Пол ночи над миром горела звезда,
Под утро сорвалась, упав на просторы,
Предвестница утра, сиянье отдав,
Мелькнула, снимая рассвета затворы
Планеты печальной, где каждый устал
Брести словно нищий - на паперти света
От станции юность до той, где причал
Наметил прозренье, но сонная Лета
Храброе сердце над шумом, над миром,
В ритме упрямом, в рывке над судьбой,
Ставит преграды неведомым силам,
Бьётся в бою, забывая покой.
Скомкано болью, горит не сгорая,
Храброе сердце стучит день и ночь.
В каждом ударе любовь созидая,
Силится сердце грехи превозмочь.
Кладу на стол ручку, а вместе с ней и тень её кладу. Тень в нашем мире всегда преследует предметы.
Но далеко не всегда тень легко обнаружить. Надо хорошо высветить предмет, чтобы заметить и его тень. Тени прячутся, они не любят выставлять свою теневую суть напоказ. Теням хочется казаться предметами. Хочется быть больше и значительнее предметов. И, при случае, они непременно попытаются обмануть наблюдателя. На то они и тени, чтобы быть понарошку.
И нельзя ничего создать, чтобы не появилась следом за созданным и его тень. Таковы правила игры. Главное — не перепутать тени и вещи.
В доме празднично и радостно пахло ванильным тестом. В чистой мисочке разноцветным бисером красовалась пасхальная посыпка на куличи. Вдруг раздался громкий звонок в двери, так что мама даже руками всплеснула: пасхальное тесто не любит шума! Оказалось, это к Диме пришел товарищ, его одноклассник Паша. «Идите-ка лучше погуляйте на воздухе, - сказала мама.- Не мешайте мне. Когда куличи испекутся, приходите. Вместе будем яйца раскрашивать».
Мальчики вышли на улицу.
- А у нас дома куличей не пекут, - вздохнул Паша.- Мама говорит: «Зачем возиться, если в каждом хлебном киоске купить можно». А ты в церковь на Всенощную пойдешь?
- Родители обещали взять, если днем посплю хоть немного, - ответил Дима. – Праздник же какой! Воскресение Христово!
- Ну, это так считается… - усомнился Паша. – А на самом деле, может, праздник люди сами себе и придумали?
-Да как ты можешь так говорить! – взвился Дима. - Ты хоть раз Евангелие читал?
- Евангелие – это для вас, верующих. А ты мне можешь на исторических фактах доказать, что Христос и вправду существовал, а потом еще и воскрес после распятия? Ты не обижайся. Я не спорю, мне даже самому интересно? Где-нибудь еще это написано?
Фрагмент из поэмы «Мёртвые души»
Счастлив путник, который после длинной, скучной дороги с ее холодами, слякотью, грязью, невыспавшимися станционными смотрителями, бряканьями колокольчиков, починками, перебранками, ямщиками, кузнецами и всякого рода дорожными подлецами видит наконец знакомую крышу с несущимися навстречу огоньками, и предстанут пред ним знакомые комнаты, радостный крик выбежавших навстречу людей, шум и беготня детей и успокоительные тихие речи, прерываемые пылающими лобзаниями, властными истребить все печальное из памяти. Счастлив семьянин, у кого есть такой угол, но горе холостяку!
В храме шла служба. Сосредоточены лица, опущены взоры, собраны в молитве мысли. Раздался чей-то приглушенный телефонный звонок. Прошла секунда, вторая, третья, а он звонит все сильнее. Уже многие стали проявлять недовольство поворотом головы. Меня тоже этот настойчивый телефон вывел из сосредоточения на молитве: «Когда же услышит хозяин и отключит телефон, — думаю, — это просто безобразие заходить в церковь с включенным телефоном!» Вон уже и певчие поглядывают по сторонам. Он звонит! «Совести совсем у кого-то нет. Чей же это телефон?» — я поворачиваю голову туда-сюда. Никто к телефону не подходит. А он все громче и громче звонит! Уже многие начинают перешептываться, искать хозяина. Я тоже негодую: «Кто же это такой безразличный? Видно только себя любит, о других душа не болит.
