелся без последствий. В 1741 г., Арсений, уже имевший к тому времени сам архимандрита, был назначен митрополитом Тобольским. Между прочим, давая присягу на архиерейство, он совершил весьма смелый по тем временам поступок, сделав там некую приписку, текст которой мы приведем чуть ниже.

Будучи на Тобольской кафедре, Святитель Арсений смело заступался перед светской властью не только за священнослужителей, которых местные воеводы и чиновники брали под арест, судили и даже наказывали, а также за крещеных коренных жителей Сибири, и даже за крепостных. При этом он указывал, что произвол чиновников, которые «бедное священство гонят и бьют» подрывает доверие к Православной вере среди местных жителей, в связи с чем «церкви пустуют, а новокрещеные наставления лишаются не от нашего нерадения, но от гонения нерассудных светских командиров» (73, 22). Защищая свою паству, он обращался с просьбами о поддержке не только к Синоду, но даже к самой императрице. Возможно, именно с этим было связано то, что на Тобольской кафедре Святитель Арсений пробыл всего два месяца, где был поставлен митрополитом Ростовским и сделан членом Синода.

В то время императрицей была дочь Петра Петрвого — Елизавета Петровна, которую Е. Поселянин характеризует как «искренне набожную и искренне преданную Церкви». Между прочим, она доброжелательно относилась к Святителю Арсению, вероятно, понимая, что за его поступками, казавшимися современникам весьма смелыми и даже дерзкими, стоят глубокая вера и ревность по Боге. Так, Святитель Арсений отказался принести присягу, которую давали члены Синода со времен Петра 1, а также являться в Синод. Он объяснял, что находит несогласными с требованиями своей совести следующие слова, входившие в присягу: «исповедаю же с клятвою крайнего судию духовныя сея коллегии быти самую Всероссийскую Монархиню, Государыню нашу». «Митрополит указывал, что выражение это неправильное, так как единственный Глава Церкви есть Христос» (69, 111- 112). Причины своего отказа принести присягу и заседать в Синоде Святитель Арсений объяснил императрице, и, как видно, она сочла их уважительными, оставив его поступки без последствий. Однако среди членов Синода осталась затаенная неприязнь к смелому архиерею, ради своих убеждений отказавшегося от почетного места в нем. И когда вскоре после этого в бумагах Синода была обнаружен текст архиерейской присяги «с припиской», которую дал святитель Арсений, вступая на Тобольскую кафедру, от него потребовали объяснить, на каком основании он посмел сделать в ней изменения. Вот как выглядел этот текст присяги: «исповедую с клятвою Крайнего Судию и законоположителя своего духовного правительства быти Самого Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, полномощного Главу Церкви и Великого Архиерея и Царя, всеми владычествующего и всем имущего судити живым и мертвым». Несмотря на то, что разбирательство дела об этой присяге продолжалось три месяца, оно кончилось опять-таки без последствий для митрополита Арсения.

Возглавляя Ростовскую епархию, Святитель Арсений уделял много внимания не только ее административным делам, но и вопросам образования. «В семинарии, которую он перевел из Ростова в Ярославль, было уже 500 воспитанников» (69, 113). В области образования он был сторонником того, чтобы преподавание велось не на латыни, как это было тогда принято, а на понятном любому школяру русском языке. Он доказывал свою правоту тем, что в православных храмах Богослужение совершается не на чужеземных наречиях, а на родном русском языке. Помимо этого, он много проповедовал, так что «в библиотеке ярославской семинарии хранились три тома рукописных его проповедей» (69, 112).

Среди жителей Ростова он оставил по себе «глубокую память, как святитель распорядительный, строгий, но вместе с тем и снисходительный. С нарушителями церковного благочиния этот «великий господин», как именовали его в официальных бумагах, обратился сурово и без всякого послабления. Виновные подвергались у него строгим взысканиям, какие применялись всем архиереями» (73, 32). При этом, как и в Тобольске, он защищал своих подчиненных перед «сильными мира сего». Существовало предание, что один чванный и жестокий помещик, желая унизить священника из своего села, заставил его в Праздник Рождества Христова славить Христа в хлеву. Когда митрополит Арсений узнал об этом, он зазвал к себе помещика и приказал выпороть его плетьми (73, 35). Современному человеку такой поступок святителя может показаться жестоким. Однако следует вспомнить, что телесные наказания для священнослужителей и монахов были отменены только в царствование Екатерины Второй (69, 142), и заступиться за бесправного священника перед всесильным барином во времена святителя Арсения мог только очень смелый человек.

Безусловно, что святитель Арсений временами был жесток и бескомпромиссен. Но он умел оказывать и «милость к падшим». Так, он оказывал помощь знаменитому фавориту императрицы Анны Иоанновны Бирону, некогда грозному и всесильному, а теперь находившемуся в ссылке в Ярославле. «Впоследствии Бирон при всяком случае выражал Арсению свою благодарность» (73, 35).

Не менее противоречив был святитель Арсений и в личной жизни. Он отличался хозяйственностью. Между прочим, увлекался коневодством. Табуны, принадлежавшие архиерейскому дому, насчитывали до 600 голов лошадей. Породистые лошади с его конных заводов доставлялись даже к царскому двору (73, 70). И в то же время щедро раздавал милостыню нищим, а после его двадцатилетнего управления богатейшей Ростовской епархией «у него не оказалось ни роскошной одежды, ни хорошей посуды, ни денег, ни богатых запасов, исключая десяти пудов сахара, который подарили ему купцы» (73, 34).

В 1764 г. был издан указ императрицы Екатерины Второй об отобрании в казну имений монастырей и введения штатов. Один из биографов святителя Арсения, Е. Поселянин, определил этот указ, как «самое грустное проявление церковной политики Екатерины» (69, 107). Он же приводит некоторые цифры, подтверждающие это. Обратимся к ним и мы.

По сведениям, приводимым Е. Поселянином в его сборнике «Русская Церковь и русские подвижники 18 в.», «до введения штатов в Великороссии было 732 монастыря мужских и 222 женских. Штатами же положен 161 монастырь мужской и 39 женских. Из 954 раньше существовавших монастырей росчерком пера было уничтожено 754, оставалось двести, лишь пятая часть русских монастырей! Тогда же было запрещено без разрешения императрицы открывать новые монастыри. Реформа дала государству по 3 млн. в год дохода, но громадная часть монастырских имений была роздана Екатериной в дар своим фаворитам, так что государство получило от отобрания их недолгую пользу. Было обещано при отобрании имений обеспечить духовные школы и духовенство, но это обещание забыто» (69, 108).

Митрополит Арсений посчитал своим долгом выступить против этого указа. Хотя бы и в одиночку, как сделал это в царствование Ивана Грозного Святитель Филипп, Митрополит Московский. Заведомо зная, что смелое выступление за правду Христову, в защиту Церкви Православной, принесет ему мученический венец. Поэтому святитель Арсений подал в Синод несколько протестов. А в Неделю Православия, когда предаются анафеме враги Церкви, велел произнести анафему «обидчикам церквей и монастырей» (69, 117). Вслед за этим, по известному выражению писателя Н.С. Лескова, для митрополита Арсения «кончилась жизнь, началось житие». Житие, полное страданий.

В марте 1763 г. святитель Арсений был арестован. По преданию, за несколько часов до ареста он сказал келейнику: «гости будут ко мне за полночь». Действительно, в полночь за ним приехал гвардейский офицер по фамилии Дурново, чтобы везти опального Святителя на суд в Москву. Митрополит отказался благословить офицера. «Я уже не архиерей», — сказал он. Действительно, на суде, состоявшемся 14 апреля того же года, Святителя Арсения присудили к лишению архиерейского сана и монашества и отдаче под суд светской власти. Однако, императрица смягчила приговор. Святитель Арсений лишался сана, и, как простой монах, подлежал отправке в ссылку в один из северных монастырей. Этим местом ссылки стал Николо-Корельский монастырь.

Упомянем еще об одном примере прозорливости святителя Арсения. Когда его лишали сана, он предсказал трем членам Синода, участвовавшим в этой процедуре, их печальную судьбу впоследствии. Это его предсказание действительно сбылось. Один из этих архиереев был убит, другой умер в пути, добираясь до своей епархии, третий умер в страшных мучениях от опухоли языка (69, 120).

В ссылке в Николо-Корельском монастыре святитель Арсений пробыл 4 года. «Чернил, бумаги и перьев ему не давали. Никого к нему не допускали, а выходить, и то под караулом, позволяли лишь в церковь, и непременно в часы Богослужения» (69, 121). Три раза в неделю его водили «на черные работы». Один из охранявших его людей, офицер Маврин, «рассказывал потом, как Арсений рубил дрова, таскал воду, подметал и мыл пол. «Как святой»- прибавлял он» (71, 468).

Святитель Арсений был лишен сана, сослан и подвергнут унижениям, как преступник. Однако братия монастыря отказывалась видеть в нем преступника, заслужившего наказание, которое он нес. Его почитали, как страдальца за правду. Несмотря на то, что он был лишен сана, иноки, в том числе настоятель монастыря, брали у него благословение. «Настоятель часто посещал ссыльного, и они вели беседу и о духовных предметах, и о внешних событиях, касаясь и политики. Часто в беседе принимал участие и подпрапорщик Алексеевский, приставленный к Арсению» (69, 122).

Содержание одной из этих бесед стало предметом доноса на святителя Арсения и обвинения его в государственном преступлении. В декабре 1767 г. над святителем Арсением состоялся новый суд. На этот раз приговор его был крайне жесток — его лишили монашеского чина, переименовали в «Андрея Враля» и отправили в пожизненное заключение в крепость в г. Ревель (ныне Таллинн).

Императрица Екатерина лично сообщила коменданту крепости о том, как следует содержать ссыльного Святителя: «у вас в крепкой клетке есть важная птичка. Береги, чтоб не улетела! Надеюсь, что не подведете себя под большой ответ. Народ очень почитает его исстари и привык считать святым, а он больше ничего, как превеликий плут и лицемер» (69, 123).

Свое последнее испытание святитель Арсений принял безропотно, смирившись перед волей Господа. В заключении он много молился, читал Священное Писание. После его смерти на стене камеры, где он содержался, нашли сдеданную им надпись: «благо мня, яко смирил мя еси». «Другие читали: «благословен смиривый мя» (71, 479). Умирая от голода и лишений в тюремной камере, Святитель Арсений благословлял Господа и тех, кто послужил невольными орудиями Его всесвятой воли. Так, как сделал это в далекие времена другой страдалец — праведный Иов. Он, узнав о множестве скорбей, постигших его в одночасье, мог сказать только: «Господь дал, Господь и взял, как было угодно Господу, так и сделалось, да будет имя Господне благословенно!» (Иов.1.21)

В каземате в одной из башен Ревельской крепости 28 февраля 1772 г. завершилась полная страданий жизнь священномученика Арсения. Существует предание, что перед его смертью к нему был послан священник, чтобы исповедать и причастить умирающего арестанта. Однако, войдя в камеру, священник в ужасе выбежал оттуда и сказал: «вы мне говорили, что надо исповедать и причастить преступника. А предо мною стоит на коленях архипастырь в полном облачении» (69, 125). Разумеется, на заключенном не было архиерейского облачения. Его тюремной одеждой после расстрижения был крестьянский армяк. Но этим видением Господь показал священнику, что перед ним не преступник, а святой.

Народное почитание Святителя Арсения началось еще при его жизни. «Народ, чуткий в различении людей, в особенности же — Божиих людей, признал его великим страдальцем» (69, 110). Изображения его, в каземате, одетого в крестьянскую одежду, с надписью внизу: «Андрей страдалец» были распространены в народе. В дореволюционные годы один из его почитателей, помещик из Орловской губернии Лопухин, поставил ему памятник в своем имении (71, 479). А «В Николо-Корельском монастыре богомольцы стали посещать подвальную келию Арсения и молиться там, как в святом месте» (71, 479).

Сам Господь прославил Своего угодника после его преставления. В 1821 г., во время перестройки Никольской церкви, рядом с которой был погребен Святитель Арсений, его могила оказалась «под солеей около Царских врат» (71, 479). В Сибири в окрестностях г. Верхнеудинска, жители ежегодно совершали панихиды у могилы местночтимого подвижника, которого они отождествляли со Святителем Арсением (71, 479).

Реабилитация Святителя Арсения состоялась 15 августа 1918 г., когда на Поместном соборе Русской Православной Церкви было принято определение о признании недействительности лишения сана священнослужителей по политическим мотивам (74, 46). А определением Архиерейского Собора Русской Православной Церкви от 13-16 августа 2000 г. священномученик Арсений, «принявший мученическую смерть за Христа и Его Церковь» был причислен к лику святых. Память его совершается 28 февраля (12 марта по новому стилю).

XIX век

Девятнадцатое столетие дало Архангельской земле лишь одного святого — праведного Иоанна Кронштадтского. Пожалуй, личность ни одного из русских святых не оценивалась со столь разных позиций. Говорят о его даре исцелять болезни, о его неповторимой практике ежедневного служения Божественной Литургии. А также — о его пророчествах, с которыми он обращался к все более теряющей веру России. Мы покажем его с несколько иных позиций. Как человека, для которого не существовало характерного для нашего времени понятия чужих проблем», того, кто обостренно чувствовал чужое горе, и приходил на помощь тогда, когда ее уже отчаялись получить. А еще — как нашего земляка, чья жизнь является примером того, как человек, будучи на вершине земной славы, помнит и любит свою малую Родину — Север.

Праведный Иоанн Кронштадтский

Праведный Иоанн Кронштадтский родился 19 октября (по новому стилю 1 ноября) 1829 года в пинежском селе Сура, в семье бедного церковнослужителя. По примеру родителей, псаломщика (церковного чтеца) Ильи Сергиева и его жены Феодоры Власьевны, их слабый, болезненный сын Ваня привык терпеливо переносить нужду и всегда полагаться на Божию помощь. Отец воспитал в мальчике любовь к чтению Священного Писания, житий святых и молитве. Однажды, когда шестилетний Ваня, любивший молиться по ночам, молился Богу, комната осветилась ярким светом, и он увидел ангела. Тот успокоил ребенка, сказав ему: «я твой ангел-хранитель, оберегаю и спасаю тебя» (75, 8). Молитва и обращение к Богу для него всегда оказывались действенными. Уже подростком, учась в Архангельском духовном училище (на этом месте располагается сейчас Поморский университет), испытывая затруднения в учебе, Ваня Сергиев просил Бога помочь ему в постижении наук. И вера его не оказалась посрамленной. Как вспоминал он сам: «в короткое время я подвинулся вперед настолько, что уже перестал быть последним учеником. Чем дальше, тем лучше я успевал в науках» (76, 15).В результате он кончил курс в числе лучших учеников, так что был направлен на казенный счет в Санкт-Петербургскую духовную Академию, где также успешно занимался.

Следует упомянуть одну деталь из его жизни этого периода, которая ярко характеризует его отношение к родителям. Когда Иван Сергиев еще учился в семинарии, умер его отец. И ради того, чтобы содержать мать, оставшуюся без средств к существованию, он решил пожертвовать собой — бросить ученье и стать псаломщиком. Однако Феодора Власьевна воспротивилась этому, и велела сыну учиться дальше. По приезде в Петербург он нашел себе дополнительный заработок в качестве писца, и все заработанные деньги посылал матери (76, 16).

Поразительно, но свое бедное, суровое детство Иоанн Кронштадтский впоследствии вспоминал, благодаря за него Бога. «Обильно открыл Ты мне, Господи, истину Твою и правду Твою» (77, 3). Уже почтенным протоиереем, приехав в Архангельск, в саду семинарии отыскал дерево, под которым когда- то учил уроки, и любовно погладил его ствол… Такой же незабвенной и любимой навсегда осталась для него и родная сторона — далекая северная Сура. Он помнил о ней всю жизнь, и часто посещал ее.

В 1854 г., окончив Академию и женившись на дочери протоиерея Константина Несвицкого, Елизавете, Иван Ильич Сергиев был рукоположен в сан священника. Местом, где он служил, стал Кронштадтский Андреевский собор. Кронштадт в ту пору населяли бедняки, безработные, опустившиеся «на дно» люди. К ним- то и пошел молодой священник. Беседовал, проповедовал, утешал, ободрял ласковым словом, молился за отчаявшихся и больных, отдавая им последние деньги, а то и одежду, которую носил сам. Не раз возвращался домой босым. И люди, к которым приходил этот странный батюшка с порывистыми движениями и резким голосом, видели, что он не просто наемный исполнитель треб, а человек свой, живущий их радостями и бедами. Ему верили. «Побудешь около о. Иоанна — словно на солнышке погреешься», — вспоминали о нем кронштадтцы (77, 3). Особенно любили его дети.

День отца Иоанна начинался с домашней молитвы, продолжался служением в храме. Оттуда, часто не пообедав, он отправлялся к тем, кто его ждал — к больным, неимущим. Около четырех часов утра он отправлялся в храм к утрене. При этом он сам читал канон празднику или святому, память которого совершалась в этот день. По свидетельству очевидцев, «чтение его производило особенно сильное впечатление, слова канона получали как бы особенно глубокий смысл и значение» (75, 25). Несмотря на то, что о. Иоанн служил без спешки и сокращений, так что утреня продолжалась достаточно долго, молящиеся не чувствовали усталости. «Своим оживлением, своей одухотворенностью о. Иоанн поддерживал настроение многотысячной толпы. Все взоры были устремлены на него, и он владел душою каждого» (75, 25). Перед началом Литургии была исповедь. Из-за большого числа исповедников отец Иоанн прибегал к практике так называемой «общей исповеди», когда люди исповедывали свои грехи перед Богом молча, а затем он читал над каждым из них разрешительную молитву. Но те, кто хоть раз в жизни побывал на такой исповеди у о. Иоанна, на всю жизнь сохраняли о ней яркие, незабываемые впечатления. Перед исповедью о. Иоанн обращался к людям с «необыкновенной силой и властью». ««Покайтесь Богу во всем, — говорил он, — хоть сами-то пред собою не солгите, оправдывая свои грехи!» Дрожь пробегала по телу от этого вещего голоса, прорезавшего смрадную греховную атмосферу наподобие Божьего грома» (75, 25). Многие люди каялись вслух, не стыдясь назвать грехи, скрытые ими от людей, но ведомые Богу. По свидетельству одной из очевидиц «общей исповеди» у о. Иоанна, «покаяния столь искреннего, столь совершенного, мне никогда не доводилось испытывать самой, ни видеть вокруг себя. Чувствовалось, что не только глаза, само сердце исходит слезами, омывается ими. Забыто было все на свете, мир словно перестал существовать, все сосредоточилось только на одном времени — пребывании в храме. Только тут ясно понимались слова: храм есть небо на земле» (75, 26). Хотя впоследствии некоторые священники пытались совершать «общую исповедь» по примеру о. Иоанна, никому не удавалось добиться от исповедующихся столь глубокого покаяния, как это удавалось ему. О причинах этого он однажды, как бы вскользь, упомянул в разговоре: «я жил в Церкви». Действительно, «он говорил своей пастве о том, чем жил сам» (75, 28). Именно поэтому для людей, встречавшихся с ним, иногда было достаточно лишь нескольких слов батюшки для того, чтобы решительно и бесповоротно изменить свою жизнь к лучшему.

Хотя Литургия в Андреевском соборе заканчивалась достаточно поздно, около двух часов, о. Иоанн, часто не отдохнув и не пообедав, отправлялся на другое служение — к больным, неимущим. «Нужда не ждет, боль тяжела», — отвечал он жене, уговаривавшей его «пожалеть себя». Домой приходил глубокой ночью. Между прочим, у него был обычай по дороге домой заходить в те квартиры, где не ложились допоздна — может быть, у их обитателей горе и им надо помочь? И часто он являлся вовремя. Бывало, заговаривал на улице с людьми, на лицах которых прочитывал незримую для других мольбу о помощи. Однажды в скверике, заметив одиноко сидевшую девушку, обратился к ней со словами участия. В ответ та расплакалась — с ней и впрямь случилось несчастье, приведшее ее к мысли о самоубийстве. Отец Иоанн утешил ее и дал совет, как помочь беде, отвел от страшного решения (75, 18). В другой раз, встретив спившегося бродягу, в прошлом мастера- ювелира, убедил его покаяться и начать новую жизнь, внушил веру в возможность все еще исправить. И человек, казалось бы, безнадежно опустившийся, поверил его словам. Бросил пить и вернулся к честному труду. Таких случаев в жизни праведного Иоанна Кронштадтского было много.

