Стихи в прозе
Часть 1
***
Человек умирает, и на третий день его облик изменяет ему, на девятый — начинает тлеть его тело, на сороковой — сердце.
Так оканчивается человек.
***
На третий же день он делается ДРУГИМ. В дом без хозяина набиваются воры, разбойники, бродяги, бомжи.
Иногда хочется крикнуть: «Да ведь это совсем НЕ ОН!»
И тогда отвечают: «Успокойтесь, гражданочка, это все нервы, нервы!»
Потому что — если не он, то КТО?
Говорят, что покойник безобразен и страшен и лучше на него не смотреть. Заглядывают ли без трепета и без жути в дом, у которого окна черны, проводка оборвана, провалился пол?
Безобрáзен тем, что безóбразен, и страшен тем, что он пуст.
Нету в нем его самого — и он стал другой. Покинуло человека его «свое» — и он стал чужой.
Но и пустые мысли полны лукавства, вздора и непотребства, а гнездо разоренное полно хищения, отчаянья, страха. Так и его пустота обоюдоостра, полна
Отошел от человека дух Божий — и пришел СТРАХ.
***
Живые сидят и поминают покойного с горячей чаркой в руках. На кладбище — вечно дождь косой, мелкая сетка, ветер пронизывает насквозь.
— Он любил сырные корки. Бывало, принесу сыр. А он
— А мне, помнится, блестящую такую остроту сказал: у нас, говорит, любой человек имеет право… предъявить документ.
Живые жмутся друг к другу, размягченные человечьим теплом, мертвые — уже стали другими, а тех — не найти…
***
Но живет человек, и он — это именно ОН. Всякое удивительное и чудесное происходит с ним — даже и без его ведома, без его трудов.
Весь он в упругой узорчатой коже, очерчивающей предел: вот здесь человек заканчивается и начинается мир. Болезненны на ней ссадины и царапины и уродливы шрамы, рубцы. Даже слабые ветки могут оставить их.
Словно миллионы рабов трудятся день и ночь на него. Словно какой невидимый муравейник копошится в нем:
Вечно
Разве мог бы он сам по себе хотя бы камень поднять, хотя бы руки свои согреть на лютом ветру, расколоть хотя бы малый орех?..
И живоносное семя его под спудом накапливается, сгущается, тяжелеет, одолевает жаждой, умоляет:
— Излей меня! Дай мне там, в благодатной почве, в глубине покоя забыться и прорасти!
Так продолжается человек.
***
Пока живет человек, непрестанно с ним происходит нечто, творится, выпадает на долю, случается и стрясается. Дорога его на буграх подпрыгивает, раздваивается, расчетверяется, восьмеричной дробью шарахается на знак бесконечности, мелкой восьмушкой по нотному стану мечется — скрипичный ключ вконец заржавел, и ворота не отпираются.
…Несколько раз останавливался, озирался в испуге, пятился —
Торопился, летел сломя голову — и потому сильно отстал.
Решил срезать угол, пройти напрямик — и заплутал.
Заблудился, запутался, потерялся, а оказалось,- уже пришел.
В детстве мечтал сделаться дворником, с его утреннею
Несуразная
Шел, понурый, по пыльной дороге, увидал: вишня цветет! И улыбнулся ей.
Выбежал вон из дома — прямо в ливень, в грозу — досада выглядывала из глаз. Запахи облепили лицо: пьяная жимолость, жадный жасмин, нежность до слез. Небеса отверстые захватили дух. И — подивился сему.
Был разбужен раннею птицей и долго еще лежал, щуря глаза. И был благодарен ей.
***
Одна женщина любила одного человека, а он ее не любил. И это продолжалось много и много лет. А она неотступно молила Бога, чтобы Он отдал его ей. Но человек этот ее
И, отчаявшись, она возопила к Богу, чтобы Он ее отпустил: разорвал эти сети и дал ей спокойно жить.
И Господь услышал ее молитву и отпустил ее.
