Верую,помоги моему неверию

– Свободно? – спросила Анна у пожилой, опрятно одетой женщины.
– Да, да, присаживайтесь, – ответила та приветливым, спокойным голосом. – Если не возражаете, я с краю, а вы возле окошка.
Анна села на свободное место и посмотрела из окна автобуса.
«Я, наверно, последняя», – подумала она.
И словно угадав ее мысли, сидящая рядом женщина тихонько сказала: «Двоих еще нет. Они с детками. Подождем».
Через несколько минут пришли опоздавшие.
– Вы, наверно, первый раз в Святые горы? – спросила женщина, заметив нетерпение Анны скорее ехать.
– Да. Объявление на храме прочла. Давно мечтала, а все как-то не получалось.
– Когда работаешь, времени всегда не хватает, – женщина посмотрела на Анну добрыми, веселыми глазами. – Меня Зинаидой зовут. Я на пенсии уже десять лет, вот и езжу. В Святых горах много раз была, и все равно еду. Уж очень там хорошо.
– Я тоже пенсионер, скоро год, как не работаю. На пенсии по выслуге лет. Я бывший учитель.
– А что ж после пенсии работать не стали, возраст позволяет, что работа не по душе?
– Да нет. Так обстоятельства сложились, а работу я свою любила, – ответила Анна и замолчала.
Ей не хотелось говорить на эту тему с незнакомым человеком.
Анна действительно любила свою работу, но любила ее такой, какой она была раньше. С устоявшимися годами, школьными программами, открытыми уроками, факультативами…
Но пришли лихие девяностые. Перестройкой заразилась вся страна, в том числе и система образования. Учебный процесс лихорадило так, что даже Пушкину почти уже не было места в школьных программах. Жизнь тащила Анну куда-то не туда, и она не находила своего места в ней, постоянно чувствуя боль по ушедшему времени. Она как могла, сопротивлялась всему, что не укладывалось в сознании, что выбивалось из ее жизненных принципов. Но в борьбе с незримым врагом, который забирал все больше сил, Анна проигрывала.
– Да пойми ты, Анна, – говорили ей друзья. – Для хорошей жизни теперь нужны не мозги и знания, а наглость и пробивная сила. По этим заповедям сейчас все живут.
– Может быть, но не в школе, – неуверенно возражала Анна. – Если мы детей воспитаем по таким заповедям, у нас нет будущего.
Всегда уверенная в своих способностях справиться с возникшими проблемами, Анна растерялась и никак не могла найти выход в сложившейся ситуации. Уж больно далеки друг от друга стали миры – прошлый и настоящий.
Неожиданная смерть матери выдернула Анну из джунглей сомнений и душевных терзаний. За свою жизнь Анне не раз приходилось присутствовать на похоронах не только чужих людей, но и своих близких: бабушки, деда… Но она никогда не задумывалась о смерти. А теперь, когда та заявила о себе внезапно, обширным инфарктом, забрав мать, которая редко болела, в душе Анны лопнула до отказа натянутая струна. И ударила двумя концами по живому с такой силой, что она захлебнулась, зашлась от боли. А когда боль немного утихла, Анна четко осознала, что жить нужно сегодня, потому что завтра может просто не наступить, как никогда оно не наступит для ее матери. И неожиданно для себя приняла решение: «Если я не в силах хотя бы что-то изменить, значит, нужно просто уйти из той среды, которая не дает мне душевного покоя». Доработав педагогический стаж до 25 лет, она уволилась из школы. Но боль, что она предала любимую профессию, а главное – детей, острыми коготками вонзилась в ее душу и не отпускала до сих пор.
– А я люблю по святым местам ездить – сказала Зинаида, снова вовлекая Анну в разговор. – После таких поездок на душе спокойней становится. Мы с дедом вдвоем живем, дети в России, приезжают редко. Как еду, его с собой зову. Не хочет, думает, что еще не готов с Богом говорить, а сам уже восьмой десяток разменял, не опоздать бы… А у вас дети есть?
– Дочь и сын, и двое внуков. Отдельно живут. Мы тоже с мужем вдвоем остались. Он работает, ему еще до пенсии восемь лет.
