Омилия

Дай, Господь, мне с утра по слезе
Состраданья из каждого глаза...
Научи, как пройти по стезе
В жизни трудной и многообразной,

Где могла б я поддержку дарить,
Тем, кто впал в малодушье, в унынье,
Не набором созвучий и рифм,
А добром и заботой отныне.

Чтоб страданья чужие и боль,
Как свои, ощутила я, Боже,
Преумножь в черством сердце любовь,
Выжги страсти, насколько возможно…

Дай душе растревоженной мир,
Дай молитву творить неустанно:
Каждый день, каждый час, каждый миг,
Чтобы лучше и чище я стала.

Просьбы эти твержу без конца...
Ничего мне отныне не надо,
Только взгляд Неземного Лица -
Без укора - вот вся и награда.

В ночной тиши звучат стихи во мне,
При ярких звёздах, молодой луне.
Они прибоем слух мой омывают,
Сам Дух Святой меня благословляет.

Утéшитель Святой, Ты вновь со мной
В волшебных бликах в звёздный час ночной!
Мне даришь свет небесный – вдохновенье,
На сердце проливаешь откровенье.

Вокруг стихает многозвучье дня,
И в мыслях моих струнами звеня,
Псалтырь начнёт мелодию святую –
Неповторимую, понятную, живую.

Не смею в небо глаз своих поднять,
Не смею шелохнуться и дышать,
Когда крылом Твоим меня коснёшься,
Поэзией на душу мне прольёшься.

За что меня, нечистую, избрал?
Златую лиру в руки грешной дал?
Ведь всё, что есть – любовь к Тебе без края,
Она цветёт, всё больше возрастая.

Всё остальное – немощи, грехи.
Но Ты позволил мне писать стихи.
К словам живым всем сердцем прикасаюсь,
Потом тону в слезах, молюсь и каюсь.

Я чище становлюсь, когда пишу.
Твоим же даром я Тебе служу.
Продли, мой Бог, счастливые мгновенья,
Благослови полёт и вдохновенье.

 Я сегодня устало склонилась
Над своею нелегкой судьбой,
Было все, а за все ли молилась?
Я на грешной земле пред Тобой?

И в Тебе я всегда ли искала,
То, что истинно в веке ином?
Часто всуе я здесь забывала
О любви, о смиренье, и в том

Страстью глупой нутро иссушая,
Я невольно теряла себя,
Так листва, с тонких веток слетая,
Бьётся оземь, все так же любя

Высоту, что для всех как отрада,
Но проходит зима и опять,
Первой зелени легкой награда
Обернет все ушедшее вспять.

Я сегодня устало склонилась
Над земною нелегкой судьбой,
Как давно я вот так не молилась
Не склонялась в любви пред Тобой...

 Мир не велик порою в малом,
Да и в большом он чаще мал,
Там над рекой - в закате алом
Усталый странник вдаль шагал.

Усталый путник – мне он близок,
И я устала жить, как ждать,
И мне казалось, ближний – низок,
Ошибок ставила печать

Я на земную форму мира,
А проще было – полюбить,
И лучше было – плакать лирой,
И боль как счастье здесь прожить.

Ведь было время – сердце ждало,
И в ожиданье спал покой,
Наверно я - чуть-чуть устала,
И стала просто не такой

Какой была когда-то – юной,
Да и молюсь я об ином,
Все также ноют нервы-струны,
Но постоянна я в одном...

В одном теперь ищу ответа,
И не ответа даже, так..
Любви у Господа, как света,
В обмен на брошенный пятак.

 
В линейку черновик-тетрадь –
Мой верный беззаветный кореш.
В огонь – вдвоём? Как знать, как знать…
А на часах всего лишь пять
И с этой правдой не поспоришь.

И снова день, и снова жив,
А помнишь, помнишь ли террасу,
Молдавский чувственный мотив,
Что лёг печатью в твой архив
Живым пятном от «Роз де масэ»?

А запах зимних вечеров
С улыбкой-грустью в арлекине –
В костёр? Нет, нет, я не готов,
Мы обойдёмся без костров
По уважительной причине –
Дары не жгут, не хватит дров!
2012

РОЗ ДЕ МАСЭ - Столовое сухое розовое ординарное вино.

Он уже не хлещет больше водку
Иль дешёвый квинтовский коньяк.
Бесполезно рвать стальную глотку,
Непрерывно мучает сушняк.

Там не так, как мы бы здесь хотели,
В недоступном мире неживых…
На земле дожди идут в апреле,
Расцветают вишни не для них…

Капли крови при'мул, маргаритки,
Аккуратно выложенный крест.
На него взбираются улитки,
Словно покоряя Эверест.
2012

Сказ времен написания «Корявого болота» и «Приказчика», нашел в «запасниках».

Сей сказ основан на реальных событиях, о чем было высочайшее указание дело сие расследовать и Ево Императорскому Величеству обо всем доложить.