«Отец Иоанн Кронштадтский помогал и молился за всех людей, которые к нему приходили. Он не разделял их на нации и веры» (78, 411). Известен случай исцеления им парализованной девушки- католички, а также жившего на Кавказе татарина-мусульманина (79, 70). Нередко благодаря таким встречам с праведным Иоанном те люди (или их потомки) становились православными. Так, будучи в г. Витебске, праведный Иоанн исцелил от опухоли шеи смертельно больную женщину-еврейку. «Я знаю, Вы другой веры, но Вы так глубоко верите Богу, что Он поможет Вам» (78, 411)- сказал он ей. Рассказ об этом чуде стал семейным преданием. Впоследствии внук этой женщины, Александр Мень, стал православным священником. Имя его знакомо многим верующим. Особенно тем из них, кто приходил в Церковь в 80-е годы ХХ в., когда книги о. Александра Меня были одними из первых доступных книг, рассказывавших о Православной вере тем, кто желал приобщиться к ней.

Для отца Иоанна служение Богу и служение ближнему были неразделимы. Для него не существовало понятия» личная жизнь». Была «жизнь во Христе». «Я священник, значит, я принадлежу другим, а не себе», — говорил он (75, 18). Известны и его слова, обращенные к жене: «счастливых семей, Лиза, и без нас довольно. А мы с тобой посвятим себя на служение Богу» (37, 372). У него не было своих детей — и в то же время — тысячи духовных чад. Особенно любил он детей.

Замечательно его участие в судьбах учеников Кронштадтской гимназии, где он преподавал Закон Божий. Он не заставлял их зубрить Евангельские заповеди «из-под палки», а старался, чтобы они усваивали их сердцем и следовали им в жизни. Приведем несколько его высказываний, касающихся воспитания детей, которые сейчас звучат крайне злободневно: «при образовании чрезвычайно вредно развивать только рассудок и ум, оставляя без внимания сердце. На сердце больше всего нужно обращать внимание. Сердце — жизнь, но жизнь, испорченная грехом. Нужно очистить этот источник жизни, так, чтобы он горел и не угасал и давал направление всем мыслям, желаниям и стремлениям человека, всей его жизни. Общество растленно именно от недостатка христианского воспитания» (80, 64).

«У отца Иоанна не было неспособных. Его беседы усваивались навсегда, как сильными, так и слабыми учениками. Внимание его направлялось не на то, чтобы дети запомнили урок, сколько на то, чтобы наполнить их души теми светлыми образами, которыми жила его душа. Он говорил: «учение невольное, буквальное, не приносит пользы… Надо приучать добровольно учиться. Надо учить размышлять о том, что говорят» (80, 64). Известны случаи, когда он, возможно, помня свои ученические годы, заступался за неуспевающих учеников. Один из таких «отпетых» ребятишек, которого он спас от исключения из гимназии, «закончил ее в числе лучших, а потом стал профессором» (78, 415). Современники отмечали, что отец Иоанн был необычным преподавателем, и его поведение — «резкая порывистость движений, нервный срывающийся голос, неожиданно повышающийся и понижающийся в периоды внезапной задумчивости» могли, казалось бы, смешить учащихся и стать поводом к передразниванию батюшки. Однако, вопреки этому, гимназисты не только никогда не смеялись над о. Иоанном, но любили и уважали его. «Очевидно, дети чувствовали его духовную красоту, а его искренняя любовь к ним вызывала ответную любовь. Душа ребенка чутка, она угадывает малейшую фальшь. Здесь фальши не было места» (75, 28). Знаменательно, что о. Иоанн умел пробудить в учащихся такую любовь к духовной литературе, что, когда он с увлечением читал им жития святых, дети слушали о подвигах святых угодников Божиих, затаив дыхание, а после урока наперебой просили, чтобы батюшка дал им почитать домой полюбившуюся книгу. «Отец Иоанн умел развить такую любовь к молитве, что детей не нужно было посылать к церковным службам, они сами рвались в храм» (75, 28). Тайна этого, кажущегося сейчас невероятным, педагогического дара о. Иоанна, на деле была проста и сводилась к тем самым, упомянутым выше словам: «я жил в Церкви».

В своей любви к детям Иоанн не делал различия между национальностью, вероисповеданием родителей ребенка и их достатком. Известен случай, когда он исцелил смертельно больного ребенка, сына бедного чиновника. Его отец не имел нужной суммы, чтобы оплатить консультацию врача, а начальник чиновника не дал ему взаймы, хотя и знал, для чего ему нужны деньги. И тогда, отчаявшись в помощи от людей, чиновник на последние деньги послал в Кронштадт телеграмму с просьбой помолиться за умирающего ребенка. Ночью мать малыша, задремав у его кроватки, в полусне увидела незнакомого священника, который благословил ребенка и исчез. Наутро больному стало лучше. Вскоре он и совсем поправился. Позднее, по фотографии, женщина узнала священника. То был праведный Иоанн Кронштадтский(77, 3).

Отцу Иоанну Кронштадтскому принадлежат замечательные слова, которым он следовал на деле. «Нужно любить всякого человека, и в грехе его, и в позоре его. Не нужно смешивать человека — этот образ Божий — со злом, которое в нем» (37, 373- 374). Огромные суммы, которые ему жертвовали, он тратил на бедных. «Ежедневно кормил тысячу нищих. Устроил в Кронштадте замечательное учреждение — Дом Трудолюбия, со школой, церковью, мастерскими и приютом» (37, 375). При этом Доме имелись бесплатная лечебница, курсы для обучения ремеслу, бесплатные школы для детей (на 300 человек) и для взрослых (77, 3). «В 1888 г. заботами и трудами отца Иоанна был построен ночлежный дом, а в 1891 г. — странноприимный дом. Помощь оказывалась всем нуждающимся, независимо от их социальной и религиозной принадлежности. Дом Трудолюбия в Кронштадте стал образцом для учреждения таких же домов в столице и во многих провинциальных городах» (80, 66).

Не забывал праведный Иоанн и свою родину — Архангельскую землю. Он часто приезжал туда. Известна история о том, как, уже маститым протоиереем, он приехал в Архангельск и пришел в сад, разбитый перед духовным училищем. Отыскал там клен, под которым мальчиком учил уроки, и ласково погладил его ствол…

Но особенной любовью он одаривал родное село — Суру и его жителей. По свидетельству корреспондента газеты «Архангельск», в дни его приезда туда только и слышалось: «ну, Иван Ильич, дай и мне» (81, 2). Жители Суры знали, что их просьбы не останутся без отказа. Разумеется, бывали случаи, когда его щедростью злоупотребляли. Например, существует предание о том, как некий крестьянин надумал обманом выпросить о о. Иоанна денег, якобы на покупку новой коровы взамен издохшей. Тот обличил хитрого мужика, но деньги все же дал, прибавив при том: «на тебе, землячок, на корову. Ты пошел ко мне, она была жива, а вернешься — будет мертва. Бери и больше никогда не ври!» Действительно, вернувшись домой, крестьянин обнаружил, что его корова сдохла. После чего ему оставалось лишь запоздало каяться в своем обмане (82, 188-189). Заботясь о своих земляках, о. Иоанн открыл в Суре лавку, где продавались по дешевой цене необходимые в крестьянском быту товары. Построил каменную церковь в честь Святителя Николая Чудотворца, а также церковно-приходскую школу (56, 74). А в 1899 г. основал там женский монастырь. При нем имелась школа, где бесплатно обучались ежегодно от 31 до 50 крестьянских девочек (56, 96). Кроме того, в Сурский монастырь послушницами принимались девочки-сироты, большинство из которых было пинежанками. В 1906 г. по замыслу о. Иоанна началось строительство в г. Архангельске каменного здания Сурского подворья. В Архангельском областном архиве хранится интересный документ, датированный 1905 годом, в котором о. Иоанн просит у Архангельского архиерея благословения на постройку подворья: «Прошу Ваше Преосвященство разрешить мне построить в городе Архангельске , на месте существующего деревянного подворья Сурского монастыря, рядом с ним, каменнное двухэтажное здание… Желал бы я устроить церковь при подворье каменном… Ведь Архангельск растет и в будущем значение его будет великое» (83, 60). Возможно, что о. Иоанн предвидел, что у нашего города еще не «все в прошлом», и впереди его ждет славное будущее.

Своеобразной данью памяти северян праведному Иоанну является легенда о том, что после его кончины он был тайно похоронен в Суре. И якобы это было сделано по его просьбе — он хотел быть погребенным на той земле, где родился на свет. Хотя это только предание, оно имеет под собой реальную основу — о. Иоанн действительно любил свою родину — Север. И северяне платили своему земляку той же любовью.

О деятельности праведного Иоанна Кронштадтского как пастыря и проповедника существует множество интереснейших воспоминаний. Вот одно из них: «когда о. Иоанн обращался к народу перед исповедью, его слова прожигали сердце. Он не был оратором, но его речь обладала могучей силой, потому что каждое его поучение было ни что иное, как откровение его пламенного сердца и его верований» (77, 3). Такие же свидетельства есть и об уникальной практике его «общей исповеди». Некоторые из них были приведены выше.

Литературное наследие праведного Иоанна Кронштадтского весьма обширно. Здесь и многочисленные проповеди, и, конечно, его знаменитая книга «Моя жизнь во Христе» — записи его мыслей после Богослужений. Среди них — и глубокое благоговение перед Богослужением, и молитвы, и печаль оттого, что большинство людей «уловлены миром» и променивают сокровище веры на пустые забавы — чины, богатства, развлечения. В настоящее время опубликовано его «Видение» (от 1 января 1901 года) , где в страшных образах показаны времена «воинствующего безбожия» и гонений на Православие, гибель страстотерпца-царя Николая Второго и кровавый разгул сил зла, ожидающие Россию за отступление от Православной веры. Существует и его дневник, который в настоящее время публикуется издательством «Отчий дом».

Полагаем необходимым привести одно высказывание праведного Иоанна Кронштадтского на очень злободневную для настоящего времени тему. Хотя относится оно к 1904 году. Тогда в городе Сарапуле Вятской губернии на беседе с духовенством о. Иоанну был задан вопрос такого характера: «Часто приходится переживать чрезвычайно тяжелое чувство при виде торжествующего зла. Как и чем побеждать в себе такого рода уныние?»

Вот ответ отца Иоанна: «…Подобное состояние и мне приходится переживать часто. И всего больнее здесь сознание, что и пастырская ревность здесь бессильна. Часто приходится мириться… Утешение себе в этих случаях можно найти в сознании, что это явление лишь временное, допускаемое Промыслом Божиим с особыми, известными лишь Богу целями, и что рано или поздно зло будет побеждено и будет торжествовать добро. И во всех этих случаях нужно подкрепить себя молитвою. Господь… всегда преклоняет ухо Свое к молитве нашей…» (76, 21) Праведный Иоанн Кронштадтский, как человек глубокой веры, никогда не сомневался в том, что зло рано или поздно будет наказано, а правда Христова — воссияет. Поэтому «торжество зла» на земле справедливо считал лишь временным явлением.

20 декабря 1908 года праведный Иоанн Кронштадтский скончался. Он был погребен в основанном им женском Иоанновском монастыре в Санкт-Петербурге на Карповке. Там, в маленьком храме-усыпальнице в нижнем этаже монастыря, почивают его мощи, от которых и поныне совершаются чудеса. Вот некоторые из них.

27 июня 1993 г. во время операции на органах грудной клетки у женщины по имени Наталия Макарова остановилось дыхание. Все попытки врачей- реаниматологов восстановить его оказались безуспешными. Однако вдруг оно появилось само собой, без посторонних усилий. Впоследствии оказалось, что в это самое время сестра больной молилась об ее исцелении у гробницы праведного Иоанна (84, 178).

В 1993 г. мальчик по имени Виктор получил обширные ожоги тела. Он перенес четыре операции по пересадке кожи, однако, заживление ран происходило очень плохо. Когда же его смазали маслом от гробницы праведного Иоанна, то раны полностью зажили уже через неделю. После этого чуда отец мальчика, прежде неверующий, принял Святое Крещение в Иоанно — Богословском монастыре. (84, 179)

Житель г. Архангельска Олег Суторин в детстве обморозил руки и ноги, так что впоследствии страдал от сильных болей в них в течение нескольких лет. Его мать, глубоко почитавшая праведного Иоанна, помазала руки и ноги сына маслом от его гробницы. В результате все последствия холодовой травмы прошли бесследно и впоследствии не возобновлялись. (84, 178- 179)

На Поместном Соборе 1990 года праведный Иоанн Кронштадский был причислен к лику святых (37, 380). Хотя почитание его началось гораздо раньше. Еще в дореволюционное время существовали хромолитографии с его изображением, подобным тому, как изображают его сейчас на иконах. Тогда же, вероятно кем-то из сурских монахинь, ему был составлен акафист, который переписывался и читался архангельскими верующими, а также написаны тропарь и кондак. Почитание праведного Иоанна в России было столь широким, что его называли «всероссийским», «народным» батюшкой. «Не было в России дома, где бы не знали об о. Иоанне. А.П. Чехов, описывая свою поездку на Сахалин, заметил: «в какой бы дом я ни заходил, я везде видел на стене портрет о. Иоанна Кронштадтского» (80, 69-70).

Данью памяти праведному Иоанну Кронштадтскому в нашей области стали образовательные Иоанновские чтения, которые проводятся с 1995 года в Архангельске. Они открываются в день рождения праведного Иоанна. Другие Иоанновские чтения с 1999 г. проводятся в Санкт-Петербурге. Большинство докладов на Иоанновских чтениях так или иначе связано с духовным, педагогическим, литературным наследием святого Иоанна Кронштадтского, привлекающим к себе все большее и большее внимание современных людей. Еще одной данью памяти праведному Иоанну его земляков стало открытие в здании бывшей духовной семинарии (ныне главном корпусе Поморского государственного университета) домового храма, освященного в его честь.

Память праведного Иоанна Кронштадтского совершается 20 декабря (по новому стилю — 2 января).

XX век

События, которые принес России ХХ век, позволяют сравнивать его разве что с веком 17-м. Потому что он стал временем многих, зачастую трагических, перемен, которые изменили всю жизнь России. Коснулись они и Православной Церкви, которую новая, богоборная власть пыталась уничтожить. Но, тем не менее, не смогла. Именно поэтому почти все северные святые этого столетия — мученики, положившие жизнь за веру Христову. Достойные продолжатели и последователи тех, кто в далеком 15 веке принес в наш край свет Православной веры. Здесь будут приведены жития наиболее ярких и значимых для нашего края святых, совершивших свой подвиг на Архангельской земле. Разумеется, на самом деле их было куда больше. Несмотря на несхожесть характеров, их объединяют глубокая вера и верность Православной Церкви. Даже перед лицом смерти. Верится, что молитвенное обращение к ним поможет преодолеть все скорби и соблазны нынешних времен и нам.

Священномученик Никодим, епископ Белгородский

Священномученик Никодим (Кононов) «родился в 1872 г. в Архангельской губернии. Окончил Санкт-Петербургскую Духовную Академию, где на 4 курсе принял монашество и был рукополежен в иеромонаха. Был смотрителем Александро-Невского училища, затем- ректором Калужской духовной семинарии, затем- Олонецкой семинарии. Встречался со св. праведным Иоанном Кронштадтским. Имел степень кандидата богословия (впоследствии магистра). В 1911 г. хиротонисан во епископа Рыльского, викария Курской епархии. С 1913 г. Преосвященный Никодим становится епископом Курским и Белгородским» (85, 222).

Для нас, жителей Архангельской епархии, имя Священномученика Никодима в особенности дорого. Потому что именно он в 1901 г. издал книгу о подвижниках Архангельской земли — «Архангельский Патерик». Сведения о северных подвижниках, вошедшие в эту книгу, он собирал в течение 7 лет.

Помимо «Архангельского Патерика» Святитель Никодим был автором «Олонецкого Патерика», житий Преподобных Иова Ущельского и Трифона Печенгского, а также являлся одним из главных составителей многотомного труда «Жизнеописания отечественных подвижников благочестия 18—19 столетий». Будучи епископом в Белгороде, он «много потрудился в связи с состоявшимся вскоре открытием св. мощей Святителя Иоасафа Белгородского. Преносвященным Никодимом были составлены две молитвы Святителю, а также большой труд «Житие, прославление и чудеса Святителя Иоасафа» (85, 222).

В послереволюционные годы- годы гонений на Церковь, «архипастырь мужественно встал на защиту Христовой правды и бесстрашно обличал безбожную власть с амвона» (85, 222). В 1918 г., в Праздник Рождества Христова Святитель Никодим был арестован печально знаменитым своими зверствами чекистом Саенко. Однако верующие отправили к Саенко делегацию с просьбой отпустить Святителя. Просьба их была уважена. Владыку выпустили. Однако только на один день. А просивших за него верующих арестовали. Одну из них, жену священника, учительницу Каенскую, в тот же день расстреляли.

На другие сутки Святитель Никодим был повторно арестован, «очевидно, подвергнут пыткам и на четвертый день Рождества убит. Когда Преосвященного вывели на казнь, он трижды благословил производивших расстрел китайцев, и это произвело на них такое впечатление, что они категорически отказались стрелять в епископа, несмотря на угрозы. Были вызваны другие исполнители казни, к которым Владыку вывели уже в солдатской шинели. Это было 10 января (по новому стилю) 1919 г. Труп Священномученика Никодима был брошен в общую могилу. Однако, жители Белгорода ежедневно служили возле этой могилы панихиды, тем самым почитая память убиенного Святителя (3, 73).

Во время прихода в Белгород Белой армии, мощи Священномученика Никодима были перенесены в Свято- Троицкий мужской монастырь и погребены близ раки Святителя Иоасафа Белгородского (85, 223).

Определением Архиерейского Собора Русской Православной Церкви от 13—16 августа 2000 г. Священномученик Никодим, епископ Белгородский, причислен к сонму Новомучеников и исповедников Российских.

Хотя его мученический подвиг совершился на Белгородской земле, северяне почитают Священномученика Никодима, как своего святого земляка, уроженца Архангельского края. А также — как автора книги о святых Архангельской земли. Среди сонма которых находится ныне и он сам.

Священномученик Вениамин, митрополит Петроградский

Святитель Вениамин Петроградский родился в 1873 (или 1874 ) году в семье священника Нименского Погоста, отца Павла Казанского. В крещении он получил имя Василия. Села, где он появился на свет, сейчас нет. До конца 80-х годов в этом месте, километрах в десяти от железнодорожной станции Няндома, располагался дом отдыха, впоследствии закрытый (86, 11). А когда- то там было село. И был в нем храм, построенный в честь Праздника Преображения. Сейчас на этом месте строится новый Спасо-Преображенский храм. А 13 августа 2002 г., в день памяти святителя Вениамина, рядом со строящимся храмом был поставлен и освящен памятный Крест. В храме на Нименгском погосте почти сорок лет прослужил уважаемый в округе отец будущего святителя, о. Павел Казанский. Рядом с храмом, где о. Павел прослужил почти всю свою жизнь, он был и похоронен. В годы гонений на веру могила его была срыта, но сейчас установлено место, где она находилась. Между прочим, отец Павел Казанский «много сделал для просвещения местных жителей. В деревнях прихода открыл пять церковных школ» (86, 11). В августе 2002 г. на здании школы в селе Андреевское, где преподавал о. Павел Казанский, была открыта мемориальная доска. Вместе со своей женой Марией, отец Павел воспитал трех сыновей и дочь. «Все сыновья окончили Каргопольское духовное училище и служили Церкви» (86, 11). Среди них Василий был старшим. Отличался застенчивостью, и незаурядными способностями. Очень любил читать книги. Разумеется, духовные. Как сообщает его житие, «полюбив чтение житий святых, он восхищался их духовными подвигами, сожалея о том, что в современном ему мире он лишен возможности пострадать за веру Православную» (67, 284).

Окончив Петрозаводскую духовную семинарию, Василий Казанский продолжил свое образование в Санкт-Петербургской духовной Академии. При этом «студентом он активно участвовал в деятельности «Общества распространения религиозно-нравственного просвещения», организуя беседы среди рабочих. На третьем курсе (в 1895 г.) принял монашеский постриг с именем Вениамина. В 1897 г., по окончании Академии, преподавал в Рижской духовной семинарии, а два года спустя стал инспектором Холмской духовной семинарии. По отзывам ректора этой семинарии, впоследствии митрополита, Евлогия (Георгиевского) «это был молоденький, скромный, кроткий, улыбающийся монах, а дело повел крепкой рукой и достиг добрых результатов» (86, 11).

