Несложное слово «сонет»,
А сколько в нём света и тайны!
Покажется будто случайным
Меж строк промелькнувший портрет.
И, рифмой волшебной согрет,
Услышишь ты голос печальный.
В нём, грустью лучась изначальной,
Забрезжит таинственный свет.
- Что это со мною? –
Со смутной тоскою
Удивлённо поднимешь ты бровь.
Я слышала где-то:
Поэтов сонеты
Сочинять заставляет любовь...
1996
Посвящалось моему (тогда ещё будущему) мужу
*****
В ветре, играющем нотами памяти,
Слышу тебя.
В искре – костра догорающей малости –
Вижу тебя.
Книгой старинной, страницами хрупкими
Знаю тебя.
Взглядом, тоской, сновиденьями чуткими
Помню тебя.
Стонущей чайкой над гладью безбрежною
Ищу тебя.
Небом, манящим в печаль неизбежную
Зову тебя.
Где ты? – склонюсь головой затуманенной, -
Я жду тебя.
Сердцем, умом, всей душою израненной
Люблю тебя…
1998
Тоже из юношеского... студенческого. Основано на реальных событиях :)
*****
"Любимая", - сказал , и повторил
Твой голос ветер, всхлипнул снег, скрипя...
Но сердце неподвластным сотворил
Бог воле: нет, я не люблю тебя.
Я помню слишком много разных дней,
Чтоб не понять и не признать, скорбя:
Ты - лучший в череде моих друзей,
Но, милый мой, я не люблю тебя.
Так нежен, романтичен и умён...
Душа страдает и винит себя.
Ну где ты встретишь лучшего, чем он?
И всё-таки - я не люблю тебя.
Стараюсь беззаботно пошутить,
Да только слёзы не дают, слепя.
Но жалостью любовь не подменить -
Не стану лгать - я не люблю тебя.
Расскажи мне, что ночь холодна,
Что зима безнадёжно длинна;
Никогда не наступит рассвет,
И замёрз даже солнечнй свет.
Расскажи, что пустыня вокруг,
И что я – твой единственный друг.
Что народ всё мрачнее и злей,
Что отцы убивают детей.
Сумрак вечерний на землю ложится,
В окна прощальный луч солнца стучится.
Нет, не открою, ведь знаю - исчезнешь:
Нужно за море тебе торопиться...
Снова всю ночь просижу одинокий,
Буду без сна до рассвета томиться.
Образ любимой влечёт и тревожит,
Он ни на миг не даёт мне забыться...
1994
Словно нищий дервиш я сейчас убог,
Надо мной склонился меч звенящий – рок.
Поражённый страстью, в клетке я томлюсь,
Преступить не смея скромный твой порог.
Кетака ласкает ночь твоих волос…
Если бы хоть локон я погладить мог!
Лал – уста любимой – страстная мечта, -
Их легко целует тёплый ветерок.
Песню заиграю – старый мой дутар
Снова мне напомнит нежный голосок…
Только лишь прикажешь, - я готов пройти
Сотни самых трудных жизненных дорог.
Но спокоен, серна, бархатный твой взгляд:
Нет любви в душе, и в сердце нет тревог.
Или ты боишься чувства своего
И твоя стыдливость - нежности залог?
Не играй со мною, сердце мне открой,
Может быть, найдётся в нём хоть уголок
Для меня, страдальца, ибо уж туман
Смертный мне готовит жизни эпилог.
Снов моих царица, слышишь, как звенит,
Как он рвётся – жизни тонкий волосок?
1995
***
Для справки: Дервиш - мусульманский монах-аскет, странствующий мудрец
* * *
Посмотри, как порхает в степи мотылёк,
Как торопится к солнцу весенний цветок...
Посмотри и подумай, мой друг, на досуге:
Может, день твоей смерти не так уж далёк?
Я боюсь дышать и смотреть на свет,
Я боюсь узнать, что Бога нет.
Я боюсь любить и любимой быть,
Я боюсь о главном позабыть.
Я боюсь родителей и детей,
Я боюсь даже мёртвых костей.
Я боюсь пропасть и боюсь дойти,
Я боюсь остаться и уйти.
Солнышко светило, улыбаясь каждым лучом. Листья на деревьях неподвижно загорали, подставив свету спинки. В воздухе разливалась ленивая дремота. Муся лежала на травке и глядела в небо, заслонившись лапкой от ярких лучей.
Небо было тёмно-голубым, а облака - белоснежными, словно зимние сугробы. Каждое облако медленно плавала в вышине, постепенно меняя форму. Все они были такими разными и такими необычными! Вот облако-цветок, даже с чем-то вроде стебелька и листочка сбоку. А вон там - птица. Открыла огромный клюв - сейчас ка-ак закричит!
А это что? Муся посмотрела налево. Из-за вершин деревьев появился всадник на ослепительно-белом коне. А может, на единороге? Он держал в руке копьё, а конь, распустив по ветру хвост и гриву, грациозно приподнял облачное копыто. Муся восхищённо смотрела во все глаза. Казалось, прекрасный рыцарь охраняет лес от всяческих бед.
Одним пасмурным утром Муся гуляла по берегу пруда и встретила своего приятеля, лягушонка Квака. Тот сидел на большом плоском камне, выступающем из воды у самого берега. И на мордочке у него было выражение ещё более грустное, чем у серых туч над головой, готовых заплакать дождём. Квак уныло смотрел перед собой и даже не замечал Мусю, пока она не поздоровалась:
- Доброе утро, Квак!
- Ага, прям тако-о-е доброе... - протянул лягушонок.