– Дети вас не обижают?
– Что вы! У нас дети хорошие. Работают, свои житейские проблемы стараются сами решать. И даже меня, как бабушку, не часто на помощь зовут. Вот и появилось время для поездок.
– А как они к вере относятся?
– Да как вам сказать… – Анна замялась и не ответила.
– А вы к Богу давно пришли? – не отставала словоохотливая Зинаида.
– Пришла? – Анна смутилась, и, медленно подбирая слова, ответила: «Я свой путь к Нему только начала, и он у меня как качели: вверх-вниз, вверх-вниз».
– Что, близкие не понимают?
– Было все: и непонимание, и обиды, и ссоры. Но, слава Богу, нашли точки соприкосновения. Проблема не в близких, а во мне. Мне как-то один человек сказал, что какая разница, что о нас говорят и что вокруг нас происходит. Главное, что происходит внутри нас и только это определяет нашу судьбу. Когда мир внутри себя, он и вокруг. Так вот этого как раз у меня и нет, мира внутри. Помните, как в Евангелии: «Господи, верую! Помоги моему неверию».
– Да, трудно образованным Бога познавать. Вы ведь Его в голове ищите, а не в сердце.
Слушая Зинаиду, Анна вспомнила недавний разговор с батюшкой. Чем больше она читала духовной литературы, тем больше у нее возникало вопросов. И Анна решила сказать об этом батюшке, на что он ответил: «Не голову грузи, а сердце. Христос стучится в сердце, а дьявол – в мозги. Что ты заладила: справедливо, несправедливо. Да чтоб ты знала, что Божья милость выше всякой справедливости, а любовь покрывает все». Как там у Ахматовой:
«О, есть неповторимые слова!
Кто их сказал – истратил слишком много.
Неистощима только синева
Небесная и милосердье Бога».
Но следовать советам батюшки у нее получалось недолго. Все опять возвращалось на круги своя: «На устах мед, а в сердце лед».
– Вы думаете, почему мы так плохо живем? – многозначительно спросила Зинаида. – Нам Господь испытания посылает, чтобы мы о Нем вспомнили и покаялись.
– А знаете, вы, наверно, правы, – помолчав немного, заговорила Анна. – Я ведь о Боге впервые стала думать, когда нам, учителям, зарплату несколько месяцев не платили. Тогда я тщетно пыталась ответить себе на вопрос, почему наш «Союз нерушимый» вдруг развалился на глазах, как карточный домик. Но этому не было логического объяснения. Все наши мечты и надежды в один миг превратились в лохмотья. У нас из-под ног как бы выбили опору, на которой мы столько лет твердо стояли. Вот и повернулись мысли от земного к духовному, и начались духовные поиски…А в храм я первый раз пришла, когда мама умерла…
Анна замолчала. Ей захотелось побыть наедине со своими мыслями. Она стала смотреть в окно, за которым улыбалось солнечное утро. Сегодня праздник святых апостолов Петра и Павла. Услужливая память тут же подкинула ей воспоминания. Ее отец Петр, как и апостол, был малограмотным трудягой, много лет отработавший в кузнечном цехе завода. Он умер, когда Анне было десять лет, а ему пятьдесят три. Пришел с работы, лег отдохнуть и больше не встал. В ее памяти он остался большим и сильным, с добрыми серыми глазами среди густой растительности на голове и лице. И в вере он был крепок, да только не в Бога, а в партию и победу коммунизма.
«Ох, отец, увидел бы ты сегодняшний «коммунизм», – с горечью подумала Анна.
Мать была полной его противоположностью. Почему она, молодая, красивая, образованная девушка вышла замуж за немолодого вдовца, Анна не знала. Эта тема никогда не обсуждалась в их семье. Когда пятнадцатилетняя Анна попыталась разузнать у бабушки историю знакомства отца и матери, та ответила коротко и строго: «Так мать твоя решила, мы были против».
Окончив библиотечный институт, мать до пенсии работала в заводской библиотеке. Свою любовь к книгам она передала дочери. В том, что Анна стала учителем русского языка и литературы, была не малая заслуга матери.
