Омилия

В этой деревне мы появились недавно. По сравнению с большинством местных жителей. Я здесь в школу пошел. Которую через год закрыли. Не из-за меня, а из-за недостатка учеников. Стандартная история для русских деревень: старики вымирают, а молодежь бежит в город. В первые годы я помню и солидное деревенское стадо, чей рев пугал младшего брата. Но спустя годы, стада уже не было. Кто-то еще держал коров, но стада уже не получалось: по деревенской дороге можно было ходить, не опасаясь вляпаться в «коровий привет». Машины стали гораздо опаснее.

Когда-то здесь жил барон Корф. О нем напоминала только больница, располагавшаяся в бывшем поместье барона. Дубовая аллея скрывал это здание от людей, проезжавших по дороге: кто его знает, что прячется за этими дубами? Только одинокие фигуры больных в халатах намекали, что за дубами что-то есть.

Деревня была дальше.

— Вот здесь мы и похоронили её, нашу госпожу...

Старуха остановилась подле такого же как она сгорбившегося старого дерева и указала рукой на небольшой вал, покрытый белыми камнями. Было видно, что после долгой ходьбы слова ей даются с трудом. Но она перевела дыхание и негромким голосом начала свой нелегкий рассказ:

— Нас было двое, Урсула — мир праху её — и я. Ночью мы перенесли тела нашей госпожи и маленького господина из города в это безлюдное место. Мы несли их в двух кожаных мешках. Урсула, уже пожилая рабыня, несла голову госпожи и тело Кирика. А я — тело. Госпожа при жизни была статной, высокой женщиной, а по смерти стала, словно опавший лист оливы, легкая, невесомая. Светила полная луна и нам было нетрудно найти эту тропинку. Вон там — за грудой камней возле ручья мы положили наши ноши, и Урсула стала омывать тела убиенных, готовя их к погребению. С собой для этого у нас было немного масла и кусок чистого полотна. А я, будучи моложе и сильнее, принялась копать. Это дерево было еще юным и корни его не мешали мне. Я подумала — на его ветви я привяжу ленту и так запомню, где лежит госпожа... Я рыла землю острым камнем, который нашла тут же. Была поздняя весна, и копать было легко, словно земля сама раскрывалась, чтобы принять к себе тела двух мучеников.

Что тебе подарить?...
Чем тебя в этот день мне порадовать?…
Для изысканных строф
Бедно выглядят строки из страз.
Попрошу-ка я  нить
Для подарка – на счастье –  у радуги,
Как основу для слов, 
Чтоб связать ожерелье из фраз.

Если сердце болит – помолись,
Только так ослабеет печаль –
В тишине, в вековечной дали,
Все мы ищем заветный причал.

Словно гости – уходим вразбег
Мимолетных секунд бытия,
По изгибам бушующих рек
Корабли наших будней летят.

Хочется радости… Где б её взять?
В детство вернуться? Вновь маленькой стать –
В дождик по лужам бежать босиком,
С кошкой играться вязальным клубком.

Банку с вареньем из шкафа достать
И под столом в тишине смаковать.
Просто, не знать, что беспечность уйдёт,
Детство промчится и кошка умрёт…

Просто, не думать, что мир полон зла
И, что вокруг беспросветная мгла.
Просто забыть… Хохотать от души,
Думать, что все без прикрас хороши.

Просто, не думать…
                 и просто, забыть…
Просто, не знать…
                 просто верить и жить…

27.09.12

«Пойми это и ты полюбишь ее!»

Я попыталась последовать совету бабушки. Старалась почаще бывать вместе с тетей. Прислушивалась к беседам, которые она вела со своими гостьями. А однажды, когда мы с ней остались наедине, спросила ее, правда ли, что она — монахиня? Разумеется, я знала об этом от бабушки. Однако собиралась вслед за этим вопросом задать другой — почему старый Прот называет ее своим игуменом и настоятелем? Кто, как не тетя, мог раскрыть мне эту тайну?

Но неожиданно для меня наш разговор принял совсем другой оборот.

— Вот ты о чем… — задумчиво ответила тетя. — Разве я монахиня? Одно название… Но Господь сподобил меня видеть настоящих монахов. Например, нашего покойного настоятеля, отца Феодора. По его молитвам исцелялись люди…даже слепые прозревали. А какой он был строгий подвижник! Неудивительно, что, когда Владыка Елий основал наш монастырь, то поставил его настоятелем отца Феодора. И он нес это послушание до самой своей смерти, не господствуя над братией, но служа им, как заповедал Христос…

— А кто такой этот Владыка Елий? — спросила я.

