Вы здесь

Стихи памяти Марины Ивановны Цветаевой

Кого пронзило одиночество

М.Ц.

Кого пронзило одиночество
насквозь,
как бабочку игла,
кому и жить едва ли хочется,
того помиловать могла ль
судьба,
могли ли люди
вобрать в себя чужое им,
которого уже не будет,
но есть которое?

Своим
не станет эхо запредельного,
огонь иной неуловим,
и одиночество отдельного
для них не имя — псевдоним.

Забудут, вскорости раскаются —
недолговечен здешних ход —
чуть пошатаются, помаются,
а там, глядишь, иной исход,
иное небо потолочное,
иная мебель, пыль гардин...
И всё неточное, побочное,
лишь ты по-прежнему один.
28.07.2016

 

Отдала себя, всю отдала...

М.Ц.

Отдала себя, всю отдала...
Нет, не людям ― словам и небу.
Даже тела не нажила:
тело строится на потребу.
Руки выросли в два крыла,
обрастая стихами-перьями.
Ничего себе не брала,
собирала всегда потерями.
Обнаружив себя житейскую,
растерялась: что делать с ней?
Подмастерья вокруг, судейские,
а привычно ― средь голубей.
Не свои вокруг, птицы-вороны,
заступиться за душу некому.
Струны певчие ветром сорваны:
уходи, поэт, во все стороны.
09.09.2017

 

Между зовом и вызовом

Крылья на ветру — паруса,
крылья, как в перьях — в голосах.
Вижу, продрогла к утру —
хочешь снега оботру?

Зова вертикаль — как стрела:
небо сквозь тебя провела,
вызовов мира вуаль
пылью накрыла горизонталь.

Птицей не пролететь между,
тенью не прошмыгнуть мимо:
зов на краю держит,
вызовы — неумолимы...
02.08.2016

 

Меж семи ветров, меж семи штормов

Меж семи ветров, меж семи штормов
на семи холмах выросла цветком.
Прошагала жизнь странника пешком —
всё искала дров для семи костров.
Расцвела цветком — в лепестках огня
день и ночь жила, день и ночь ждала.
Обросла бронёй, странников храня —
обросла собой — ноша тяжела.
Этого укрыть и того прикрыть —
всем огня добыть, всем им нужной быть.
Раздала огни — чем себя согреть?
В ком теперь гореть, чтобы не истлеть?
Горсть рябины вдруг выпала из рук —
горечь горячей огненных разлук.
27.09.2017

 

Притяжение солнца

Притяжение солнца 
в чьей-то груди —
жжётся: 
но в одночасье 
я его посреди.
Притяжение сердца —
куда небесам? —
здесь толпиться не стоит
другим чудесам.

Если облачной ночью 
меня позовёт,
чей-то солнечный взгляд, 
чей-то радужный свод,
я заплачу от счастья,
зажмурив глаза,
ведь на солнце глядеть
до рассвета нельзя.
17.10.2017

 

Избороздила меня стихами

Избороздила меня стихами,
вспахала душу:
иду и плачу.

Шагаю мерно стихов слогами:
иду словами,
иду шагами
вдаль —

за стихами,
как за удачей.

Где нет приюта,
где нет уюта
валюту сердца —

стихи — я
трачу.
06.08.2016

 

Кое-что о лилиях

Тот, кто из глины, кто прошёл и обжиг,
поймёт ли лилию, попавшую в костёр?
Для лилии огонь — не дом; не обжит
кострища мир. И путь её сестёр
в ином: расти, цвести и пахнуть —
попробуй, глина, лилией взрасти!
Не можешь? — потому цветы и чахнут.
12.08.2016

 

Все её фантасмагории

М.Ц.

Все её фантасмагории — 
перекос души от горя,
перелом души от боли.
Шёл уверенно к беде
сквозь моря земной юдоли
весь корабль её воли,
и дошёл в своё нигде.
06.08.2017

 

А гений бывает глуп

А гений бывает глуп, 
пока не станет собой,
пока не станет судьбой.
 
Гений бывает глуп,
потому что всегда не свой,
потому что не занят собой.
Гений — служка у дара,
себя раздаёт даром.

Гений — не скуп:
он пока своё не раздаст,
хвалу за дар не воздаст
Творцу. 
Подлецу и прохвосту
его обмануть просто.

Гений бывает глуп,
пока не отдаст выкуп
за полученную награду —
дар отслужить надо.
17.09.2017

 

Папертное

М.Ц.
Я смотрю в тебя, как в зеркало:
я — не ты, и ты — не я,
всё же жизнь нас исковеркала,
одинаково дразня.
Чем-то схожи и царапины,
и глаза в одних слезах —
взгляд сторонний, даже папертный:
так глядят на образа.
Я — не ты, но одиночество
на двоих у нас одно:
нежеланье краткосрочного,
раз уж вечное дано.
Жажда быть, но не на паперти,
а на пире у Царя,
за столом, покрытым скатертью,
и чтоб самовар стоял.
И друзей за ним, как звёздочек —
никогда не сосчитать —
столько на сердце бороздочек:
кровь в обмен на благодать.
17.09.2017

 

Изгои

Любовь оставляет на сердце зарубки,
но зло вырывает стихии, как руки,
и память с корнями порой вырывает,
и всю добродетель, как вены вскрывает.
И одолевает унынье с тоскою
того, кто не смог, кто подобен изгою.
Из счастья, из жизни уходят порою
совсем нечужие — родные изгои:
изгои-герои, изгои-поэты,
изгои — скитальцы по белому свету.
27.08.2016

 

От горя можно объюродеть

От горя можно объюродеть
и попросту сойти с ума.
Для счастья ужас неприроден —
уж лучше странника сума.

