Омилия

У кого вой? у кого стон? у кого ссоры? у кого горе? у кого раны без причины? у кого багровые глаза? У тех, которые долго сидят за вином, которые приходят отыс­кивать вина приправленного (Притч. 23, 29-30).

Они уходят от близких в алкогольный дурман, в какие-то темные коридоры, куда никому нет доступа. Вот он, стоит рядом, бесконечно любимый сын, надежда всей материнской жизни. Стоит, покачиваясь, нетвердо держась на ногах. Хмельная, заплетающаяся речь, тупой взгляд, бессвязные фразы. А мечтала, что вырастет, выучится, станет поддержкой и опорой состарившейся матери. Что женится на красивой и доброй девушке, а там и внуки пойдут.

Отбрось уныние! Напрасен скорбный вдох!
Имеешь многое, вручил все это Бог.
И не завидуй радостям других,
не знаешь горечь ты печалей их.
Тепло приятно нам чужого очага
и у соседа – запах пирога.
Там потрудились, вымесив пирог,
погнули спину, припасая дров.
Отбрось уныние. Напрасен скорбный вздох.
Везде имеется тот роковой чертог!
И не завидуй радостям других,
не знаешь горечь ты печалей их.

(По мотивам стихотворения Фридриха Рюкерта "Sei unbet;rt und unverst;rt…") (1788-1866)

Friedrich Rückert (1788-1866)

Sei unbetört und unverstört…

Я помню всё. Не помнить – не могу.

Приветствую вас, братья, без разбора...

И роза заалела на снегу

От вылитого сладкого «Кагора».

Я верую не в призрачность мечты,

А в тишину без боли и печали.

Спаси нас, Господи. Но где был Ты,

Когда за то, что – русский – убивали?

И снежная застыла колея

Внутри меня, и мраморные плиты,

С которых улыбаются друзья:

Солдаты, музыканты и бандиты.

2019

Посуда не вымыта, дети не уложены, уроки не проверены… А всё почему? Потому, что мама не может оторваться от новой книги! «Матрешкино счастье» называется, автор – Любовь Кантаржи. 

Начало книги напоминает банальный женский роман. У одной героини сплошная невезуха, у подруги – наоборот, всё окей. Вот встретились они после долгой разлуки, посидели в кафешке, поболтали за жизнь, разбежались. Следующая сцена – типичные перепалки мамы с девочкой-подростком. И я даже немного разочаровалась поначалу. Как-то всё слишком обыденно, банально…

Но тут раздается телефонный звонок. И на другом конце провода героиня с ужасом узнает голос любимого человека, погибшего пятнадцать лет назад.

Я говорю с собой чаще, чем с вами,
говорю с собой довольно плохими словами,
плохими стихами птицу прошу для меня спеть —
кислород кончается, ей надо ко мне успеть.

Если Слово придёт, оно меня споёт,
если птица поёт — она меня спасёт.
Кислорода хватит, просто дыши вглубь,
чтобы выпорхнул песней белый души голубь.

Здесь отчаянье бродит хитрой лукавой лисой,
пой себе о счастье, выгони пёсий вой.
Люди дружат адом, потому что живут в аду,
а увидев песню, думают я — в бреду...

У входа в мозг топчется сказка " По щучьему велению"... Смотрю трепетно вдаль. Передо мной  окольчуженная льдом речка, вязкий снег по берегам, полоска леса вдалеке, сбоку пришибленные домишки, вросшие в окученную снегом землю, на берегу полусгнивший мостик, три днищем вверх дюралевые лодки и молчаливая прорубь, подернутая за ночь юным ледышком. Стою, покачиваюсь... Хочется окунуться.

Слышу сухой треск льда, вижу как прорубь покрывается тонкими трещинами. Лед лопается и, разбрасывая ледышки, высовывается голова рыбины с открытой пастью и изогнутыми зубами. На голове - царская корона, на теле - золотая чешуя и серебряные плавники...

***

Месяц опускает луч

                на дома епитрахилью,

Ночь сегодня принимает

                исповедь от сентября.