«Они были такие разные с отцом, – подумала Анна, – но я не помню, чтобы в семье были ссоры. Мама как-то все больше молчала, может потому, что была верующей?»
О том, что мать верила в Бога, они с братом узнали через полгода после ее смерти, когда решили продать родительский домик. При разборке вещей на нужные и ненужные, дошла очередь до сундука, который всегда стоял у матери в спальне.
– Здесь мое самое сокровенное, – говорила она дочери незадолго до смерти, – ключ в серванте.
Открыв сундук, Анна поняла, почему мать, всегда держала его на замке. Бережно завернутые в рушники, в сундуке лежало пять старинных икон; старая, 1907 года издания, Библия; молитвослов и другие духовные книги с множеством закладок, исписанных ровным, красивым почерком матери.
– Верно говорят, что любящее сердце мудрее равнодушного, – с горечью сказала тогда Анна брату. – Столько лет скрывала, чтобы никому не навредить. Ведь мы могли же по-детски сболтнуть где-нибудь, а времена-то были хрущевские. А потом…, потом уже просто жила своей особой жизнью, скрытой даже от глаз близких, в своем собственном маленьком мире.
Память вдруг высветила лицо матери.
«Как бы ты сейчас помогла мне разобраться во всех моих сомнениях!» – грустно подумала Анна.
Громкие голоса женщин вывели ее из размышлений.
– Приехали, приехали! – радостно загалдели женщины и засуетились к выходу.
Общая радость передалась Анне. Из автобуса она вышла со счастливой улыбкой и вместе с женщинами направилась к мосту через Северский Донец. Сделав несколько шагов, Анна застыла от удивительной панорамы, которая открылась ее взору. Так случилось, что совсем недавно она прочла книгу об истории Святых гор и теперь как бы узнавала видимое. В голубом небе парил храм Святителя Николая. Величаво он оперся на меловые горы с пятью конусами и спокойно смотрел на ленивые воды Северского Донца. Рядом часовня апостола Андрея Первозванного. Среди густой зелени деревьев синяя, с золотыми звездами и крестом маковка церкви Покрова Божия Матери. А это главный храм – Успения Божией Матери с пятью восьмигранными куполами и золотыми крестами на них. Неожиданно для Анны заговорило сердце, и она захлебнулась от восторга: «Истинно говорят, что Бог выбирает для храмов самые красивые места!» Забытая детская радость заполнила ее сердце, и так захотелось закричать громко-громко: «Хорошо-то как, как хорошо!» И словно услышав ее неистовый восторг, над монастырем, над окрестностями, над миром раздался высокий и чистый колокольный звон: дон-дон-дон! С каждым ударом он становился все сильней и сильней. Глас Божий звал в храм.
– Пойдем, а то опоздаем на службу, – голос Зинаиды опустил Анну с неба на землю, и она кинулась догонять женщин, с которыми приехала.
Успенский собор встретил паломников стройным братским пением, на всех подсвечниках горела множество свечей. Огромная люстра под куполом сияла сотнями лампочек, по бокам горели люстры поменьше. Казалось, даже сам воздух в храме сиял и светился.
В эту минуту Анне захотелось быть лучше и чище, как этот свет, который заполнил все уголочки храма и не оставил места темноте. Чувство восхищения и любви к Богу наполнило ее сердце. Она старалась следить за чтением молитв, однако надолго ее внимания не хватало. Царские врата были открыты, и Анна с любопытством рассматривала священников, сверкающих золотыми ризами. Потом она перевела взгляд на хор, который ей хорошо был виден.
– Господи! Какие молоденькие. А как поют, словно в душу заглядывают. Какую же надо веру иметь, чтобы в таком возрасте отказаться от всего мирского? А я?
Она вспомнила прочитанную где-то фразу: «И жить торопятся, и чувствовать спешат, как будто душа умирает с телом».
«Это обо мне кто-то сказал. – продолжила Анна свои размышления. –Сколько за свою жизнь я сделала хорошего, а сколько плохого? Сколько на тебе греховных шрамов, душа моя. А эти мальчики, эти дети молятся за всех нас. Мы грешим, а они просят Бога спасти нас. Господи, да как же это так?
