Игумену Серафиму
Собеседник Серафимов — Серафим,
он горит, огнём с другими не сравним.
В небе чертит он для путников маршрут —
крылья дарит, ждёт пока крылом взмахнут,
наберут потоки света — и взлетят,
ощутив хранящий сердце Бога взгляд.
20 января 2019
Уже оскомина от сладких фраз,
к чему бессмысленный высокий слог,
одно лишь Слово бы сказать хоть раз -
простое, голое, как есть.
Ждёт Бог.
+++
Я пока свободна говорить, что хочу.
Я пока сама решаю ,что скажу, а что - промолчу.
Я пока ещё желаю, вижу, слышу, я молюсь.
Я пока ещё живая. Но и я порой боюсь.
+++
Мой сын, ему шесть лет,
порой болтает чепуху.
Я злюсь ужасно, потому,
что я его понять хочу,
что все слова, что слышу я,
сложить пытаюсь в ладный текст,
и очень больно для меня
внимать чей-то бессвязный бред.
Я говорю сыну: "Сынок,
пойми, что Слово - это Бог.
Словом сорить нельзя, друг мой!"
Быть может, я излишне строг?
Так бывает в самом начале осени,
когда листья только начнут желтеть,
ты любуешься этими кронами с проседью,
пока кроны те не начнешь жалеть...
Так и я вхожу в пору увядания,
в изумлении смотрю я на новую плоть.
Это время признания и оправдания,
примирения с тем, что тебе дал Господь.
Я смотрю на ладони, на листья похожие,
листья клёна с тонкой прожилкой судьбы,
на морщинки на лбу, словно волны тревожные,
на начало первых как снег седин.
И та женщина, что в ответ улыбается
в старом зеркале, мне вдруг стала родней,
на неё погляжу я с щемящей жалостью,
как на дерево, что с каждый днём всё желтей.
ОПАСЕНИЕ
Крикнув: «Мы пойдем с тобою, Ветер!»
Листья, ветви в листопад
полетят,
Но в пути их сон поманит,
И они, друг друга саля,
И они, к ветру взывая,
Мол, останься тут,
шелестят.
Как весной пробьются почки,
И совсем ещё листочки
Обещают себе листья
сей полёт.
Но сейчас в дупле ль укрытие,
В чаще темной, за стеною ли
От него
кто найдет?
На его порыв взывающий
Их ответ ослабевающий
Всё слабей.
Неохотно крайне, слабенько
Покружат они и лягут там,
Где лежат.
Остается лишь надеяться,
Что когда свободен сделаюсь
Как лист сей,
В иной жизни вслед за истиной
Я последую воистину
Мы - люди
и мы не любим,
когда к нам
стучатся в двери...
Мы - этого времени люди
и, если ночью стук будит,
мы злимся
и мы боимся
и дверь не спешим открывать.
А кто-то стучит легонько,
как будто кротко, тихонько,
стучит, не уходит кто-то.
Да кто это может быть?
С досадою тапки ищем,
и, делая вид, что не слышим,
мы даже почти не дышим
и втискиваемся в халат,
он нам уже маловат.
Мы громко кричим: "КТО там?"
но голос-предатель дрогнул.
Какой же это негодный,
что ходит в полночный час!
Мы в щелку глядим боязливо,
кто там стоит сиротливо:
сосед?
или нищий?
ребенок?
А может быть жулик какой?
– Я всех людей ненавижу, – ни с того ни с сего заявила Оля.
«Ничего себе, – думаю. – Откуда она таких слов нахваталась?» Но вслух пока ничего не сказала. Мало ли чего ребенку в голову взбредет. Бывает, скажет – и сразу забудет. Чего тогда внимание на этом акцентировать?
Но Оля не забыла. И чтобы никто не сомневался, повторила:
– Я всех ненавижу!
Теперь я испугалась. И растерялась… Если дитё в пять лет такое заявляет, что будет, когда вырастет? Кошмар! Ужас! Нельзя так оставлять! Срочно что-то делать! Принимать меры! Объяснять… Беседовать… Учить добру… Добрые книги… Личный пример… Нельзя же так… Может, кто обидел?... Нет, нельзя спешить с выводами…
Мерцающие звездочки бадьяна
Мы любим в чай горячий опустить.