Осень, словно мотылёк,

                расправляет чудо-крылья

И над нею звёзды робко

                и заплаканно горят.

Неужели ты поверишь

                в то, что лето канет в Лету?

Сохранить тепло – не просто.

                Но кому то по плечу…

И летит сквозь время наша

                неуёмная планета.

Ночь прочтёт канон последний

               и зажжёт зари свечу.

С тайной осенней твой лик сообразен.

Время событий я вновь обретаю.

Дней, как листву облетевшую наземь,

Жизни страницы читаю, листаю…

Светлые,  грустные дни  хороши,

Да и капризы твои мне понятны.

Осень и ты – две погоды души,

Может быть, - дождь, завтра - снег благодатный.

То ли разлука, а то ли печаль,

Или отчаянных душ возмущение,

Болью единою стиснет скрижаль

Двух половинок сердечных сплетение.

В хор парафраз, в унисонное пение,

Словно с тобою мы венчаны осенью,

Ветра затихшего  благословением

Моросью мокрого неба без просини.

Ждет телефон долгожданную весть

Разных порой обстоятельств,

Тайные коды пытаюсь прочесть

С их аллегорией иносказательств.

Петр сказал Ему в ответ: Господи! если
это Ты, повели мне придти к Тебе по воде.
                             Мф. 14, 28

Повели мне придти к Тебе по воде,
И бушующий вал станет твердою сушей.
Если нет Тебя с нами на нашей ладье,
Кто управит корабль в стихии ревущей?

Кто рожденную мутной пучиной волну
Кротким взором от буйного бега удержит?
Кто укажет заветную в небе звезду,
Что в холодных просторах согреет надеждой?

Если нет Тебя с нами на нашем челне,
Что за польза – блуждать по бездонной пустыне,
Утомленным пристать к Гадаринской земле,
Где с рожденья живут только хлебом единым?

Посвящается 200-летию

со дня рождения И. С. Тургенева

Я не знал эту Русь золотую,

Что живёт в Ваших храмах из слов

И хранит благодать луговую,

И покой вековечных лесов.

Там сидят ребятишки у речки

И горит в темноте костерок,

Так просты и духовны их речи,

Так простор необъятно широк.

Там «Бирюк» верно барину служит,

Побеждая терпением зло,

Он спасает крестьянские души,

Что в трущобу греха занесло.

Ермолай там с Валеткою ходит,

Ловит раков искусно и дичь,

И Калиныч с зажиточным Хорем

Смысл бытийный сумели постичь.

И когда на рассвете с ружьишком

Вы идёте сквозь время и грусть,

Я люблю свою старуху.

Мне любовь далась непросто.

Люблю рот её беззубый,

Необидчивость младенца,

Неуверенную поступь,

Ожидание исхода,

Прочь отброшенную гордость

На пути у небосвода.

Я люблю свою заботу:

Слушать пульс,

Давать таблетки,

Я люблю в своей старухе –

Старость?

 Детство!

Если не пользоваться человечностью в себе, она «усохнет» и «отвалится» - за ненадобностью. Причём важно заметить, что человечность должна быть обращена на всякого другого человека, а не только на моего: нужного мне, значимого для меня и пр., иначе это будет разновидность корысти*, а не человечность. Отсюда растёт и «любите врагов ваших» - любить значит являть человечность, а не просто думать о ней или грезить.

Когда каждодневная жизнь такова, что человечность в ней неприлично избыточна, когда на человечное отношение к другому попросту не остаётся пространства, а также сил и времени, человек мутирует в сторону бесчеловечности. Бесчеловечное становится обыденным, привычным и, в конечном итоге, «нормальным».

Собираем ягоды
 
Мы с бабулечкой гуляли
И малину собирали.
Потихоньку из корзинки
Съела я чуть-чуть малинки.
Дома смотрим: где малина?
Испарилась половина!

Вяжем с бабулей

Вяжет бабушка полдня
Теплый свитер для меня.
Вот и мне бы научиться –
Чтобы так мелькали спицы.
Уменьшается клубок –
Подрастает свитерок.   