С октября 1905 г. архимандрит Вениамин был назначен ректором Санкт-Петербургской семинарии. Неоднократно удостаивался правительственных наград. В 1901 г. он был рукоположен во епископа Гдовского, викария Санкт- Петербургской епархии (86, 11).

24 марта 1917 года, «после февральской революции и увольнения на покой митрополита Петроградского и Ладожского Питирима, голосованием клира и мирян он был избран архиепископом Петроградским и Ладожским, и 25 мая утвержден Святейшим Синодом» (86, 11). При этом титул его был изменен на «Петроградский и Гдовский». 13 августа его возвели в сан митрополита.

Назначение епископа Вениамина исходило, таким образом, от самого народа. Спустя 5 лет, во время суда над ним, именно об этом вспомнит его адвокат Гурович: «это же ставленник народа, первый ставленник, который никогда не порывал с народом» (87, 72). Именно так это и было в действительности. Вот еще одно из воспоминаний о нем. «Епископа Вениамина отличало тесное общение с паствой. Он часто служил не только в богатых столичных церквах, но и в храмах на рабочих окраинах и в отдаленных селах. Десятки верст прошел он, нередко под дождем и по грязи, в крестных ходах с общим пением, подавая пример священникам и мирянам. Немалое внимание уделял движению за народную трезвость. Все богослужения сопровождал сердечным словом, близким и понятным простым людям» (86, 11). Люди называли его просто: «наш батюшка Вениамин» (67, 284).

По утверждению современного церковного историка, протоиерея В. Цыпина, митрополит Вениамин «был, вероятно, самым аполитичным во всем российском епископате» (74, 85). Это подтверждается его собственными словами. «Сразу же после избрания на Петроградскую кафедру святитель заявил: «я стою за свободную Церковь. Она должна быть чужда политики, ибо в прошлом она много от нее пострадала. Самая главная задача сейчас — это устроить и наладить нашу приходскую жизнь» (67, 284- 285).

Летом 1921 г. начался голод в Поволжье. Митрополит Вениамин не мог не откликнуться на чужую беду. Он «стал активно привлекать приходы и монастыри Петроградской епархии к оказанию помощи голодающим» (86, 11). «Он благословил передачу церковных ценностей, не имеющих богослужебного употребления, на нужды бедствующих» (67, 285). Известны его слова о том, что он готов своими руками снять драгоценную ризу с почитаемой Казанской иконы Божией Матери и отдать ее, чтобы спасти людей от голода (78, 437). Однако он просил о том, чтобы в комиссию по добровольному изъятию ценностей были включены представители от приходов (86, 11).

Он не знал, что в это время существовала секретная инструкция Совнаркома от 19 марта 1922 года, согласно которой изъятие церковных ценностей должно было производиться в насильственном порядке и «вылиться в «яростную антирелигиозную кампанию», в результате которой планировалось истребить как можно «большее число реакционного духовенства и реакционной буржуазии» (86, 11). Добровольный почин верующих не интересовал никого. Изъятие ценностей стало производиться в принудительном порядке. При этом, естественно, не обходилось без столкновений и жертв. Протоиерей В. Цыпин приводит такую статистику: «при изъятии церковного достояния в 1414 случаях власть прибегала к оружию, в итоге изъятое составило 33 пуда золота, 24000 пудов серебра и несколько тысяч драгоценных камней» (74, 76). В апреле 1922 г. в Москве состоялся первый крупный «церковный процесс» над духовенством, в результате которого пятеро из подсудимых были расстреляны (74, 77). Первый крупный процесс, но отнюдь не последний.

Борьба большевиков с Православной Церковью имела разные формы. В том числе — и в попытках ее расколоть, используя для этого честолюбивых священников, стремившихся захватить в ней власть. И вот «в мае 1922 г. в Москве был арестован Патриарх Тихон, и власти способствовали созданию послушного им «церковного управления» (86, 11). Лучше всего для этого подходили так называемые обновленцы, представители активно сотрудничавшего с Советской властью движения «Живая Церковь». В народе их насмешливо называли «живцами». Самой яркой личностью среди них был протоиерей Александр Введенский. Впоследствии он стал обновленческим «митрополитом». Умный, несколько эксцентричный, Введенский был крайне честолюбивым и гордым человеком. Воспользовавшись кампанией по изъятию ценностей и арестом Патриарха, он попытался осуществить свои честолюбивые планы, добившись от Святителя Тихона благословения на созыв Собора и заявления об уходе на покой. Безусловно, что это была только уловка, предполагавшая захват «живцами» власти в Церкви (88, 247). Однако Святитель Тихон отказался выполнить то, что хотели от него обновленцы, и передал власть своим местоблюстителям, первым из которых был митрополит Ярославский Агафангел (Преображенский), а вторым — митрополит Вениамин (88, 251). Поэтому обновленцы пытались склонить на свою сторону этих иерархов, а, когда это не удалось — устранить их. Так, протоиерей Введенский «попытался утвердить власть ВЦУ (обновленческого Высшего Церковного Управления) в Петрограде. Он явился к митрополиту Вениамину и потребовал от него подчинения ВЦУ» (89, 197).

Однако Святитель Вениамин не только отказался признать обновленцев и подчиниться им, но «обратился к духовенству и верующим с призывом не признавать ВЦУ, считать участников его похитителями церковной власти» (89, 197). А Введенского и его сторонников предал анафеме (74, 84). Но Введенский явился к митрополиту снова. На этот раз не один, а с председателем Петроградского ГПУ Бакаевым. «Они требовали от митрополита отмены постановления о ВЦУ. В случае несогласия угрожали митрополиту гибелью. Он ответил: «делайте, что хотите, а я ни от одного слова не откажусь» (89, 197).

29 мая 1922 года Святитель Вениамин был арестован. Существует рассказ о том, как перед арестом у ворот Александро-Невской Лавры он повстречался с Введенским. Тот подошел под благословение. «Отец Александр, мы же с Вами не в Гефсиманском саду», — сказал митрополит, намекая на предательский поцелуй Иуды. (89, 82). При этом благословить Введенского он отказался.

В это время в покоях митрополита уже шел обыск. А предупрежденный заранее Введенский, как представитель ВЦУ, просто-напросто пришел, чтобы принять его канцелярию (89, 82)…

Есть интереснейшее воспоминание, относящееся к истории отношений А. Введенского и митрополита Вениамина. Уже во время суда над митрополитом один из обвинителей, Драницын, посетил квартиру Введенского. «Когда я поднялся, чтобы уходить, — вспоминал Драницын, — с удивлением увидел на стене, в головах, большой портрет митрополита Вениамина. На нем прочел: «Моему большому другу». Ничего не сказав, посмотрел на Введенского. Он был смущен» (74, 87). Как говорится, комментарии излишни.

10 июня того же года в Петрограде начался судебный процесс, к которому, помимо митрополита Вениамина, было привлечено еще 85 человек, представителей как духовенства, так и мирян. Этот процесс сполна выявил то уважение, с которым относились к Вениамину жители Петрограда. Когда он входил в зал суда, все, присутствовавшие в зале, вставали(89, 198).

Но исход судебного процесса был предрешен заранее. И приговор, который вынесли подсудимым, оказался жестоким. К расстрелу было приговорено 10 человек. Впоследствии шестерых помиловали. А в отношении четверых — митрополита Вениамина, архимандрита Сергия (Шеина), Ю.П. Новицкого и И.М. Ковшарова смертный приговор оставили в силе.

По-разному встретили его осужденные. «Новицкий в своем последнем слове сказал, что никаких контрреволюционных выступлений не было. Ковшаров заявил, что процесс — маскировка действительных намерений власти. Архимандрит Сергий хладнокровно бросил в лицо судьям: «…я буду жалеть вас и о вас молиться» (89, 204). А святитель Вениамин сказал, что «к самому обвинению он относится спокойно, но не может отнестись спокойно к тому, что его назвали «врагом народа». «Народ я люблю и отдал за него все. И народ любит меня. Не знаю, что вы скажете мне в приговоре: жизнь или смерть? Но, что бы вы ни сказали, я осеню себя крестом и скажу — слава Богу за все» (89, 204).

Они ждали смерти около месяца — с 5 июля 1922 года, когда суд завершился, до той ночи с 12 на 13 августа, когда их, «обритых и одетых в лохмотья, чтобы их не опознали и не отбили у конвоя питерцы, отвезли на станцию Пороховое и там расстреляли» (86, 11).

В настоящее время опубликованы воспоминания одного из участников этого процесса, протоиерея Михаила Чельцова. Он тоже был приговорен к смертной казни, но помилован и расстрелян 9 лет спустя, в 1931 году. В них он описал свои переживания в ожидании расстрела, сделав вывод о том, что даже без смертного приговора «тюремное одиночество легко и естественно может довести до сумасшествия» (90, 130). Благодаря воспоминаниям о. Михаила Чельцова мы знаем о том, как готовился к смерти митрополит Вениамин. Он сообщает рассказ об этом неких «официальных лиц» — «митрополит молится по 14 часов в сутки, и производит на надзирателей самое тяжелое впечатление, почему они отказываются от несения ими их обязанностей в отношении к нему (87, 107). Судя по всему, для надзирателей была очевидна невиновность митрополита и они не боялись говорить об этом. Хотя спасти его, разумеется, не могли.

Существует несколько свидетельств о том, как был расстрелян Святитель Вениамин. Один из очевидцев рассказывал, что «митрополит Вениамин тихо молился, крестясь». Так, с молитвой на устах, и встретил смерть (83, 11).

Есть и другой рассказ, известный благодаря иеросхимонаху Сампсону (Сиверсу). Судя по нему, «семь раз стреляли в него и не могли ничего сделать. Тогда расстрельщик взмолился: «батя, помолись, измучились в тебя стрелять!» Митрополит произнес краткую молитву и «благословил их. Зарядили восьмой раз, и он был убит» (91, 291). Скорее всего, этот рассказ является легендой. Однако, стоит согласиться, что не о всяких людях слагаются такие легенды.

Так мученической кончиной завершилась жизнь Святителя Вениамина Петроградского. В 1992 г. он был причислен к лику святых Православной Церкви.

Особенно свято чтят память Священномученика Вениамина не только в Санкт-Петербурге, где он пострадал за Христа, но и на Каргопольской земле, где он родился. В г. Няндоме в его честь освящен храм. Пока что это единственный в России храм, освященный в память Святителя Вениамина.

Память священномученика Вениамина совершается 31 июля и 4 апреля по новому стилю.

Священноисповедник Лука, архиепископ Крымский и Симферопольский

Судьба этого святого ярка и неповторима. Ибо в своей земной жизни он соединил два служения Богу и людям. Одно — в качестве архипастыря. Другое — в качестве врача-хирурга. Подобных ему не бывало и вряд ли когда- либо будет.

Валентин Феликсович Войно-Ясенецкий (так звали в миру Святителя Луку) родился в 1877 г. в Керчи в семье провизора. По окончании гимназии в Киеве в качестве дела, которому решил посвятить жизнь, он избрал медицину. Хотя он сам впоследствии вспоминал, что испытывал больше склонностей к занятиям живописью, тогда как «к естественным наукам чувствовал почти отвращение» (92, 14). Однако, как глубоко верующий человек, посчитал своей обязанностью «заняться тем, что полезно для страдающих людей» (93, 11). И этот жертвенный поступок его был вознагражден Богом. Святитель Лука вспоминал, что, участь на медицинском факультете Киевского университета, он увлекся хирургией. Впоследствии об его хирургическом мастерстве было сложено много легенд. Сам же он в своих «Воспоминаниях» так резюмировал итог своих юношеских исканий — «из неудавшегося художника я стал художником в анатомии и хирургом» (92, 14).

По окончании университета В.Ф. Войно-Ясенецкий в составе медицинского отряда Красного Креста участвовал в русско-японской войне. В военно-полевом госпитале в Чите он успешно оперировал раненых. Между прочим, там он встретил женщину, которая стала его женой и матерью его четырех детей — сестру милосердия Анну Ланскую, которую раненые прозвали «святой сестрой» за ее «исключительную доброту и кротость характера» (92, 17).

Впоследствии семья Войно-Ясенецких жила в разных городах России — Ардатове, Фатеже, Переславле- Залесском, Ташкенте. И везде В.Ф. Войно-Ясенецкий много и успешно оперировал больных. Занимался и научной работой. В 1915 г. вышла его первая книга — «Регионарная анестезия», посвященная вопросам местного обезболивания при оперативном лечении больных. За эту работу автор был удостоен премии Варшавского университета. «Эту награду получали авторы лучших сочинений, прокладывающих новые пути в медицине» (93, 15). В 1916 г. за этот труд он был удостоен степени доктора медицинских наук. Вслед за этим у В.Ф. Войно-Ясенецкого возникла мысль изложить свой обширный хирургический опыт в книге под заглавием «Очерки гнойной хирургии». Причем, как он вспоминал позднее, при этом ему явилась «крайне странная, неотвязная мысль: когда эта книга будет написана, на ней будет стоять имя епископа» (93, 17).

В 1917 г. умерла от туберкулеза жена В.Ф. Войно-Ясенецкого. А в 1921 г. он принял сан священника. Вслед за тем, в 1993 г. — монашеский постриг с именем Луки и епископский сан. Надо сказать, что сам он не искал священнического сана. Стать священником ему предложил епископ Ташкентский и Туркестанский Иннокентий (Пустынский), впоследствии примкнувший к обновленцам и ставший, несмотря на свою ненависть к ним, обновленческим «митрополитом Северного края». Между прочим, местом жительства этого «митрополита» впоследствии тоже стал Архангельск, а местом его служения — Соломбальская церковь Святителя Мартина Исповедника, где сохранились ноты с его автографами. Предложение стать священником хирург В. Ф. Войно-Ясенецкий принял, как Божий призыв, и не стал от него отказываться. «Буду священником, если это угодно Богу» — сказал он епископу Иннокентию.

Принятие священства в двадцатые годы требовало от человека немалого мужества. Ведь это было время разгула «воинствующего атеизма». А Святитель Лука не боялся открыто вступиться за Православную веру, которую в то время стремились вытеснить из сердец и памяти людей. Вот его собственные слова, объясняющие, почему он это сделал. «При виде кощунственных карнавалов и издевательств над Господом нашим Иисусом Христом, мое сердце громко кричало: «не могу молчать!» И я чувствовал, что мой долг — защищать проповедью оскорбляемого Спасителя нашего и восхвалять Его безмерное милосердие к роду человеческому» (92, 30). На эту тему он проповедовал и писал. Иногда это проявлялось и во вроде бы житейских эпизодах, когда он заступался за икону, которую выбрасывали из операционной. Или когда отказался лечить человека, повредившего глаз при разрушении храма. Но даже это мог позволить себе только достаточно смелый человек. Особенно, если учесть, что последний случай относится к периоду его сибирской ссылки, когда он был абсолютно беззащитен и бесправен.

Но самой яркой проповедью христианства, которую всю свою жизнь вел Святитель Лука, было его служение в качестве врача-хирурга. Вряд ли возможно назвать хирурга, равного ему в его врачебном искусстве. «Он одним из первых в России делал операции не только на желчных путях, почках, желудке и кишечнике, но даже на сердце и на мозге. Прекрасно владел и техникой глазных операций. Такой диапазон кажется сегодня невероятным…» (94, 14). А один из лучших его биографов, Марк Поповский, упоминает о том, что в 1924 г., за десять лет до официально известного случая трансплантации чужеродной почечной ткани, он пересадил больному почку свиньи, то есть» произвел операцию, с которой отсчитывается эра пересадок почки в нашей стране» (95, 88).

Но этот искуснейший хирург был необычайно смиренным человеком, чуждым врачебных амбиций. Он признавал себя лишь орудием в руках Бога. «Это вас Бог исцелил моими руками. Молитесь Ему», — так говорил он пациентам, пытавшимся его «отблагодарить» (93, 30). При этом больных он благословлял. Перед каждой операцией молился. А перед тем, как сделать на коже разрез, «трижды осенял крестным знамением операционное поле» (96, 86). А если прибавить, что операции его почти всегда были успешными и что сам он говорил, что «исцеляет он с помощью Господа Иисуса Христа» (97, 68), то хирургическая деятельность Святителя Луки была самой настоящей проповедью Православия. Хотя она и не звучала с церковного амвона.

Глубоко христианской была и личная жизнь Святителя Луки. Он отличался крайней нестяжательностью. Даже не брал традиционных в медицине со времен Гиппократа «приношений врачу» от больных (97, 52). Будучи архиепископом в Симферополе, «всегда ходил в чиненых рясах с прорванными локтями». А на предложение племянницы сшить новую одежду отвечал ей так: «латай, латай, Вера, бедных много» (97, 95), предпочитая потратить эти деньги на еду для бедствующих людей. Множество из них ежедневно приходили к дому, где жил Владыка, где их кормили обедом… И это милосердие архиепископа-хирурга было убедительней самых красноречивых, но не подкрепленных делами, проповедей.

За свои православные убеждения Святителю Луке пришлось заплатить 11 годами мытарств по тюрьмам и ссылкам. Енисейск, Красноярск, Архангельск — вот города, где не по своей воле побывал епископ — хирург. Ссылка в Архангельск была второй из его ссылок, и длилась три года — с 1931 по 1933 гг. Причиной ее послужило то, что «в Ташкенте Войно-Ясенецкий был несправедливо обвинен в пособничестве самоубийству одного психически ненормального ученого» (98, 10). Этот человек, профессор И.П. Михайловский, после смерти своего сына забальзамировал его тело и пытался проводить опыты по его оживлению, а позднее застрелился. По просьбе его жены, желавшей похоронить Михайловского по-христиански, святитель Лука выдал священнику справку о том, что профессор был психически болен (99, 206). Это и было вменено ему в вину.

Первоначально Святитель Лука был отправлен в г. Котлас, в лагерь «Макариха», где жили «раскулаченные» и выселенные на Север крестяне из ряда российских губерний. В это время там свирепствовала эпидемию брюшного тифа, уносившая в день до семидесяти человек. Однако Господь спас его — в это время в Котласе нехватало врачей, и прибывший ссыльный хирург оказался настоящей находкой. «Мне предоставили работать по хирургии в большой амбулатории», — вспоминал потом Святитель Лука. Однако уже вскоре его перевели в Архангельск (100, 212). Там Святитель Лука работал в качестве хирурга в так называемой «2-й Советской амбулатории» (впоследствии поликлинике № 2 Ломоносовского района)(95, 10), а также занимался подготовкой к печати своего основного труда — «Очерков гнойной хирургии». «Ибо первое издание ставших классическими «Очерков гнойной хирургии» увидело свет в 1934 году, как раз после архангельской ссылки(98, 10). Дом, по улице Петроградской (ныне ул. Ломоносова), 126, где жил святитель Лука во время своей ссылки, не сохранился.

В Архангельске епископ Лука пробыл до ноября 1933 г. Хотя срок его ссылки истек еще в мае этого года. По свидетельству одного из биографов Святителя Луки, «вторую свою ссылку он считал легкой» (93, 40). Хотя это несколько не соответствует тому, что писал о ней сам Святитель Лука в своих воспоминаниях: «в первый год жизни в Архангельске я испытывал большие затруднения в отношении квартиры и был почти бездомным» (92, 72). Молиться он ходил в Свято-Ильинский собор.

В Архангельске Святитель Лука «разработал новый метод лечения гнойных ран. Его вызвали в Ленинград, и лично Киров уговаривал его снять сан, после чего обещал тут же представить ему институт. Но Владыка не согласился даже на печатание своей книги без указания сана» (93, 40). Однако, «Очерки гнойной хирургии» все-таки вышли в 1934 году, выдержав два переиздания. По вполне понятным причинам, на обложке этой книги «имя епископа» не стояло. Хотя давнее предчувствие автора о том, что он в это время будет епископом, сбылось. За этот труд Святитель Лука получил в 1946 г. Сталинскую премию 1 степени. Причем почти всю пожертвовал «в помощь детям, пострадавшим в войне» (93, 52).

