Вы здесь

Цари и странники

Повесть о праведном Феодоре Томском

Когда Васька впервые появился в Свято-Лазаревской церкви — не помнит никто из прихожан. Да, собственно, кому это нужно? Ведь он - бомж. То есть, некто без определенного места жительства. Проще говоря, бездомный бродяга. Таких в городе возле каждой церкви встретить можно. Или у магазина. Обросших, оборванных, грязных. С шапкой или коробочкой, куда они собирают милостыню. Кто-то им подает, а кто-то и нет. Ведь поди догадайся, на что они просят? Может, и не на хлеб вовсе, а на выпивку. Опять же — вдруг они только притворяются нищими? А на самом деле просто тунеядцы, которым работать лень, а денежки иметь хочется… Одно слово — темные личности. Так что, чем дальше от них держишься, тем лучше.

Впрочем, Васька был на тех, кто попрошайничает вместо того, чтобы трудиться. И охотно соглашался выполнить любую работу, которую ему поручали. Например, подмести возле церкви или наколоть дров. Неудивительно, что вскоре он стал своим в Свято-Лазаревском храме. И настоятель, отец Николай, разрешил ему поселиться в церковной сторожке. Теперь, благодаря Ваське, в храме всегда тепло, а дорожка, ведущая к нему, расчищена от снега и даже посыпана песком. Первое время люди радовались, что теперь им не приходится рисковать переломать себе руки-ноги, пробираясь в церковь во время гололеда. И удивлялись, где это отцу Николаю удалось отыскать такого работящего дворника. Однако со временем кое-кто из прихожан принялся ворчать, что дорожку следовало бы расчищать пошире. И, чтобы не оставлять в храме грязных следов, посыпать ее не песком, а солью, а еще лучше — специальным средством для тротуаров, каким пользуются дворники в центре города… Что ж, не зря сказано: человек ко всему привыкает: и к плохому, и даже к хорошему…

Обычно Васька работает рано утром или поздно вечером, когда храм закрыт. Отчего он сторонится людей, не знает никто. Впрочем, иногда он заходит в церковь, когда там идет служба, и стоит в притворе1, у самого порога, словно не смея присоединиться к молящимся. А потом уходит прочь, так же тихо и незаметно, как и появляется.

Однажды Васька зашел в Свято-Лазаревский храм, когда вечерня уже кончалась и отец Николай помазывал прихожан елеем2. А рядом с ним, держа в руках медную тарелочку с блестящим, похожим на крохотную амфору, сосудом, где тускло поблескивало благоуханное масло, стоял его крестник Дима. Сегодня он впервые в жизни прислуживал отцу Николаю. Потому что тот мальчик, который, к великой зависти Димы, делал это раньше, накануне подвернул ногу. И вот теперь он сидел дома, А может, даже лежал в больнице. Зато Дима, облаченный в немного великоватый ему парчовый стихарь, важно стоял по правую руку от батюшки. К ним благоговейно, друг за другом, подходили прихожане, предварительно поцеловав икону, лежащую на аналое3. И отец Николай специальной кисточкой с крестиком на ручке аккуратно выводил у каждого из них на лбу крестик, периодически обмакивая ее в тот самый сосуд с елеем, который держал в руках Дима. Неудивительно, что тот ощущал себя, как говорится, в центре всеобщего внимания. И у него даже немного кружилась голова — должно быть, от запаха елея, который отец Николай привез аж из самого Иерусалима, куда он ездил на Рождество! Маленький флакончик такого масла он недавно подарил Диме. Как же он чудесно пахнет, этот иерусалимский елей! Хвоей, неведомыми цветами, что растут в чужих краях, и…тайной.

…Неожиданно отец Николай заметил стоящего у двери Ваську и поманил его рукой. Тот робко приблизился к аналою, неуклюже перекрестился и осторожно поцеловал край иконы, точно боясь ненароком уронить ее на пол. Священник обернулся к Диме…и увидел, что тот, с брезгливой гримасой на лице, отшатнулся от Васьки. Возможно потому, что от того разило потом. Да и сам он, лохматый, в одежде с чужого плеча и стоптанных валенках, выглядел крайне убого по сравнению с прихожанами, принарядившимися ради похода в храм. И уж тем более по сравнению с Димой в его парчовом стихаре… Однако сам Васька прямо-таки светился от радости. Особенно после того, как отец Николай нарисовал ему на лбу крестик, не пожалев для этого благоуханного иерусалимского елея. И со счастливой улыбкой на лице побрел на свое место в притворе…

Зато Димина радость в одночасье куда-то улетучилась. Как будто не было ни парчового стихаря, ни сосуда с иерусалимским елеем, ни почетного места на вечерне рядом с отцом Николаем… Похоже, крестный заметил это. И, когда они разоблачились и вышли из храма, спросил Диму:
-Что это с тобой, крестничек? Надулся, как мышь на крупу… Зуб, что ли, болит?
Дима сделал вид, что не расслышал его вопроса. Однако отец Николай не отставал:
-Нет, похоже, тут дело не в зубе… А может, совесть покоя не дает?

