Вы здесь

Галина Ефремова. Поэзия

Крылья взметнувши...

                     *  *  *

Крылья взметнувши, - в райский питомник,

чтоб разрасталась душа не во зле;

святости хватит на всех… Паломник-

всякий из нас  на  Его земле;

звон колокольный  на всех просторах,

помнят столетние  иглы тайги

конные, медные,  бранные споры,

цвет после брани  в водах реки;

травы такого цвета  не рОдят,

нет сил  у семени в диких  полях,

долго и медленно сердце отходит

в реках, несущих  багряный  страх;

первыми  птахи мотив их услышат,

нищий  вернется в разрушенный храм,

манна страданий - земная пища

станет поля исцелять от ран.

 

27.11.2017г.

Мысли, слова и память...

           *   *   * 

Мысли, слова и память -

вольные дети земли;

время придёт, - корнями

ввысь начинают расти;

мнимая  чаша заката

жжёт без вины  облака,

пьёт их, и безвозвратна,

необратима вода
в зеркале русла. Звук тает,

прежним  в него не войти;

жгучей прапамяти стаи 

клином застыли  в груди,

чтоб самому однажды

подле священных стен

выкрикнуть слово жажды,

к небу воззвав с колен.

 

18.11.2017г.

Тебе есть золотой канон...

                  *  *  *

Тебе есть  золотой канон -

тот, что сомнения лишен,

проверен на крови,

и  вместе с кем-то или врозь,

когда уверенность – насквозь,                               

не подойдут  враги;

когда болезненный аршин

от узелков не помнит длин:

спиралью от основ

закручен  на такой оси,

что помнишь беды всей Руси

и жизнь отдать готов;

когда готов принять пролог,

и родниковый льется слог

в мороз и на ветру,

родятся  снова смельчаки 

стоять  у пламенной реки

в каком-то там году…

 

19-20.06.2017г.

Все труднее и легче...

                                     

                       *  *  *

Всё труднее и легче говорить и молчать,

сил так много и нет их иногда, чтобы встать;

вот уж все запятые, двоеточия все

вбиты в память и снятся на листочке во сне,

убедить очень просто, и совсем нету слов

для ответа на детский гениальный вопрос.

Всё значительно проще, всё гораздо сложней,

мир, усвоенный сердцем, прорастает вовне,

и никак не иначе, как бы ты ни хотел

развернуть вспять однажды ход запущенных дел;

обозначено это где-то там наверху,

знают все и  у всех нас  эта весть на слуху;

при свободе и воле обязателен плен,

и глупец возопит лишь: Боже мой, а зачем?

Если  так  всё двояко, обоюдоостро,

Сто лет прошло...

              *  *  *

Сто  лет прошло, а мы всё те же,
болят рубцы и  раны  свежи,
столетний  слышен плач;
и все бежит солдат по полю,
его окопная неволя
не кончится никак;
дни пулями свистят, мелькают,
и воронья - всё те же  стаи-
крылами  метят  в грудь
и разбиваются на поле
об это мирное раздолье,
где их совсем не ждут.
Вчера еще все  живы  были,
костры, как память, не остыли,
весь век алеет дым,
а мы проститься не успели
за все столетние недели,
"глаза в глаза" - стоим…

11-12.02.2017 г.

Казался миг вечным...

Казался миг вечным, но время упрямо
льет воды и катит в сердечное пламя,
незримо и властно вздыхая наречьем,
жжет кожу и холодом дует на свечи.
Шаг вынужден, кажется прежнее странным,
нет сил затянуться открывшимся ранам,
нет воздуха, почвы, основы и права,
и сохнут, и гнутся деревья и травы.
Сама по себе, без усилий, «свобода»,
играя, меняет и смыслы, и коды,
все в том же порядке, украдкой, пунктиром
рисует и чертит скелет(ие) мира.

Куст...

Куст на год приютил  платок, опал и выцвел,
одна земля, ни слов, ни строк,  полоска ситца…
И как об этом, как нам всем, — я все болею,
мне не озвучить  смертных тем,  я не умею;    
сад Гефсиманский не взрастет, мир не увидит
ни трав, ни камня, ни цветов, ни в море мидий,
тех, что слезой окроплены   Его кровавой,
взалкавшие ее (войны)  просить  не вправе.
Перемещение  стихий — крылам  волненье,
кричали и кричат: “Убий”  без мук смятенья;
язык мне будто не родной,  слезам – вольнее,
стенает мир…  О, Боже мой, молчу и  верю!

Сомненья...

Сомненья до сих пор живучи
на всякий,  кто же знает, случай,
на запасной тропе
опасливо и друг за другом,
все тем же проторенным кругом
по смертушке — черте.
И круговерть, и вереница…
Подняться надо! Часто снится,
о, Господи,  тот стыд.
И не картины, не сюжеты, —
те окровавленные меты,
так грех Тобой омыт.
О, как легко, расправив крылья,
без всякого на то усилья
взлетел, оставив все,
простил: не ведали, не знали
Кого и мучали, и гнали
на крест в венце, за что... 

Все стоишь — и глухой, и «нищий»...

Все стоишь — и глухой, и «нищий», топчешь манну... Глаголет небо,
знать не знаешь, как с тебя взыщет Подающий тебе. Сыт хлебом,
славишь горечь земной пшеницы, позабыл, как рыдает Слово,
как уста, шевелясь молитвой, нас бросают наземь... И снова
манна эта летит, не видно ни конца, ни края. Наука,
за громадой теорий, обидно, не откроет, откуда мощь звука,
струи света, любви, прощенья... В «нищете» и до самого края,
до болезни сердечного зренья опускаемся вспомнить о рае...
Может быть, как о шансе спасенья?..

Весеннее

Прорастает и вверх, и вниз,
словно маятник на ветру,
корни — змеи, серьгами — лист,
вся земля в помощь этому рту;
от горошины до небес,
от вершка и до гибких струн —
стон и шорох. Аукнет лес, —
то ли музыка, то ли шум;
живо запахом вещество,
на ладони клейкая смесь,
в ней — не тысяча, и не сто...
исчисление Божье есть.

Страницы