...Вспомнила я тут одну поездку. Поездить мне пришлось много, но эта поездка была просто страх и ужас.
Дело было в 1992 году. Мне надо было ехать из Москвы в Тбилиси. И чем быстрее, тем лучше. На самолет билет не достала, вот и пришлось довольствоваться поездом. В то время он ходил по чьему-то хотению и по его же велению.
В кассе остались билеты лишь в международный вагон. Взяла, что было, и обрадовалась: про купейные тогда говорили, что в них люди набивались что сельди в бочку, да и воровство было страшное.
Накануне поездки стали меня мучить кошмары. Вижу я один и тот же повторяющийся сон. Словно предупреждение. Во сне меня насилуют. Причем вижу себя как бы со стороны, но всё, что происходит, наблюдаю во всех подробностях. Просыпаюсь, естественно, с криком и в холодном поту.
Перед самим отъездом я отправилась в церковь, рассказала о снах священнику, отслужила молебен святителю Николаю Чудотворцу о путешествующих и более-менее успокоенная отправилась на вокзал. Вещей у меня было много: везла, в основном, продукты – почти все деньги, что у меня были, на них истратила. Дома меня ждали дочь и старики родители. Я ведь их единственная кормилица, а в Тбилиси в то время всё было втридорога.
При посадке проводница меня предупредила: «Учтите, в Чечне с каждого будут собирать по две тысячи рублей. Мы тут непричем, у местных такая ставка». «Что ж, – отвечаю, – ставка, так ставка. Две тысячи как-нибудь осилю». Время тогда было смутное. Да и выбора у меня всё равно не было.
Только я расположилась в двухместном купе, забила свои сумки под сиденья, смотрю: начинается. Заходит в купе попутчик – бритоголовый качок в кожанке с кучей карманов и молний. На шее, понятное дело, золотая цепь в палец толщиной. И физиономия такая, сама понимаешь, не блещет интеллектом. Словом, типичный браток.
Смотрит он на меня долгим оценивающим взглядом без всякого намека на элементарное «здравствуйте». Я, как тот кролик под гипнозом удава, начинаю судорожно шарить в сумке. Наконец нашла, что искала, – бумажные иконки Божией Матери и Николая Чудотворца. Поставила их на столик, прислонив к оконной раме, и смотрю, что дальше будет. Браток как-то сразу помрачнел и разразился специфической речью, в которой, как крупинки жемчуга посреди навоза, иногда проскакивали нормальные слова и по ним можно было воссоздать смысл сказанного:
– Ааа... иконы... поставила... А я... плевать хотел... Я в них... бутылкой кинул... На нервах... И еще кину...
По ходу этой вступительной речи где-то промелькнуло, что зовут его Васей и он всем покажет, кто он такой.
Слушала я его, а сама мысленно повторяла как заведенная: «Господи, помилуй! Господи, помилуй!» Вася, устав, видно, от собственного красноречия, достал из физкультурных штанин початую бутылку водки, залпом выпил добрую четверть содержимого и завалился спать. А я молча вжалась в стенку купе и всю ночь не спала, прислушиваясь к малейшим шорохам со стороны моего попутчика и молясь Николаю Чудотворцу.
Ночь прошла благополучно. Мы подъехали к Донбассу. Люди стали брать поезд приступом как во время Гражданской войны. В проходах сидели и стояли мужчины с рюкзаками и спортивными сумками.
Мне очень хотелось в туалет, но я никак не могла решиться оставить купе. Дверь в нем была без задвижки, а в вагоне из женщин – лишь я и проводница. Когда терпеть сил не осталось, я набралась смелости и попросила проводницу впустить меня в ее туалет. В память от того путешествия у меня до сих пор проблемы с почками.
А тут при таком наплыве пассажиров Вася заметно оживился и стал высказывать мне свои недвусмысленные желания прямым телеграфным текстом с вкраплениями ненормативной лексики. Меня словно какой-то силой вынесло в проход между купе. И тут – о радость! – я заметила среди мужчин пожилую женщину с сумкой в обнимку. Протиснулась я к ней, схватила под руку и потащила в свое купе, объясняя по дороге план действий:
– Если будем в купе вместе, то и спать сможем по очереди.