И тут Дима не выдержал. Интересно, за что его должна мучить совесть? Ведь он не совершал ничего плохого! Вот только странно, что отец Николай почему-то не понимает: если кто и виноват, то это Васька…
-Да как он смеет в церковь заходить? — вскинулся Дима. - Он же бомж! Может, он даже в тюрьме сидел… А Вы его еще и иерусалимским маслом мажете…

-А тебе-то что до этого? — оборвал его отец Николай. Дима не ожидал, что его добродушный и сдержанный крестный может быть таким строгим. — Он такой же человек, как и ты. И тоже тянется к вере. Так разве вправе мы его оттолкнуть? Когда-то читал я, как в старину один монах согрешил, да так тяжко, что его за это выгнали из монастыря. И, сколько он ни пытался туда вернуться, его прогоняли прочь. Мол, такому, как ты, у нас делать нечего. Какой же ты монах, если так провинился? Тогда пошел он к старцу Антонию Великому. Тот расспросил монаха обо всем, что с ним случилось, а потом велел вернуться в обитель и передать настоятелю его слова: «корабль попал в бурю и потерпел крушение: и груз свой потерял, и мачт с парусами лишился, и до гавани едва добрался. Так неужели вы потопите и то, что от него осталось?» Услышали монахи эти слова, и приняли провинившегося брата назад в монастырь4. Понял?
-Так ведь это же все было в старину! — воскликнул Дима. — Да еще и с монахом! А этот Васька кто такой?

-Эх, Дима, Дима! — вздохнул отец Николай. — Ничего-то ты не понял! Не в том дело, где человек живет и как он одет, да сколько у него денег в кармане, а в том, что у него на душе. Как раньше говорили: «хоть шуба и овечья, да душа человечья». А ты знаешь, что у нас в России был человек, которого при жизни осудили, как бродягу и сослали в Сибирь. Зато потом, спустя почти сто лет после его смерти, причислили к лику святых. Что ты удивляешься? Разве тебе никогда не приходилось слышать о праведном Феодоре Томском? Или о старце Федоре Кузьмиче, как его называли при жизни? Между прочим, с его именем связана одна загадочная история. И ответ на нее до сих пор не нашли…
Дима насторожился. Еще бы! Ведь кто из нас не любит загадочные истории? И, заметив это, отец Николай присел на скамейку возле храма и принялся рассказывать:

-В конце тридцатых годов Х1Х века, в самом начале осени, в окрестностях города Красноуфимска Пермской губернии появился странный человек. Он подъехал на телеге к местной кузнице и попросил подковать его лошадь. Незнакомец был одет по-крестьянски, однако по осанке и поведению походил на знатного человека, переодетого простолюдином. Вдобавок, и конь у него был породистым, на каких ездят лишь богатые господа. Неудивительно, что тамошние крестьяне заподозрили неладное. Они окружили путника и принялись задавать ему вопросы: кто он, откуда, и куда направляется. Однако тот отвечал так неохотно и загадочно, что крестьяне решили задержать его и отвезти в город. Уж больно странными были и его облик, и то, как он себя вел. Что ж, как видно неспроста он не такой, как все, да еще и скрытный. Значит, есть за ним какие-то темные дела. Вот и пусть с ним полиция разбирается. Не ровен час, окажется, что он преступник… Не так ли?

Дима кивнул. Ведь потому-то во всех книгах и фильмах так долго и ловят злодеев, что они все время честными людьми прикидываются. Да только человек, о котором рассказывал крестный, вел себя совсем иначе. В самом деле, чего ему стоило раздобыть себе лошадь похуже? Или постараться получше изображать простолюдина? Однако он не стремился этого сделать… Нет, он явно не был преступником. Тогда кем же он был?

-Как ни странно, незнакомец не пытался сбежать. - продолжал свой рассказ отец Николай. А на допросе в земском суде он назвался Федором Кузьмичом, 70 лет, православным. И прибавил, что родителей своих он не знает, так как с детства жил у разных людей. Сейчас же направляется в Сибирь. Никаких документов при себе Федор Кузьмич не имел. Поэтому его приговорили к ссылке в Сибирь. А перед этим еще и высекли плетьми. После чего отправили по этапу5 в Томскую губернию. Как бродягу.
-Как? — возмутился Дима. — Почему? Он же был ни в чем не виноват!