Метёт муку холодный ветер
Асфальтной гладью по селу,
Кружат снежинки, словно дети,
Пробилось солнышко сквозь мглу.
Резвятся псы на покрывале,
Что выткала с утра зима,
Дома спросонья смотрят вяло,
Их не тревожит кутерьма.
А я иду в свою церквушку,
Легко звонят колокола,
И Ангел мой летит послушно,
Неся мне капельку тепла.
И в самом деле, едем. Я с мамой впереди, она - за рулем, а за нами – Аришка с попугаем, да наша бабушка Евдокия. Микешину клетку мы к самому окну устроили, вот он и разговорился: «Микеша хор-р-р-роший, Микеша хор-р-р-роший... ».
- Хороший, хороший, пока кошка спит, - ворчит бабушка и пытается накинуть на клетку платок.
- Бабуль, зачем? – протестует Аришка, и тянет платок на себя, - ему же тоже хочется посмотреть, какие тут большие сосны растут, он же не видел.
- Насмотрится, успеет, а покуль пусть спит, отдышится от Еремина сраженья.
На русском языке при помощи одного беспощадного слова можно выразить суть широко распространенного порока, для которого три других знакомых мне европейских языка не имеют специального обозначения. Отсутствие того или иного термина в словаре какого-нибудь народа не всегда означает отсутствие соответствующего понятия, однако мешает полноте и точности его понимания. Разнообразные оттенки явления, которое русские четко выражают словом «пошлость», рассыпаны в ряде английских слов и не составляют определенного целого.
ВЕЛИКАЯ ПЯТНИЦА
Утром Лёля нашла на столе догоревший огарок своей свечи, поднос, накрытый стёганным колпаком, и записку:
«Дорогая Лёля! Сегодня послушаний у тебя не будет. Посвяти этот день молитве и чтению.
Я принесла тебе чай и булку. Общая трапеза состоится после выноса Плащаницы.
Отец Митрофан ждет тебя вечером!
Твоя А.»
Как это Тоня всё успевает? – подумала Лёля. – Сейчас, наверное, ещё и семи нет.
Ольге было немного досадно, что сестра не разбудила её, но в то же время к досаде примешиалось чувство удовлетворения. Какая радость – она, наконец-то, была предоставлена сама себе!
Умывшись, переодевшись, и испив ароматного чая с ещё теплой булкой (уж не мать Пелагея ли её испекла?), Лёля села на своё излюбленное место у окна и открыла Тонину тетрадь.
Когда-то соловушкой пела
В небесных семи садах.
Потом ворковать полетела
На лютых семи ветрах.
Спускаясь все ниже к земле,
И так высоту теряя,
Свивала гнездо в траве -
У самого пропасти края.
Стараясь беду отогнать,
Не пела уже - кричала.
Врагам становилась под стать -
Зверела душа помалу.
Пытаясь взлететь, страдала.
Как будто всегда бескрылой
Была... Лишь во сне летала.
А как наяву - забыла.
(Сб. "Стопами любви")
Все началось, как обычно — с телефонного звонка.
— Здравствуйте, Нина Сергеевна! — послышался в трубке знакомый голос отца Александра. — А у меня к Вам дело…
По правде сказать, Нине Сергеевне совершенно не хотелось разговаривать с отцом Александром. В самом деле, что за бестактность — вспоминать о человеке лишь тогда, когда в нем возникла надобность? Ведь пошел уже третий месяц как с тех пор, как новый Владыка Михайловский и Наволоцкий, епископ Михаил перевел отца Александра с его отдаленного прихода в Н-ском лесопункте в Успенскую церковь, стоявшую на окраине города Михайловска, посреди старого кладбища. Причем не просто перевел, а назначил тамошним настоятелем, вместо отца Богдана Л-цкого, подавшегося в одну из южных епархий к своему земляку, тамошнему Владыке Игнатию. Да, с тех пор пошел уже третий месяц.
У дивана стоят носки. Любуются собой. Один говорит другому:
- Этот противный запах портит всю нашу яркость и изящность. От кого это так несет?