Для нашего времени чрезвычайно актуален его опыт перенесения лишений. Известно, что они способны сделать человека озлобленным, безжалостным, мстительным. Но Святитель Лука, много выстрадав, сумел не превратиться в замкнутого мизантропа. Не следует думать, что он забыл то, что пережил «по острогам и ссылкам» (97, 85). Он не забыл ничего, но простил гонителям. И при этом не разучился быть милосердным к больным. Известно, что когда началась Великая Отечественная война, он, будучи в очередной ссылке под г. Красноярском, «пришел к руководству райцентра и предложил свой опыт, знание, мастерство для лечения воинов Советской армии» (93, 48). Причем это не было попыткой получить свободу. Потому что заявление, сделанное в связи с этим архиепископом Лукой, кончалось потрясающими словами — «по окончании войны готов вернуться в ссылку» (97, 46). Стало быть, он, как врач, просто-напросто не мог оставаться в стороне при виде страданий людей, которым он мог бы помочь.

С октября 1941 г. Святитель Лука стал консультантом всех госпиталей Красноярского края и главным хирургом эвакогоспиталя. При этом много работал, совершая по пяти больших операций в день. Несмотря на то, что в это время ему было уже за шестьдесят, проводил в операционной по пять- десять часов ежедневно. Особое внимание уделял тяжелораненым (97, 49-50), которых нередко спасал от смерти.

Одиннадцать лет, через мытарства тюрем и ссылок, пронес Святитель Лука верность избранному им жизненному пути, верность Православию. Его пытались сломить, увлечь заманчивыми обещаниями, уговорить. Даже его родной брат Владимир, в посланном ему в 1922 г. письме уговаривал его снять рясу и уйти в науку, в создание новых трудов по хирургии (99, 192). Он мог бы получить свободу, известность, возглавлять институт, который ему готовы были предоставить, ценой одной-единственной уступки. От него требовалось только снять сан, покаяться перед властью, отречься от Бога. Он предпочел вынести любые страдания, но не предал свою веру. Свобода пришла к нему лишь в 1942 году. В 1944 г. он становится архиепископом Тамбовским. В 1946 г. — архиепископом Крымским и Симферопольским. В это время из-за прогрессирующей потери зрения Святитель Лука уже не мог заниматься хирургической деятельностью.

Творческое наследие Святителя Луки крайне обширно. Это и труды по медицине. И проповеди, «из которых 750 записаны и составляют 18 томов машинописи» (93, 67). И написанная им с целью доказать истинность Православия неверующим и отступившим от веры людям, книга «Дух, душа, тело» (93, 56). И, наконец, воспоминания, которые неоднократно переиздавались (например, в 1996 г., под названием «Я полюбил страдание…»). Много страданий выпало на долю Святителя Луки. Но он знал, что терпит их за правое дело — за дело Божие. И иной судьбы для себя не хотел. На исходе своей жизни, в одном из писем к сыну, он написал — «даже если бы не изменилось столь существенно положение Церкви, если бы не защищала меня моя высокая научная ценность, я не поколебался быв снова выступить на путь активного служения Церкви. А к тюрьме и ссылкам я привык и не боюсь их» (92, 159).

О Святителе Луке сложено много легенд. Одну из них, не публиковавшуюся ни в одной из книг о нем, мне пришлось слышать от одной, ныне покойной, прихожанки Соломбальского храма. Эта женщина лечилась у Святителя Луки, вероятно, в период его архангельской ссылки. Ее воспоминания об архиепископе Луке были кратки, и сводились, в основном, к удивлению тем, что он был одновременно и врачом, и архиереем. Более интересной была легенда, которую она рассказала мне. Она относится к последним годам жизни Святителя Луки (примерно к 1955- 1961 гг.), когда он окончательно потерял зрение. Несмотря на то, что это произошло, многие тяжелобольные люди, для которых надежда на его помощь оставалась последней надеждой, отказывались верить, что великий хирург уже ничем не сможет им помочь. Ведь «окружающие привыкли видеть в нем не слабого старика, а ученого, целителя, благодетеля, сильного своей наукой и своей верой» (97, 117). И они по-прежнему посылали ему письма, умоляя о помощи, прося совета. Слепому архиепископу эти письма читал его секретарь. А он диктовал для каждого больного ответы с рекомендациями, как им поступить. Причем те, кто следовал этим советам, исцелялись.

Жизненный путь Святителя Луки завершился 11 июня 1961 г. в Симфорополе. Определением Синода Украинской Православной Церкви от 22 ноября 1995 г. он был причислен к лику местночтимых святых. А определением Поместного Собора Русской Православной Церкви от 13-16 августа 2000 г. установлено всероссийское почитание памяти Священноисповедника Луки.

Память священноисповедника Луки празднуется по старому стилю 29 мая (по новому стилю- 11 июня).

Преподобномученики Вениамин и Никифор

Преподобномученик Вениамин был последним настоятелем Спасо-Преображенского Соловецкого монастыря, до его закрытия Советской властью в 1920 году. Он родился в 1869 г., в Шенкурском уезде, в семье крестьянина. В 1893 году Василий Васильевич Кононов (так звали будущего преподобномученика в миру), покинув родительский дом, отправился в Соловецкий монастырь, где три года был трудником. В 1897 году он стал послушником этого монастыря. «В течение шести лет он проходил череду послушаний — старостой в хлебопекарне, заведующим расходческой лавкой» (101, 53).

Об его духовном возрастании в этот период могут свидетельствовать строки из его послужного списка. Вот какая характеристика давалась в нем послушнику Николаю: «очень благонравен, послушен и верен, с большими задатками к внутреннему самоуглублению и духовной деятельности» (101 ,53).

В 1903 г. послушник Николай был пострижен в монахи, получив при этом имя- Вениамин. В 1905 г. рукоположен в сан иеродиакона, а в 1908 г. — в сан иеромонаха. Одновременно со служением в храме он проходил и другие послушания — «состоял законоучителем братского училища, приставником при святых мощах Преподобных Зосимы и Савватия» (101, 53). В 1909 г., после кончины монастырского духовника, иеромонаха Дамаскина, новым духовником Соловецкой обители был избран иеромонах Вениамин.

«В 1912 г, после девятнадцатилетнего пребывания в Соловецком монастыре, отец Вениамин назначается на должность настоятеля Антониево-Сийского монастыря, с возведением в сан архимандрита» (77, 54). А в августе 1918 года архимандрит Вениамин становится настоятелем монастыря, где начиналась его иноческая жизнь — Соловецкой обители.

Жизнь в северных монастырях перед революцией и после нее была отнюдь не спокойной и безмятежной. Революционные идеи легко увлекали часть насельников и насельниц обителей, не всегда отличавшихся духовной стойкостью. Так в 1912 г. в женском Сурском монастыре «монахини, забыв иноческий обет, водили знакомство с ссыльными, пели революционные песни» (102, 10). Ряд послушниц отказывались повиноваться настоятельнице, игумении Порфирии, за что были изгнаны из монастыря (56, 114). Сейчас в это трудно поверить — но это действительно было. Впоследствии, в декабре 1920 г. сурским монахиням на горьком опыте пришлось убедиться в лживости революционных лозунгов и идей. Ибо в декабре того самого года их монастырь был закрыт, а сами они в зимнюю стужу изгнаны оттуда…

Нечто подобное пришлось пережить и Соловецкому монастырю, где летом 1918 г. объявилась группа «красных монахов», бывших матросов с броненосца «Потемкин». Однако «архимандриту Вениамину удалось восстановить внутренний порядок. Монахи-бунтовщики покинули архипелаг» (101, 54).

Спустя месяц после взятия г. Архангельска частями Красной армии, «на Соловки прибыла Особая комиссия Губревкома, начались обыски и ограбление монастыря, вывоз ценностей, которые удалось обнаружить, запасов продовольствия» (101, 54). В том же году архимандрит Вениамин и его ближайший помощник иеромонах Никифор (Кучин) были арестованы и отправлены на принудительные работы в село Холмогоры, в только что организованный там концентрационный лагерь. Они пробыли там два года, пребывая, по выражению одного из страстотерпцев того времени, «во узах и горьких работах».

Холмогорский концлагерь был, пожалуй, страшнее печально знаменитого Соловецкого концлагеря- «СЛОН». В нем производились массовые расстрелы. Так, на острове Ельничном за два дня было казнено около 700 человек. В основном это были священнослужители. Среди них мог оказаться и архимандрит Вениамин. Однако, Господь, по недоведомым судьбам Своим, не благоволил ему принять мученический венец в Холмогорском лагере. Это произошло позднее.

Спустя два года лагерных мытарств архимандрит Вениамин и иеромонах Никифор были освобождены. К этому времени Соловецкий монастырь был уже упразднен, а через год, в 1923 г., превращен в концлагерь. Поэтому бывшие насельники разоренной обители приехали в Архангельск. Одно время жили они на Соловецком подворье, а затем, по 17 июня 1926 г., им давал приют архангельский фармацевт, Александр Алексеевич Левичев. «Православный хозяин денег с монахов не брал, жили они на пожертвования, присылаемые духовными детьми архимандрита» (101, 54).

Однако архимандрит Вениамин, пытаясь «устроить монастырскую жизнь заново» (101, 54), покинул Архангельск. «По совету бывшего послушника Соловецкого монастыря Степана Антонова летом 1920 г. монахи переехали в село Часовенское Архангельской области к сестре Степана Анне Антоновой, и этим же летом соорудили в глухом лесу небольшую избу, на расстоянии сорока верст от ближайшего населенного пункта — деревни Коровкинской» (101, 55). В тех краях, помимо них, скрывались другие насельники Соловецкого монастыря, изгнанные безбожниками из родной обители.

Жизнь архамандрита Вениамина и иеромонаха Никифора проходила подобно жизни пустынников прошлого, «в молитвах и постоянных трудах» (101, 55). Они ловили рыбу, выращивали овощи, которыми и питались. Обстановка их лесной кельи была бедной и убогой. Единственными «ценностями» были самовар, кофейник, да еще настольные часы. В лесной глуши, вдали от людей, изгнанники- монахи прожили три год. 16 апреля 1928 года, накануне Праздника Пасхи, два пришлых в эти края крестьянина, Степан Ярыгин и Владимир Иванов, решили ограбить монахов. Ради этого злодеи готовы были на убийство беззащитных людей. Вооружившись винтовкой и ножом-штыком, они направились в лес.

В это время архимандрит Вениамин и иеромонах Никифор совершали праздничное вечернее Богослужение. Шел вторник Светлой седмицы. Возможно, что до карауливших наступление ночи убийц доносились звуки Пасхального тропаря: «Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав»…

«Когда совсем стемнело, и в доме погас свет, Иванов и его сообщник подошли к избушке и начали через окна стрелять в монахов. Стрелял Иванов. Однако ограбить избушку они не смогли: обуял необъятный ужас. Они так и не посмели войти в келлию». Забрались только на чердак, где прихватили кое-какие немудрящие вещи убитых монахов, а также керосин. Керосином они облили избушку снаружи, а затем подожгли. В это время «мученики-иноки были еще живы — на следствии Иванов говорил, что слышал их крики» (101, 55).

Так, мученическим венцом завершилась земная жизнь последнего архимандрита Соловецкого монастыря, преподобномученика Вениамина, который удостоился «ради Христа не только веровать в Него, но и страдать за Него» (Флп. 1. 29).

На Архиерейском Соборе Русской Православной Церкви от 13—16 августа 2000 г. священномученик Вениамин был причислен к сонму Новомучеников и исповедников Российских. Память его совершается в день его мученической кончины.

Преподобномученик Никон Оптинский

Преподобномученик Никон был последним из сонма известных не только в России, но и за ее пределами старцев Калужской Введенской Оптиной пустыни. Он родился 26 сентября 1888 г. в многодетной дружной и благочестивой семье московских купцов Беляевых. В Крещении был назван Николаем, в честь Святителя Николая, Мирликийского Чудотворца (103, 11).

Заслуживает внимания один случай, произошедший с его матерью, Верой Лаврентьевной. Однажды дом Беляевых посетил Праведный Иоанн Кронштадтский. «Отслужив молебен, он благословил молодую мать и подарил ей свою фотографию с собственноручной подписью и датой — год 1888 — год рождения сына Николая» (103, 12).

«Коля рос веселым, резвым ребенком. Несмотря на некоторую неповоротливость, он был очень ловок, предприимчив и изобретателен в разных детских играх и забавах» (103, 13). Но в это же самое время с ним произошло еще одно необыкновенное событие. В возрасте лет пяти мальчик тяжело заболел. Все усилия врачей спасти его оказались безрезультатными. Обнимая похолодевшее, бездыханное тельце младенца, его мать горячо молила Святителя Николая сохранить ему жизнь. И совершилось чудо. Мертвый ребенок ожил. «Впоследствии Оптинский старец Варсонофий особенно подчеркивал таинственное значение этого случая, в смысле явного предназначения Николая к иноческой жизни» (103, 12).

Следует сказать и о том воспитании, которое получили Николай Беляев и его братья и сестры. Их родители позаботились о том, чтобы дети не только обучились светским наукам и музыке, но и о том, чтобы они выросли благочестивыми людьми. Маленькие Беляевы почти ежедневно посещали храм, выполняли утреннее и вечернее молитвенное правило. В доме часто читались вслух Евангелие и жития Святых (103, 17). Особенным благочестием отличался младший брат Николая — Иванушка, мечтавший о монашестве.

Окончив гимназию, Николай Беляев поступил учиться на физико-математический факультет Московского университета. Однако, «сердце его было занято другим — «единым на потребу»» (103, 22). 11 февраля 1907 г. Николай и Иван Беляевы объявили матери о своем желании уйти в монастырь. Вера Лаврентьевна благословила сыновей медными крестиками. Впоследствии, став иеромонахом Никоном, через все страдания пронес и сохранил Николай Беляев материнское благословение (103, 25).

22 декабря 1907 г. братья Беляевы поселились в Иоанно-Предтеченском скиту Оптиной пустыни. Предварительно они несколько раз гостили в Оптиной. В это время Николаю исполнилось 19 лет. Ивану — 17 (103, 37). Около года братья проходили различные послушания, в том числе связанные с незнакомым им прежде тяжелым трудом. Выдержав предварительный искус, 29 января 1908 г., они были причислены к братству скита в качестве послушников. Духовным руководителем их стал скитоначальник игумен Варсонофий.

Судьба этого подвижника, также причисленного к лику святых на Архиерейском Соборе 2000 г, заслуживает хотя бы краткого рассказа о ней. Старец Варсонофий (в миру Павел Иванович Плиханков) «происходил из дворянской семьи, был по-светски образованным и очень начитанным, как в мирском, так и в духовном отношении» (103, 123). До своего ухода в монастырь был военным, ушел в отставку в чине полковника. Когда он сменил офицерский мундир на подрясник послушника, ему было уже 47 лет (104, 75). Еще живя в миру, он вел жизнь, непохожую на мирскую, за что подвергался насмешкам сослуживцев. Например, за то, что на каждый праздник собирал бедных ребятишек и устраивал им угощение (105, 98). Или за то, что не посещал танцев и спектаклей в театре — обычных развлечений богатых людей того времени.

Позволим себе привести боголюбивому читателю одно из изречений преподобного Варсонофия. В нем он говорит о духовном восхождении, к которому призван каждый православный христианин. «По примеру праведного Моисея оторвемся и мы от суеты и молвы людской, пойдем на Синай. Хорошо там! Хорошо быть с Господом! А на Фаворе со Христом Спасителем, наверное, еще лучше. Нужно идти на Фавор. Но всегда помнить при этом, что путь туда человеку через Голгофу. И иного пути нет» (106, 70- 71). Эти слова как нельзя лучше подходят для нас, христиан современности, призванных, по пророческим речениям преподобных Отцов древности, спасаться терпеливым перенесением находящих скорбей.

Однако путь на Голгофу способен проделать не каждый. И слишком велик соблазн сойти с креста. Так произошло с младшим братом Николая Беляева, Иваном. «Иванушка», восторженный юноша, мечтавший о монашестве, не смог вынести всех трудностей иноческого жития. Не смог выработать в себе смирения, отсечения своей воли. Поэтому в 1910 г. Иван покинул Оптину пустынь. Впоследствии он женился на сестре милосердия, забыв про свое увлечение монашеством и про то, что некогда был иноком (103, 138). Николай же остался в Оптиной Пустыни на долгие годы. Пока, в годы Советской власти, монастырь не был закрыт, а остававшиеся в нем монахи — изгнаны или арестованы.

В апреля 1910 г. послушника Николая постригли в рясофор. Старец Варсонофий напутствовал юного инока следующими словами: «Постриг в рясофор имеет большое значение для монаха. Какое дадите себе направление и настроение в первое время при пострижении, таким оно и останется до конца жизни» (105, 109). Это напутствие, а также многие другие душеполезные изречения игумена Варсонофия, сохранил для нас «Дневник», который вел послушник Оптиной пустыни Николай Беляев. Записи в нем обрываются с того времени, когда в 1912 г. старец Варсонофий был посвящен в сан архимандрита и назначен настоятелем Свято- Троицкого Ново-Голутвина монастыря под Москвой.

Спустя 3 года, 24 мая 1915 г., 27-летний инок Николай Беляев был пострижен в мантию с именем Никон. А перед самой революцией, 3 ноября 1917 г. его посвятили в сан иеромонаха. В этом сане он пребывал до самой своей мученической кончины — последний из оптинских старцев…

В 1923 г. Оптина пустынь, подобно множеству других российских монастырей, была закрыта. «В качестве музейных рабочих и сторожей в монастыре оставили 15 братьев, а остальным приказали убираться, куда глаза глядят» (107, 17). По благословению последнего архимандрита Оптиной пустыни, Исаакия 11, иеромонах Никон остался служить при монастырском храме в честь Казанской Божией Матери. «Благословляю тебя служить и принимать людей на исповедь» — сказал он иеромонаху Никону (107, 18). И тот пробыл в стенах разоренного монастыря еще около года, духовно окормляя маленькую общину, состоявшую из сестер закрытого к тому времени женского Шамординского монастыря.

«В кухне служили всенощные бдения, сюда приходили духовные дети из Козельска и многочисленные богомольцы, по-прежнему съезжавшиеся к могилкам старцев со всех концов России: народная тропа в Оптину не желала зарастать» (107, 19). Наконец, в июне 1924 года, отец Никон был изгнан из стен Оптиной пустыни «воинствующими атеистами». Последний раз отслужив всенощное бдение, он покинул монастырь и переселился в г. Козельск, где служил в Успенском соборе. При этом иеромонах Никон «окормлял уцелевших шамординских монахинь и паломников» (107, 19).

В 1927 г. иеромонах Никон был арестован. Около года он пробыл в тюрьме г. Калуги. Отсюда, при одном из свиданий, он передал пришедшей навестить его монахине Амвросии (Оберучевой) книгу, которая была с ним в его заключении. Это был 5 том сочинений Святителя Игнатия Брянчанинова — «Приношение современному монашеству». На полях книги рукой иеромонаха Никона были сделаны заметки. Сейчас они изданы отдельной брошюрой под названием «Завещание духовным детям». Приведем некоторые из этих изречений:

«Необходимо всем приготовиться к скорбям. Без признания себя достойным скорбей за свое падение нельзя познать Спасителя. Бесскорбная жизнь — признак неблаговоления Божия к человеку. Не следует завидовать живущим бесскорбно, ибо конец их бесскорбия плачевен. Искушения и скорби обнаруживают состояние души человеческой, выражаясь языком современным, они являются как бы каким экзаменом. Принимай то, что посылает Бог. Плод скорбей — в очищении души и ее духовном состоянии. Его надо хранить» (108, 11). «Скорби попускаются, чтобы обнаружилось, кто любит Бога действительно. Без терпения скорбей даже благодарная душа не способна к Царствию Божию. Твердое терпение скорбей равносильно мученичеству. Скорби ничего не значат в сравнении с духовными благами» (108, 15).

«Великодушие и настойчивость в борьбе с грехом необходимы, хотя бы грех по временам и одолевал. Призыв к покаянию — зов Божий. Оживление души совершается волею Божией и силою Божией. Но от человека требуется его произволение в принесении Богу покаяния. Срок покаяния, потребного согрешившему, известен единому Богу. Покаяние только тогда признается искренним и действительным, когда последствием его бывает оставление греха смертного» (108, 24).

«Чтение — одно из необходимых деланий. Без чтения или слушания чтения нельзя узнать истину. Говоря о чтении, разумею исключительно чтение Священного Писания и писаний отеческих и церковных. Духовному росту предела нет, поэтому перечитывание имеет огромное значение. Лучше с благоговением и вниманием перечитывать небольшое количество книг, нежели многое читать наскоро. Но чтение только тогда будет приносить желаемую пользу, когда читаемое будет по мере сил и возможностей входить в жизнь, становится правилом жизни, а не простым, голым, бездушным и холодным знанием. Поэтому нужно читать со вниманием и стараться жить по духу того, что читаешь» (108, 9).