-Это понимали и сами судьи. — вздохнул отец Николай. — Поэтому они уговаривали Федора Кузьмича рассказать о себе правду. Однако на все расспросы и уговоры он твердил: «я — бродяга, не помнящий родства». Слыхал такое выражение: «Иван, не помнящий родства». Сейчас так говорят о людях, которые отрекаются от своего прошлого, предают родных и друзей. А в те времена чаще всего за «не помнящих родства» себя выдавали беглые преступники, чтобы утаить от людей свои прежние злодеяния. Сам понимаешь, что человек, назвавшийся «не помнящим родства», сразу же возбуждал подозрение: уж не преступник ли он? Но, даже если он оказывался честным человеком, то по законам того времени, как беспаспортный бродяга, подлежал суровому наказанию: порке и ссылке в Сибирь. Именно так и поступили с Федором Кузьмичом. И всю свою оставшуюся жизнь он прожил в Сибири — то в разных селах Томской губернии, то в самом городе Томске, у своего знакомого и почитателя, купца Семена Хромова. Между прочим, впоследствии именно Семен Хромов составил жизнеописание старца Федора Кузьмича…

-А почему он не рассказал о себе правду? — удивился Дима. — Ведь тогда бы его отпустили. Он что, хотел, чтобы никто не знал, кто он такой?
-Вот в этом-то и заключается его тайна. — произнес крестный. — Хотя можно сказать — и сам старец Федор Кузьмич был тайной. Я уже говорил, что он выглядел, как знатный человек, переодевшийся крестьянином. Был высоким, статным, осанистым, и, хотя держался очень просто и одевался бедно, было заметно — когда-то он занимал высокое положение среди людей. Мало того. Старец Федор знал всех выдающихся государственных деятелей конца 18-начала 19 века: военного министра графа Аракчеева, знаменитых полководцев Александра Суворова и Михаила Кутузова, Святителя Филарета (Дроздова), тогдашнего Митрополита Московского. Между прочим, он говорил, что отправился в странствие по его благословению… Конечно, в ту пору имена этих людей были, как говорится, у всех на слуху. Вот только Федор Кузьмич иногда говорил о них такие вещи, которые могли знать только очень немногие. Точнее сказать, лишь те, кого это касалось лично. Например, вот такую историю:

«Когда во время войны с Наполеоном французы уже подходили к Москве, император Александр Первый со слезами молился у раки преподобного Сергия Радонежского. Долго он молился. И вдруг словно некий внутренний голос сказал ему: «иди, Александр, и дай полную власть Кутузову, да поможет Бог изгнать французов из Москвы. Как фараон с войском сгинул в Красном море, так и французы на Березовой реке погибнут». Так и случилось. Да, Кутузов был таким великим полководцем, что даже сам император Александр ему завидовал…»

-Но откуда же он мог знать про это? — удивился Дима. — Кто ему мог об этом рассказать? Неужели сам Александр Первый? Тогда кем же был этот Федор Кузьмич, если ему сам царь свои тайны доверял?
-А ты как думаешь? — хитро улыбнулся отец Николай.
-Ну, может, они когда-то были знакомы. Вернее, дружили… - замялся Дима. — Хотя… будь я на месте царя, то никому не стал бы рассказывать, что кому-то завидую. Даже другу. Но тогда…

-Подумай, подумай, крестничек! — похоже, отец Николай решил поиграть с Димой в «угадайку». А я тебе еще вот такую подсказку сделаю: старец Федор Кузьмич говорил о многих государственных людях недавнего прошлого. Лишь об императоре Александре Первом старался упоминать как можно реже. А об его отце, императоре Павле, убитом заговорщиками, и вовсе умалчивал. Ну как, теперь догадываешься, кем он мог быть?

Увы, после этой «подсказки» Дима окончательно сбился с толку. Конечно, он знал, что когда-то Россией правили цари. Правда, со временем их стали называть императорами. Ему даже приходилось читать про некоторых царей. Например, про Ивана Грозного. Ведь именно он основал город Архангельск, где жил Дима. Прежде в тех местах на Севере стоял мужской монастырь в честь Архангела Михаила. А Иван Грозный распорядился построить у его стен деревянный город. Вот так и появился Архангельск6. Потом, уже в 18 веке, в Архангельске несколько раз гостил другой русский царь7 - знаменитый Петр Первый, или, как его часто называли, Петр Великий. По соседству с Архангельском, на Соломбальских островах, он основал судоверфь и первое Адмиралтейство. Поэтому в самом центре Архангельска, на берегу Северной Двины, стоит памятник Петру Великому. Бронзовая фигура царя словно застыла в ожидании — не покажутся ли на горизонте его любимые корабли под славным Андреевским стягом… А еще Дима слышал историю, будто во время одного из своих приездов в Архангельск Петр Первый устроил на этих островах бал. Причем пол в зале, где танцевали гости, был устлан соломой. И в память об этом Соломбалу назвали Соломбалой. Еще Дима читал житие царя-страстотерпца Николая Второго, убитого вместе со своей семьей и верными слугами большевиками-богоборцами. Эту книгу подарил ему крестный. Но вот про Александра Первого он не знал ничего… А историю России ему предстояло изучать лишь в следующем классе… Получалось, как в известной песенке: «это мы не проходили, это нам не задавали».