И вроде услышав ее мысли, на нее посмотрел поющий монах, с совершенно по-детски радостным и приветливым лицом. Анне стало так стыдно, что даже уши загорелись. От мыслей ее оторвал возглас священника, призвавший слушать чтение Евангелия. Она стала внимательно слушать и постепенно уловила нить церковной молитвы, и душа ее успокоилась.
Служба подходила к концу, когда Анна увидела мальчика лет семи, худенького, простенько одетого. Он ходил по храму и просил милостыню, но ему почему-то никто не подавал. Когда он направился в их сторону, Анна быстро открыла сумку, чтобы достать деньги.
– Ты что! – зашипела ей в ухо Зинаида, – Нельзя!
– Почему?
– Во время службы милостыню не подают, – шепотом объяснила она. – Давай продвигаться поближе к алтарю, чтобы сразу к кресту приложиться, а то в половине одиннадцатого у нас экскурсия в пещеры. Анна оглянулась и стала искать глазами мальчика, но его уже нигде не было.
Темный коридор пещер, длиною около 900 метров, извивался зигзагами до самой вершины горы. Местами в стенах были небольшие ниши с крестами, иконами и лампадами. Маленькая пещерная церковь. Анна с трудом одолела этот подъем и, когда вышла из пещер, облегченно вздохнула. Темное, замкнутое пространство вызывало в ней страх, а тени от горящих свечей еще более усугубляли это состояние:
– И как монахи могли здесь жить? А Иоанн Затворник – 17 лет один. Какую же надо иметь силу духа, чтобы такое осилить? Нет, мне это пока не понять.
Но то, что Анна увидела, стоя на вершине горы, вмиг развеяло мрачное впечатление от путешествия по пещерам, и она умилилась увиденному.
Огромный простор, уходящие до самого горизонта темно-зеленые леса, украшенные светлой лентой реки; облака, величественно плывущие по синему небу. И такой покой был в этой изумительной красоте, что сердце наполнилось надеждой, еще не совсем ясной, но на что-то давно ожидаемое и хорошее.
Анна медленно шла по мосту, прощаясь со Святыми горами. От этой святой красоты веяло мощью и спокойствием.
– «Стражи православия»… Почему так называют монастыри? – Анна остановилась на середине моста. – В давние времена монастырь действительно был сторожевым постом Российского государства в татарской степи. А теперь на своей земле стоит, а все равно «страж», почему?»
Неожиданно ее нос уловил запах жареного мяса, и она посмотрела на другой берег реки. Он весь был усеян полуголыми телами. Смех, детские крики, музыка – шум большого современного мира. Она стояла как бы на рубеже двух миров: там – небесное, тут – земное; там – вечное, здесь – временное.
«А вот и Харон явился за душами, – подумала она, увидев лодку, плывущую к пляжу. – Наверно, потому и «страж», чтобы Харону меньше работы было», – подытожила Анна свои умозаключения и пошла к автобусу.
Уставшие, но счастливые женщины рассаживались в автобусе. Анна сняла обувь, откинулась на спинку сиденья и устало вздохнула: «Как ни хороши поездки, но нет ничего лучшего возвращения домой».
Под мерный шум мотора автобуса Анна стала вслушиваться в себя. Там почему-то не было того необычного тихого счастья, которое она испытала в монастыре. Наоборот, что-то нехорошее лежало на душе. Так бывает, когда обидишь кого-нибудь незаслуженно и не извинишься.
– Ну что? Что я опять натворила?
Кадр за кадром Анна стала прокручивать в голове события сегодняшнего дня. И вдруг:
– Мальчик! Мальчик, просящий милостыню. – Она вдруг ясно увидела его глаза, чистые, как небо, а в них…
В груди стало тесно от нахлынувшей боли и раскаяния, а из памяти выплыли Есенинские строки:
«И может быть, пройду я мимо
И не замечу в тайный час,
Что в елях – крылья херувима,
А под пеньком – голодный Спас»
Анна заплакала…