27 января 1928 г., иеромонах Никон вместе с другими заключенными был отправлен на Соловки. Однако из-за непогоды этап задержался на пересыльном пункте в Кеми. Там отца Никона оставили в качестве сторожа. В апреле 1929 г. он был переведен в Карелию, на Попов остров. Отбыв лагерный срок, иеромонах Никон был отправлен «на вольную ссылку» в пределах Архангельской области.

Перед отправкой в ссылку заключенные проходили медосмотр. Во время его врач обнаружил у иеромонаха Никона туберкулез легких и посоветовал просить о переводе в местность с более здоровым климатом. Посоветовавшись со своим товарищем по заключению, оптинским монахом Агапитом (Таубе), отец Никон решил предать себя воле Божией, сказав врачу: «воля Божия да совершается…» «Вот слова праведной души, всего себя, всю жизнь и все благоговейно приносящей в жертву Богу!» (103, 215).

В июне 1930 г. иеромонах Никон и о. Агапит поселились в деревне Нижнее Ладино под Архангельском. Однако, в августе 1930 г. отца Никона переместили на Пинегу, в деревню Воспола. Это было его последнее земное пристанище, последний этап его земного страдания. Он нашел квартиру в «доме одной женщины, которая, кроме большой платы деньгами, поставила в условие своему квартиранту выполнять все тяжелые физические работы по дому» (103, 220). Эта женщина «с характером исключительно сварливым, злым и жестоким, помыкала им, как рабом своим. Казалось, что сам бес вселился в нее, заставляя мучить о. Никона. Жестокая старуха не давала ему ни покоя, ни отдыха. Изнемогая от слабости, он беспрекословно выполнял все…при постоянно повышенной температуре и с больной ногой» (103, 222-223). В конце концов, узнав, что он неизлечимо болен туберкулезом, она в зимнюю стужу выгнала его из дома, выбросив на улицу его вещи…(103, 225). Тогда его товарищ по несчастью, бывший насельник Оптиной пустыни, иеродиакон Петр, перевез умирающего о. Никона в околоток Козлово, в деревню Валдокурье, за 3 км. от Восполы, в дом Александры Ефимовны Прялковой, где жил и сам.

Там его разыскала приехавшая к нему духовная дочь, инокиня Ирина (впоследствии схимонахиня Серафима). Она нашла отца Никона уже угасающим, прикованным к одру болезни, покрытым вшами. В таком состоянии он «выполнял свое молитвенное правило, читал Священное Писание, писал письма» (103, 232). Единственным, что печалило его, было то, его духовник, отец Паисий, не благословил его причащаться Св. Христовых Таин самому. А приходил к нему редко — раз в неделю…» (107, 24).

Инокиня Ирина своими заботами скрасила последние дни умирающего преподобномученика Никона. Она же стала свидетельницей видения, бывшего ему за 4 дня до кончины. Перед смертью он видел Оптинского старца Макария, который пришел его исповедать. «Не зная, что и думать, она ушла на другую половину дома, откуда, казалось целую вечность звучал батюшкин голос, и она боялась расслышать слова этой таинственной исповеди» (107, 25).

На чужбине, среди страданий, 8 июля по новому стилю, завершилась земная жизнь последнего старца Оптиной пустыни- иеромонаха Никона. Кончина его была праведной. До самой смерти он писал записочки своим духовным чадам. Вот текст последней из них: «какая красота в духовных книгах…» Она так и осталась недописанной.

«Господь даровал Своему слуге мирную христианскую кончину, и по преставлении почтил соответствующим его сану и заслугам погребением». Проводить его в последний путь пришло множество ссыльных. Одних священнослужителей было 12. Несмотря на то, что все они находились на работе, за 60 км. от Валдокурья, они вдруг получили выходной — «точно на погребение его они были отпущены» (103, 240).

В 30-е годы могила иеромонаха Никона была раскопана хулиганами. Поэтому «его духовные чада совершили перезахоронение» (107, 28). Лишь немногие знали, где находились его мощи.

По недоведомым судьбам Божиим местом кончины последнего из оптинских старцев стала Архангельская земля. Поэтому он, один из сонма святых подвижников этой обители, духовный наследник живших прежде него ее отцов, является молитвенником и за наш край. И через него протянулась незримая нить духовной связи между Оптиной Пустынью и далеко отстоящим от нее Архангельским краем.

Дом, где умер иеромонах Никон, сохранился до наших дней. Это — единственный уцелевший дом в околотке Козлово (107, 28). А 8 июля 1989 г. над восстановленной могилой преподобномученика Никона была совершена первая панихида. Отслужил ее прибывший на Пинегу насельник возрожденной Оптиной пустыни — иеромонах Феофилакт.

Определением Архиерейского Собора, проходившего в г. Москве с 13 по 16 августа 2000 г., иеромонах Никон (Беляев), в числе других 14 отцов Оптиной Пустыни, был причислен к лику святых. Память его празднуется 25 июня по старому стилю. По новому стилю дата эта приходится на 8 июля.

Священомученики архимандриты Павел (Моисеев) и Феодосий (Соболев), иеромонахи Никодим (Щапков) и Серафим (Кулаков)

Все эти новомученики были постриженниками различных северных монастырей. Однако по недоведомым судьбам Господним к осени 1918 г. все они оказались в Николаевском Коряжемском монастыре. Где вместе и пострадали за Христа (109, 1-17).

Первым из них следует назвать архимандрита Павла, тогдашнего настоятеля Коряжемской обители, в миру — Ивана Яковлевича Моисеева. Он родился 16 февраля 1849 г. в семье крестьянина Грязовецкого уезда Вологодской губернии. С детских лет он отличался как глубокой верой, так и стремлением к знаниям. Не имея возможности посещать сельскую школу, он сам, по подаренной ему Псалтири, выучился грамоте. Любимыми книгами его были жития святых. Однако, по сейчас неизвестным нам причинам Иван смог уйти в монастырь только в тридцатилетнем возрасте. В марте 1880 г. он стал послушником Павло-Обнорского монастыря. Однако уже в начале октября этого года его постригли в монахи с именем Павел. Через месяц рукоположили во иеродиакона. А 24 июня 1881 г. — во иеромонаха.

Если вспомнить, что послушнический искус в дореволюционных монастырях мог длиться десятилетиями, подобное может показаться невероятным. Но, видимо, за годы жизни в миру Иван Моисеев смог в достаточной мере воспитать в себе все качества, какими должен обладать инок — смирение, трудолюбие, целомудрие и послушание. И, еще не будучи постриженным, вел себя так, как подобает настоящему монаху.

Вероятно, именно этим следует объяснить и то, что именно ему, простому крестьянину-самоучке, поручался целый ряд ответственных административных послушаний. С декабря 1881 г. иеромонах Павел по поручению епархиального начальства в течение полугода управлял Павло-Обнорским монастырем. С этим делом он справился успешно и через полтора года получил два новых, крайне ответственных послушания, став казначеем и духовником этой обители. Доказательством того, что и здесь он проявил себя с лучшей стороны, стало награждение его в 1889 г. «за усердную службу» набедренником. А спустя полгода иеромонах Павел был переведен в Николаево-Прилуцкий монастырь, располагавшийся под г. Вологдой, для исполнения там обязанностей настоятеля. Надо сказать, что и на новом месте он пользовался такими же любовью и уважением, как и в своей родной обители. Неудивительно, что в 1896 г. иеромонаха Павла назначили временно исполняющим обязанности благочинного монастырей Великоустюжского викариатства, а спустя два года утвердили в этой должности. Вскоре после этого он стал настоятелем Прилуцкого монастыря, а 24 июня 1898 г. — был возведен в игуменский сан.

13 марта 1902 г. игумен Павел стал настоятелем Коряжемского монастыря. О его трудах по управлению этой обителью лучше всего свидетельствует то, что в 1908 г. по указу Вологодской консистории он был награжден орденом Святой Анны третьей степени. 21 мая 1914 г. епископ Великоустюжский Алексий (Бельковский) возвел игумена Павла в сан архимандрита.

С 1897 г. в том же Коряжемском монастыре поселился и иеромонах Никодим. Вернее, был переведен туда из Троицкой Стефано-Ульяновской обители, пострижеником которой он являлся. В отличие от архимандрита Павла (Моисеева), отец Никодим (в миру Николай) происходил из мещанского сословия. Он родился 20 октября 1852 г. в г. Великом Устюге, в семье мещанина Константина Щапкова. Родители воспитали его в традициях православного благочестия. Между прочим, юный Николай так любил книги (разумеется, прежде всего церковные), что проводил за ними все свое время. Пока в 20-летнем возрасте не ушел в монастырь. Следует сказать, что, прежде чем Николай стал монахом, ему пришлось вынести немало испытаний. Сперва ему было отказано в приеме в обитель. Потом ему все-таки разрешили остаться, но без зачисления в состав братии. Поэтому Николаю пришлось прожить в Стефано-Ульяновской обители в течение 11 лет, подчиняясь тамошнему уставу и выполняя послушания. И лишь после этого, в 1883 г., он стал послушником. Это свидетельствует прежде всего о глубине веры и твердости характера Николая Щапкова, который, несмотря ни на какие трудности, все-таки остался верен избранному монашескому пути. Видимо, это понимало и монастырское начальство. Потому что уже спустя три года, 7 августа 1886 г., Николая постригли в монахи с именем Никодим. Спустя год он был рукоположен во иеродиакона, а 25 мая 1896 г. — во иеромонаха. Спустя еще год указом Вологодской консистории, иеромонаха Николая перевели в Коряжемский монастырь. С 1903 г. он нес там послушание казначея, духовника и благочинного. Имел и ряд наград. Так, в 1899 г. он, за трудолюбие и усердное служение был награжден набедренником. А в 1908 г. — наперсным крестом.

Несколько позднее, в 1904 г., из Николаевского Прилуцкого монастыря в Коряжемскую обитель был переведен послушник Николай Кулаков. Он был родом из крестьян Галичского уезда Костромской губернии. С детства любил ходить в храм и петь на клиросе. А в 1898 г. 24-летний Николай ушел в монастырь, где тоже нес клиросное послушание. Спустя шесть лет, по указу Великоустюжского духовного правления, он был переведен в Коряжемскую обитель. Там 14 марта 1904 г. Николая постригли в монахи с именем Серафим. Через два года он стал иеродиаконом, а 1 июля 1907 г. — иеромонахом. За усердную службу в марте 1914 г. был награжден набедренником.

Так, в служении Богу, в несении назначенных им послушаний, проходила жизнь этих монахов до 1917 г. Вернее, до того времени, когда пришедшие к власти большевики открыто заявили о своем враждебном отношении к Богу и к Православной Церкви. И свидетельством этому были начавшиеся репрессии в отношении священнослужителей. Первым в списке жертв богоборцев стал зверски убитый в Царском селе вскоре после Октябрьского переворота 1917 г. протоиерей Николай Кочуров. 7 февраля 1918 г. в Киеве был убит митрополит Владимир (Богоявленский). Впоследствии мартиролог новомучеников пополнило множество других имен. В том числе — и имен северян.

В августе 1918 г. в Коряжемский монастырь прибыл из г. Сольвычегодская находившийся на покое бывший настоятель тамошней Введенской обители архимандрит Феодосий. Вероятно, за советом. Потому что ранее, 5 февраля 1918 г., новой властью был издан печально известный Декрет «Об отделении школы от государства и школы от Церкви». В этом документе слишком многие пункты звучали зловеще. Например, такой:

«Никакие церкви и религиозные общества не имеют права владеть собственностью. Прав юридического лица они не имеют. Все имущества существующих в России церквей и религиозных обществ объявляются народным достоянием» (110, 30).

Разумеется, верующие люди прекрасно понимали, что на деле речь пойдет о банальном и бессовестном грабеже храмов и монастырей. Поэтому каждый православный человек того времени неминуемо становился перед выбором — как поступить ему самому? Превратиться в покорного исполнителя воли врагов Церкви или остаться верным Богу? И тогда неминуемо разделить судьбу тех священнослужителей, что к этому времени уже пали от рук богоборцев? Тогда это приходилось решать многим. В том числе и архимандриту Феодосию.

Архимандрит Феодосий прожил весьма долгую жизнь. Он родился 11 сентября 1842 г. Отец его, Доримедонт Алексеевич Соболев, был священником Жаровской Петропавловской церкви Вельского уезда. Мать, Ольга Алексеевна, тоже происходила из духовного сословия. Детей у них было шестеро. Разумеется, Федор (так звали в миру архимандрита Феодосия), тоже, по примеру отца, решил стать священником. Окончив в 1864 г. Вологодскую семинарию и женившись, он 22 ноября того же года был рукоположен Вологодским и Тотемским епископом Христофором в сан священника. За ревностное служение спустя пять лет молодой батюшка был награжден набедренником. Между прочим, по примеру отца, устроившего школу для крестьянских ребятишек и, вместе со своей матушкой преподававшего в ней, о. Феодор любил заниматься педагогической деятельностью. В 1869 г. он был переведен служить в Тотемский Богоявленский собор, и, одновременно с этим, назначен на должность учителя латинского языка в Тотемское духовное училище. При этом, вопреки известной шутке А.С. Пушкина, что «латынь из моды вышла ныне», он так хорошо преподавал этот язык, что спустя шесть лет получил за это благодарность от ревизора от Святейшего Синода, приехавшего инспектировать данное училище. Впоследствие «за усердное и полезное служение по духовно-училищному ведомству» его наградили скуфьей.

После смерти жены бездетный о. Феодор решил уйти в монастырь. В 1879 г. он был принят в Тотемский Спасо-Суморин монастырь. Через год назначили казначеем. А спустя два года, 6 марта 1881 г. постригли в монахи с именем Феодосия. В 1885 г. он получил послушание исполнять должность настоятеля Николаевского Прилуцкого монастыря. А через два года возводится в сан игумена и становится настоятелем другой вологодской обители — Кадниковской Дионисиево-Глушицкой. Однако игумен Феодосий не стремился к начальственным должностям. И полученная им власть не радовала, а тяготила его. Поэтому вскоре подал прошение о возвращении его в Тотемский Суморин монастырь, где он начал свою монашескую жизнь. Спустя год он был определен на должность духовника его братии. Помимо этого, будучи там, он в течение четырех лет преподавал Закон Божий в Спасо-Суморинской церковно-приходской школе, за что от Синода был награжден Библией.

В 1896 г. игумен Феодосий получает очередное послушание — настоятеля Арсениево-Комельского монастыря, а спустя пять лет — переводится в Устюжский Михайло-Архангельскую обитель, на должность духовника учеников Устюжского духовного училища, а также насельников женского Иоанно-Предтеченского, и Михайло-Архангельского мужского монастырей. С 1902 г. его назначают игуменом Устюжского Николаево-Прилуцкого монастыря и благочинным обителей Великоустюжского викариатства. В 1905 г., за свои труды игумен Иоанн получил награду — орден Святой Анны 3-й степени. Вторично таким орденом, уже 2-й степени, он был награжден в 1912 г. Наконец, в сентябре 1907 г. возведенный в сан архимандрита о. Иоанн назначается настоятелем Сольвычегодского Введенского монастыря. Этой обителью он управлял до 1916 г., пока возраст и связанные с ним болезни не побудили его подать прошение об уходе на покой. После того, как туда был назначен новый настоятель, игумен Леонид (Молчанов), «заштатный» архимандрит Иоанн продолжал жить в Сольвычегодской обители, по мере сил помогая ее процветанию. Пока, как уже говорилось выше, в августе 1918 г. не решил посетить Коряжемский монастырь.

…27 сентября, в Праздник Воздвижения Креста Господня, после Литургии, настоятель Коряжемского монастыря, архимандрит Павел (Моисеев) по обычаю произнес проповедь, призывая молящихся просить Господа даровать им силы в несении жизненного креста. Но никто не мог предполагать, что спустя три дня четверо из присутствующих в храме сподобятся мученического венца…

А за четыре дня до этого один из крестьян Великоустюжского уезда сделал в Сольвычегодскую ЧК заявление о том, что в Яренском уезде в лесных избушках прячутся «какие-то богатые люди, по-видимому, скрываются буржуи». И что, ночуя в Коряжемском монастыре, он тоже видал там подобных «сомнительных типов, от чего-то укрывающихся». В те годы, да и позднее, даже подозрения в укрывательстве «контрреволюционеров» было вполне достаточно для того, чтобы запустить механизм карательной машины. Со всеми последствиями этого. И уже спустя четыре дня после этого заявления, 30 сентября, в Коряжемский монастырь нагрянули военком и члены Сольвычегодской ЧК. Они потребовали от настоятеля и братии «…выдать все потайники, где что хранится, как-то деньги, и.т.п…» Однако, не найдя при обыска ни денег, ни «сомнительных типов», ЧК обвинила в неподчинении власти четырех человек — настоятеля архимандрита Павла, архимандрита Феодосия, а также двух иеромонахов — Серафима и Никодима. И, объявив их «главарями противной банды», приговорила к расстрелу. В тот же день, в два часа пополудни, их вывезли на пустынный островок на реке Вычегде и расстреляли. Так четыре монаха, постриженики разных обителей, вместе приняли мученическую смерть за Христа. А спустя 85 лет, в декабре 2005 г. они были причислены к лику святых и включены в собор Новомучеников и исповедников Российских. Память их совершается также в день их расстрела — 30 сентября по новому стилю (или 17 сентября по старому стилю).

Преподобномученик Леонид (Молчанов)

Преподобномученик Леонид (Молчанов) родился в 1872 г. в семье крестьянина из деревни Захарово Старорусского уезда Новогородской губернии (111, 1-14). С детства он отличался добротой и сострадательностью, а также любовью к церковным службам. В их деревне был храм, и Лев (так звали в миру преподобномученика Леонида) с детских лет читал и пел там на клиросе. Именно эта глубокая религиозность мальчика и побудила местного священника упросить его отца, Петра Молчанова, отдать сына в земскую школу. Окончив ее, Лев продолжал трудиться при храме. Судя по тому, что юноша не спешил, подобно своим сверстникам, обзавестись семьей, он всерьез раздумывал о том, чтобы посвятить жизнь служению Богу. Хотя окончательный выбор он сделал позднее.

Когда Льву исполнилось 22 года, его призвали в армию. Он прослужил там восемь лет. Безусловно, что долгая солдатская служба, как, ранее, и послушание при церкви, стала для него школой таких христианских добродетелей, как смирение и послушание. Как, возможно, она повлияла и на окончательный выбор им дальнейшего жизненного пути — выйдя в запас, Лев Молчанов решил уйти в монастырь. С 1901 г. он стал послушником Перекомского монастыря, находившегося на берегу озера Ильмень.

Однако путь Льва Молчанова к монашеству оказался долгим и трудным. Потому что вскоре, в 1904 г., его снова призвали в армию. На этот раз — на русско-японскую войну, откуда он вернулся в Перекомский монастырь с боевой наградой, которой удостаивали храбрых и героических воинов — Георгиевским крестом. Но самый главный и жестокий бой предстоял ему впереди, много лет спустя…

В 1906 г. послушник Лев подал прошение о переводе в Юрьев монастырь, расположенный в окрестностях Новгорода. Тот самый монастырь, настоятелем которого в свое время был пламенный защитник Православия — архимандрит Фотий (Спасский). Именно в этой обители в 1907 г. 35-летний Лев Молчанов был пострижен в монахи с именем Леонид. А чуть позже, в Праздник Покрова Пресвятой Богородицы, рукоположен во иеродиакона. Иеромонахом он стал спустя год, 28 июля 1908 г., будучи в это время насельником уже другого монастыря — Кирилло-Белозерского, куда перешел по собственному желанию.

В 1911 г. иеромонах Леонид получил весьма ответственное послушание — исполняющего обязанности настоятеля Ирапской Филипповой пустыни. Здесь он проявил себя не только деятельным и рачительным организатором, радевшим об укреплении хозяйства обители. Но еще и человеком, который назидал братию прежде всего собственным примером жизни во Христе. Поэтому спустя три года, в 1914 г., о. Леонид назначили настоятелем Ирапской пустыни. А в марте 1915 г. возвели в сан игумена.