-Ладно, крестничек, не горюй. — успокоил его отец Николай. — Лучше послушай, что было дальше. Вскоре после того, как старец Федор Кузьмич поселился в Сибири, люди стали приходить к нему за советами. Ибо заметили, что он - очень образованный и мудрый человек. Старец Федор прекрасно разбирался во всем, что касалось сельского хозяйства, политики, различных житейских и духовных вопросов. Вот, например, одно из его высказываний: «Православная вера — это большой корабль, который плавает по морю. А все секты — словно маленькие лодочки, которые привязались к нему, как на веревке. Потому только и держатся не плаву, а не тонут».

…Кто только не приезжал к старцу Федору! От простых крестьян до высокопоставленных чиновников. В последние годы его жизни, когда он жил в Томске у купца Хромова, каждый новый губернатор считал своим долгом посетить Федора Кузьмича и побеседовать с ним. Однако старец не делал различия между тем, кто к нему приходил — богач или бедняк, знатный человек или простец. Он говорил так: «и цари, и полководцы, и архиереи — такие же люди, как и мы. Только Богу было угодно одних наделить великой властью, а другим предоставить жить под их покровительством». И не отказывал в помощи никому. Причем никогда не брал платы за свои советы, и вообще, не имел у себя денег и каких-либо вещей, кроме самых необходимых. Если же ему что-нибудь дарили, то он раздавал все это странникам, которые заходили к нему. И не только им. Каждую субботу старец Федор выходил на дорогу, по которой гнали в Сибирь арестантов, и отдавал им все, что ему жертвовали люди.

-Зачем он так делал? — удивился Дима.
-А помнишь сказку про кошкин дом? — как будто невпопад спросил отец Николай.
Дима изумленно уставился на крестного. Может быть, он оговорился? Кто не знает эту сказку! Ведь по ней даже есть мультфильм. «Тили-тили-тили-бом, был у кошки новый дом»… А потом он сгорел. И пошла кошка-погорелица к своим богатым друзьям просить о помощи. Да только те, как узнали по ее беду, дали ей от ворот поворот. Лишь бедные племянники кошки охотно приютили ее в своей лачужке. Хотя прежде богатая тетя-кошка их и знать не хотела… Но что общего между историей старца Федора и этой сказкой?
-«Кто сам просился на ночлег, скорей поймет другого». - произнес крестный. - Так сказали кошке ее племянники-котята. Наверное, и старец Феодор помнил, как когда-то его самого гнали по этапу, словно преступника. И пытался хоть немного помочь тем, кого теперь вели той же дорогой. И для него было все равно, кто эти люди и в чем они виновны. Он считал их своими братьями и по вере, и по страданиям. Позднее другой православный святой, праведный Иоанн Кронштадтский, говорил об этом так: «нужно любить всякого человека, несмотря на его грехопадения. Грехи грехами, но человек несет в себе образ Божий. И его не надо смешивать с тем злом, что иногда поселяется в человеке». Об этом знал и старец Федор. Поэтому он стремился помогать всем людям — и хорошим, и плохим. А те, в свою очередь, любили его. Ведь не зря говорится — цветы тянутся к солнцу, а люди — друг к другу.

Между прочим, к нему приходили не только взрослые крестьяне, но и их дети. Он обучал их грамоте, Закону Божию, истории и географии. А надо тебе сказать, что в ту пору крестьянам было очень трудно получить образование. Особенно бедным. Ведь учителю нужно было платить или делать подарки. Кстати, знаешь, что в старину крестьянин обычно дарил тому, кто обучал его ребенка грамоте? Новую шапку и горшок каши. Тебе смешно? Только знаешь, Дима, для кого-то и такой подарок был не по карману… А Федор Кузьмич учил крестьянских детей совершенно бесплатно.

Когда же к нему приходили взрослые люди, он рассказывал им что-нибудь из Священного Писания или российской истории. Его беседы запоминались надолго. Не только потому, что старец Федор был ярким и увлекательным рассказчиком. Просто людям казалось: этот человек словно читает в их душах. И дает им именно такие советы, в которых они нуждаются больше всего.
Как-то к Федору Кузьмичу пришли христославы… Был в старину такой обычай: на Святках люди в селах и даже в городах ходили друг к другу в гости, поздравляли с Рождеством Христовым, пели праздничные церковные песнопения и колядки: прославляли родившегося Христа-Спасителя. Оттого-то их и называли христославами. Чаще всего это делали церковные певчие. А еще очень любили славить Христа дети. Потому что за это люди угощали их всякими вкусными вещами, а иногда дарили и мелкие деньги. Христославы носили с собой изображение вертепа — то есть пещеры, где родился Христос, и осьмиконечной Вифлеемской звезды. Поэтому говорили: «христославы ходят со звездой». Иногда они даже разыгрывали рождественский спектакль: одни изображали пастухов, что первыми пришли поклониться Младенцу-Христу, другие — мудрых восточных царей-волхвов, узнавших по звездам о Его рождении. А кому-то доставалась и роль злого царя Ирода, который задумал погубить Богомладенца, да вместо этого сам принял безвременную смерть… Так вот, однажды во время Святок явились христославы к старцу Федору Кузьмичу. Как раз в это время один из них, певчий по имени Иван, раздумывал над одним вопросом из Священной истории. А заодно и над тем, не спросить ли об этом старца Федора? Пропели христославы рождественские песнопения. В ответ Федор Кузьмич поклонился певчим до земли и принялся их благодарить, да так горячо, что у него на глазах слезы выступили:

-Как же мне вас не хвалить! Ведь на Небесах Бога воспевают Ангелы. Вы же Его своим пением на земле прославляете!
А потом заговорил с Иваном. Причем, не успел тот задать ему свой вопрос, как старец сам на него ответил. И тогда певчий понял, что старец Федор не просто мудрый, но еще и прозорливый человек. Впоследствии это подтвердилось, причем не раз. Сейчас я расскажу тебе несколько таких историй.
Ехал однажды в гости к старцу Федору один купец. И по дороге нашел несколько медных монет. Как говорится, мелочь. Да только купчина рассудил иначе: «раз ничье, так будет мое. Копейка рубль бережет». И сунул находку себе в кошелек. А, как пришел он к Федору Кузьмичу, старец ему и говорит: «ты зачем медные деньги взял? Они не для тебя были положены». Ведь и впрямь — чужое взял — все равно, что украл.

Другой купец, тот самый Семен Хромов, который впоследствии составил жизнеописание Федора Кузьмича, решил подарить ему ткань на рубашку. И велел жене приготовить для старца кусок самого лучшего холста — белого, тонкого. Надо тебе сказать, что старец одевался очень просто: в длинную холщовую рубаху, которую подпоясывал тонким ремешком или веревочкой и холщовые штаны. Сверху надевал длинный темно-синий или черный халат, а на ноги — кожаные туфли. Именно таким его изображали на старинных портретах. Надумал купец сделать старцу хороший подарок, да только жена его подумала: «ни к чему бродяге тонкий холст отдавать. Самим пригодится. А ему сойдет и тот, что похуже». Приходят Хромовы в гости к старцу Федору, отдают подарок. А он и говорит купчихе: «ведь тебе же велено было привезти другой холст, тонкий. Да для меня, бродяги, и этот сойдет».

А вот еще другая история, про мед. Вообще-то старец Федор Кузьмич был строгим постником. И обычно ел черный хлеб или сухари, размоченные в воде. Хотя, когда он по праздникам ходил в гости, то не отказывался от хозяйских угощений. Например, от чаю. Однако выпивал не больше двух стаканов. А вот к вину и водке вовсе не притрагивался и строго порицал пьянство. Правда, он никогда не стремился поститься напоказ и всячески скрывал свое подвижничество. Например, однажды какая-то женщина принесла ему пирог:
-Только вот не знаю, будете ли Вы его кушать? — спросила она старца. Ведь он же не постненький. Не с капусткой, а с рыбкой… А, говорят, Вы только постненькое вкушаете. Может, и погнушаетесь рыбкой-то…

-Отчего ж пищей гнушаться? — возразил ей Федор Кузьмич. — Всякую пищу с благодарностью принимать надо, как в Писании сказано. Просто я отвык от вкусной еды. Так что вовсе я не такой постник, как ты думаешь…
Правда, со временем люди приметили, что было у старца любимое лакомство — свежий мед. Как-то раз один человек вздумал подарить старцу Федору медку. И послал своего брата Матвея купить для него меду. Да не какого-нибудь, а самого лучшего. А потом вручить его Федору Кузьмичу. Не знал он, как осуждал его за это брат. Вот только старец Федор догадался, что творилось на душе у Матвея. И, как ни любил он мед, отказался взять подарок, сделанный не от чистого сердца, а поневоле.

