Ольга сидела у окна своей маленькой комнатки. Легкая усталость оказалась странно приятной для девушки. Какое-то ощущалось внутреннее блаженство от оссознания того, что весь день она, Лёля, была занята чем-то полезным и нужным.
До вечерней службы ещё оставался целый час. Можно было бы прилечь и поспать, но сейчас Лёле не хотелось терять на сон своё драгоценное время. Она сидела, прижавшись лбом к стеклу и смотрела на весенний сад.
«Как здесь всё изящно и мило! – думала девушка. – В этом саду, в строении храма, в каждой комнатке обители видна заботливая рука Великой княгини и её отменный вкус!»
В дверь тихонько постучали. Тук-тук-тук. «Молитвами святых отец наших…» - послышался шёпот и в дверном проёме показалось родное личико с веснушками.
- Лёля, ты не спишь? – спросила Антонина, заходя в комнату.
- Тоня! – обрадовалась визиту Ольга.
- Как ты, сестрица? – Тоня села на высокий стул и посмотрела на кузину. - Как тебе наша Анечка?
- Анечка… - улыбнулась Лёля. - Такая славная девушка. Мы подружились!
- Да, мы все её очень любим. Матушка привезла её в обитель из глубинки лет семь назад. Она – круглая сирота.
- Да, она рассказала мне.
- Славно! – Тоня в нерешительности теребила края своего фартука. Казалось, она хотела что-то спросить у своей кузины, но медлила. – Лёля, - начала, наконец она с немного смущенным выражением лица. – а ты на службу пойдешь? Будут читать двенадцать Евангелий…
- Пойду, пойду, не волнуйся! – отозвалась Лёля и взяла сестру за руку. – Знаешь, Тонечка, мне бы хотелось поговеть и причаститься на праздники.
- Уххх – облегченно вздохнула Антонина. – Как хорошо-то, сестрица!
- Ты считаешь? – Лёля подняла серьезные глаза к Тоне.
- Конечно!
- Но… я боюсь. – тихо проговорила девушка. – Мне же нужно исповедоваться, а я так давно не открывала никому свою душу.
Тоня погладила руку сестры.
- Лёлечка! Ты не представляешь, как тебе повезло. Наш батюшка – самый лучший!
Ольга пожала плечами и снова взглянула в окно. Что такое значит для неё самый лучший батюшка, когда она ничего о нём не знает, а он будет знать о ней всё!
- Лёля! – почувствовав состояние Ольги, Тоня подвинулась к сестре. – Я серьезно. Отец Митрофан замечательный исповедник, и как только ты подойдешь к нему, все страхи тут же улетучатся. Это он выглядит строгим, а на самом деле батюшка очень добрый! Поверь мне, я знаю это наверное. Ведь сестры приходят к исповеди каждый месяц, а то и чаще. А уж за советом хоть каждый день ходи к нему – он никогда не прогонит, всегда время найдет и нужное слово скажет.
Ольга не отрывала взгляда от окна.
- Оленька, ты послушай, послушай меня. Отец Митрофан очень кроткий человек. Бывает, шалость какую натворю, мне совестно, аж жуть, а он выслышит и только проговорит: «Из них же первый аз есмь!» И так у него это мягко и сокрушительно получается, что сама поневоле заплачешь, а потом и улыбнешься. Каждый человек ведь согрешает, а мы, христиане, только тем спасаемся, что как упали, так тут же подняться спешим. И хоть падаем, падаем, а все же стараемся идти. Так батюшка говорит. Он своим незлобивым характером, терпением и других кротости учит. Вот погляди, что скажу тебе ещё. Как-то мы решили, что он чересчур мягок с нами, и сказали ему: «Батюшка отец Митрофан, Вы уж построже к нам будьте, нам ведь исправляться надо!» А он брови свои сдвинул, - Тоня встала и забавно сдвинула брови, изображая отца Митрофана. - руки в кулаки сжал, говорит: «Вот так?». Да при этих словах кулаками затряс со всей силы, что мы не удержались от смеха. «Нет, батюшка, так мы боимся Вас!» «То-то же!» - засмеялся он с нами. Вот такой человек.
Лёля повернула к кузине раскрасневшееся лицо.
- Ты правду говоришь?
- Правду! Батюшка отец Митрофан - замечательный.
Лёля снова вздохнула.
- Всё равно боязно.
- Я тебя понимаю, ma cherie, - уже серьезно сказала Антонина. - всегда боязно перед исповедью, зато после исповеди всегда легко-легко!
- Ах, что же я! – спохватилась Тоня. – Мне же надо идти в храм, лампадки зажигать. Я сегодня церковница. Вот…– она достала из кармана своего фартука тетрадь в кожанном переплете. – Ты просила меня рассказать тебе о сестрах милосердия… В этом альбоме, я надеюсь, ты найдешь ответы на свои вопросы. Я тут записываю разные заметки о женском служении… Почитай! А пока – до встречи в храме.
Тоня выпорхнула из комнаты, оставив Лёлю с любопытством разглядывать кожанный альбом.
+++
Вечерняя Служба Великого Четверга в обители была длинна и торжественна. Вспоминали Страсти Господни. При мерцающем отблеске свечей Лик пригвожденного Спасителя на распятии, стоящем в центре храма, поражал своей живостью и неотмирным спокойствием.
Духовник обители отец Митрофан в чёрном великопостном облачении выглядел особенно величественным и скорбным. Его голос звучал мягко, но пронзительно. Казалось, он сам присутствует в местах предательства, избиения и казни Христа, и ему больно видеть мучения своего Бога.
Ольга держала в руках зажженную свечу, как и все собравшиеся в храме. Девушка смотрела на священника, на распятие, на бледные и прекрасные лица Великой Княгини и сестер. Она ни о чем не думала.
Слова Евангелия ложились в её душу, как складывается воедино кем-то порванное письмо. Она с удивлением открывала для себя некую тайну. Тайну Смерти Бога. И девушке ничего иного не хотелось сейчас, как просто пережить этот момент. Не убежать от боли и страха, а пережить. Зачем? Чтобы вырасти.
Среди сестер, поющих на клиросе, Ольга узнала Анечку. В глазах этой прозрачной девушки стояли слёзы.
После службы все сестры тихой процессией возвратились в сестринский корпус, неся в руках зажженные свечи.
Не хотелось даже есть.
У себя в комнате Лёля поставила свечу в медном подсвечнике на стол, и не отрывая глаз от огонька, прилегла колачиком на кровати. Едва девушка коснулась головой подушки, она тут же заснула.
(Продолжение следует...)