Не всегда у нас-то такая мельница справная была. Знала она времена и похуже и пострашнее. Одно время, еще при моем прадеде, надолго ее забросили: местами крыша обвалилась, доски прогнили, крылья набок, вот-вот рассыпятся. Барин, бывало, заглянет к нам из Петербурга, прикажет починить мельницу, да боится народ приближаться к ней, отнекивается:

— Хоть до смерти запори, — говорят, — все будет полегче!

Конечно, злился страшно барин, а сделать ничего не мог. Приказал управляющему нанять плотников со стороны. Долго пришлось искать: многие-то прослышали про нашу мельницу и отговаривались, что работы-де много. Только толи в Орле толи в Ельце (уже и не упомню) нашлись работники.

Анна Васильевна Русанова, подслеповатая, сгорбленная женщина на восьмом десятке, сидела за столом в горьком раздумье. Увы, старость (хоть это слово и рифмуется с «радостью») является весьма безрадостной порой. Вот и у нее на старости лет, как говорится, скорби и болезни вон полезли. Так что пришлось ей идти в поликлинику, откуда она вышла с пачкой рецептов, щедро выписанных тамошними докторами. Только, когда пришла Анна Васильевна в аптеку, чтобы купить выписанные лекарства, оказалось, что они обойдутся в половину ее пенсии. А ведь ей еще и за квартиру заплатить надо, и за газ, и за свет…раньше она еще и за телефон платила, да уже полгода, как отключила — кому ей звонить, а сто пятьдесят рублей в месяц — деньги немалые… Опять же — и есть-пить что-то нужно, таблетками сыт не будешь. Да и сапоги новые купить нужно — старые давно уже каши просят. Вот и убрела Анна Васильевна из аптеки несолоно хлебавши — как видно, правду говорят: аптека убавит века: на цены взглянешь — упадешь, не встанешь. И думай теперь, как быть — то ли лекарства себе покупать, то ли еду. Да, старость и впрямь не радость.

Мой идол одноглазый врёт безбожно,
Иллюзиями время тормозя.
Вчерашнее «нельзя» сегодня можно,
Сегодня быть доверчивым нельзя.

Глядят кумиры с глянцевой обложки
На фоне вилл, разбросанных в Cap d'Ail,
А дядя Петя, пьяный, на гармошке,
Опять поёт про русскую печаль.

И остаётся верить в мир загробный,
Где нету вавилонского ярма.
И срочно отыскать себе подобных,
Пока ещё не выжил из ума.
2012

Глава 1

Стив высунул из-под простыни вялую руку и нащупал на журнальном столике пачку сигарет. Она шелестнула под дрожащими пальцами и упала на пол.

— Б….!

Он свесил ноги с кровати. Сначала — левую, потом, с легким суставным скрипом — правую. Голову лучше держать вертикально и избегать ненужных поворотов шеи. Колокольный звон в черепной коробке громыхнул между полушариями и звонким стихающим переливом перекатился к правому уху.

— Теперь — отлить…

Он вернулся из ванной, щелкнул зажигалкой и подошел к окну. Узкая рама скрипнула и полезла вверх.

Стив протиснул наружу растрепанную голову и руку с сигаретой. Солнце заставило его сощуриться, но через две затяжки он уже разглядел группу разноцветных панков, сидевших прямо на тротуаре у входа в паб. Их вожак с малиновым петушиным гребнем и серьгой в левом ухе оживленно спорил о чем-то с маленьким туристом в черном костюме.

«Японец…» — лениво констатировал про себя Стив.

В грязь небрежно брошенное семя
Не взойдёт, от влаги сгнив однажды.
Не умеет лицемерить время —
Что ему дешёвый лоск бумажный?

Что ему регалии и злато? —
Ход столетий в них не приоденешь.
Актов зла, губивших мир когда то,
Став мудрей, слезами не отменишь.

Серых дней неброские страницы
Объявить вершиной счастья можно.
Время же, не внявши знатным лицам,
Сквозь века укажет: всё ничтожно.

Время властно, время вольно дышит,
Наши судьбы судит очень строго.
Но и время чтит Того, Кто выше, —
Чутко слышит вечный голос Бога.

13.12.2010 г.

О том, как ты далеко
знает стрела на излете,
                   у самой земли.
О том, как ты далеко
знают к закату плывущие
                               корабли.
Знает ночь, 
мириады мерцающих 
                    недостижимых миров.
Знает путник, в буре ночной
                    не нашедший кров.
Ты улыбнулась,
плеча моего коснулась легко.
Но знает лишь сердце мое,
о том, как ты далеко.
 

Весенний ураган – разбиты стёкла;
Перекосилась рама на балконе.
Домой бежала девушка, промокла,
Ловила синий зонтик на газоне.
Его кидало вверх, бросало оземь,
По воздуху носило и вертело.
Сумятица, бедлам – минут на восемь…
И стихло всё. И небо присмирело.
2012

Она ходила по листве
И аромат беды вдыхала.
Её душевной пустоте
Уже ничто не угрожало.

Осенний лес, как хищный зверь,
Вширь разбросал густые ветки.
И ей казалось, что теперь
Она в плену, в закрытой клетке.