- Ты чем-то расстроен? Что-то случилось? - участливо спросила Муся, подобравшись к самой кромке воды. Стояла тёплая погода, и замочить лапки было не страшно, скорее приятно.
- Да ничего у меня не случилось. У меня вообще никогда ничего не случается. Не то, что у вас всех, - раздражённо ответил Квак. - Сижу тут, в тёплой луже, ем мух и мокну. А станет холодно - завалюсь спать аж до следующей весны. Вот и вся жизнь моя. Почему вам всем так везёт, а?
- Ну что ты выдумываешь, Квак, ни в чём нам особенно не везёт, мы самые обычные зверята. Хотя нет, везёт: мы же так хорошо дружим! Но ведь ты тоже наш друг, так что тут и тебе везёт, - попыталась Муся поднять настроение лягушонку. Но тот упорно твердил:
День у Антона не заладился с самого утра. Начать с того, что он умудрился проспать: очнулся от звонка проехавшего под окнами велосипедиста, взглянул на часы — и сразу подскочил в кровати, как будто спал на батуте.
Вообще-то опаздывал он не смертельно — время умыться и одеться оставалось — но вот завтрак «накрывался мокрым полотенцем», как сказала бы Антошкина бабушка. Антон метнулся на кухню: надо хоть чего-нибудь прихватить с собой, сухим пайком. На столе его ждала записка: «Яйца и колбаса в холодильнике, хлеб в буфете, чай уже заварен. Я в парикмахерской. Мама».
— Да уж понятно, что не дядя Петя, — вслух разозлился Антон, — каждый понедельник она в парикмахерскую уходит на полдня!
Он принялся наскоро сооружать бутерброд, привычно ворча себе под нос:
Проснулась утром Олечка - глядь, а на её постельке кто-то сидит. Не то зверушка, не то человечек - маленькое и лохматое существо. Сидит, на Олечку смотрит, улыбается.
- Ты кто? - спросила девочка.
- Я-то? А я маленькая, хорошенькая, миленькая Капризуля, - тоненьким хрипловатым голоском отозвалась зверушка.
Стало Олечке смешно: сама себя хорошенькой и миленькой называет, вот хвастунишка! Тут Оля спохватилась: нельзя думать о других плохо. Может, Капризуля просто так шутит... Но откуда же она взялась? Об этом Оля и спросила.
Капризуля заулыбалась, показала острые зубки, стала поудобнее усаживаться и готовиться к рассказу. Олечка поняла, что беседа предстоит долгая, поэтому поспешила предложить:
- Только давай поболтаем после молитвеного правила, ладно? Мама говорит, без молитвы день начинать невозможно. Сначала молитва - а потом уж все дела.
Капризуля криво улыбнулась:
- Ну да-а, коне-ечно, - протянула она. - А разве мама не говорила, что молиться надо в приличном виде? Ты посмотри на себя: неодета, неумыта, непричёсана... И не стыдно так молиться-то, а?
Слышала об одном священнике, который, служа литургию (храм маленький, даже дьякона нет), опускает эти возгласы об оглашенных. Насколько я поняла, он считает их устаревшими и бессмысленными.
Стало грустно. И сразу вспомнилась фраза нашего о. Вячеслава: "Отрицательный опыт всегда ущербнее положительного". Атеисты не видели Бога, на основании чего отрицают Его существование. Протестанты не чувствуют пользы от молитвы за усопших, почитания икон, Богородицы и святых, из чего делают вывод о ненужности всего этого. Людям, внешним по отношению к Церкви или неофитам непонятна ценность церковно-славянского языка...
Многие богослужебные моменты имели когда-то реальное, утилитарное значение, а со временем перешли в разряд символических. Но что удивительно - это вовсе не снижает их ценность, пожалуй, порой даже возвышает. Не говорю уж сейчас о том, как оживляют они внутреннюю связь с Церковью древней - и вечно пребывающей.
Повезло
Муся старалась побыстрее переделать все дела: заправить постель, позавтракать, почистить зубки, расчесать усики... Ведь ей предстоял долгожданный поход - в гости к бабушке и дедушке!
Мусины родные живут довольно далеко, на Ландышевой опушке, близ Весёлого ручья. Ах, какие красивые там места! По весне на опушке расцветают душистые ландыши, словно жемчужные колокольчики, а в воздухе всегда разливается радостное журчание Весёлого ручья - он даже зимой не замерзает, так бодро спешит по лесу вприпрыжку.
Мутные воды несёт Иордан,
Крестит народы в реке Иоанн.
Во власяницу одет, не в парчу,
Ест только мёд, да ещё саранчу.
-Ты кто, - вопрошают, - пророк или Спас?
- Нет, - отвечает, - пустынный лишь глас.
Я Господу путь приготовить спешу,
Народ в покаянье водою крещу.
Но знаю: за мной Всемогущий придёт,
Солому пустую в геенне сожжёт,
Крестить будет Духом Святым и огнём,
И всё упованье Израиля - в Нём.
Глядите, вот Агнец-Мессия идёт,
Грехи всего мира на плечи берёт.
Я слова Ему недостоин сказать,
Ремень на сандалиях развязать.
Но что это? Кротко Иисус говорит:
- Нам правду с тобой исполнять надлежит.
А ты не смущайся: Мне честь окажи
И руки свои на Меня возложи.
Молча склонился смиренный пророк,
И вод освятился шумящий поток.
Вдруг небо разверзлось, послышался глас:
- Вот Сын Мой возлюбленный,Истинный Спас.
И Дух, словно голубь, сошёл на Христа...
Бог в Троице дивно явился тогда!
1.01.08