8 ноября 1917 г. игумен Леонид был переведен на должность настоятеля старинного Сольвычегодского монастыря Вологодской епархии. Обитель эта была основана в 1569 г. знаменитыми купцами-промышленниками Строгановыми, и издавна славилась не только своими величественными и богато украшенными зданиями, но также и тем, что именно в нем почивали мощи сольвычегодских святых — блаженных Михаила, Иродиона, Фомы и Иоанна. А еще — строгой жизнью своих насельников. Именно это издавна привлекало в Введенский монастырь многочисленных паломников, которые потом разносили по всем концам России добрую молву о северном монастыре.

Перевод игумена Леонида в Сольвычегодский монастырь совпал с революционными событиями в России и приходом к власти богоборцев. Отныне, согласно печально известному Декрету об отделении Церкви от государства, все церковное имущество переходило в руки новой власти. Иначе говоря, отбиралось ею. Поэтому в октябре 1918 г. местные органы власти заявили о своих правах на имущество монастыря. Настоятелю было велено представить в местные органы власти список того, что принадлежит Введенской обители. Разумеется, для того, чтобы это было удобнее «национализировать», проще говоря, отнять. Игумен понимал это. Как понимал и то, что у безбожников нет никаких прав на то, что принадлежит Церкви, а, значит, Богу. Поэтому он дважды отказывался от составления описи. Но когда представители власти уже в третий раз потребовали у него сделать это, он дал им ответ. Хотя совсем не такой, какой от него ожидали. Приведем этот документ целиком, в современной орфографии:

«Богоотступникам и врагам Церкви Христовой. Опомнитесь, осатанелые — сами пишете, что Церковь отделена, так не дерзайте касаться Священного. Вам мало того, осатанелые, что грабите и убиваете невинных людей, еще восстаете против Самого Бога, Закон Божий изгоняете, святые иконы из школы и дома, которые вы заняли, выносите. Вы забыли, проклятые, что вы дети христиан, вас малолетних по обряду христианскому крестили и приводили в Святую Церковь, приобщали Святых Христовых Таин. Я ожидал вашего покаяния и исправлении, а вы восстаете на большее зло. Помните мои слова: аще не перестанете разорять Церковь Христову, то скоро вас Господь накажет. Я признаю над собой начальство духовное: Патриарха и епископов православных, а вам не подчиняюсь, богоотступникам, врагам Христа моего, и декрета вашего не признаю».

Несмотря на достаточно резкий тон этого послания, или «Слова», как озаглавил его игумен Леонид, его обвинения в адрес Советской власти были совершенно справедливы. Потому что она уже успела зарекомендовать себя, как власть богоборная. И за месяц до этого, в сентябре 1917 г., в Коряжемском монастыре, вместе с его настоятелем, архимандритом Павлом (Моисеевым) и двумя иеромонахами, был расстрелян предшественник игумена Леонида по управлению Сольвычегодской обителью — архимандрит Феодосий (Соболев). Игумен Леонид не мог не знать этого. Но, как настоящий воин Христов, не побоялся обличить врагов Господа и Церкви.

На другой же день, 28 октября, игумен Леонид был вызван на допрос в ЧК. Понимая, что впереди его ждет смерть, он отправился туда после утреннего Богослужения, простившись в братией монастыря. В свою очередь, те проводили его до монастырских ворот, где игумен, обернувшись, благословил их. В последний раз.

Во время допроса игумен Леонид вел себя смело и непреклонно, не скрывая своей неприязни к безбожной власти и ее действиям по отношению к Православной Церкви. «Нахожу, что эта власть — насильственная. И я ее не признаю, как власть богоотступников», — заявил он следователю. — «… раз Церковь отделена от государства, то другим лицам вмешиваться в дела Церкви недопустимо. Я…стою за Святую Церковь».

Уже на следующий день игумену Леониду был вынесен смертный приговор. 13 ноября 1918 г. он был, как говорилось в документах тех лет, «приведен в исполнение». А в 2007 г. бесстрашный исповедник и защитник Православия преподобномученик Леонид был причислен к лику святых. По старому стилю память его совершается 31 октября (по новому — 13 ноября).

Священномученик Антоний (Быстров), архиепископ Архангельский и Холмогорский

Священномученик Антоний, пострадавший за Христа в 1931 г., был архиепископом Архангельским и Холмогорским. Можно сказать, что он был и нашим земляком-северянином. Потому что родился он в селе Нюба Сольвычегодского уезда (112, 1-15). В те времена это была территория Вологодской губернии. Отец его, Михаил Иванович Быстров, был священником, активно занимавшимся различными видами административной, общественной и просветительской деятельности. Впоследствии он был назначен настоятелем яренского Спасо-Преображенского собора, где и прослужил до самой смерти. Мать будущего Святителя, Мария Протомоновна, также была дочерью священника.

Семьи священнослужителей, как правило, многодетные. Вот и у Быстровых было шестеро детей — два сына и дочь Ольга. Николай (так звали в миру Священномученика Антония), родился 11 октября 1858 г.

Воспоминаний об его детских годах не сохранилось. Известно лишь, что он тоже решил стать священником. Вероятнее всего, на этот выбор повлиял пример отца. Потому что в церковной истории разных времен нередки случаи, когда дети благочестивых людей потом становились святыми. Например, отец Святителя Григория Богослова был епископом, а мать, Нона, отличалась великой праведностью и даже умерла во время молитвы. Можно вспомнить и Агафью Мошнину, купеческую вдову, после смерти мужа завершившую начатую им стройку храма, которую она посещала, взяв с собой маленького сына Прохора. Впоследствии Прохор, ставший монахом Саровской пустыни, стал известен по всей России, а в начале ХХ в. причислен к лику святых, как преподобный Серафим Саровский. Вот и будущий Священномученик Николай с рождения воспитывался не только на книжных, но и на живых примерах глубокой веры — на примерах собственных родителей.

В 1879 г., окончив Вологодскую духовную семинарию, Николай Быстров в течение трех лет служил псаломщиком в различных храмах г. Вологды. 15 января 1882 г. он был назначен исполняющим обязанности настоятеля Христорождественской церкви Грязовецкого уезда, а уже 2 февраля рукоположен во священника к этому храму. Спустя два года он стал его настоятелем. Между прочим, женой Николая Быстрова была дочь тамошнего священника, Софья Ивановна. В том же 1882 г. в семье Быстровых произошло еще одно радостное событие — у них родилась дочь, которую назвали Марией.

Отец Николай был, подобно своему отцу, очень деятельной личностью. Помимо совершения Богослужений, он преподавал Закон Божий в местной земской школе. Активно проповедовал в храме. По воскресеньям и праздникам устраивал религиозно-нравственные чтения для взрослых прихожан. В итоге спустя два года после рукоположения его назначили благочинным. А в марте 1886 г. наградили набедренником.

Однако спустя год после рождения дочери матушка о. Николая заболела и умерла. Это означало, что семейного счастья ему уже не знать никогда. Через пять лет после кончины жены, поручив дочь заботам сестры Марии, он решил принять монашеский постриг. Это произошло 7 февраля 1888 г. Так о. Николай стал иеромонахом Антонием.

После пострига он был настоятелем различных монастырей Вологодской епархии. В 1892 г. был возведен в сан игумена, а в 1906 г. — в сан архимандрита. 17 января 1910 г., после учреждения за год до этого Вельского викариатства, был хиротонисан во епископа Вельского. На этой кафедре он пребывал 11 лет (113, 621). Здесь застала его и революция 1917 г. До поры он не подвергался никаким репрессиям. Но местные власти уже составили о нем определенное представление. И нужен был лишь повод, чтобы использовать эти сведения для расправы над ним.

В марте 1921 г., Владыка Антоний был переведен на оставшуюся после ареста епископа Павла (Павловского) без управления Архангельскую и Холмогорскую кафедру. А следом в Архангельскую губернскую ЧК из Вологды поступила собранная там информация о том, что собой представляет новый архиерей:

«Вологодская губернская ЧК уведомляет Вам, что преосвященный Антоний, переведенный на службу…из г. Вологды в г. Архангельск, в политическом отношении является человеком вполне неблагонадежным. К Советской власти относится отрицательно. Подчиняется ей лишь из страха перед ее силой…». В итоге же следовал совет поставить епископа «под постоянный контроль представителей прогрессивного духовенства (речь идет об обновленцах. — авт.)…и самой ЧК» (112, 8-9).

Разумеется, привествовать богоборную власть, подобно иным представителям пресловутого «прогрессивного духовенства» епископ Антоний не мог. Мало того — он активно помогал тем, кто был гоним этой властью. Речь шла о многочисленных заключенных, а также ссыльных священнослужителях и монашествующих, оказавшихся на территории Архангельской епархии. Яркую и драматичную зарисовку тех страданий, которые им приходилось выносить здесь, дал первый биограф епископа Антония, протопресвитер Русской Православной Зарубежной Церкви, протопресвитер Михаил (Польский):

«На церковной паперти стоял длинный ряд юдей в старых потрепанных скуфейках, протягивавших руки, просивших милостыни. Это все священники, монахи и даже архиереи, сосланные сюда со всехконцов России, а здесь просто выброшенные на улицу. Они не имеют права поступить на какую-либо оплачиваемую должность, государственная власть о них не заботится, и, таким образом, они обречены на нищенство» (114, 100).

Епископ Антоний помогал вот таким, обездоленным и бесприютным людям. Как во время голода в Поволжье он же организовал в Архангельской епархии сбор средств для помощи голодающим. Но уже упоминалось, что для новой власти это бедствие было поводом для расправы с теми, кого она считала своими врагами. К их числу относился и епископ Антоний. Не прошло и полугода со времени его приезда в Архангельск, как ОГПУ уже составило на него свою характеристику, звучавшую более чем зловеще:

«…Быстров ярый тихоновец. Идейный продолжатель контрреволюционной политики. Организовал местное консервативное духовенство и мирян для борьбы начавшимся обновленческим движением. Элемент крайне вредный для советской власти…Принимая его популярность среди духовенства и мирян Архангельской епархии, считаю дальнейшее оставление его в Архангельской губернии недопустимо».

В итоге уже в ноябре 1922 г. 67-летний епископ Антоний был выслан в Нарымский край. В Архангельск он вернулся лишь в начале 1926 г. После его приезда церковная жизнь в Архангельске словно ожила. И возобновились сбор денег, продуктов, одежды для заключенных и ссыльных священнослужителей. Мало того — благодаря Владыке Антонию (впоследствии возведенному в сан архиепископа) многие из них получили приходы в Архангельской епархии, заменив своих арестованных и сосланных собратьев. Центром всей этой деятельности была квартира архиепископа Антония. Он же каждый месяц выдавал ссыльным священнослужителям денежное пособие из собранных средств (113, 621). Между прочим, его верной помощницей стала дочь Мария, впоследствии разделившая его мученическую судьбу. В итоге 7 октября 1926 г. архиерея арестовали снова. Правда, через некоторое время выпустили, взяв подписку о невыезде, а дело его прекратили.

4 декабря 1930 г., в день Введения во храм Пресвятой Богородицы, архиепископ Антоний участвовал в праздничном чаепитии. Вместе с ним за столом в сторожке Воскресенской церкви сидели прибывшие год назад в ссылку в г. Архангельск епископы Иннокентий (Тихонов) и Тихон (Шарапов). Были тут и священнослужители, которые участвовали в Богослужении. В том числе, опять-таки, и ссыльные. Никто из присутствующих не мог знать, что, как Крестным страданиям Спасителя предшествовала Тайная вечеря, так и эта трапеза предварит крестную смерть Владыки Антония. Рассказ о ней будет основан на данных из его жития, написанного протопресвитером Михаилом Польским.

Накануне Праздника Крещения Господня, 5 января 1931 г., архиепископ Антоний последний раз служил в храме. Протопресвитер Михаил сообщает, что это было «в кладбищенской церкви, расположенной на окраине». Вероятно, речь идет о Свято-Ильинском храме, ставшего, после разрушения Троицкого кафедрального собора, главным храмом города. Хотя ошибочно датирует арест архиепископа не 1931, а 1932 годом. Итак, 5 января 1931 г., он произнес проповедь, где, «между прочим, коснулся вопроса об ограничении свободы совершения Богослужений» (114, 101). Тем более, что пример этого был налицо — в том году совершить крестный ход на Северную Двину для великого освящения воды оказывалось невозможным из-за запрета властей.

В тот же день, поздно вечером, к епископу пожаловал незваный гость — заведующий «отделением по церковным делам» ОГПУ в сопровождении трех солдат. Между прочим, этот человек в прошлом был студентом-богословом. Поэтому вел себя особенно враждебно. Обыск в квартире архиепископа длился с 11 вечера до 5 утра. Но ничего компрометирующего найдено не было. Под конец обыска руководивший им чекист- отступник взял в руки дароносицу со Святыми Дарами и принялся небрежно поигрывать ею.

«— Гражданин следователь, — строго сказал Владыка, — Церковь запрещает мирянам прикасаться ко Святым Дарам».

Но это замечание лишь раззадорило того — расхохотавшись архиерею в лицо, следователь выбросил Святые Дары на пол и стал топтать их ногами. Владыка Антоний бросился на пол, пытаясь прикрыть Святыню собой — и потерял сознание. Когда он очнулся, его отвели в городскую тюрьму. Единственной вещью, которую он взял с собой, был архиерейский посох — символ пастырства. Словно тем самым свидетельствуя о том, что до конца останется истинным пастырем, верным Христовой Церкви.

В тюрьме от него потребовали снять панагию и крест. Он отказался. «Я служитель Божий и не смею снимать с себя крест!»

— Если Вы не смеете, то это сделаем мы, — ответили ему и силой сорвали с него крест.

Архиепископа Антония посадили в тесную камеру, где, помимо него, сидело уже семь человек. Преимущественно это были уголовники. В те времена такое практиковалось часто — арестованных священнослужителей сажали вместе с бандитами, ожидая, что те будут издеваться над ними. Действительно, такое случалось. Но преступники-сокамерники Владыки Антония отнеслись к нему куда добрее, чем чекисты-богоборцы. И, хотя в камере было всего три койки, одну уступили ему. И лишь один из заключенных осмелился обокрасть его. Как, за обещание свободы, согласился донести на него… (114, 101—102)

На первый допрос архиепископа вызвали лишь через три недели. До этого его пытались сломить иными способами. Например, кормили соленой селедкой, не давая воды. На первом допросе, длившемся 17 часов, ему приедъявили обвинение в поддержке «контрреволюционного духовенства». На это он ответил отрицательно: «не знаю, не помню», не назвав ни тех, кому оказывалась помощь, ни тех, кто помогал ему в этом. Протопресвитер Михаил сообщает еще одну подробность этого допроса: следователь предложил архиерею ответить на три вопроса: каково, по его мнению, положение Церкви в России, и каким оно окажется в будущем. Третий вопрос был таким: желает ли он свержения Советской власти? Ответы Владыки Антония были следующими:

«С внешней стороны положение Церкви в России очень тяжело, но, несмотря на это, в ней открывается благодать Божия. Церковь через страдания своих мучеников будет прославлена, как и в первые века христианства. Он ежедневно просит Господа простить советскому правительству его грехи и молится, чтобы оно больше не проливало крови» (114, 102).

Второй допрос последовал спустя два месяца. Всего же его допрашивали трижды. В течение этого времени архиепископ Антоний находился в тюрьме. И там он находил силы для того, чтобы свидетельствовать о Христе. Владыка читал своим сокамерникам Евангелие и объяснял его содержание. Многие из них впервые услышали о Христе именно от него. Но еще большей проповедью Православной веры стали дела архиепископа Антония. Ему разрешалось получать передачи с воли. Но он почти полностью отдавал их содержимое тем, кто был заключен вместе с ним, как делился с ними и тюремной пищей. Мало того — просыпаясь ночью, те с изумлением видели, как престарелый архиерей, подолгу молится, стоя на коленях. «Строгий пост, молитвенность архиепископа расположила к нему многих заключенных, в том числе, раньше не веровавших в Бога» (113, 621). Безусловно, встреча с таким человеком, остававшимся собой там, где другие гибли физически и духовно, была настоящей школой веры.

Во время второго допроса Владыки Антония следователь, угрожая револьвером, потребовал, чтобы тот признал себя виновным. Когда же тот отказался, с усмешкой заявил: «Ваше Высокопреосвященство будет сидеть здесь до тех пор, пока не признает себя виновным». Впрочем, ему все-таки предложили свободу. В обмен на согласие стать агентом ГПУ. И опять архиепископ отказался. Тогда его перевели в сырую тесную камеру, где находилось пятеро украинцев, совершивших побег из ссылки. Условия содержания в ней были настолько тяжелыми, что «к лету в иные дни заключенные так ослабевали, что не имели даже сил разговаривать. В течение многих часов сидели они, прислонившись к стене, глотая, как вытащенные из воды рыбы, воздух». Когда один из сокамерников Владыки умер, не вынеся этого, труп продержали в камере сутки. А потом на место умершего привели его сына… А архиепископ «лежал на полу, так как там меньше, чем на койке, донимали насекомые. Его страшно мучила жажда. Владыка настолько ослабел, что сам не мог даже удалить насекомых из бороды, они заползали ему в нос, глаза и уши. Другие узники помогали ему» (114, 104). В это время, как сообщает М. Польский, к нему в камеру посадили некоего епископа, который исповедал умиравшего архиерея. Уже в бессознательном состоянии его перенесли в тюремную больницу, где он спустя несколько часов умер. Это произошло 16 июля 1931 года.

По данным М. Польского, верующим отказали в выдаче тела Владыки Антония. Однако, узнав об его кончине, люди следили за тюремными воротами. И видели, как белой ночью оттуда вынесли голое тело архиепископа. Его закопали на Вологодском кладбище, тайно, без гроба. А отпевали его в кладбищенской церкви, где он служил последний раз. «Вместо гроба на средине церкви стоял панихидный столик, а на нем митра, и п сторонам ее возжженные дикирий и трикирий, которыми покойный когда-то благословлял народ. Чин отпевания совершали бывшие в то время в Архангельске ссыльные священники» (114, 104). Единственным архиереем, не побоявшимся возглавить отпевание Владыки Антония, был находившийся в то пору в ссылке в г. Архангельске епископ Лука (Войно-Ясенецкий), впоследствии причисленный к лику святых, как священноисповедник Лука Крымский. Впоследствии архиепископа Антония перезахоронили на кладбище за Свято-Ильинским собором. Однако в настоящее время могила его утрачена.

В 2006 г. архиепископ Антоний был причислен к лику святых. Память его совершается в день, когда он предстал пред Господом, совершив свой мученический подвиг — 16 июля по новому стилю (3 июля по старому стилю).

Священномученик Парфений (Брянских) и мученица Антонина Брянских

Эти двое святых приходились друг другу братом и сестрой. Так, как в древности — Святитель Василий Великий и преподобная Макрина. Или как праведные Артемий Веркольский и Параскева Пиринемская. Хотя, в отличие от пинежских святых, епископ Парфений и его сестра Антонина родились не на Архангельской земле, а в Сибири. Отец их, Арсений Петрович Брянских, был купцом второй гильдии и потомственным почетным гражданином города Иркутска (115, 3-8). Между прочим, семья Брянских была известна не только своими достатком и предприимчивостью, но, прежде всего, щедростью, благочестием и любовью к Церкви. Не случайно дочь Арсения Петровича Брянских от первого брака, Александра, вышла замуж за местного священника Василия Карташева. Когда же рано овдовевший Арсений Петрович женился вторично, именно отец Василий и матушка Александра стали крестными его сыновей Петра и Иннокентия, а также дочери Антонины.

Петр, родившийся в 1881 г., был самым старшим сыном Арсения Петровича Брянских от второго брака. Антонина была на десять лет моложе его. Поэтому, как это нередко бывало в больших и дружных семьях, старший брат опекал сестру, помогал ей в учебе. Надо сказать, что Арсений Брянских постарался дать детям хорошее образование. Приглашал к ним учителей. А затем определил Петра — в Иркутскую гимназию. Иннокентия — в городское училище. А Антонину — в Киевскую женскую гимназию. Разумеется, больше всего надежд он возлагал на старшего сына, Петра, ожидая, что он тоже станет купцом. Однако тот выбрал совсем иной путь, и поступил учиться в Иркутскую духовную семинарию, а затем, закончив ее, продолжил образование в Киевской духовной академии. В 1907 г. он окончил ее, получив ученую степень кандидата богословия. После чего еще восемь месяцев проучился в Берлинском университете. По возвращении в Россию молодой ученый-богослов получил место преподавателя в Казанской духовной семинарии. Одновременно он нес там и послушание библиотекаря. Педагогической деятельностью в различных духовных учебных заведениях он занимался более 10 лет. А в 1917 г. был назначен ректором Бизюковской пастырско-миссионерской семинарии. Между прочим, по его совету сестра Антонина в 1913 г. поступила учиться на историко-философский факультет Московских высших женских курсов. Хотя закончить их, из-за революционных событий 1917 г., она не успела.