И она почувствовала себя свободной и увидела, что день — почти догорел. И еще она увидала, как жалок тот человек. Как он мелок и потрепан и некрасив. И еще она увидала, что он — ДРУГОЙ.
Оделся в его былые одежды и голосом его говорит.
***
Человек делается другим, когда от него отходит любовь. И весь он — как обгоревшее дерево с черным лицом. Тревога стоит у него в головах, и опасность бродит вокруг.
И если бы не было вечной жизни, можно было бы сказать так: человек умирает, когда его разлюбил Бог.
***
Один старый монах говорил: человек умирает на одном из двух
***
Жила одна прекрасная девушка в захолустье, в обшарпанном запуганном городке. И она повторяла: есть ли вообще в этой жизни
И сама же себе отвечала, что — да, и смысл есть, если, конечно, его красоту видит хотя бы Бог.
А потом она вышла замуж за столичного человека в зеленых, ядовитого цвета, носках, с выраженьем отрыжки сытости на лице…
***
Жалок человек и потерян, когда изменяет себе. Словно
***
Бедный
***
Жалок человек и наивен и отзывчив на похвалу. Скажите ему
И глаза у него непременно увлажнятся, расширятся, и
И ему тоже захочется сказать вам
А потом, мысленно провожая вас взглядом, подумает: симпатичный
Даже большое добро, сделанное человеку, забывается им скорее, чем крошечная похвала. Свойственно человеку желание быть отмеченным, получить плюс — гирьку на весах бытия.
***
Неустойчив
То он мучается:
— Я бездарен, и мне тошно жить!
То — выкрикивает:
— Я прекрасен, но это не нужно здесь никому, этого не замечает никто!
И только заботы жизни, вязкая ее суета заземляют, уравновешивают его.
***
Жалок человек и наивен, когда говорит:
— Оставьте меня в покое, дайте же мне покой!
Потому что — если в нем самом нет покоя, кто может его ему дать?
И если оставить такого в пустой и оглохшей комнате — наедине с собой, он сам начинает через весьма малое время рваться наружу, искать событий, людей.
Ибо — страсти его, пребывая праздными, выползают наружу, присматриваются, к чему бы здесь прицепиться, на кого бы напасть. Начинают шикать, шипеть, поднимая головы, перебраниваются на разные голоса.
И мысли его раздваиваются, спорят между собой. Будто в пьесе какой, где спорят бранчливые, А и Б.
И чувства, не находя волнореза, разбалтываются, выходят из берегов. Начинается наводнение, ураган.
Гибнет княжна Тараканова в мутной темной воде.
***
Удивительно, как человек изворотлив, как он живуч! Чем только ни способен гордиться, хвастаться человек! Что только в себе ни отыщет, чтобы сделать точкой опоры, рычагом, мир поворачивающим к себе.
— У меня — самые малосольные огурцы!
— У меня — самая больная в больнице печень!
— У меня — самые черные мысли, каких не было никогда и ни у кого!
— А у меня —
***
Удивительно, как беспомощен человек, как хрупок, словно обложенный скорлупой. Стоит ему лишь услышать тихое: «А я тебя не люблю»,- как в нем
И тогда он резко так вскочит, и лицо спрячет, и обхватит руками голову, и пойдет не разбирая дороги, и побежит, побежит…
***
— Заведу собаку,- говорит человек.- Пусть она будет меня любить, видеть во мне своего хозяина, уважать. Будет меня безропотно слушаться, преданно глядеть в глаза, драться за меня и кусаться, а если надо, то и умрет за меня!
И прибавляет горестно: она ведь мне не изменит, не солжет, не предаст. И не скажет на меня никакой клеветы. И не будет меня ругать. И не будет требовать от меня ничего, но только радоваться при встрече со мной и тосковать, глядя на дверь, пока не приду.