-Значит, он прозорливый был? — спросил Дима крестного. — И нарочно говорил людям, какие они плохие, чтобы все вокруг это знали…
-Не совсем так. — поправил отец Николай. — Он хотел, чтобы эти люди поняли, что поступают плохо, и успели исправиться. И кое-кто из тех, кому старец Федор открывал их тайные мысли и дела, и впрямь каялся в них. Я читал, как однажды в гости к Федору Кузьмичу пришел человек, которого тоже сослали в Сибирь, как бродягу. В это время старец разговаривал с крестьянами о чем-то духовном. Но, едва увидел гостя, закричал: «уходи, уходи отсюда! Ведь у тебя руки в крови! Зачем ты свой грех другому отдал?» Удивился народ: ведь Федор Кузьмич никому не отказывал ни в совете, ни в задушевной беседе. А ссыльный, едва услышал, что говорит старец, бросился прочь из избы. Через несколько дней он исчез. Сначала все решили, что он в бега ударился. Однако вскоре прошла молва, что на самом деле этот человек был не бродягой, а убийцей. И за это полагалась ему каторга8. Только ой как не хотелось ему за свои злые дела ответ держать! И, пока гнали его по этапу в Сибирь, условился он с одним бродягой поменяться именами. То ли подкупил его, то ли запугал. В итоге бродяга вместо убийцы на каторгу отправился, а убийца — в ссылку. Не думал он, что его обман откроется. Только, когда обличил его старец Федор, понял злодей, что, может быть, и легко перехитрить людей, да Бога обмануть невозможно. Как говорили в старину: «будь хитер-горазд, летай хоть птицей — все ж суда ты Божия не минешь»9. И пошел в город. А там признался, кто он на самом деле. Как видно, «у разбойника лютого совесть Господь пробудил». А не обличи его старец Федор, кто знает — проснулась ли она когда-нибудь…
-А у старца Федора были враги? — вдруг спросил Дима.

-Были. — признался отец Николай. Как есть они у каждого из нас. Вернее, один враг, который ссорит нас между собой и заставляет их видеть во всем только зло. И считать человека плохим только потому, что он не такой, как мы. За то, что он бедный, или некрасивый, или странно себя ведет… Кстати, ведь и нас, православных, многие ругают за то, что мы не стремимся «жить играючи, припеваючи» и «брать от жизни все». Потому что не понимают — счастье совсем не в этом…

-Тогда в чем же счастье? — поинтересовался Дима. В самом деле, ведь разве не счастье - иметь все, что захочется? Например, целое царство, как в какой-нибудь сказке? Однако отец Николай словно сделал вид, что не расслышал его, и продолжал свой рассказ:
- Да, были люди, которые относились к старцу Федору враждебно. Правда, лишь до тех пор, пока судили о нем по слухам и сплетням или мало знали его. Например, когда он еще только поселился в Сибири, его невзлюбил местный священник. Потому что старец Федор был непохож на других людей. Ведь, хотя он был мирянином, но жил строго, как монах. Единственным украшением его кельи были иконы да картины с видами святых мест, которые ему дарили друзья и почитатели. Он много молился, причем не только днем, но и по ночам. Причем в это время его окна светились каким-то странным, неземным светом. Вдобавок, священника смущало и то, что человек, сосланный к ним за бродяжничество, дает какие-то советы местным крестьянам. А вдруг он учит их чему-то плохому? В конце концов его подозрения переросли в неприязнь к Федору Кузьмичу. И однажды при народе он назвал старца безбожником. В тот же день священник почувствовал себя плохо, а к вечеру и вовсе слег. К нему вызвали врача, но тот заявил, что больной обречен. Тогда родные священника бросились к Федору Кузьмичу, умоляя его о помощи. Старец пришел к больному и сказал ему, что скоро тот поправится. Однако впредь ему не следует опрометчиво судить о людях. И уж тем более — обижать тех, кто никому не делает зла. Вскоре священник выздоровел. А о старце с тех пор всегда отзывался о нем с уважением.

Да, были те, кто осуждал старца Федора. Однако гораздо больше было тех, кто понимал: это великий подвижник, человек Божий. Среди его друзей и почитателей были и купец Хромов, и многочисленные сибирские крестьяне, и священники, и епископы. Например, Святитель Иннокентий Московский, просветитель Америки и Дальнего Востока. А еще — киевский подвижник, иеросхимонах Парфений. Однажды к нему за благословением приехала девушка из тех мест, где жил Федор Кузьмич. «Зачем тебе мое благословение — ответил ей старец Парфений, - когда у вас самих есть великий подвижник и угодник Божий? Он будет столпом от земли до неба».
…Старец Федор Кузьмич прожил в Сибири почти восемнадцать лет. Незадолго до смерти он заболел и слег. За ним ухаживали его давние друзья, купцы Хромовы. Они делали все, чтобы ему помочь. Однако было ясно — Федор Кузьмич отходит ко Господу.

-Не плачьте и не жалейте меня, - уговаривал он Хромовых. — Ведь наше тело когда-нибудь должно умереть. Это неизбежно. И поэтому надо спокойно переносить страдания и болезни. Разве могут они быть в тягость православному человеку?
Потом он исповедался и причастился у иеромонаха из Томского Богородице-Алексиевского монастыря, отца Рафаила. За время своей предсмертной болезни он делал это не раз, заботясь достойно предстать перед Богом.
За день до кончины старца купец Хромов, решился задать ему вопрос, который давно не давал покоя не только ему, но и многим другим, кто встречался с Федором Кузьмичом или слышал его таинственную историю:
-Говорят, что ты никто иной, как Александр Благословенный10. Правда ли это?