Вот куст калины на пути
Горит костром призывно-ярким…
Забыть обиду… подойти…
Согреться над камином жарким –

Над тем забытым огоньком,
Что угасал в душе скорбящей –
Он раньше грел уютный дом,
И жизнь казалась настоящей.

А за кустом калины – пруд
Вдруг неожиданно открылся…
И так ей стало горько тут
За то, что мир её разбился.

И слёзы капали… она
Рукой холодной вытирала –
Платок забыла… здесь одна…
Кукушка где-то куковала…

Но постепенно пустота
Красой природной наполнялась.
Начать всё с чистого листа –
Решила так она… смеркалось…

На горизонте силуэт
Мужской фигуры появился –
Такой родной… роднее нет…
И мир тот час преобразился!

Над чёрной пашней вороньё
Вовсю ругалось.
И небо плакало моё,
Не вдохновляло…

Холодный ветер. Всё равно…
В асфальт глазами.
На сердце пусто и темно,
Кишит грехами.

Но как у вербы по весне
Есть миг цветенья.
Так, где-то в самой глубине,
Жду избавленья.
2012

Cкоро вновь зацветут тополя,
Что свечами стоят над рекой.
И со срочной придут дембеля,
Привыкая к среде городской…

Они будут шуметь и гулять,
Вспоминая нелёгкий свой крест.
Успокоится каждая мать,
Засияют глаза у невест…

Слава Богу за этих ребят,
Не страдающих разной мурой,
Помолитесь за русских солдат,
Пусть живыми вернутся домой!

2012

Идет работа над романом.
Мерцают свечи.
Лицо склонилось над экраном.
Устали плечи.

Герои плачут и смеются,
И ждут чего-то.
Влюбившись, тут же расстаются
И прячут фото.

Идет работа над романом.
Идет работа.
И звезды падают в карманы.
И небо в сотах.

Зима в этом году была необычной для Германии. Со снегом и морозом. Будто, как компенсация, весна случилась быстрой. Резко переходящей в лето. Я по-прежнему чего-то ждал. Нового контракта на работу, выхода моего романа. Все буксовало.

Денег было мало. Оставалось только ждать.

Но в настоящий момент я был занят другим. Мой путь лежал на другой конец города. Искать это место приходилось по карте. Сначала кольцевая берлинская электричка, потом метро. Транспортная система в Берлине весьма удобна, не сравнить с Москвой.

Я вышел на нужной станции, вышел на правильную улицу. Почти сразу — дом 100. А мне требовался 10. Еще две остановки шагать?! Но я спросил дорогу у какого-то турка. Он просто указал на другую сторону улицы. Берлин…. Номера домов могут чередоваться по совершенно странному принципу. Действительно, искомый дом был на месте.

Невзрачный. На окне — объявление о китайской медицине и цветочном массаже ног. По умеренным ценам. На звонок вышел сам хозяин. Пожилой улыбчивый китаец.

— Добрый день, доктор Сяо!

«Других детей я носила во чреве лишь некоторое время,
а с Макриной не разлучалась никогда…»
Святая Эмилия о своей дочери святой Макрине.

+++

Когда-нибудь я тебе всё расскажу, моё неродившееся чадо. Малышка моя.
С самого первого дня, когда я ощутила тебя в своем чреве, когда поняла, что ожидаю первенца, (а осознание это пришло так рано, что никто из домочадцев мне не поверил), я знала, что ты – девочка, моя дочь. И я верю, Господь не посрамит мое упование.

Еще немного времени, и мы встретимся в этом мире и посмотрим друг другу в глаза, я возьму тебя на руки и прижму к своему сердцу. Его стук самый родной тебе звук. Ведь именно стук сердца материнского ты слышишь, находясь во чреве.
Тук-туки-тук - ты слушаешь мое сердцебиение и лучше других ощущаешь мои чувства. Когда я устала, когда закралась в меня обида или страх, ты сама тревожишься, и умолкают во мне твои мягкие движения. Когда же я спокойна и радостна – ты ликуешь или мирно спишь, набираясь сил для своего роста.

Я искала любви, но не там,
Безнадёжно во тьме утопая.
И, подобно весенним цветам,
Краткий жизненный миг презирая.

Услажденье искала душе,
Мимолётную радость, истому.
Словно так обожглась я уже,
Что искать не могла по-другому.

Находила лишь новый мираж,
Обманув себя всплеском эмоций…
Ангел мой, мой хранитель, мой страж,
Сколько плакать тебе доведётся!

Ты молитвы свои возносил
О пропащей душе моей бедной.
Ты давал мне терпенья и сил,
Вёл дорогою к цели победной.

Объяснил мне мой Ангел святой,
Что любовь только в Боге бывает,
И повёл сквозь грехи за собой,
Он – хранитель, как лучше – он знает!

По дороге тернистой он вёл
И заботливо смахивал, нежно
Сотни мною содеянных зол
Своим сильным крылом белоснежным.

Облегчал он мне тяжесть грехов,
Обелял своим светом небесным.
Цепи рвал и спасал от оков
Красотой Литургии Воскресной.

Он не дал мне пропасть до конца.
Он привёл меня к Господу Богу.
Не видала его я лица,
Но душой ощущала подмогу.