Омилия

Кто не знает пророка Илию? Мне кажется, его знают все, даже атеисты. Однако Ветхий Завет отбрасывает его в такое далекое прошлое, что он становится совершенно недосягаемым для нас. В памяти большинства околоцерковных людей ассоциативный ряд, связанный с этим уникальнейшим человеком, вырождается в две-три ничего не значащих фразы: «Пришел Илья — принес гнилья». «Илья-пророк — косьбе срок». Вот, собственно, и все.

Так кто же он на самом деле, Илия? Он святой. Но святой, который может взять меч и заколоть 450 лжепророков. Он на Небесах, но он не умирал. Он — ветхозаветный праведник, но открывает удивительную новую правду о Боге.

Мотив души —
монетой не звенит;
деньгой бумажной песня —
не шуршит.
Жить ради денег —
Боже упаси!
Ищу любовь,
еси на небеси.
Дарю, беру —
ради любви одной.
Не деньги, но любовь
всегда со мной.

Я иду по судьбе,
Оставляя следы,
И с другими я связан судьбою:
Значит, след мой – в тебе,
Свой оставишь мне ты,
Побратимы следами с тобою.

Травы след не хранят,
И песку – не сберечь,
Уничтожен он будет дождями.
Слово-гнев, слово-яд,
Слово-боль, слово-меч –
Остаются на сердце следами.

След – стогранный алмаз,
Многоликий актёр,
Он невидим и также реален.
Следом – пращуры в нас,
Путь он в «завтра» простёр,
Но ещё след живёт в вертикали.

След, как Логос, как Бог,
Как Спаситель-Христос,
Он во мне и ведёт за собою.
И средь сотен дорог
След мой в Божию врос,
Став навечно моею судьбою.
 

Вот снайпер-акушер берет на мушку
Живой комок. Ты не узнаешь, дева,
Как пахнет шейка от плеча до ушка,
Как пальчики нежны. Такое дело…

Он чувствовал в утробе – все нормально.
Предательница – ты, хирург – убийца.
Вы после смерти встретитесь реально,
Но не за тем, чтоб встречей насладиться.

Диптих

1.

Посвящается Виктору Николаевичу Галацану,
светлая ему память и Царствие Небесное.

Падал дождь, разбиваясь о землю.
Что-то город мне небом шептал.
Вспомнил я, как был молод и зелен,
Отучившись, работу искал.

Вы меня пригласили, не зная,
Чем крестьянское сердце живёт,
И какая телега познаний
После вуза студента везёт.

Переделала одно свое крайне неудачное стихотворение...

Я не искала ни страсти, ни рока,
Нежность собрав неизбывную -
впрок,
Выковав меч из добра - вот морока,
Сталь закаляла я бисером строк.

Тонким, ромашковым привкусом счастья,
Полнится утра прохладный туман,
Думала, будет мне радости
Часто…
Милый подарок и бантик-тесьма.

«Убей в себе раба!!!»
(Модный с 90-ых годов лозунг на постсоветском пространстве в среде псевдоинтеллигенции)

Свободным быть – нелёгкая судьба,
Тяжёлый путь под знаменем Господним.
Бравурный клич «Убей в себе раба!» -
- Плохой римэйк девиза «Стань свободным!»…

Вот раб-холуй. Он сделался рабом
Природно, не по страху, без «батыйства».
Холуй, убив раба в себе самом,
По сути совершит самоубийство…

Вот раб-злодей. Живёт в нём лютый зверь,
Но рабский страх стренóжил злую силу.
Убьёшь в таком раба – откроешь дверь
Нерону, Торквемаде, Чикатило…

Блажен весь мир, его покой,
покуда неделим весь строй
твоих души, ума и чувства,
и от болезненного хруста
и нет намека на разрыв,
и голос медленен и тих;
покуда кем-то ты храним,
смирен и кроток перед ним,
твое обережется сердце,
и vox glamantis in deserto?
в его надежде и тоске,
услышав где-то вдалеке,
ты, во спасенье бросив кров,
не отступив, пойдешь на зов...

Vox glamantis in deserto (лат.) - глас вопиющего в пустыне

Начало станет продолженьем мнимым,
когда утратится покорность Духу,
взлелеянное станет уязвимым,
отнимется у зрения и слуха.
Дни незаметно включат свой отсчет,
и их не упредить ни до, ни после,
они бесстрастны в области забот
о положении твоем и росте;
они безостановочно текут
не сквозь, а как-то мимо и не слышно
и, даже если умолять, не ждут,
а расправляются с тобой привычно.
Жестокою становится игра,
просчитанные формы злы по сути,
тебе казалось, дни — твои друзья,
и ты учел все встречи и разлуки,
учел и на себя со стороны
смотрел почти беспечными глазами,
когда твои пророческие сны
тебя узнали в предстоящей драме.

Выдающиеся люди
             Выдают своё за правду.
И размахивают щедро
             Разноцветным полотном.
Выделяют жирным шрифтом
И крикливо утверждают,
Что в палитре все смешались:
Человеки – семь в одном.

Выдающиеся люди
            Выдают других за грошик.
И своё при этом имя
            Прячут с грошиком в карман.
Потому свои награды
            Все почтенные герои
Получают и скрывают
            Выдающийся обман!

Есть в отстранённости простая суть, -
Безмолвно наблюдать чужую совесть:
Ползёт по нервам горделиво ртуть,
В невидимой войне сражая доблесть.

У человечности простой закон -
Отдать последнее взамен на слёзы.
Трещит и рушится мир-одеон,
И множит прошлое ошибки-грозы.

Есть в отстранённости простая суть -
Хранить молчание, покой – до срока.
И мощь смиренная когда-нибудь
Всё победит любовью Бога.

Море съело старый причал,
Повзрослела давно Ассоль:
Одиночество – на плечах,
На висках серебрится соль.

Приходили к ней  паруса,
Капитаны, да, всё – не  Грей;
Каждый в сердце якорь бросал,
Но ветрила их – цвета «grey».

Может, счастье её не там,
Не под парусом на волне,
Может, вовсе – не капитан,
А прекрасный принц на коне?!

Мудрой стать бы на склоне лет,
Не тревожить в душе мозоль…
Но мерещится алый цвет
Над простором морским Ассоль.

Grey[grei](англ.) – серый.
 

Так холодно стоять на перекрестке,
Когда весь мир порабощен зимой.
Нет ни души вокруг, лишь две  березки
Укрылись рядом коркой ледяной. 

И кажется, что ни камин, ни  «Вермут»
Не разогреют ток твоей крови,
Ведь полчаса всего, как ты отвергнут
После признанья страстного в любви.

И  кажется, что смерть сейчас желанна.
И пусть весь свет, да что там свет! Она!
Постигнет глубину самообмана,
Поняв:  кого навеки лишена.

Какие - то неведомые силы
Тебя влекли перешагнуть предел.
И надпись ты представил на могиле:
«Влюбленный умер – мир осиротел»