Вы здесь

Татьяна Касаткина: «Христианин — это новое существо, преображающее мир»

Творчество Достоевского изучают давно, но его романы до сих пор хранят много загадок. Завесу тайны приоткрывает Татьяна Касаткина, доктор филологических наук, председатель комиссии по изучению творческого наследия писателя научного совета «История мировой культуры» Российской академии наук.

— Татьяна Александровна, последние двадцать лет в России наблюдается настоящий взрыв в изучении творчества Достоевского. Как вы считаете, с чем это связано?

— С возвращением христианства, конечно. Мы совсем иначе встретились с Достоевским и впервые смогли увидеть всю глубину его романов, соотнеся их с евангельским текстом. Начнем с того, что у Достоевского и современных читателей совсем разное понимание действительности, того, как она устроена. И это связано с тем, что многие из нас не видели тех икон, которые в свое время поразили Федора Михайловича. Мы мало знакомы с западноевропейской религиозной живописью. И главное — многие из нас почти не читали Ветхий и Новый Завет. А перефразируя философа Владимира Соловьева, можно сказать, что Достоевский писал для тех, кто забыл Евангелие, но не для тех, кто его вовсе не знал.

Сейчас вектор восприятия Достоевского смещается из области слышимого в область зримого. Известный мыслитель Михаил Бахтин сосредоточил наше внимание на голосах автора и героя в произведениях Достоевского. Но проблема в том, что голоса автора в произведениях Федора Михайловича практически нет. Чтобы понять, что хочет сказать нам писатель, мы должны научиться вглядываться в текст, открывать за слоем повседневности христианские образы, помещенные Достоевским в ее глубине.

— Значит, без знания Библии Достоевского читать нельзя?

— Романы Достоевского построены с опорой на евангельские тексты и образность. В них — масса прямых и скрытых цитат из Евангелия, организующих смысл произведений. В 90-х годах я впервые обратила внимание на то, что в эпилогах своих пяти великих романов Достоевский создает словесные иконы, сосредоточивающие в себе смысл произведения. Вот пример: в начале романа «Преступление и наказание» мать Раскольникова вспоминает в письме, как маленький Родя лепетал свои молитвы, сидя у нее на коленях. Перед нами — зримый образ Богородицы с Младенцем. Но это значит, что Раскольников, который на внешнем плане — убийца, по сути своей является Христом романного мира. И в эпилоге, пережив ужас своего ложного пути, он возвращается к своей первоначальной ипостаси. Соня Мармеладова, в которой, кстати, японские исследователи давно увидели образ Богоматери, держит сидящего рядом с ней Раскольникова за руку — и перед нами возникает икона «Богоматерь споручница грешных». Так в свете христианской культуры по-новому раскрывается образ Раскольникова.

— В своих работах вы не раз обращались к одному из эпизодов биографии писателя — так называемому «делу Корниловой». Это связано с иконописностью его произведений?

— Этот случай — яркий пример того, что писатель не только создает сквозящую евангельскими образами реальность в своих произведениях, но что он так видит и действительность вокруг себя. В Петербурге двадцатилетняя беременная мачеха Корнилова выбросила свою шестилетнюю падчерицу из окна и сразу же заявила на себя в полицию как на убийцу. Между тем девочка почти не получила повреждений. Достоевский добивался пересмотра дела и смягчения наказания, и ему помогал один его молодой почитатель-юрист. Казалось бы, обычная житейская история. Но Федор Михайлович увидел в ее глубине евангельский сюжет. В Иерусалиме была купель Вифезда с водой, становившейся целительной в тот момент, когда «ангел возмущал ее», и один расслабленный долго ждал у купели прихода человека, который опустил бы его в воду. И в «деле Корниловой» Достоевский предлагает своему почитателю выступить тем самым человеком, который донес бы «нашу больную» до купели — то есть передал бы вовремя просьбу о пересмотре ее дела.

Однако евангельский эпизод не воспроизводится, а переосмысливается Достоевским. Писатель предлагает своему современнику стать сотрудником Богу. И в своих романах Достоевский показывает, как Бог, уже сделавший свой шаг нам навстречу в воплощении Христа, неустанно ждет встречного шага со стороны человека. Спасение людей и мира произойдет, только если люди будут сотрудничать с Творцом. Поэтому Достоевский призывал к активному христианству.

— А между тем сейчас нередко слышишь и читаешь в Интернете, что христианство становится скучным…

— Самое страшное, что может произойти с христианством — это когда в глазах людей оно становится скучным, превращается в набор обязательных для выполнения ритуалов. Думаю, это большая беда и вина нас, христиан. Но Достоевский-то открывает нам другое, пылающее христианство, которое преображает человека и мир. Есть многочисленные свидетельства, что в 70-е годы многие молодые люди приходили в церковь и становились священниками, прочитав романы Достоевского.

В конце Евангелия от Марка написано: «Уверовавших же будут сопровождать сии знамения: именем Моим будут изгонять бесов; будут говорить новыми языками; будут брать змей; и если что смертоносное выпьют, не повредит им…». Христианин — это новое существо, преображающее мир. Эта пылающая искра заложена в каждом, и человека привлечет призыв не к размеренной жизни, а к подвигу и самоотвержению.

Светлана Горина

rus.ruvr.ru