Приказчик

— Жду, — шепчет, — завтра вечером, в это же время. А теперь иди, батя увидит. Ну, иди же! Иди!

Не хочется Прохору, тоскливо расставаться. Отталкивает от себя его красавица. Сдался. Перемахнул через забор да побрел к дому. А девушка рассмеялась и растаяла дымкой.

Листает книги расходные Прохор, выручку пересчитывает, думает, как бы выгадать на браслет своей возлюбленной. Боязно. Грызет его совесть, но как вспомнит улыбку горячую, ручку тонкую, темнеет в глазах, накатывает темная волна, шепчет в уши — «Жду, завтра вечером». Наконец, оглянулся по сторонам, выдернул из стопки пару ассигнаций, за пазуху припрятал, а в книге подчистил где надобно, чтобы не приметили пропажи.

На следующее утро купил браслет и на свидание; довольна возлюбленная, одела браслет на ручку, любуется, вскрикивает от восторга, целует Прохора; а сама уже серьги выпрашивает, новое свидание назначает. Каждый вечер бегает парень к ней на свидание, каждый день из выручки берет все больше и больше; то серьги, то браслет, то гребень своей ненаглядной купит. Та все милуется с ним, сладкие слова шепчет.

— Ведь не выдадут меня за тебя замуж, — говорит, — бежать надо, милый. Подкопил бы ты денег побольше.

— Где же их достанешь-то побольше, если тебе то браслетик, то сережки? — ворчит парень, — И куда ты только деваешь их?

Ворчит-то, ворчит, а поделать ничего с собой не может. Купец недобро стал на него поглядывать, словно приметил что. А красавица поторапливает Прохора.

— Выдать батюшка меня замуж удумал, — плачет, — Как только пост закончится, так сразу и под венец. Не увидишь ты меня больше! Коли через две недели денег не достанешь, не увезешь меня отсюдова, наложу на себя руки!

Испугался Прохор — взять деньги в открытую боязно. Не смотри, что в любимцах ходишь. Крут Игнатий Потапович! разговор у него короткий в кандалы да на каторгу. Берет сколько может, откладывает, а все как сквозь пальцы деньги уходят. Сядет вечером, схватится за голову, никак не поймет, куда тратит наворованное. Тут и неделя первая прошла, вторая идет. Мечется парень, места себе не находит. Смотрит на то Игнатий Потапович, головой покачивает.

— Засиделся ты небось, — говорит, — еду смотреть товар в ***, хотел взять только Кота с собой, да и тебя прихвачу теперь. Не могу смотреть как ты в четырех стенах сохнешь.

Выехали на следующее утро купец, Ванька Кот да Прохор за товаром. Разворачивается кругом лес, перешептывается, тянет смолой, похрустывают веточки. То белочка проскочит, то заяц под ноги кинется, то там, то здесь морды кабаньи насторожено выглядывают. Звенит воздух свежестью, бодрит. Покрякивает от удовольствия купец.

— Давно, таким не дышал, — подмигивает приказчикам, улыбается.

Только Прохору от этого еще тошнее становится, смурной едет, перебирает в уме где бы денег разыскать. На ночлег расположились, храпит купец — ветки вздрагивают, а Прохор и глаз сомкнуть не может, помешался совсем. Тут подлазит к нему Кот, хитро щурится.

— Знаю, — шепчет в самое ухо, — твою нужду. Ты несмотри, что я такой простак.

— И что?

— Самому деньги позарез нужны, надоело мне по указке бегать: Васька то сделай, Васька это! Сам хочу в купцах ходить!

— Ну, а мне что с того? — бурчит Прохор, — Отойди от меня!

Словно и не слышит Васька, свое продолжает:

— Достать денег хотя бы тысячу, тогда я ушел отсюда и сам купцом бы стал. Говорят, на юге хлеб совсем копейки стоит, на север его гонишь, бешенные барыши делаешь. У Потаповича-то с собой две тысячи. Слышишь, Прохор?

— И что?

Поморщился Кот от досады.

— Экий ты дундук! Поделим деньги пополам, ты свою кралю выкрадешь, а я на зерно деньгами разживусь. Пристукнем старика, а сами сбежим. Вовек нас не сыщут — большая Русь-матушка.

Оттолкнул его Прохор, перевернулся на бок, лежит сопит.

— Ну, как знаешь? Один уйду тогда, — шепчет Васька, а сам не отходит, рядом сидит.

Хочется денег Прохору, а не может решиться на подлое. Одно дело воровать, другое — человека жизни лишить. Так-то отблагодарит своего хозяина за доброту его? Нет, не годится это думает, а у самого перед глазами так и стоит красавица Настя. Чудится ему, будто шепчет: «Соглашайся, дурачок! Соглашайся! А нет — руки на себя наложу!».

