Романтизм - одно из крупнейших направлений в мировом искусстве конца XVIII - начала XIX веков. Как пишут в своем словаре Брокгауз и Эфрон, этимологически французское слово “romantism” восходит к испанскому слову “romans”. В XVIII веке романтическим называли все фантастическое, необычное, странное, встречающееся лишь в книгах, а не в действительности.
Впервые слово “романтизм” как термин, как наименование литературного направления стало употребляться в Германии в конце
XVIII века. Там же возникла и первая школа “Иенских романтиков”, основанная братьями Фридрихом и Августом Шлегелями, Новалисом и Тиком. Ими же было создано первое философское и эстетическое обоснование теории романтизма.
Причину триумфального распространения романтизма объясняет одна интереснейшая литературная легенда. В 1765 г. читающую публику потрясли появившиеся в печати “Сочинения Оссиана, сына Фингала, переведенные с гэльского Джейнсом Макферсоном”. В предисловии к изданию легендарный Оссиан объявлялся создателем этих шотландских эпических поэм. Исполненные поэзии высокого подвига, дышащие экзотикой дальних странствий, эти поэмы произвели потрясающее впечатление на современников, и песни Оссиана распространились по всей Европе, а в 1788 г. появились в русском переводе. Уже после смерти Макферсона в 1796 г. выяснилось, что никакого Оссиана не было, песни сочинил сам Макферсон, но именно с этой величайшей литературной мистификацией связывается распространение нового романтического метода в литературе.
Конечно, причины возникновения и распространения романтизма были более глубокими, и не случайно он возник именно на грани XVIII и XIX веков. В “Исповеди сына века” А. Мюссе назвал две причины, породившие трагическое и вместе с тем романтическое двоемирие его современников: “Болезнь нашего века, - писал Мюссе, - происходит от двух причин: народ, прошедший через 1793 и 1814 годы, носит в сердце две раны”. Потрясения революции и потрясения наполеоновских войн не в одной Франции поставили перед каждым отдельным человеком и обществом в целом множество острейших и неразрешимых вопросов, заставили пересмотреть старые понятия и старые ценности. “Это было какое-то отрицание всего небесного и всего земного, - пишет Мюссе, - отрицание, которое можно назвать разочарованием или, если угодно, безнадежностью”. Весь мир как будто раскололся надвое. С точки зрения романтика, мир раскололся на “душу” и “тело”, резко противостоящие друг другу и враждебные. “С одной стороны, восторженные умы, люди с пылкой, страждущей душой, ощущавшие потребность в бесконечном, склонили голову, рыдая, и замкнулись в болезненных видениях - хрупкие стебли тростника на поверхности океана горечи. С другой стороны, люди плоти крепко стояли на ногах, не сгибаясь посреди реальных наслаждений, и знали одну заботу - считать свои деньги. Слышались только рыдания и взрывы смеха: рыдала душа, смеялось тело”.
Идеология романтизма сформировалась под влиянием настроений разочарования в идеях просветительства, которые вошли в жизнь, приняв форму буржуазной действительности и не оправдав надежд на духовное возрождение людей. Великие ожидания, которыми жила лучшая часть общества, сменились не менее великим разочарованием, которое постепенно разрослось до “космического пессимизма”, и, принимая общечеловеческий, универсальный характер, сопровождалось настроениями безнадежности, отчаяния, “мировой скорби”, которую впоследствии назвали “болезнью века”.
Через всю историю романтической литературы прошла внутренняя тема “страшного мира” с его слепой властью материальных отношений, иррациональностью судеб, тоской вечного однообразия повседневной жизни.
Так в романтизме воплощаются идеи и духовные ценности, полярные “страшному миру”. Глубине и всеобщности разочарования в действительности, в возможностях цивилизации и прогресса полярно противополагается тяга к “бесконечному”, к идеалам абсолютным и универсальным. Романтики мечтали не о частичном усовершенствовании жизни, а о целостном разрешении всех ее противоречий. Одной из главных особенностей миросозерцания романтиков была страстная, всеохватывающая жажда обновления и совершенства.