Смотреть в окно на белые поляны,
И у камина греться, быстро пить
Медовые, насыщенные мятой,
И терпкие веселые чаи.
И любоваться солнечным закатом:
Тем, как его последние бои
Укладывают тени по сугробам.
И сумерки сгущаются в тиши.
И будет утро после сна и гроба.
И выплеснется свет живой души!
Он озарит столетия, эпохи.
Он будет летописцем всех планет.
И каждый раз, когда у нас все плохо
Мы смотрим в оглушительный рассвет
И верим, что не зря мы пережили
Тоску, изгнание, обман и клевету.
И пусть рассвет наш соткан из усилий,
И долго набирает высоту,
Человек поразительно не равен сам себе. И намешано в нём всякого разного с избытком, и сам этот избыток какой-то странный, непонятный, даже, кажется порой, ненужный — лишний... Всё ему чего-то недостаёт, что-то нужно и, как правило, то, чего нет и быть не может — разве только в грёзах... То счастья ему захочется, то любви... И что нормальному прагматику со всем этим делать — в наше-то время?..
Помнится, у Ю.Мориц было точное, но всё равно непонятное, ибо поэтическое, высказывание: «Душа — не мера, а избыток»...
Губами прикоснусь к холодному металлу
И поцелую крест в Святое Рождество.
Как милостив Господь, и жизни нашей мало
Его благодарить за веры торжество.
Сгустилась паутина, но пламя вверх взлетает,
И тени обжигает огнем живой любви.
И сердце человека непостижимо тает.
Смотри, оно взлетает: лови его, лови!
И запах свежей ели вокруг икон молчащих,
И радостные лица, и блики от огня.
Все это повторится когда-то в настоящем.
Когда уже не будет на службе той меня.
07. 01. 2019
Никто, кроме неба и сердца пророков,
вместить бы не смог этой вести до срока;
молчание верно хранила звезда
и чудом избранников к яслям вела,
готовых взойти на земную вершину,
принять ее, славить рожденья картину
и тихо склониться к святому челу
ребенка Марии в том самом хлеву.
2017 г.
Сегодня ночью колёсной дробью
Спешили литерные поезда.
Пока мы спали в уютном доме,
Над миром снова взошла Звезда.
А кто-то отсвет Её над крышей
Приметил, и от Её высоты
Стоит и плачет, и жадно дышит.
Увы, не я. Но, может быть, ты?
Земле, лежащей во тьме, Великий,
Надмирно - тихий пролился Свет,
И в храмах жаром взыграли лики,
Благовествуя тебе и мне,
Что этой тьме с высоты Востока
Рассветом - огненная узда...
Пока мы спали, зашторив окна,
Над миром снова взошла Звезда.
В пещере светильник мерцал.
Ягнята шуршали и углу.
Иосиф с дороги устал
и сено стелил на полу.
И запах засушенных трав,
ослёнка будил и вола.
Мария, Младенца прижав,
в сторонке смиренно ждала.
Иосиф затеплил очаг
и ясли подвинул к теплу,
и, спать положив Отроча,
Мария всмотрелась во мглу.
И там, за проёмом двери,
увидела странных гостей:
то были с Востока цари
и пастыри с ближних полей.
А дальше, за грудами скал, –
иль это почудилось Ей? –
плыл Ангел и землю ласкал
нездешнею песней своей.
Но кто же привёл их сюда,
в убогое это жильё?
…На небе сияла звезда,
и тьма не коснулась её.
Снизойдя от высот без предела,
Обнищав до последнего края,
Он возьмет на Себя мое тело[1],
Я увижу Его и узнаю.
Моя тленность, болезненность, смертность
Для Него станет снедью от Древа.
И за эту суровую бедность
Удивятся все ангелы неба.
И венцы снимут царские люди,
Поднесут ладан, золото, смирну.