31 августа 1912 г. в Почаевской Лавре Петр Брянских был пострижен в монашество с именем Парфений. А уже в начале сентября его рукоположили в иеродиакона, а затем — во иеромонаха. А 16 мая 1921 г. он стал епископом Новомиргородским. С 1921 по 1922 гг. он временно управлял Одесской епархией, затем был назначен епископом Ананьевским, викарием Херсонским. Как помнит читатель, в те годы принятие священного сана, тем более, сана архиерейского, было равносильно избранию мученического пути. Действительно, в конце 1922 г. епископ Парфений был выслан из Ананьева, и поселился в московском Свято-Даниловом монастыре. Туда в 1924 г. к нему вместе с матерью, Анной Васильевной, приехала младшая сестра Антонина. До этого им пришлось пережить и конфискацию имущества, и последовавшую вскоре смерть Арсения Петровича, который не смог пережить этого. И унижения, связанные с их «непролетарским происхождением». Потому что ни одно советское учреждение не соглашалось брать на работу Антонину — дочь купца, сестру епископа.

Теперь следует пояснить читателю, почему изгнанный богоборцами со своей кафедры епископ Парфений поселился именно в Даниловом монастыре. И что собой представлял в то время этот монастырь. Для начала приведу отрывок из воспоминаний монахини Екатерины (Чичериной), духовной дочери даниловского старца, архимандрита Георгия (Лаврова), которая описывает духовную атмосферу данного монастыря в 20-е гг.: «службы в Данилове были в те годы небесные. Владыки Феодора (речь идет о настоятеле монастыря, архиепископе Волоколамском Феодоре (Поздеевском) — авт.) мы уже не застали, он был в ссылке, но успел поставить службу на блистательную высоту. Привлекала сюда и святыня — святые мощи князя Даниила. Появлялись архиереи, вернувшиеся из ссылок, и затем вновь исчезали куда-то. Часто служили сразу несколько архиереев. Даже канон читали и канонаршили нередко архиереи. Проповедовали. После службы к ним выстраивались длиннейшие очереди за благословением. И какие разные были личности. Помнится: Владыка Корнилий (Соболев), Вениамин, Игнатий (Садковский), Владыка Пахомий (Кедров),… Мануил (Лемешевский), Алексий (Симанский (будущий Патриарх)), митрополит Серафим Чичагов и много, много других. Как воины с поля битвы они появлялись и исчезали…» (116, 29)

Архиепископ Феодор, а также ряд его единомышленников были противниками компромиссов с богоборной властью. К их числу относился и епископ Парфений (74, 184). Его первый биограф, протопресвитер Михаил Польский, характеризуя Владыку Парфения, отмечал, что он «отличался необыкновенной прямотой и всегда безбоязненно обличал безбожие и обновленчество» (114, 89). Именно поэтому, оказавшись в Москве, он поселился там, где жили люди, близкие ему по духу.

Пока Антонина Брянских хлопотала о московской прописке, епископа Парфения арестовали и выслали в Коми край. Оттуда он вернулся лишь в 1927 г. Но уже осенью 1929 г. снова был арестован «за контрреволюционную деятельность» (115, 12-16). Его обвинили в том, что он «…будил верующих против закрытия церкви монастыря». Действительно, когда власти решили закрыть монастырские храмы, он организовал сбор подписей в их защиту. Церкви удалось отстоять. А епископа Парфения отправили на три года в новую ссылку. На этот раз — в Казахстан.

В 1931 г. туда вместе с матерью приехала его сестра Антонина, решившая посвятить себя помощи брату. Она привезла туда его книги. Вела его переписку, систематизировала его научные труды. Мало того — именно она доставляла ему и матери средства к существованию. А ведь, как уже говорилось выше, никто не соглашался брать на работу человека «не рабочее-крестьянского происхождения». В ту пору нередко случалось, что люди, спасая себя отрекались от родственников-дворян, священнослужителей, купцов. Но Антонина Брянских до конца осталась верна своему брату. И Богу, которому они служили оба, каждый по-своему.

В 1934 г., когда срок ссылки епископа Парфения истек, он поселился в подмосковном городе Кимры, куда первой, найдя там жилье и работу, переехала Антонина. Потому что жить в столице ему было запрещено. Однако через два месяца его снова арестовали. Опять-таки «за активную церковную деятельность…по созданию контрреволюционной организации Истинно Православной Церкви». Однако сам он на допросах отрицал свое участие в какой-либо контрреволюционной деятельности. Зато не скрывал, что к советской власти относится неприязненно. Потому что это — безбожная, богоборная власть. И что «Русская Церковь лишилась своей внутренней свободы и оказалась порабощенной у антирелигиозного государства». В итоге он был снова отправлен в ссылку. На этот раз — в Северный край на пять лет. Так епископ Парфений оказался в Архангельске.

Вместе с матерью и сестрой он поселился в доме на улице Петроградской (ныне пр. Ломоносова), 253. В этом доме происходили его встречи с местным и ссыльным духовенством. Помимо этого он совершал тайные Богослужения в домовых храмах прихожан Соломбалы, Маймаксы, Ломоносовского района. И в том, что эти встречи и Богослужения достаточно долго были тайной для властей и соглядатаев, опять-таки была заслуга его сестры и сподвижницы Антонины. Она же по-прежнему доставляла матери и брату средства к существованию, работая — то счетоводом в городской типографии, то — учительницей немецкого языка в школе повышенного типа № 1 для взрослых. Совершая свой ежедневный, незаметный для людей подвиг, закончившийся мученической смертью.

3 июля 1937 г. епископ Парфений снова был арестован. И опять ему вменялась в вину «контрреволюционная деятельность». В постановлении об аресте говорилось, что он: «…отбывая ссылку в Архангельске, организовывал контрреволюционную группу из числа церковников и ссыльного духовенства. На проводимых нелегальных сборищах в контрреволюционном духе обсуждал политику советского партии и советского правительства…» Однако все это было ложью. И сам епископ Парфений, и многочисленные свидетели отрицали обвинения в клевете на советское государство. Не скрывая, что на их нелегальных собраниях речь шла совсем о другом — о необходимости хранить верность Церкви и Православной вере, чтобы не дать погибнуть России. Мало того — благодаря предусмотрительности Антонины Брянских, при обыске в их квартире не нашли не только какой-либо антисоветской, но даже религиозной литературы. Все это, как и переписку брата, Антонина заранее спрятала в надежном месте. Таким образом, становилась очевидной ложность обвинений епископа Парфения в «контрреволюционной деятельности». И тогда, как и во время суда над Христом-Спасителем, в ход пошли «показания» лжесвидетелей. Вернее, всего одной женщины, заявившей, будто епископ Парфений позволял себе антисоветские высказывания. Именно они послужили основанием для того, чтобы архиерей был приговорен к расстрелу. И лишь много лет спустя оказалось, что она была негласной сотрудницей НКВД, которую власти использовали для того, чтобы расправиться с непреклонным и мужественным епископом.

16 ноября того же года арестовали и Антонину Брянских. Обвинения ей предъявлено не было. А показания против нее тоже дал всего один лжесвидетель, являвшийся негласным сотрудником НКВД. И допрашивали ее только один раз. На этом единственном допросе, она держалась очень мужественно и наотрез отрицала то, что ее брат занимался «контрреволюционной деятельностью». Как отрицала и свое участие в ней. Но судьба ее тоже была предрешена заранее. 29 декабря 1937 г. тройка УНКВД по Архангельской области признала Антонину Брянских «активной церковницей и активной участницей контрреволюционной группы церковников епископа Парфения Брянских, которая среди окружающего населения вела контрреволюционную агитацию». И приговорила ее к расстрелу.

9 января 1937 г., в праздничные Святочные дни, приговор был приведен в исполнение. А ранее, 22 ноября 1937 г., был расстрелян епископ Парфений (Брянских). Брат и сестра, при жизни вместе служившие Господу, ради него испили одну и ту же мученическую чашу…

…и были прославлены Им по смерти. В 2005 г. к лику Православных святых был причислен священномученик Парфений (Брянских). А в августе 2007 г. — его верная сестра и сподвижница, мученица Антонина.

Священномученик Николай Родимов

Самым старинным из сохранившихся церквей г. Архангельска является Свято-Троицкий храм, расположенный рядом с 1-й городской больницей. Он был построен в 1747 году, и, поскольку ее строили военные Устюжского полка, назывался «полковым». В этом храме хранился целый ряд военных реликвий г. Архангельска: четыре знамени времен Петра Первого, который неоднократно бывал в Архангельске; а также полковое знамя, созданное в 1696 г. для двинских стрельцов «…по именному…великого государя указу». В нем же происходили церемонии обрядов архангельских войск. И прихожанами его в значительной мере тоже были военные (117, 99). В 1930 г. этот храм был закрыт богоборцами. В ту пору священником в нем служил протоиерей Николай Родимов.

Он был родом из Онежского уезда Архангельской губернии. Его отец, Даниил Матвеевич, служил священником в Тихвинской церкви Биричевского прихода. Помимо Николая, родившегося 9 марта 1856 г., у о. Даниила и его матушки Александры Ивановны, было еще девять детей (118, 3—8).

Дальнейшая судьба Николая Родимова сложилась также, как у множества других мальчиков из духовного сословия. Обучившись дома грамоте, он в возрасте 13 лет поступил в Архангельское духовное училище. Кстати, несмотря на то, что по болезни Коля частенько пропускал занятия, он учился хорошо, и считался трудолюбивым и старательным. Выпускные экзамены сдал на отлично. А затем, в 1873 г., он был принят в Архангельскую духовную семинарию, которую тоже окончил успешно, или, как говорили тогда, «по первому разряду». В 1879 г. выпускник семинарии Николай Родимов был определен надзирателем Архангельского духовного училища, а немного позднее женился на дочери майора пограничной службы Глафире Михайловне Энгельгауб. А спустя год, 6 мая 1880 г. епископ Архангельский и Холмогорский Нафанаил (Соборов) рукоположил его в священный сан.

Первым местом служения молодого священника оказался Георгиевский храм Пуйского прихода в Онежском уезде. Надо сказать, что служить на этом бедном и пришедшем в запустение приходе было весьма трудным делом. И, возможно, то, что епископ направил о. Николая именно туда, стало для него своего рода испытанием в верности избранному служению. Но это испытание он выдержал с честью. Благоустроил территорию прихода, обновил убранство храма, открыл школу для крестьянских ребятишек, и сам преподавал им Закон Божий. Одним словом, о. Николай сумел возродить жизнь на некогда захудалом приходе. Его труды были замечены и оценены епархиальным начальством — молодого деятельного батюшку наградили набедренником и утвердили членом благочиннического совета второго благочиния Шенкурского уезда. Это были не единственные награды, полученные им за время своего служения на этом приходе. А спустя девять лет о. Николай был переведен на должность священника Шенкурского Свято-Троицкого женского монастыря. Переселившись в уездный город Шенкурск, он не только совершал Богослужения в монастыре, но еще и преподавал Закон Божий в городской церковно-приходской школе, а также — в уездном училище. За свое трудолюбие, скромность, доброжелательность о. Николай пользовался уважением и любовью горожан и местного духовенства. Поэтому в 1893 г. он был избран делегатом съезда духовенства Шенкурского округа. А спустя год — следователем и членом благочиннического совета Шенкурского округа.

В 1896 г. в судьбе о. Николая произошла очередная перемена — он стал духовником той самой Архангельской семинарии, которую в свое время окончил сам. Помимо этого, у него было еще несколько послушаний. Например, преподавать Закон Божий в школе при семинарии. Кроме этого, он был членом правления Архангельского Духовного училища и Архангельского епархиального свечного завода. За все эти труды он был награжден камилавкой.

Через два года после переезда в г. Архангельск, в 1898 г., о. Николай подал в консисторию прошение о переводе его на должность священника Свято-Троицкой церкви. Епархиальное начальство ответило согласием. И с тех пор о. Николай служил в этом храме. До тех пор, пока богоборная власть не приняла решение закрыть его…

И здесь, на новом месте, он продолжал активно трудиться на благо Церкви. Был членом, а затем и председателем комитета Архангельского свечного завода, а также членом попечительского общества о детском Доме Трудолюбия. Преподавал Закон Божий в детском приюте, в фельдшерской, ветеринарной и повивальной (акушерской) школах, при Архангельском батальоне, а также в школе при храме. Надо сказать, что на протяжение всей своей жизни о. Николай с особенной любовью относился к детям. В том числе, к сиротам. Например, в 1903 г., когда в г. Архангельске открывалось новое здание для приюта, он участвовал в его освящении и произнес при этом трогательную речь, призывая воспитанников «к молитве…, труду и доброй жизни». Возможно, такое участие о. Николая в судьбах сирот было связано с тем, что в 1907 г. он потерял одного из сыновей, 17-летнего Алексея. И собственное горе заставило его обостренно чувствовать и чужое горе. И сострадать ему.

Как уже говорилось ранее, о. Николай Родимов пользовался уважением как своих духовных детей, прихожан и сослужителей, так и епархиального начальства. 25 мая 1908 г. он был возведен в сан протоиерея. А в 1916 г., по указу консистории, назначен духовником архангельского городского духовенства.

Тем временем наступил переломный для России 1917 год. И последствия связанных с этим перемен не могли не отразиться на судьбе протоиерея Николая. В 1920 г. он был арестован в первый раз. Как значится в сохранившихся протоколах заседания Архангельской губернской ЧК, «по обвинению в агитации против Советской власти». Впрочем, после месячного пребывания в городской тюрьме, священник был приговорен к двум годам лагеря условно и выпущен «с предупреждением». Разумеется, ничего хорошего впоследствии это не предвещало. Тем более, что новая власть не скрывала своего богоборного характера. Она (хотя и до поры) терпимо относилась лишь к тем представителям духовенства, которые помогали ей в борьбе с Церковью. Выше, когда шла речь о Священномученике Вениамине Петроградском, уже говорилось, кто из священнослужителей и по каким причинам пошел на сотрудничество с Советской властью. Такие люди были и в Архангельске. Разумеется, кто-то из них примкнул к обновленчеству сознательно, кто-то — из корыстных соображений, кто-то — из опасения за собственную жизнь и свободу. А кто-то (как, например, обновленческий «митрополит Северного края» Иннокентий (Пустынский) — будучи открытым врагом обновленчества, тем не менее, предпочитал оставаться в нем из-за несогласия с политикой всех тогдашних церковных течений. Безусловно, что разброд в стране и репрессии по отношению к Церкви не могли не сказаться на мыслях и поведении многих церковных людей, вне зависимости от их возраста и сана. И тем большей славы заслуживают те, кто не поддался всеобщему смятению. В числе таких людей был и о. Николай Родимов — убежденный приверженец Святителя Тихона (Беллавина) и враг обновленцев. А также преподобномученик Вениамин (Кононов), последний настоятель Соловецкого монастыря, который в 1923 и 1926 гг. неоднократно сослужил ему в Троицкой церкви. Обновленцам же, захватившим к тому времени ряд городских храмов (включая и Свято-Троицкий кафедральный собор) вход туда был заказан.

В 1929 г. православный Архангельск ожидало новое бедствие — советская власть принялась закрывать и разрушать храмы. Последствия этого продолжали ощущаться спустя десятилетия. Так, к 1988 г., когда по всей России праздновалось тысячелетие Крещения Руси, в Архангельске было всего-навсего три действующих церкви, причем все, включая Ильинский собор — бывшие кладбищенские… Все остальные храмы были закрыты. И большинство из них — уничтожено. Так, 25 мая 1929 г. был взорван кафедральный собор. А 23 февраля 1930 г. президиум Северного крайисполкома принял постановление о закрытии Свято-Троицкой церкви и переообрудовании ее под общежитие. Иначе говоря, подписал ей приговор.

Сейчас мы можем лишь отчасти представить себе, что чувствовал протоиерей Николай Родимов, стоя возле закрытого храма, и глядя, как оттуда выносят иконы и кидают их на возы. Как с глухим стуком падают друг на друга раскалывающиеся доски и куски разломанного иконостаса. Все это было обречено на сожжение. Богоборцев не останавливало ни то, что они поднимают руку на святыню, ни даже то, что эти иконы могут представлять ценность хотя бы, как «предметы старины». И в составе комиссии, которая распорядилась судьбой икон и утвари из закрытого храма, не было ни священников, ни музейных работников — никого, кто бы мог сказать что-то в их защиту…

Вскоре после закрытия Троицкого храма о. Николай, к тому времени уже 74-летний старик, остался бездомным. Его вместе с матушкой выгнали из церковного дома, где они прожили более 30 лет. А немного позднее этот дом снесли за ненадобностью. К счастью, одна из бывших прихожанок о. Николая, жившая в доме № 159 по Троицкому проспекту, сдала ему комнатку с кухней в своем доме. Но самым главным горем для старого протоиерея было не то, что он на склоне лет лишился привычного житейского уюта, сколько то, что он лишился самого главного для него — храма. Поэтому почти каждый день, невзирая на непогоду, на болезни, на уговоры матушки «пожалеть себя», он пешком шел в другой конец города, где стояла Свято-Ильинская церковь. Чтобы читатель сполна оценил подвижничество священника, напомню, что расстояние между его домом и этой церковью составляло пять километров… Так продолжалось еще 6 лет. Лишь в 1930 г. 80-летний о. Николай Родимов, говоря церковным языком, «ушел на покой». Но все равно в воскресенья и в Праздники приходил служить в Ильинский храм.

17 ноября 1937 г., незадолго до выборов в Верховный Совет СССР, о. Николай с матушкой пришли на агитпункт. О дальнейшем известно из сообщения в партком тамошнего агитатора: «17 ноября 1937 г. на беседу пришел поп и попадья. Поп во время беседы заявил, что не агитируйте нам ваших кандидатов. Теперь тайное голосование, и мы можем выдвигать кандидатов, каких хотим». И, хотя ничего контрреволюционного в словах священника не было, в те времена человека могли репрессировать по любому, даже самому пустяковому на наш взгляд, поводу. Именно так произошло и с о. Николаем. Им заинтересовалось НКВД, и уже 10 декабря 1937 г. протоиерей Николай был арестован. Во время допроса ему был задан один-единственный вопрос: признает ли он себя виновным в контрреволюционной деятельности? Разумеется, о. Николай наотрез отрицал это. Однако двое свидетельниц показали, что священник «враждебно относится к Советской власти,… высказывает недовольство по отношению к власти». Этих показаний было достаточно, чтобы 2 января тройка управления НКВД по Архангельской области признала, что Николай Родимов «систематически распространял контрреволюцию, восхвалял жизнь при царском режиме, вел контрреволюционную агитацию против выборов в Верховный Совет». И, в итоге, приговорила его к расстрелу. 10 января 1938 г. престарелый протоиерей Николай был расстрелян, завершив свое служение Господу мученической смертью. Этот день сейчас является днем его памяти. Между прочим, смерть за Христа приняли и два его брата, Аркадий и Иоанн, тоже ставшие священниками.

Долгое время родственники о. Николая ничего не знали об его судьбе. Как его матушка, умершая два года спустя после его гибели, так и его дочь Мария, которая узнала о том, что ее отец не «умер в лагере от туберкулеза в 1940 г.», а был расстрелян в 1937 г. (118, 9-15) Впрочем, уже по смерти о. Николаю Родимову суждено было вернуться в Троицкий храм. В 1991 г. этот храм был возвращен Церкви, а в 1996 г. в нем была совершена первая после долгих лет запустения Божественная Литургия (117, 102). И человек, переступивший сейчас порог этого храма, непременно обратит внимание на икону, висящую прямо напротив входа. На ней изображен причисленный к лику святых в октябре 2006 г. один из тех, кто когда-то служил Богу в его стенах — священномученик Николай Родимов.

