Ты знал, что я жну, где не сеял, и собираю, где не рассыпал.
(Мф. 25: 26)
К чему дорога, если она не приводит к храму?
Из фильма « Покаяние»
– Смотри, смотри, Гигла идет!
– Где? А-а, вижу. Сегодня какой день?
– Воскресенье!
– Значит, опять этот старый пень в церковь тащится.
Такая вот перекличка через улицу произошла рано утром в деревне Дигоми между двумя соседками при появлении на дороге, еще далеко от их домов, высокого старика.
Для одного из корпусов в Исани это был ничем не примечательный день. Утро давно вступило в свои права, и солнце жарило с девяти утра, обещая безоблачный душный вечер. Русико уже открыла свой магазинчик в гараже с громким названием «Элита». На детской площадке появились мамы с колясками; их разновозрастные дети катались с пластмассовой витой горки, которая твердо держалась уже года два в относительно целом состоянии.
Тихо в доме. Только иногда поскрипывают в ночной тишине полы.
За письменным столом сидит старик в круглой шапочке и перебирает рукописи. Их много и написаны они быстрым летящим почерком человека, который исписал за свою долгую жизнь не одну тонну бумаги.
Девяносто лет – возраст почтенный, время подводить итоги.
В окне видны контуры спящей улицы. Интересно, какая она, жизнь там, снаружи. Вот бы напоследок пройтись по улицам родного Тбилиси, подняться на Мтацминда или попить воды у Лагидзе.
Была ранняя весна. Только распустился нежно-розовым цветом миндаль.
В новопостроенной небольшой церкви Тринадцати ассирийских Отцов в деревне Дзвели Канда шла воскресная Литургия. Служил настоятель схиархимандрит Серафим.
Пел он настолько потрясающе, что один из паломников спросил рядом стоящего прихожанина:
…Рафик с внуком Деме гулял по парку «Мзиури». Золотая осень уже постелила свой разноцветный ковер из листьев, и они так красиво шуршали под ногами. Внука деду давали в субботу или воскресенье, и Рафик очень ценил эти утренние круги по парку. На каруселях почти никого не было, и дед с внуком развлекались, особо не задумываясь над тем, как они выглядят со стороны.
Во время таких прогулок Деме часто задавал вопросы, не соответствующие его пятилетнему возрасту. Вот и сегодня, устав от беготни, он вдруг спросил:
Тот декабрьский день выдался на редкость холодным. Узников барака номер 12 выгнали на плац.
– Строиться!
Шеренги в полосатых робах замерли по стойке «смирно». Перед ними неторопливо прошелся оберштурмбанфюрер Краузе. Заключенные между собой называли его «Музыкант» за привычку насвистывать известные классические мелодии. Теперь этот лощеный тип в начищенных до зеркального блеска сапогах, видимо, настроился на волну Штрауса «Дунайские волны». Начало не предвещало ничего хорошего. В прошлый раз именно под эту мелодию он расстрелял пару стоявших затылок в затылок двух татар, решив, что во время осмотра нашел очередных замаскированных евреев. «Музыкант» еще раз прошелся перед строем, оглядывая каждого. Потом объявил причину внепланового построения: «Утром кто-то из вас украл порцию хлеба за завтраком. Пусть лучше выйдет сам. Будете стоять здесь, пока мы не найдем виновного».
На днях Ирма подхватила грипп и сегодня к нам нагрянула ее мать — достопочтенная и многообъемная калботони Цицино – оказывать "медицинскую помощь".
Зука, 14-летний Ирмин лоботряс, открывая дверь дражайшей бабушке, скривил мне неповторимую рожу, которая могла означать одно:
— Что сейчас будет!!!
Я и без него знала, что как только заслуженный медик нашего района примет форму стула, начнется представление.
Оккупировав кресло у кровати Ирмы, Цицино сперва для разминки первые пять минут выявляла преступную халатность дочери, умудрившейся подцепить грипп, тем самым накручивала себя все больше и больше. Потом ее понесло, как волну в девятибалльный шторм.
— …Ты мою историю запиши, — предложила Нино, заметив мое бумагомарание рядом на скамейке. — Меня люди Джейн Эйр из Глдани называют.
Неслыханное словосочетание подстегнуло мой интерес.
— О, вот с этого места, пожалуйста, поподробней.
До конца уроков еще было два часа, и родители, ожидая своих чад, были настроены на активное общение. К нам тут же подсели желающие послушать.
— … Все свои студенческие годы я любила Гиви, — начала Нино. — Высокий, красивый, глаза большие, зеленые. Словом, было на что посмотреть.
— Наверно, вы были хорошей парой, судя по росту и цвету глаз, — вставила слушательница справа.