Рядом на коврике лежала кошка с котятами.
- Да вон от них, - махнул в сторону носок.
С дивана упала газета.
- А может от нее, – махнул другой.
Кто-то бросил огрызок от яблока.
- От него, наверное, - уточнил один.
Муха села на яблоко.
- Точно от нее, - возразил другой.
Носки вертели носами, вертели, пока кошка не увела с собой котят, не улетела муха, а хозяйка не подобрала газету с огрызком от яблока.
Оглянулись носки – вокруг никого, а запах – то остался. Посмотрели носки друг на друга и заголосили:
- Неужели этот запах от нас?
Крестики с распятием, жемчуга души.
Ясно всё и так - не жди совета.
Жизнь - она весёлая. Просто не греши.
Топай босиком по белу-свету.
Отряхни окалину - чёрную печать.
Что печаль - котомка за спиною...
Ведь за то, что сделаешь, нужно отвечать
Собственною, грешною душою.
Топай по хорошему, странница-душа!
Не топчись испуганно на месте.
Посмотри, прислушайся - нету ни гроша
У весёлых птичек - только песни.
И лунный луч ударил землю,
Как серебром прозрачным – вскользь,
И струнам света молча внемля,
Измерил раненую ось
Земли, принявшей бег секундный,
А облака листают хмарь,
И плачут, точно стук занудный
Цепляет гаснущий фонарь.
И люди ищут: кто отрады,
А кто прозренья в гарь веков,
Или делимой впрок награды
В заплаты каменных основ.
Ольга сидела у окна своей маленькой комнатки. Легкая усталость оказалась странно приятной для девушки. Какое-то ощущалось внутреннее блаженство от оссознания того, что весь день она, Лёля, была занята чем-то полезным и нужным.
До вечерней службы ещё оставался целый час. Можно было бы прилечь и поспать, но сейчас Лёле не хотелось терять на сон своё драгоценное время. Она сидела, прижавшись лбом к стеклу и смотрела на весенний сад.
«Как здесь всё изящно и мило! – думала девушка. – В этом саду, в строении храма, в каждой комнатке обители видна заботливая рука Великой княгини и её отменный вкус!»
В дверь тихонько постучали. Тук-тук-тук. «Молитвами святых отец наших…» - послышался шёпот и в дверном проёме показалось родное личико с веснушками.
- Лёля, ты не спишь? – спросила Антонина, заходя в комнату.
Взлетело слово, с губ вспорхнуло,
И одарило мир теплом...
Внезапно злобой потянуло,
Как едким, тонким сквозняком.
Украли слово, в клеть закрыли,
А через миг – произнесли...
В глазах завистливых застыли
От мрака чёрные угли.
В плену, без света всё томятся
Под пылью лжи слова, слова...
И ждут – когда же возвратятся
Назад, в правдивые уста.
Дорожите, люди, поэтами.
Они Божьим словом помазаны.
Не держите стихи под запретами,
Судьбы их со Святыми связаны.
От тоски поэт глаза высушил,
Бился лебедем в стены зависти;
Был не злобливый, а из белых крыл
Вытекали слова Божией завязи.
Он не ждал от вас не идиллии,
Показал собой, как свеча горит.
Он в душе своей нёс вам лилии,
Потому что был от Творца пиит.
Познать себя – достойнейшая цель.
Но как же быть, когда объята мраком
Твоя душа…
Когда недобрым знаком
Растёт число ошибок и потерь?
Легко поверить в то, что мир жесток, –
Когда причины скрыты зол и бедствий
Среди туманных отдалённых следствий,
Когда не познан Истины исток.
Легко поверить в то, что правды нет,
И в то, что нас «давно забыл Создатель», –
Когда в тебе унылый обыватель,
Когда душе неведом вечный Свет.
Люди, люди... Сделались «как боги»,
Не зная Бога, тварные дельцы.
Сухая глина, трещины-пороки:
Сочится яд из мрачной глубины.
Распять, чтобы услышать Голос,
В безумии пролить Святую Кровь!
А Бог... В тебе Он знает каждый волос...
Смотри: распят Христос - кричит Любовь!