Мотает головой Прохор, а голос все настойчивее и настойчивее. Помутился рассудок у парня, сам не поймет как встал, взял топор, к спящему купцу направился. Подошел, прислушивается к купеческому храпу, покрепче топорище перехватывает. Завозился купец, отпрянул Прохор, колотится сердечко, боится — вдруг проснется, но перевернулся на спину хозяин, приоткрыл рот, захрапел. Рядом Васька Кот возится, подполз, смотрит со стороны, ухмыляется. Вновь замахнулся топором Прохор. Почуял беду Игнатий Потапович распахнул глаза, смотрит на парня.

— Давай! Давай! — кричит Васька.

Опустил топор Прохор, раз, другой, третий. Бросил, поднес окровавленные руки к лицу — как пелена спала — смотрит на ладони, дрожит.

— Что же я натворил?! Господи-и-и-и! — рванул рубаху, затрещала ткань, катается по земле Прохор, стонет, воет.

А Кот купца обыскивает, с боку на бок труп ворочает, шарит за пазухой. Все снял с покойного, креста и то не оставил. Деньги не спеша пересчитал, присвистнул, брезгливо мимо Прохора прошел, потом вернулся, кинул ему несколько ассигнаций, подозвал лошадь свистом и был таков.

Немного погодя пришел в себя Прохор, поднялся, ноги подкашиваются, трясет всего. Кое-как в реке отмылся, и обратно во Мценск, словно и не понимает, что ему грозит. Сразу к дому возлюбленной кинулся да стоит он заколоченный, штукатурка обсыпается, подпрыгнул, глянул через забор: сад заброшенный, заросший крапивой да полынью.

— Настя! Настенька! — зовет, мечется, никак глазам своим поверить не может.

— Аль рехнулся совсем? — вышел соседский сторож. — Какая тебе Настенька?! Померли они уже все как с год.

— Да как же, — бормочет Прохор, — я три дня назад ее видел, в уста целовал.

— Э-э-э! Никак и тебя околдовала ведьмочка! — схватил его за рукав сторож, цепко осматривает окровавленную одежду, горячо шепчет, жиденькой бородкой трясет, — У нас каждый знает, что Настька с нечистым зналась! От бабки своей проклятой переняла ведовство. Ох, сколько народу извела! Ее взяли да со всем семейством-то и пристукнули. Дом только поопаслись сжигать, соседи близко!

Не слушает его Прохор, вырвался.

— Как же так… как же так… — идет по улице бормочет.

Вдруг смотрит стоит на углу вроде как Настенька. Обрадовался, окликнул ее, подбежал. Холодно улыбается девица, оттолкнула его руками.

— Руки от крови отмой поначалу, — говорит и исчезла.

Стоит вместо нее столб фонарный, а Прохор перед ним на коленях. Люди останавливаются, смотрят, смеются, головами покачивают, выкрикивают что-то, а все кажется будто: Руки отмой, убивец! И громче всех покойный купец, стоит впереди толпы, глаз свой щурит.

Закричал Прохор, бросился прочь из города. Бежит, а купец за ним не отстает, из-за каждого угла выпрыгивает, тычет пальцем в Прохора или грозит кулаком, краснеет от ярости:

— Руки отмой! Руки отмой!

Только как из города вышел, отстал призрак, да заместо него Настенька является, то там, то здесь покажется. Манит ручкой куда-то, зовет, улыбается, а Прохор и рад за ней. Совсем голову потерял, словно в тумане бредет, дороги не разбирает. Луна выкатилась, плывет по небу, погрызанная, свет худой, слеповатый разбрасывает. Как дошла до середины неба, так и Настя замерла, смотрит на возлюбленного.

— Иди ко мне, — шепчет, — жду тебя, милый! Жду!

Приблизился Прохор. Смотрит: да это же то самое место, где купца убил! Вот и покойник лежит, голова словно тыква расколотая, труп уже грызть кто-то стал, кости проглядывают. Упал Прохор на колени, смотрит на мертвеца, а тот поднял руку, грозит пальцем.

Вдруг словно ударил кто Прохора по голове. Поднял глаза — раскачивается Настенька на суку, холодными ногами его голову задевает, а сама шепчет:

— Иди ко мне, милый! Иди!

Мотает головой Прохор, а та еще пуще зовет, мутиться в голове от ее голоса, сладко так на сердце становится. Снял пояс с себя приказчик, забрался на этот же сук, обвязал один конец вокруг шеи, другой — за дерево зацепил, спрыгнул, словно обруч раскаленный сдавил шею, весь морок согнал. Смотрит Прохор нет никакой Настеньки, силится руками разорвать пояс, да крепка ткань, дергает ногами, хрипит, вырвается из удавки — все бестолку. Так и сгинул.

На следующий день поймали Ваську Кота. То ли по глупости, то ли по жадности думал, что еще урвать, залез ночью в дом покойного купца, его и сцапали. Стали выспрашивать: что да как, да почему здесь без хозяина отираешься. Тот со страху-то и признался во всем, указал место в лесу, где убитого с Прохором оставил. Лежит купец на земле, а над ним Прохор на суку покачивается. А рядом платочек лежит, словно девица его невзначай уронила.