Спрятал снег траву надёжно,
Тени носятся с мячом,
Аут, пас, навес несложный,
Дриблинг,
               холод – нипочём.

И глядят на матч деревья,
Облака – рукой достать,
Ночь примчалась на карете
У скамеек счёт узнать.

Насмотрюсь на кукурузу –
Зеленее станет взгляд!
Протяни мне, небо, руку,
Помолись со мной, земля.

Мимо леса, мимо поля
Огород полоть иду.
Эх, вокруг – душе раздолье,
И простор для светлых дум.

Расцветает бойко тёрен,
Бродит ветер петухом,
И скрипит в руках ведёрко,
Стих вмещая за стихом!
 

По лабиринту
Белые двери
Верно – неверно
Верю – не верю
Пела свирелью малая квинта
Белые двери по лабиринту
Кругом по кругу
Сцеплены руки
Крайние звуки
Скованы цепи
К цели бесцельно
Видно не видно
Крайние звуки
Малая квинта
По лабиринту
Белые двери
Видишь ли «Верую…»?
………………………….
По лабиринту…

Задыхаясь и падая, жертва бежит,
Палачам оставляя следы.
Её жалкое сердце напрасно кричит
В мир пугающей пустоты.

Обжигаясь слезами, бежим в никуда
На глазах изумлённой толпы...
Остановка, как смерть, и уже никогда
Не догнать той далёкой мечты.

Посмотри – море страха, его глубина
Поглотила немало живых...
Только Вера и Правда. И будет Душа
Под надёжным покровом у них.

И протянутся нити Небесных лучей
От Земли до бескрайних широт,
Сохрани своё сердце для будущих дней -
Там откроются створки Ворот.

14.06.2003

Господи, дай мне права админа!
Я бы использовал право вето -
И запретил умирать любимым...
С божьим то правом - нетрудно это...

Я запретил бы навеки войны...
Бедность поставил бы вне закона...
Славу и почести - всем достойным.
Остров Елены - наполеонам.

Господи, ты ведь, конечно, можешь...
Господи, ты ведь, конечно, знаешь...
Дай мне админа на часик, Боже -
Сделаю мир, о каком мечтаешь...

У больничной кровати присяду.
Слышу, шепчут молитву уста:
«Посиди, Богородица, рядом,
Попроси за меня, Ты, Христа».

На челе ее локонов пряди
Осторожно поправлю рукой
И, в глаза изможденные глядя,
Помолюсь за нее Пресвятой:

«Посиди, Богородица, рядом.
Мы с Тобой ощущаем покой.
От болезней, невзгод, неурядиц
Омофором Своим нас покрой.

Не в Небесном сияющем граде, –
Ты средь тех, кто на грешной земле.
Посиди, Богородица, рядом!» –
С умиленьем взываю к Тебе.
 

Это ложь, что христиане не боятся смерти. Смерти боится любой добрый человек, ибо страх этот живительный. Я знаю про то не понаслышке — я воин и не раз смотрел в глаза смерти, в то время как меня убивали, и как убивал я сам. Тот, кто боится смерти, ценит жизнь, и значит, просто так не будет её отнимать у другого. А в ком нет сего страха, в том нет и ничего святого. Такой человек хуже зверя. Как наш император Юлиан, да простит и вразумит его Господь.

Да, христиане боятся смерти, но мы боимся её не с паническим удушающим чувством, что всё закончено, а так, как, находясь во чреве матери, дитя боится родовых мук перед своим рождением…Мы боимся, и ждем, и уповаем…

Богородица Дева явила
Чадам верным Свой чудный Покров,
И отрадою - дивные силы
Заблистали в огнях куполов.

Как великую тайну измерить,
Не забыть тот сияющий Дар?
Нашей слабой и ропщущей вере
Не растратить священный пожар?

Во славном городе Царьграде
Есть храм Влахернский  - Божий Дом.
В нём служат люди Бога ради,
К Отцу Небес взывают в нём.
В земной поклон сгибают спины
И жарко молятся в слезах,
Чтоб враг бездушный – сарацины
Не обратил их землю в прах.

Осознавали греки ясно,
Что меньше их, чем мусульман.
Взывали к Богу ежечасно,
Чтоб отступил назад тиран.
Сошлись на общую молитву,
И каждый искренно просил,
Чтобы Господь неравной битвы
В священный град не допустил.