Часть 2
***
У одной женщины была мания, что все вокруг в нее влюблены. И она захлебывалась от избытка собственного бытия. А потом она стала старой, и потухло ее лицо. А те, кто знал ее красивой и молодой и ее любил, начали умирать, умирать…
И однажды она грустно сказала:
— Вот и я уже умерла. Но
***
Но гаснет тусклая лампочка, и следы человека обрываются у реки, зарастают мелким кустарником, затаптываются другими людьми.
Трудно
В крайнем случае, можно ответить о роде его занятий: полководец, мытарь, поэт; или о степени его родства с теми, кто еще жив: муж тети Вари, дедушка Олега Петровича, ребенок Танечки с третьего этажа…
***
Говорят, человек штучен и неповторим. Никогда на свете не было такого же человека и не будет впредь. Только тот, кто любит его, понимает, что это — так.
И если не было бы Того, Кто способен это вместить, каждого человека знать по имени и в лицо,- суетна была бы вся эта бурлящая пестрота, сдерживаемая общими именами Петров и Павлов, Лазарей, Марий, Марф.
***
Бывает, человек перерастает себя самого. Словно бы он поднимается вдруг на цыпочки и смотрит на себя — прежнего — сверху вниз.
Все ему кажется исполнимым, податливым, как мягкая глина в ловких зрячих руках. И глаза его победоносно поблескивают от избытка желаний, от хмеля ума. И он чуть ли не пританцовывает,
Но проходит весьма малое время, и он опять становится мал. Ветер поднимается ему поперек. Растрескиваются его амфоры, выливая вино. Крошатся его глиняные поделки — тяжелый, бурый песок.
Да и сам он чувствует страшную опустошенность, упадок сил. Сумерки сгущаются на его лице, и даже тень делается темнее возле него. И человек спрашивает себя: как? почему? Куда это делось, если я никому этого не отдал? И откуда взялось, если я сам ниоткуда это не брал?
Потому что — пока дух Божий пребывает на человеке, не равен человек себе самому.
***
Как же человек неустрашимо дерзок и при этом — как он труслив! Боится, как бы о нем чего не подумали, как бы не сказали о нем чего. Боится, что все у него перед носом кончится и захлопнется раздаточное окно. Боится бедности, унижения, уколов, бормашин, клизм!..
И при этом захлебывается пеной ропота, выкатывает грудь колесом, борется, словно какой Иаков в ночи, собственному Создателю кричит: «Уж!о!». И быстрыми такими решительными шагами идет во тьму.
Там обступают его льстивые демоны, дружественно похлопывают по плечу.
— Ты его
Задушевный такой, приятельский выстраивается разговор, и они уже панибратски так, запросто, на короткой ноге, пощипывают его, подталкивают, замыкают кольцо.
— Ничего страшного,- вежливо так говорит человек. И интеллигентно покачивает головой.
***
Удивительно
Например, разве он не ужасен в гневе? не уродлив в злобе? разве в зависти на змею очковую — не похож? Даже черты его переломаны и черны: бездна выглядывает из глаз. Потрясает человек кулаками, кричит: убью! ненавижу! — кричит и ходит весь ходуном. А и тут — найдет себе оправдания, приведет за руку свои: «потому» — тонким таким становится он психологом, захватывающий выписывает сюжет: благородное негодование, понимаете ли, праведный, господа, гнев! Жажда справедливости! честности! чистоты!
Оправдает себя вчистую, а виновных велит посадить на цепь.
***
Странное носит в себе человек чувство своей неловкости, стыда, вины. Словно готов у целого мира просить прощения, что он — не такой: то своего роста стесняется, то полноты с худобой. Волосы зачесывает с затылка на лысину, невзрачное лицо отворачивает, простоту свою пытается маскировать, словно какое вещественное доказательство, улику против себя.
Бедность свою за спиною прячет, прикрывает, как дверь. В благополучии — прибедняется, в праздности — кивает на головную боль. Проигрывая,- хорохорится, палкой в землю стучит. Побеждая,- так сдержанно начинает покашливать, озабоченное делать лицо.
Томится в тихом унынии, разоблачений боится, преображенья не чает, чудес не ждет.