Дух невидимый явно пребудет
Среди пастырей с паствою мирной.
Человеку прилично смирение,
Одному Отцу Богу – величие![2]
И родится в Святом Воплощении
Иисус нам в Сыновнем обличии.
----
[1] Свт. Григорий Неокесарийский.
[2] Свт. Иннокентий Херсонский.
Наталье Андреевне было сорок лет, она считала себя прихожанкой Свято-Никольского мужского монастыря. Кому-то покажется странным, женщина – прихожанка мужской обители. Да в наше время ничему удивляться не приходится. Монахов в монастыре было всего ничего, основная братия – трудники, а прихожане в подавляющем большинстве горожане. Как суббота-воскресенье – храм полный. На автобусе, на машинах приезжали. Второго января в день памяти праведного Иоанна Кронштадтского из Свято-Никольского традиционно шёл крестный ход в монастырь Покрова Пресвятой Богородицы. При монастыре действовала православная трудовая община во имя святого праведного Иоанна Кронштадтского. Имя великого святого община получила в честь знаменательного события.
Пропаду, точно в воду кану,
Никому не принадлежа.
Я давно не живу по плану,
Житель первого этажа.
Мне ведь многого и не надо:
Прикоснуться к стеклу щекой.
У весёлого снегопада
Я учусь быть самим собой.
Открываясь ему, как другу,
Может, лишнего наплету.
И пойду по второму кругу,
Чтобы было начистоту.
Докопаюсь да самой сути
Обнажившихся перемен.
На решающей всё минуте
Тишину получу взамен.
Я таким откровенным не был
Никогда. Выхожу под снег.
Мне на плечи упало небо –
Пой, компьютерный человек.
2019
(Эти шуточные загадки подойдут для детского утренника и на Рождество, и на Новый год)
Открываем календарь:
Первый месяц в нем… (январь)
А последний называй:
Ну, конечно, месяц… май? (декабрь)
На ветвях ее – игрушки,
Бусы, шарики… (хлопушки)
Принесли ее с мороза,
Это дерево… береза? (елка)
В уходящем 2018 году в моей творческой жизни для меня стало самым важным событием - выход книги «Гардемарин с чужой судьбой». Презентация книги состоялась в российских населенных пунктах Урала, в Китае, в Гонконге, в Австралии.
Зима ворвалась властно в небольшое село в районе областного центра: замела пути-дороги, запретила электрическому току бежать по проводам к лампочкам, телевизорам, электронным регуляторам отопительных котлов, сковала насосную станцию, оставив потребителей без благ цивилизованного быта. Люди в нетерпении страха давили на кнопки мобильных телефонов, внезапно ощутив беспомощность перед грозной стихией природы. Даже собаки, попрятавшиеся в будки, почувствовали, что сейчас лучше не высовываться, поджать хвост и свернуться калачиком.
За клевер, за вечернюю зарю
За запах свежескошенного сена
Опять, Господь, тебя благодарю
Твои дары поистине бесценны
За спинку золотистую жука
За бабочку, расправившую крылья
Благословенна будь, Твоя рука
За то, что мир чудес она открыла
За солнце и луну над головой
За звезд ночных таинственные вспышки
За дым костра вечернею порой
За все, что щедро Бог послал нам свыше…
За хлеб, за воду, рыбу и вино
За соль земли, которой стали люди
За все, что нам не будет все равно
Когда на Божий мир смотреть мы будем
За красоту понравившихся глаз
Еще за силу собственного взгляда…
Пошли, Господь, прозрение на нас
И ничего другого нам не надо
Едем мы по Минскому пути.
Справа от нас - Сколково и сосны.
Ты не хмурь бровей, и не грусти,
То, что в жизни все случилось поздно.
Впереди огнями светит МКАД.
Ты себя здесь чувствуешь, как дома.
Здесь и люди, и дома знакомы.
А в Перми тебе никто не рад.
Грустно как, но это верный знак:
Не нужны на родине поэты.
Не сакральные от них приметы,
Не из сердца выращенный мак.
Минское шоссе, 02. 12. 2018