(Из цикла «Кухонные монологи»)
— …Я тут уже 5 лет. До ручки дошла. Уже сил никаких нет. С приезда, понимаешь, шок за шоком. Знала б, шо такое эта Грузия изнутри — ни за шо б ни приехала. Сидела бы в своем Луганске и наслаждалася жизнью. Ты представляешь, прямо с аэропорта как пошло-поехало, так до сих пор опомниться не могу.
Выходим мы, значит, с Важенькой из аэропорта, а божечки ж мои, нас встречает толпа мужиков! Человек 30-40! И ни одной женщины. Все, как выясняется, родственники. Хиба ж, думаю, никого дома не оставили. Все сюда приперли — не поленилися. Уже шок у меня.
Сели мы в машины, поехали. Смотрю по сторонам. Мама родная, как Тбилиси миновали, шо за запустение и убожество. То ли дело у нас в Луганске.
Кусок кожезаменителя лежал на столе и покорно ждал своей участи — быть разрезанным на нужные заготовки. Армен Восканян еще раз сверился с размерами на контуре и взялся за сапожный нож. Руки сами делали свое дело. Сколько уж пар на заказ перешил — не сосчитать. С 15 лет до его сегодняшних 37- наверное, будет немало.
Мысли блуждали далеко от четких контуров модели. Насколько все просто и понятно в его сапожном деле, настолько все переверчено в его запутанной донельзя жизни.
Жил себе Армен в Тбилиси недалеко от Самгорского базара. Ничем особенным не выделялся. Мать, Гаяне, растившая его без отца, кое-как дотащила сына до конца школы и всё, надорвалась. Пришлось Армену самому карабкаться и срываться по скале, именуемой «успех», к его недостижимой заоблачной вершине.
Однажды, подходя к зданию Патриархии, Святейший Павел заметил у входа много иномарок и поинтересовался, чьи это машины. Ему сказали, что это машины архиереев. На что Патриарх с улыбкой сказал: «Если они, зная заповедь Спасителя о нестяжательстве, имеют такие машины, то какие же машины у них были бы, если бы этой заповеди не было?»
«Четыре истории о Сербском Патриархе Павле»
Юрий Максимов
Бывает же такое: любящие вроде люди от души хотели сделать приятное, а вместо этого получился целый мешок проблем. Такой вот неутешительный вывод сам собой напрашивался отцу Георгию, когда он со своего балкона рассматривал полученный на юбилей подарок.
...Вспомнила я тут одну поездку. Поездить мне пришлось много, но эта поездка была просто страх и ужас.
Дело было в 1992 году. Мне надо было ехать из Москвы в Тбилиси. И чем быстрее, тем лучше. На самолет билет не достала, вот и пришлось довольствоваться поездом. В то время он ходил по чьему-то хотению и по его же велению.
В кассе остались билеты лишь в международный вагон. Взяла, что было, и обрадовалась: про купейные тогда говорили, что в них люди набивались что сельди в бочку, да и воровство было страшное.
Черный джип петлял по узким улочкам Мтацминда. В кабине два друга вели приятный неторопливый разговор.
– Зура, одолжи мне по-братски твой старый жигуль, – говорил хозяин черного великолепия, Бесо, своему бывшему однокласснику.
– Издеваешься, да?
– Тобой клянусь. Ты ж говорил, что он на ходу.
– На ходу. Но такой облезлый вид у драндулета, что даже на базар стыдно ехать. А у меня все руки не доходят его на запчасти продать. Только в гараже зря место занимает.
– В итоге, даешь?
Зура хихикнул:
– Это кому рассказать – не поверят. Бесо Жоржолиани, хозяин магазина, будет разъезжать на моей музейной тачке времен бурной молодости. Пока не скажешь, для чего, – не дам.
Бесо помолчал, потом все же поведал другу причину:
С Наташей мы не виделись лет 30. Ее родители умерли рано. Она переехала в Россию, благополучно осела в одном из небольших городов, вышла замуж, родила двух сыновей, сделала карьеру. И вот, наконец-то встретились. Она приехала в Тбилиси надышаться Родиной. Потому ходит пешком по городу, садясь на транспорт лишь по необходимости. Завтра улетает обратно. А у меня есть возможность задать пару вопросов.
Во всей ее обычной биографии есть один примечательный факт. Она, бывший очень идейный комсорг, сейчас живет церковной жизнью и регулярно объезжает российские монастыри. А меня медом не корми – люблю выяснять всякое такое чудесно-промыслительное.
– Наташ, как ты докатилась до такой жизни?
В одном из спальных районов Тбилиси на последнем этаже однотипной многоэтажки шел такой разговор:
– Может, тебе чего-то хочется? Скажи, Нанико. Я сделаю всё, что смогу, – умолял Отари свою жену.
– Нанико, свет тебя не раздражает?
– Не-ет, – почти беззвучно ответила жена.
Отари не был идеальным мужем. За два года семейной жизни бывало всякое: и крики, и напрасные обвинения, и еще куча всего такого, о чем не хотелось вспоминать.