Священномученик Иларион, архиепископ Верейский

Священномученик Иларион (в миру Владимир Алексеевич Троицкий) родился 13 сентября 1886 г. в селе Липицы Тульской губернии, в семье священника. Род Троицких был потомственным священническим родом. Священниками были не только отец, но и дед святителя Илариона, оставивший по себе память, как о человеке праведной жизни. Один из братьев святителя Илариона также стал священником, а другой брат — епископом (105, 379). А сам он с детства привык часто быть в церкви, помогать при Богослужении, читать и петь на клиросе. То есть, говоря словами праведного Иоанна Кронштадтского, с малолетства «жил в Церкви».

После смерти жены о. Алексия Троицкого его осиротевших детей воспитывала их тетя, учительница церковно-приходской школы. Возможно, именно этой женщине Володя Троицкий сызмальства полюбил учебу и всегда стремился к знаниям. Так однажды он, в ту пору пятилетний мальчик, взяв с собой младшего братишку, пешком отправился в Москву учиться. Когда же тот устал и расплакался, Володя сказал ему: «ну и оставайся неученым» (106, 169). Разумеется, маленьких искателей знаний быстро догнали и вернули домой. Однако, в этом, вроде бы бытовом эпизоде, сполна проявилось то, что отличало святителя Илариона всю его жизнь — целеустремленность и мужество. Истоки непоколебимой стойкости, проявленной им в тюрьмах и лагерях, следует искать именно в этом, вроде бы, малозаметном, эпизоде из его детства.

По окончании с отличием Тульского духовного училища, а затем духовной семинарии, Владимир Троицкий поступил в Московскую духовную академию, которую закончил в 1910 г. со степенью кандидата богословия. В 1913 г. за свою магистерскую диссертацию «Очерки из истории догмата о Церкви» он получил не только степень магистра богословия, но и премию митрополита Московского Макария, что свидетельствовало о том, сколь высокую оценку получил его богословский труд.

Безусловно, что молодого богослова ожидали ученые и преподавательские труды. Однако душа его стремилась к иному — к монашеской жизни. 28 марта 1913 г. в пустыни Святаго Духа Параклита, находившейся близ Троице-Сергиевой Лавры, Владимир Троицкий принял монашеский постриг с именем Иларион. В апреле того же года его рукоположили во иеродиакона, а в начале июня — во иеромонаха. 30 мая иеродиакон Иларион был назначен инспектором Московской духовной академии, а уже в июле возведен в сан архимандрита. В декабре 1913 г. он был утвержден в звании экстраординарного профессора по кафедре Священного Писания Ветхого Завета. Со стороны может показаться, что архимандрит Иларион «сделал стремительную и блестящую карьеру». Но он всегда был чужд честолюбивым мечтам, и о своей инспекторской деятельности «всегда вспоминал, как о каком-то кошмаре, почти равном по тягости тюремному заключению» (105, 391), отвлекавшем его от той тихой монашеской жизни, к которой он стремился всей душой. Тем не менее, он воспринял свое назначение на инспекторскую должность, как послушание, выполнение которого для него, монаха, было обязательно.

Святителю Илариону принадлежит фраза, ставшая крылатой: «вне Церкви нет спасения». Действительно, тема Церкви и жизни в ней — являлась ключевой как в его творчестве, так и в его жизни. Вот некоторые из его высказываний о Церкви, звучащие в настоящее время не менее злободневно, чем в те времена, когда они были написаны:

«С гордостью говорит наш современник: «богат есмь и обогатихся и ни в чем не имею нужды; но не знает он того, что он несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг (Апок. 3. 17). И все это потому, что вера Христова перестала быть жизнью, что не единому Богу поклоняются люди, а натворили себе несчетное множество кумиров, кумиров бездушных, которые не могут одухотворить жизнь и сделать ее содержательной. Идолы все больше и больше вытесняют Христа из жизни людской. Все, касающееся веры, все более становится в наши дни «частным делом», даже таким,…которому нет и быть не должно никакого места в жизни. В наши дни христианство проявляется только как личное потаенное благочестие, но совсем оскудела христианская жизнь. Христианская жизнь возможна только в Церкви; только Церковь живет Христовой жизнью…» (105, 384)

Однако архимандрит Иларион не просто пассивно констатировал печальный факт того, что современное ему общество все более и более отходит от истинной веры — Православия, изобретая всевозможные псевдохристианские лжеучения и увлекаясь ими. Он боролся за души людей, прежде всего — своим пастырским словом. «Его проповеди звучали с церковного амвона, словно колокол, призывая народ Божий к вере и нравственному обновлению» (106, 169). Когда же на Поместном Соборе 1917-1918 гг. встал вопрос о восстановлении Патриаршества, наиболее вдохновенную речь о необходимости избрания Первоиереарха Русской Православной Церкви, прекратившую споры, которые возникли по этому поводу, произнес именно архимандрит Иларион: «Зовут Москву сердцем России. Но где же в Москве бьется русское сердце? На бирже? В торговых рядах? На Кузнецком мосту? Оно бьется, конечно, в Кремле. Но где в Кремле? … в Успенском соборе. Там, у переднего правого столпа, должно биться русское православное сердце. Святотатственная рука нечестивого Петра свела Первосвятителя с его векового места в Успенском соборе. Поместный Собор Церкви Российской от Бога данной ему властью постановит снова Московского Патриарха не его законное, неотъемлемое место. И когда под звон московских колоколов пойдет Святейший Патриарх на свое историческое священное место в Успенском соборе, будет тогда великая радость на земле и на небе» (74, 25). «Мы не можем не восстановить Патриаршества; мы должны его непременно восстановить, потому что патриаршество есть основной закон высшего управления каждой поместной Церкви» (74, 26). Поэтому можно сказать, что в том, что в 1917 г., спустя почти два столетия после того, как Петр Первый упразднил Патриаршество, оно было восстановлено, и Первоиерархом Русской Православной Церкви стал Святитель Тихон (Беллавин), была заслуга и архимандрита Илариона, выступление которого прозвучало, как голос Церкви и заставило замолчать противников Патриаршества (105, 402).

Как уже упоминалось выше, Святитель Иларион был «человеком Церкви» — он жил в ней, он защищал ее, стремился к ее укреплению. Поэтому с приходом к власти богоборцев и началом гонений на Церковь, он разделил и ее страдания. В марте 1919 г. он был арестован и просидел в тюрьме около трех месяцев. После его освобождения, 25 мая 1920 состоялась хиротония архимандрита Илариона во епископа Верейского, викария Московской епархии. Архиерейство святителя Илариона стало его крестным путем. Ибо, по словам его биографа и соузника по Соловецкому лагерю, протоиерея Михаила Польского, «за время своего святительства он не имел и двух лет свободы» (3, 133).

22 марта 1922 г. епископ Иларион был арестован и на год выслан в Архангельск. Судя по его письмам из ссылки, здесь он установил хорошие отношения с владыкой Антонием (Быстровым) впоследствии пострадавшим за помощь ссыльному духовенству. Служил в соборе, а также в церкви, находившейся недалеко от дома, где он снимал комнату (105, 409-410). Между прочим, в письмах знакомым он тепло отзывался о гостеприимстве архангелогородцев, угощавших его пирогами с северными рыбой и ягодами, так что даже шутил, что никогда в жизни не едал столько пирогов (105, 414). Немного позднее, из Соловецкого лагеря, он писал женщинам, которые помогали ему в архангельской ссылке: «архангельский год мне памятен, и я часто его вспоминаю. Вспоминаю с благодарным чувством и всех добрых архангелогородцев…» (105, 429). Несмотря на то, что ГПУ делало попытки в чем-либо обвинить владыку Илариона, и тем самым продлить срок его ссылки, все эти попытки оказались безуспешными, и в 1923 г. он вернулся в Москву, где был возведен в сан архиепископа и стал ближайшим сотрудником Святителя Тихона.

В это время особую опасность для Православной Церкви представлял обновленческий раскол, который поддерживался богоборцами, стремившимися таким образом «разделять и властвовать». Ряд обновленцев активно сотрудничал с ГПУ, уничтожая с помощью власти своих противников, как это сделал, например, печально знаменитый протоиерей Александр Введенский — виновник гибели Петроградского митрополита священномученика Вениамина. Святитель Иларион был сторонником компромиссов с властью, «если за счет этих компромиссов можно было отстоять чистоту Православной веры и нанести удар тем, кто представлял главную опасность для Церкви изнутри» (85, 296-297). Опасность обновленчества он видел в том, что оно вело к внутреннему разрушению Церкви, к замене Церкви, как Тела Христова, еретическим сообществом, которое именовалось Церковью лишь на словах (85, 297).

Поэтому святитель Иларион вел с обновленцами особо непримиримую борьбу. Неоднократно участвовал в публичных диспутах с их лидером, Александром Введенским. Причем, несмотря на то, что Введенский отличался красноречием и умел увлечь за собой слушателей, в спорах с архиепископом Иларионом обновленческий вития всегда оказывался побежденным. Именно архиепископ Иларион настоял на том, чтобы, в случае возвращения раскаявшихся обновленческих священнослужителей в Православие, принимать их именно в том сане, который они имели до перехода в обновленчество, где было распространено давать его адептам громкие титулы и всевозможные награды. А обновленческие храмы — освящать заново, как бывшие еретические (85, 304). Этим подчеркивался еретический характер обновленчества и безблагодатность его иерархии. После этого неудивительно, что обновленцы боялись и ненавидели святителя Илариона, стремясь, при поддержке власти, любой ценой уничтожить столь бесстрашного и опасного для них человека.

В декабре 1923 г. Святитель Иларион был арестован и приговорен к трем годам заключения. Так, через Кемский лагерь, он оказался в Соловецком лагере, печально известном Соловецком лагере особого назначения (СЛОН). По воспоминаниям его соузника, протопресвитера Михаила Польского, оказавшись в Кемлаге, он сказал: «отсюда живыми мы не выйдем» (3, 133). Эти слова оказались пророческими — уже никогда святителю Илариону не суждено было увидеть свободы.

В период своего первого пребывания в Соловецком лагере владыка Иларион занимался ловлей рыбы и починкой сетей на Филимоновой тоне, был лесником, а также сторожем в Филипповой пустыни. Об этом периоде его жизни существует много воспоминаний, принадлежащих различным лицам. Все они сходятся в одном — заключение не сломило святителя Илариона. Он оставался тем же приветливым, доброжелательным человеком, умевшим добрым словом, а то и шуткой, утешить и ободрить любого отчаявшегося и унывающего. Но, если надо, и смирить того, в ком замечал тайную гордыню. По словам о. Михаила Польского, «он был заклятый враг лицемерия. В «артели Троицкого» (так называлась рабочая группа архиепископа Илариона) духовенство прошло на Соловках хорошее воспитание. Все поняли, что называть себя грешным или только вести долгие благочестивые разговоры, показывать строгость своего быта, не стоит. А тем более, думать о себе больше, чем ты есть на самом деле» (3, 130). «Любовь его ко всякому человеку, внимание и интерес к каждому, общительность были просто поразительны. Он был самой популярной личностью в лагере, среди всех его слоев. Мы не говорим, что генерал, офицер, студент или профессор знали его,…при всем том, что епископов было много, и были старейшие и не менее образованные. Его знала «шпана», уголовщина, преступный мир воров и бандитов именно, как хорошего, уважаемого человека, которого нельзя не любить» (3, 129). Святителя Илариона знали и уважали даже его враги — лагерное начальство. По воспоминаниям еще одного его соузника, писателя Бориса Ширяева, «владыка Иларион всегда избирался в делегации к начальнику острова Эйхмансу, когда нужно было добиться чего-нибудь трудного, и всегда достигал цели. Именно ему удалось сконцентрировать духовенство в одной роте, получить для него некоторое ослабление режима, перевести большинство духовных чинов на хозяйственные работы, где они показали большую честность» (107, 68). Но, добиваясь льгот для других, святитель Иларион не просил ничего для себя. Когда ссыльное духовенство избрало его своим главой, он отказался (108, 93). «Ни на какие оскорбления окружающих он никогда не отвечал, казалось, не замечая их. Он всегда был мирен и весел, и если даже что и тяготило его, он не показывал этого. Из всего происходящего с ним он всегда стремился извлечь духовную пользу, и таким образом, ему все служило ко благу» (105, 429). Все, что имел, охотно отдавал нуждающимся, так, что «кто-то из милосердия должен был все-таки следить за его чемоданом» (3, 128). И в лагере, среди лишений и унижений он оставался настоящим монахом — кротким, смиренным и нестяжательным. И был или казался веселым. «А что значит Иларион? Веселый», — писал он родным еще в ту пору, когда только стал монахам (105, 391). О том, какой ценой давалась ему эта «веселость» человеку, заведомо знавшему, что конец его будет мученическим, можно лишь догадываться…

Однако кротость святителя Илариона вовсе не являлась следствием его робости. По воспоминаниям знавших его лиц, он был человеком редкой смелости. Так, о. Михаил Польский писал, что, когда они вместе с ним оказались в Кемлаге, туда пришла весть о смерти Ленина. И лагерное начальство приказало всем заключенным почтить память «вождя мирового пролетариата» вставанием и пятью минутами молчания. Этому приказу подчинились все обитатели лагерного барака, кроме святителя Илариона и последовавшего его примеру о. Михаила. Его уговаривали подчиниться, хотя бы под страхом наказания и того, что «все-таки великий человек был этот Ленин». «А владыка говорил: «подумайте, отцы, что ныне делается в аду: сам Ленин туда явился, бесам какое торжество» (3, 129).

Тем не менее, святитель Иларион не испытывал ненависти к своим гонителям. Так однажды он спас комиссара Соловецкого особого полка Петра Сухова, отправившегося вместе с товарищами на охоту за морским зверем и попавшего в шугу. Никто, кроме святителя Илариона, не решился, рискуя жизнью, отправиться в карбасе на выручку человека, в котором заключенные видели врага — гонителя и богоборца. По свидетельству очевидца этих событий, Б. Ширяева, комиссар, спасенный святителем Иларионом, снова уверовал в Бога (107, 71). Так святитель Иларион дважды спас этого человека.

Летом 1925 святитель Иларион был перевезен из Соловецкого лагеря в Ярославскую тюрьму. Это было связано с тем, что богоборческая власть готовилась произвести в Церкви очередной раскол, помимо печально известного обновленческого раскола, представители которого также пользовались поддержкой ОГПУ. Чтобы обеспечить новой авантюре возможно больший успех, в нее требовалось втянуть архиерея, пользовавшегося уважением и авторитетом. Власти надеялись, что смогут склонить к участию в ней святителя Илариона. В это время с ним дважды встречался начальник 6-го отделения секретного отдела ГПУ Е. А. Тучков, занимавшийся церковными делами. Он сулил ему свободу, возвращение в ожидающую его Москву. Однако святитель Иларион отказался поддержать врагов Церкви. В это время, в разговоре с одним заключенным епископом он выразил свою позицию в следующих словах: «я скорее сгнию в тюрьме, но своему направлению не изменю» (106, 173). В результате он получил новый срок и весной 1926 г. опять оказался в Соловецком лагере.

Впрочем, его испытания на этом не кончились. В июне 1927 г. его привезли в Москву для переговоров с руководителем поддерживавшегося ГПУ церковного раскола, получившего по имени его инициатора, архиепископа Екатеринбургского Григория (Яцковского), название «григорианского». «Последний в присутствии светских лиц упрашивал архиепископа Иллариона…возглавить все более терявший значение григорианский «высший церковный совет» (106, 173). И опять ему сулили свободу, митрополичий белый клобук. Он знал, что ждет его в случае отказа. Но не предал Церковь. Более того, пытался образумить архиепископа Григория. Однако, поняв безуспешность своих усилий, сказал ему: «хотя я и архипастырь, но вспыльчивый человек, очень прошу Вас уйти, ведь я могу потерять власть над собой» (106, 173). Так же бескомпромиссен он был и в отношении всех остальных расколов, поддерживая законного заместителя Патриаршего Местоблюстителя, митрополита Сергия (Страгородского). «Я ровно ничего не вижу в действиях митрополита Сергия и Синода, что бы превосходило меру снисхождения и терпения» (106, 173), — писал он. Когда после выхода в свет известной «Декларации» митрополита Сергия часть духовенства обвинила его в сотрудничестве с богоборческой властью и откололась от него, святитель Иларион поддержал действия митрополита: «какую штуку выдумали. Он, мол, отступник. И как пишут, будто без ума они. Сами в яму попадают, и за собой других тащат» (106, 173). Возможно, он, как и митрополит Сергий, понимал, «что паства отошла, что она… не идет защищать своих пастырей, …но что дети, внуки этих «строителей коммунизма» все равно возопят потом к Богу, и он хотел,… чтобы им было, куда прийти, чтобы были храмы, в которых была бы благодатная служба, в которых учили бы Православной вере, а не какой-то обновленческой абракадабре» (85, 400). И именно поэтому поддержал иерарха, пытавшегося ценой компромисса с властью спасти Русскую Православную Церковь от окончательного уничтожения.

Когда непреклонность святителя Илариона стала очевидна для властей, он был приговорен к пожизненной ссылке в Казахстан. Началось его последнее, мучительное странствие по тюрьмам, по этапу через всю Россию. В Петроградскую тюрьму он был привезен тяжело больным сыпным тифом, и там окончательно слег и был помещен в тюремную больницу. В предсмертном бреду он говорил: «вот теперь-то я совершенно свободен, никто меня не возьмет…» Последними слова священномученика Илариона напоминают предсмертные слова другого гонимого архипастыря — святителя Иоанна Златоуста, который, умирая на очередном этапе, произнес: «слава Богу за все». «Как хорошо! Теперь мы далеки от…» — таковы были последние слова умирающего святителя Илариона. Он умер 28 декабря 1929 г.

По просьбе священномученика митрополита Серафима (Чичагова), возглавлявшего в то время Санкт-Петербургскую кафедру, власти разрешили забрать тело святителя Илариона из тюремной больницы, чтобы похоронить его по-христиански на кладбище Новодевичьего монастыря. Но, к ужасу людей, помнивших святителя Илариона, как высокого, богатырского сложения человека, в гробу лежал истощенный седой старик (106, 175). В ту пору священномученику Илариону было всего 43 года…

10 мая 1999 г. священномученик Иларион был причислен к лику святых. Так прославил Господь человека, отдавшего свою жизнь за Церковь Христову. Мощи его сейчас находятся в Москве, в Сретенском монастыре, в храме в честь Владимирской иконы Божией Матери (109, 54). Как известно, этот образ имеет особое значение в истории Русской Православной Церкви. Он разделял с Россией и Русской Церковью все их скорби и радости. Именно после молебна перед ним в 1917 г. жребием был избран Патриарх Московский и всея Руси Святитель Тихон, которому священномученик Иларион помогал вести церковный корабль через бури послереволюционного лихолетья. Возможно, не случайно, что мощи святителя Илариона — защитника Православной Церкви, находятся именно в церкви Владимирской иконы Божией Матери — покровительницы Святой Руси. Память его совершается дважды — в день его кончины — 15 декабря (28 декабря по новому стилю), а также 27 апреля (10 мая), в день его церковного прославления. В тексте церковной службы священномученику Илариону есть замечательные слова, кратко, но емко характеризующие его жизнь и его подвиг, и звучащие, как молитва: «сердце очистив подвигом, блага мира сего презирая, Христа пред безбожники исповедав и Его ради пострадав, благодать Святаго Духа стяжал еси, Иларионе священномучениче. Темже имый дерзновение ко Христу Богу, моли Того спастися душам нашим» (109, 32).

+ + +

Наш рассказ о святых Архангельской земли закончен. Но это не значит, что мы поведали обо всех подвижниках нашего края. Нередко святых сравнивают со звездами на ночном небе, светящими миру среди беспросветной тьмы. Имена некоторых звезд нам известны. Имена других ведомы только ученым. А есть еще множество пока не открытых звезд. И в давнем и недавнем прошлом Архангельской земли есть много имен святых угодников Божиих, пока еще безвестных для нас. Но не безвестных для Господа. Они ожидают людей, которые поведают о них тем, кто захочет приобщиться к славной памяти о прошлом своей родной земли. Кто захочет обратиться к их судьбам, как к «училищу благочестия». Как к светильникам, которые среди темной ночи нашей земной жизни «образ спасения нам показуют».

Но это уже — тема для других книг, которые, как верится, еще появятся на свет. Старым людям- на утешение. Молодым — в назидание. А Архангельской земле нашей, которую «они украсили праведною своею жизнью» (23, 3) — на славу.

Вси святии, в земле Архангельской просиявшие, молите Бога о нас!