Шьем с бабулей

У бабули лоскуты
Небывалой красоты.
Я из них для куклы Кати
Смастерить решила платье.
Я старалась, шила, шила –
К платью… бабушку пришила.

Я сегодня на поляне
Сам собрал букет большой,
Подарю цветочки маме –
Самой милой и родной.

Я же знаю, что мужчины
Дарят женщинам цветы.
Скажет мама: – Молодчина!
Вот уже взрослеешь ты…

Мама – это лучик счастья,
Очень я ее люблю,
Все невзгоды и ненастья
Я от мамы прогоню.

Ей во всём я помогаю,
Я уже совсем большой!
Улыбнется дорогая:
– Я, сынок, горжусь тобой!

И, особой силой наполняясь,

Век за веком сказка говорит,

Что приходит к добрым в срок свой радость,

И звезда над жизнью их горит.

И пускай ярятся лиходеи –

Та звезда восходит вопреки

Всем злодействам и любым злодеям –

Словно весть друзьям, что Бог не спит!

Рождество двухтысячного года.
Долгожданный праздник. Торжества.
Свет и снег, и хмурая погода,
И суровой вечности листва,

И неугасаемые свечи,
И святой огонь благих даров…
Литургии. Проповеди. Речи.
Ангельское пение хоров.

В Риме, Праге, Лондоне, Триесте
Господа народ благодарит.
На высоком, выстраданном месте
Храм Христа Спасителя стоит.

Тридцать лет пройдет таких коротких,
Что трех лет − не долее трех дней −
Обождет для праведников кротких
Двухтысячелетний юбилей

От Распятия и Воскресения,
И от Вознесения Христа!
...Храм открыт, а летопись спасения
Счет ведет от первого листа...

Июнь 2000 г.

Оля подружилась с Витей и решила, что выйдет за него замуж. Правда, раньше она собиралась замуж за Мишу. Но что тут поделаешь… Сердцу не прикажешь.
Как оказалось, сам Витя еще не знает о свалившемся на его голову счастье. И Оля обещала поставить его в известность.

Через несколько дней я спросила ее об этом.
– Витя не разрешил выходить за него замуж, – вздохнула Оля. – Он сказал, что его за это папа заругает.
Так что пока остановились на Мише. Он, кстати, тоже об этом еще не знает.
– А Мишу папа не заругает? – спрашиваю.
– Наверное, нет. Миша же старше Вити.
И то верно. Семь лет – это вам не пять…

По понятным причинам имена женихов изменены. Когда всё окончательно решится –  настоящее имя объявим официально…

Если выбрать внутри
точкой стояния вечность,
замереть и глядеть,
мир начнёт помаленьку дряхлеть,
осыпаться, как краска
на долго не крашенной двери.
Штукатурка осыпется с лиц,
обещаний, подарков, надежд.
Всё падёт, если станешь
и будешь глядеть, ничего не прося.
Вдруг упавшее вздрогнет
и взглядом тебя поразит.
О, тогда не гляди на него —
не сумеет простить.

3 ноября 2019

Едва заметною, поросшею кустарником,

тропою предначертанной идем.

Когда аукнуться и где свернуть нам, странникам?

Сердец не счесть израненных репьем.

Вдруг перекресток строк, тире молчания,

широким почерком дорожка вверх!

По травам слов, скрываясь от отчаянья,

стремимся к Логосу из века в век.

Эпохи карточной колодой перемешаны…

В безликий век комфорта и тоски…

Мы – дурачки для мира ритмов бешенных.

Приумножаем лишь черновики.

09.12.2018

Похоронный автобус куда-то спешит.
Разве может он опоздать?
Оболочка пуста… Для пленённой души
Плен закончился… Навсегда? 

Неизвестно… Планета питает свою
Оболочку обёртками душ.
Жизнь и смерть – чехарда: рай в аду – ад в раю –
Небо – в треснутых зеркальцах луж. 

Похоронный автобус плетётся назад:
Больше некого хоронить.
Жизнь прошла, все обёртки в земле уж лежат.
Где же души? …Они-то высоко летят.
Не хотят возвращаться они. 

                                          Июль 2015 г.