По предсмертной исповеди священника

В старом храме православном
служил Господу исправно
в чистоте и правде сердца
много лет священник сей.
Жил с семьёй при храме этом,
а все люди за советом
шли к нему с окрестных гор и деревень.

Сын их, с матушкой радость велия,
вырос умным, простым и незлобивым,
и с родительского благословения
на рассвете покинул родину.
Он отправился в город Афины,
чтоб учиться в школах известных.
Долгим путь его был по долинам
и ущельям Пелопоннеса.

До окраин Афин добрался,
когда ночь уж была густая,
весь измученный и голодный,
с трудом ноги передвигая.
Тут вдруг тьма взорвалась, огласилась
диким гоготом, скверной бранью -
шайка злобная навалилась,
норовя посильнее ранить.

«Что им надо, о Боже, несчастным,
обделённым любовию людям?!
Доли ищут себе ужасной,
ведь Господь ничего не забудет!
У меня нет и крошки хлебной…»
А душа уж взята на небо…

Отец, сердцем скорбя от неведенья,
совершал всё с надеждой обедни.
Дочкой крошкой мать утешалась,
боль её в душе  не умещалась.
И стоял отец седой, обнимая девочку,
над могилою родной, а взор его - на небушко.

День за днём бегут - годы так идут,
душа просится в дали вечные.
Расцвела краса – дочка милая,
Да нашёлся б друг сердечный ей.
Только мука для отца - не доброго молодца, -
молчаливого и угрюмого,
да на много лет себя старшего
полюбила дочь.

Вот уж третий год, как всё ходит тот
им в трудах помочь,
да ведь в дом нейдёт, замуж не зовёт.
Получил отец будто весточку -
источились все силы его.
И молился старец, чтобы деточку
было бы оставить на кого.

«С разговором к тебе, друг любезный!
Вижу, любишь ты дочку мою,
сам я чувствую, сильно болезный,
сам тебя приглашаю в семью…»
Сотряслася земля! –
на колени пред священником парень упал,
целовал его пыльные туфли и всей грудью глухо рыдал:

«Нет прощенья, отец. Душегуб я!
Пролил в детстве невинную кровь
и слонялся по свету, как Каин,
пока здесь не обрёл любовь».

Накрыл его отец епитрахилью:
«Ну, кайся Господу, сынок.
Благодари, что не в могиле -
прощенья миг уж недалёк».

«Много лет прошло, и всё каждый день
вижу тело его – мной растерзанного.
Лютовал в банде всех сильнее я,
добивался так себе признания.

Бездыханным страдалец лежал,
и я  крест с него с силой сорвал.
И всю жизнь меня сопровождает
добрая улыбка мертвеца.
Вот тот крест, уж духа не хватает
донести мне, отче, до конца».

Из-под ног ушла земля, небо почернело…
«Уж Господь простил тебя, сынок, за это дело».
Как рыдания сдержать?! «Укрепи мя, Боже!!!
Ты послал вновь сына мне, чтоб стал всего дороже».

Как дошёл отец до дома, ведомо лишь Богу,
снимок сына своего сжёг перед Дорогой.