В ответ Федор Кузьмич перекрестился и промолвил:
-Чудны дела Твои, Господи. Нет тайны, которая бы не открылась.
А назавтра, за несколько часов до своей кончины сказал Хромову:
-Хоть ты и знаешь, кто я, но, когда умру, не величь меня, схорони просто.
-Как же так? — изумился Дима. — Он что, правда был царь?

-Об этом, как говорится, только Господу ведомо. — вздохнул отец Николай. — Помнишь, я говорил тебе, что Федор Кузьмич избегал говорить об императоре Александре Первом? А об его отце, императоре Павле, и вовсе не упоминал никогда. Дело в том, что император Павел был убит заговорщиками. Точнее сказать, задушен ими. И в этом заговоре был замешан его сын, будущий император Александр Первый. Он сожалел об этом всю жизнь. Между прочим, старец Федор однажды проговорился: «Александр не знал, что дойдет до удушения». Вполне возможно, что однажды император решился искупить свою вину перед Богом. Отказаться от трона, доставшегося ему ценой отцовской жизни и стать самым обездоленным из людей — бездомным странником, нищим бродягой. Я читал, будто Александр Первый неоднократно признавался, что мечтает уйти от мира. Жена его брата Николая записала о своем дневнике такое признание царя: «как я буду радоваться, когда вы будете проезжать мимо меня. А я из толпы, махая шапкой, буду кричать вам «ура»!»

Поэтому, когда Александр Первый умер, многие не поверили в то, что это — правда. Прошел слух, что вместо него был похоронен кто-то другой. Сам же император ушел в странствие. В это верили не только простые люди, но и писатели, и историки давнего и недавнего прошлого. Мало того — могилу старца Федора не раз посещали члены царской семьи. Например, будущий царь-страстотерпец Николай Второй. Между прочим, когда его спрашивали, верит ли он в то, что Федор Кузьмич и его прадед Александр Первый — это одно и то же лицо, он не отрицал этого. А просто говорил, что для него это — загадка.

После кончины старца Федора Кузьмича у места его погребения совершались многочисленные чудеса. И доныне люди, приходящие с верой к его раке в Богородице-Алексеевском монастыре города Томска, получают исцеление своих душевных и телесных недугов. В 1984 г. праведный старец Федор Томский был причислен к лику православных святых. Память его празднуется три раза в год — в день его преставления, в день обретения его святых мощей и в Соборе Сибирских святых11.

…Бывало, что при жизни старца Федора люди недоумевали — зачем он променял богатство и власть на участь бесприютного странника? И не безумие ли это — по доброй воле отказываться от житейских благ? Но старец отвечал им так:
-Почему вы думаете, что теперь мне живется хуже, чем прежде? Прежде мое спокойствие и счастье зависело от слишком многого. Нужно было заботиться и о том, чтобы близкие мои пользовались таким же счастьем, как я, и о том, чтобы друзья меня не обманывали… А теперь я спокоен, независим и радостен. И у меня нет ни горя, ни разочарований, потому что я больше не завишу ни от чего земного, ни от чего, что не находится в моей власти. Вы не понимаете, какое счастье в этой свободе духа. Да, у меня теперь нет ничего, кроме того, что всегда останется при мне — кроме Слова Бога моего, кроме любви к Спасителю и ближним. Если бы меня вернули в мое прежнее положение, окружили бы земным богатством, которое теперь мне вовсе не нужно — вот тогда я был бы несчастен. Ведь всякая роскошь расслабляет наше тело и ослабляет нашу душу. И чем больше изнежено наше тело, тем слабее наш дух».

Как видишь, он не жалел о своем выборе. Потому что понимал — не такое это и счастье — владеть земными благами. Как не такое это счастье — быть земным царем. Ведь каждый из нас всего лишь пришелец в этом мире. Иначе говоря — странник, которого Господь призывает в Свое Царство. И для Него неважно, кем каждый из этих странников является на земле — могущественным царем или бездомным нищим. Потому что Господь призирает не на гордых, а на смиренных и сокрушенных духом12.
…В ближайшее воскресенье Дима пришел в Свято-Лазаревский храм рано утром, задолго на начала Богослужения. И еще издали разглядел Ваську, подметавшего церковный двор. Дима подошел к нему и протянул руку. В лучах солнца блеснул крохотный флакончик, наполненный елеем. Тем самым елеем, который отец Николай привез Диме из Иерусалима.
-Это т-тебе. — сказал Дима, протягивая Ваське заветный флакончик. А потом повторил. — Это - Вам.