Моя попутчица Нора обрадовалась и бросилась уверять, что меня ей Бог послал. Я же твердила, что всё как раз наоборот – это она для меня спасение.
Вася, увидев непрошеную гостью, сильно разозлился и стал на нас наезжать:
– Пусть убирается! ... Итак... дышать... нечем... Вот... я... вас...
И тут я, к своему большому удивлению, обнаружила, что выдаю ему в тон непреклонно:
– Это и мое купе тоже. Кого хочу, того и привожу. Можешь жаловаться хоть в ООН!
Вот что значит экстремальная ситуация. Даже у такой трусихи, как я, язык прорезался.
Вася явно обалдел от моей дерзости и полез… за успокоительным – очередной бутылкой водки. Отхлебнул немало, но права больше не качал. Все-таки нас теперь уже было двое. Потом вдруг попросил:
– Ты… это... снотворное есть?... А то я заснуть никак не могу...
У меня была с собой таблетка, и я дала ее ему. Вася помягчел, буркнул что-то типа «спасибо» и вскоре заснул… Таблетка сотворила метаморфозу. Проснувшись, Вася уже не наезжал на меня и вел себя относительно прилично, чему я было несказанно рада.
…Поезд доехал до Чечни. Уже на подходе проводница обошла нас с предупреждением: «Соберите деньги и ведите себя прилично».
Войны еще не было, но чеченцы уже были овеяны определенным ореолом людей, с которыми лучше не связываться. Даже грузины в соседнем купе, которые всю дорогу пели песни и кутили, слегка притихли и приготовили плату. Через полчаса проводница вновь прошла по вагону, но теперь уже с новым заявлением: «Выберите одного своего, чтобы был свидетелем при передаче денег. Не подумайте, что я их себе беру».
Так и сделали. Боевики, обвешанные оружием, спокойно, как хорошие таможенники, проверили каждый вагон, взяли свое и дали «добро» на проезд.
Чечню миновали относительно благополучно. Только в одном месте наш поезд обстреляли мальчишки камнями. Но это были мелочи. Я сидела и молилась: «Господи, пронеси!»
Дальше по пути нас ждал Азербайджан. Опять появилась проводница и с непроницаемым лицом объявила: «Кто тут с армянскими фамилиями, лучше сами сойдите. Все равно ссадят».
Я встретила эту новость спокойно. Чего мне переживать с русской фамилией? А вот моя Нора задергалась. Стала рыться в сумке, нашла какое-то старое удостоверение и вложила туда деньги. Кажется, ее муж был армянином. Паспорт она мне не показала, но умоляюще посмотрела, чтобы я ее не выдала. Хорошо, что этих манипуляций не видел наш Вася. А то ведь, почувствовав себя хозяином положения, мог бы нас и разлучить.
…С Божией помощью прошли и этот кордон. Я нервничала не меньше Норы. Попутчица нужна была мне как некая гарантия спокойствия.
Уже в Грузии, в Гардабани, – новая напасть. Местные решили потрясти нас на излишек продуктов. С нами, женщинами, не стали связываться. Зато прицепились к грузинам в соседнем купе и отняли у них ящики с маслом, которые те тащили из Москвы, надеясь хорошо продать масло в Тбилиси.
Наконец, уже в ночи поезд дополз до нашего вокзала, хотя опоздал на несколько часов. Я опять стала Николая Чудотворца молить: «Святитель Николай, пошли мне кого-нибудь. Как мне одной дотащить пять сумок да еще в час ночи?!»
Вышли мы с Норой на перрон, оставила я ее с вещами и пошла пройтись – поискать кого-нибудь наудачу. Смотрю, мои знакомые кого-то встречают с другого поезда. Я бегом к ним:
– Помогите до дому доехать.
– О чем речь! Конечно!
Доехали до дому как раз вовремя. Мои сидели голодные и испуганные, гадая, что же со мной приключилось… Можешь себе представить, как они мне обрадовались!
Вот так я, благодаря заступничеству святителя Николая, продукты до дома благополучно дотащила. Не забывай, какое тогда время было! С наступлением темноты люди старались на соседнюю улицу не выходить, а я с Божией помощью три границы пересекла.