***
Близорукий
Негодующе поглядывает он на противников, которые стоят поперек,- не проехать
Перья дрожат на его серебряном шлеме, меч позвякивает на бедре: заманчиво человеку
А меж тем — вот уже который день он не может справиться с насморком, носит в руке платок.
***
— Суета,- говорит человек,- как же она изматывает меня! Если бы не было суеты, о, каким бы я был! Мысли свои додумывал бы до конца! Вглядывался бы вдумчиво в происходящее и — прозревал! Накапливал бы золотые энергии, как пчела — мед. Возрастал бы, как кедр Ливанский,- до самых небес.
А заглянет к себе во внутрь — там неприбранно, там темно. Духота. Маленькие паучки висят по углам. Некуда приткнуться и — шаром покати.
И опять человек выскакивает оттуда на бледный свет. Гонится за
Человек показывает на это пальцем и вздыхает: вот — жизнь.
***
Посмотрите на человека, когда он моет, чистит, украшает себя, тщательно скребет кожу, зажмуривает глаза, надувает щеки, намыливая лицо. А потом — такой ровненький, тонкий проводит пробор и
А потом — новенький и нарядный — в зеркало на себя глядит, и такая как бы даже критическая складка у него меж бровей. А на самом деле ему неловко и себе показать, что он доволен собой. И он, поворачиваясь, немой задает вопрос: ну как?
И тот, кто справа от него стоит, поглядывает на него с нежностью, с умилением, думая примерно так:
— Прекрасен
А тот, кто слева располагается от него, посматривает на него зло и насмешливо, норовит посадить пятно.
— Ишь, вырядился,- говорит.- Но и это не поможет ему.
Любит он человеческую досаду, огорченный возглас:
— Ну вот вечно так!
***
Хрупок человек, когда он полон надежд, и жалок, когда он машет на себя рукой. Когда он в черном теле своем сидит, когда сухими и настороженными глазами глядит.
Знает он тщетность своих надежд, знает безумие своей мечты. Потому что мечта его упирается в небеса — мир не может ее вместить. Человек же
Он сидит, покачиваясь на стуле, смотрит тяжелым взглядом перед собой.
Ах, и у него был праздник, на который он охорашивался, улыбался безо всякой причины, начинал петь некстати и невпопад. И
А теперь он сидит один, с этой серой усталостью в скулах, в плечах, словно никто на свете давно не любит его…
***
Один юноша очень боялся армии и хотел от нее улизнуть. И об этом сказал одному священнику:
— Понимаете, это такое место, где нет любви.
И священник ему улыбнулся и ответил так:
— Что ты, мой дорогой! Там же люди, люди… А там, где люди,- всегда любовь.
***
Посмотрите на человека, когда он празднует свой день рождения, и все поздравляют его. Говорят ему: поздравляем, что ты родился, что ты прожил
И человек скромно отвечает «спасибо» и складывает подарки в углу. А потом — усаживает всех за стол и потчует. И все тут же едят и пьют.
Потому что — большой праздник, когда человек ЕСТЬ. Воистину — это стоит того, чтобы устроить пир.
Эй, музыканты, громче, торжественней, веселей! Созывайте всех к человеку, всех, кто любит его! Всех, кто ощущает дух Божий на нем. Всех, кто понимает, что он — это только он. Всех, кто не согласен увидеть его — другим!
Наслаждайтесь же человеком, радуйтесь же ему, глядите ему в глаза, обнимайте от избытка чувств.
Вот он — такой, как есть,- хлопочущий о закусках, сетующий, что мало вина; оттирающий капнувший ему на брюки бордовый соус, золотой майонез; произносящий
И даже если он вовсе не хочет праздновать этот день и, фыркая, говорит: нечему тут радоваться! Тоже мне событие! Тоже мне фестиваль! — все равно радуйтесь и празднуйте, пойте ему хвалу, наигрывая на кимвалах и на тимпанах, велеречивых флейтах, нежных виолончелях, органах, скрипках!
Потому что человек, покуда он жив, не принадлежит себе одному.