Забыты прошлые угрозы,
жизнь новым ужасом полна —
судьбы своей метаморфозы
везде изведаешь сполна.

И позавидуешь улитке,
что носит домик на спине —
твои нехитрые пожитки
в нём уместились бы вполне.
07.08.2017

 

Собака

— Собака? Почему?
— Собака не предаст,
она и жизнь отдаст.
— А кость?
— И кость, когда ты изнемог,
как свет и царь,
как бог...
— Она лишь тварь:
животное и только.
— Живой фонарь,
или, быть может, долька
Луны. Она, как грелка
душе-скиталице.
Страдалица — страдалице...
Август, 2016

 

О поэте

Не разгадывать, как ребус —
пить горстями, пить с ладоней;
есть, как высшую потребность —
жизни хлеб. На медальоне
не носить — любить живого
в строчках, в тайнах...
И в гортани: вкус любить
того иного, рокового и простого —
скоро ведь его не станет.
17.08. 2016

 

Если за руку держать

М.Ц.
Если за руку держать — не уйдёшь:
память наша — сплошные руки.
В сердце многих теперь живёшь,
прежде горестно близоруких.
В завтра метил твой пристальный взгляд,
острым слогом терзая время.
Даже если прошлым заклят,
в завтра семенем скажется бремя.
Урожай собрать — мудрено:
повсеместны твои посевы.
Всходит диким цветом зерно
от безвременно умершей Евы.
Догоняет Психею тело,
что в стихах твоих сиротело.
11.09. 2017

Комментарии

Елена Филипенок

Я благодарна, Светлана, что ты подарила нам свою Цветаеву. Я вспомнила даний литературный вечер, начинавшийся со строк:

Красною кистью

Рябина зажглась.

Падали листья.

Я родилась.

Появилось вдохновение перечитать и пережить Цветаеву заново.

Все стихи хороши, но первый особенно.
И последняя строка цикла как бы вторит стихам самой Цветаевой: ещё меня любите за то, что я умру.
Благодарю за пережитый восторг!

В 1929 году в Коктебеле сгорело кафе. В этом пожаре погиб один из прижизненных портретов Марины Цветаевой. Кафе «Бубны», принадлежавшее греку Синопли, в конце июля 1912 года было расписано известными художниками. Дочь одного из них – Аристарха Лентулова – вспоминает, что кафе  «…находилось в середине еще почти пустого Коктебеля <…> На одной стене на специальной доске была изображена всякая снедь, а на другой – карикатуры на тогдашних обитателей Коктебеля. Алексей Толстой, например, был одет на пляже в шубу и бобровую шапку, а подпись гласила: “Нормальный дачник – враг природы, страшитесь, голые народы!..” <…>  

Марина Цветаева была изображена забившейся… под стол вместе со своими рычащими псами, Волошин – в одной коротенькой распашонке, и так далее в том же духе».

 Об этих «рычащих псах» Марина Цветаева рассказала в очерке «Живое о живом»:

«…не миновать коктебельских собак. Их было много, когда я приехала, когда я пожила, то есть обжилась, их стало – слишком много. Их стало – стаи. Из именных помню Лапко, Одноглаза и Шоколада. Лапко – орфография двойная: Лапко от лапы и Лобко от лоб, оправдывал только последнюю, от лба, ибо шел на тебя лбом, а лапы не давал. Сплошное: иду на вы. Это был крымский овчар <…> Я сразу, при первом его надвижении лбом, взяла его обеими руками за содрогающиеся от рычания челюсти и поцеловала в тот самый лоб, с чувством, что целую, по крайней мере, Этну. К самому концу лета я уже целовала его без рук и в ответ получала лапу <…> Вторым, куда менее казистым, был Одноглаз, существо совершенно розовое от парши и без никаких душевных свойств, кроме страха, который есть свойство физическое. Третий был сын Одноглаза (оказавшегося Одноглазкой) – Шоколад, в детстве дивный щенок, позже – дикий урод. Остальных никак не звали, потому что они появлялись только ночью и исчезали с зарей. Таких были – сонмы. Но – именные и безымянные – все они жили непосредственно у моего дома, даже непосредственно у порога <…>

    В революцию, в голод, всех моих собак пришлось отравить, чтобы не съели болгары или татары, евшие похуже. Лапко участи избежал, ибо ушел в горы – сам умирать».

Шуточное стихотворение “Гайдан” М. Волошина, в котором Цветаева описана глазами пса:

Я их узнал, гуляя вместе с ними.
Их было много. Я же шел с одной.
Она одна спала в пыли со мной.
И я не знал, какое дать ей имя.
Она похожа лохмами своими
На наших женщин. Ночью под луной
Я выл о ней, кусал матрац сенной
И чуял след ее в табачном дыме…