ПРИМЕЧАНИЯ:

1 Притвор — место у входа в храм.
2 Елей — масло. Амфора — старинный сосуд вроде вазы вытянутой формы с ручками по бокам.
3 Аналой — столик с покатой крышкой, на котором в церкви лежат Богослужебные книги или иконы.
4 История эта находится в 9-й главе книги под названием «Древний Патерик», где собраны интересные и поучительные истории о преподобных Антонии, Макарии, Арсении и других великих монахах и монахинях древних времен. Преподобный Антоний Великий, о котором Диме рассказывает крестный, жил в 3-4 вв.
5 То есть, отправили в Сибирь пешком, под конвоем, как преступника, вместе с другими арестантами. Вот как описывал такой этап живший в том же 19 веке великий русский поэт Н. Некрасов в своей поэме «Русские женщины»:
«Под караулом казаков,
С оружием в руках
Этапом водим мы воров
И каторжных в цепях.
Они дорогою шалят,
Того гляди, сбегут,
Так их канатом прикрутят
Друг к другу — ведут…
Они, как мухи, мрут в пути,
Особенно зимой…»
6 Указ Ивана Грозного о построении города вокруг Михайло-Архангельского монастыря датирован 4 марта 1583 г.
7 Петр Первый бывал в Архангельске трижды: в 1693, 1694 и 1702 г. История о «бале на соломе», в честь которого якобы получил название пригород Архангельска — Соломбала, на самом деле является легендой.
8 Каторга - принудительные тяжелые работы, на которые отправляли людей, виновных в тяжких преступлениях.
9 Цитата из древнерусской поэмы «Слово о полку Игореве» в переводе А. Майкова.
10 Император Александр Первый, прозванный Благословенным, правил Российской империей в 1801-1825 гг. Именно в его царствование была одержана победа над вторгшимися в Россию войсками французского императора Наполеона Первого.
11 То есть соответственно 2 февраля, 5 июля и 23 июня по новому стилю.
12 Цитата из ветхозаветной книги пророка Исайи: «…а вот на кого Я призрю: на смиренного и сокрушенного духом и на трепещущего пред словом Моим» (Ис. 66, 2)

Комментарии

Спасибо Вам! Честно сказать, мне не совсем нравится. Другой, более жестокий, жизненный опыт. И бомж какой-то...пейзанин... Хотя мораль-то правильная: "не унижай человека", а для детей писать а-ля Шаламов... вот уж сколько лет, а все помню "несправедливую", трагичную концовку одной детской книжки про Древнюю Грецию... Ладно! Зато - хорошая фраза в конце. Дорос герой до того, чтобы сказать дворнику - "Вы", и отдать ему свою любимую вещь. Дорос до смирения. А все же "взрослая" версия жития преп. Амвросия Оптинского (из той же серии - "Оптинские яблони") - лучше. Это - в моем вкусе: есть "жгучая идея". Да ладно! Бог даст, еще лучше напишу. Спасибо Вам, что прочли сей опус-ляпсус. Е.

Наталья Белоусова

Взрослым тоже очень полезно. Этот рассказ наконец-то внес ясность и упорядоченность в разрозненную информацию, которая у меня была об Александре Благословенном. Хотелось чего-то именно такого, не напоминающего "мистический детектив". Спасибо!

Полноте, уважаемая Наталья! Этот рассказец не в моем духе. Он слишком "детский": стилизация. Может, не так, но у меня хватка критика, и беспощадной быть могу...самые трагичные свои тексты частенько пародирую. Просто для меня история с бомжом - не совсем реалистична... Хотя, кто знает, может, если так смотреть, и дядя Том, и Ева Сент-Клэр (эта уж точно!) - выдумка...припомнилась неладно "Хижина дяди Тома"... Мораль-то та же: "не унижай человека"! А если хотите почитать "мое" - посмотрите ниже "Дневник неизвестного" или "День утраченных надежд"...да что угодно... Только готовьте заранее ящик корвалола или мешок леденцов... Источник же этой истории: житие Федора Томского, скачанное из интернета. Честно сказать, просто море всякой всячины (даже одну из любимых песен нашла, а сколько искала!). Вот и нашла: набрала: "праведный Феодор Томский" - и нашлось много чего, в том числе житие. А мистика...я ее не очень жалую. Иногда она далеко-о заносит. В том числе - православных авторов. Вертится на языке одно имечко современной фэнтэзистки, написавшей роман-дилогию, да прикушу язычок-с... Детективы, кстати, пишу, но "на реале". Они тут тоже висят. Может, еще пятый напишу... Хотя это не совсем детективы, там, собственно, преступлений нет - так, героиня расследует разные загадочные истории из церковной жизни ХХ в. Первый такой был: "Свидетели". Последний: "Др-рама в Сосновке". Лучший - "До последнего Суда". Но мне везет: у меня есть друг - сильнейший краевед. Он много мне помогает с реалиями. Без него было б хуже. Так что тут целый колллектив работает... Ладно! Треплю языком, а по делу ли? Спасибо Вам - прочли! И пишите дальше! Е.