Немецкий философ Шеллинг, во многом вдохновлявший романтических поэтов и внутренне им близкий, писал о времени своей молодости, о поре зарождения романтических идей в Германии: “Прекрасное было время... Человеческий дух был раскован, считал себя вправе всему существующему противополагать свою действительную свободу и спрашивать не о том, что есть, но что возможно...”.
В этих словах Шеллинга заключается одно из самых глубоких толкований романтического взгляда на мир - противопоставление действительности и мечты, того, что есть, и того, что возможно. Это, как полагают исследователи, - самое существенное в романтизме, это то, что определяет его глубинный пафос.
Отвергаемой ими низменной и корыстной действительности романтики противопоставляют другую, высшую, поэтическую действительность. Конечно, такое противопоставление идеала и действительности есть вообще свойство искусства, но в романтизме антитеза “мечта - действительность” становится конструктивной, она организует художественный мир романтика, становится для него одновременно и важнейшим идеологическим, и важнейшим эстетическим принципом.
Разлад между идеалом и действительностью обретает в романтизме особую остроту и напряженность, что составляет сущность романтического двоемирия. При этом в творчестве одних романтиков преобладала мысль о господстве в жизни непостижимых и загадочных сил, о необходимости подчиниться судьбе. В творчестве других доминируют настроения борьбы и протеста против царящего в мире зла. Так в русском романтизме складываются две ветви романтического движения. Принадлежность поэта к той или иной ветви определяется характером его мироотношения - созерцательным или активным, действенным. Представители первой ветви предпочитают уход от реальности в мир мечты, в потусторонний мир. Поэты активного направления бросают вызов действительности, их произведения полны призывов к активному действию, их герои - это борцы за свободу личностного волеизъявления, свободу духа.
* * *
Из романтического отрицания “мира сего” вытекает и стремление поэтов-романтиков ко всему необычайному и экзотическому - ко всему тому, что выходит и выводит за пределы отвергаемой каждодневной реальности. Романтиков влечет к себе не близкое, а отдаленное. Все дальнее - во времени или пространстве - становится для них синонимом поэтического. Новалис писал: “Так все в отдалении становится поэзией: дальние горы, дальние люди, дальние события и т.д. (все становится романтическим). Отсюда проистекает наша поэтическая природа. Поэзия ночи и сумерек”.
По словам Г. Поспелова, все романтики “искали свой романтический идеал за пределами окружающей их реальной действительности, все они так или иначе противопоставляли “презираемому здесь” - “неопределенное и таинственное там”. Жуковский искал свое “там” в потустороннем мире, Пушкин и Лермонтов - в вольной, воинственной или патриархальной жизни нецивилизованных, Рылеев и Кюхельбекер - в героических, тираноборческих подвигах древности”.
Признавая несовершенство мира, воспевая мечту об идеальном мире, литература должна была признать и таинственность бытия. Может, мечта скрывается за скорлупой действительности. Нужно только глубже заглянуть в сокровенную глубину. Признание таинственности сторон бытия имело очень важное значение - именно из этой особенности возникла фантастическая литература, трансформировавшаяся затем в научную фантастику.
* * *
Романтические поэты и писатели, в большинстве своем, тяготели к истории, охотно использовали в своих произведениях исторические сведения. История представляла для них не “здесь”, а таинственное “там”. Обращение к истории было своеобразной формой отрицания, а в иных случаях - прямого политического бунта.
Обращаясь к истории, романтики видели в ней основы национальной культуры, глубинные ее источники. Они не только дорожили историческим прошлым, но и зачастую основывали на нем свои универсальные социальные и эстетические концепции. Однако самым существенным и поистине подлинным для романтиков был не исторический факт сам по себе, а его поэтическое толкование, не историческая действительность, а историческое и поэтическое предание. Романтики довольно свободно относились к историческому материалу, не боясь допускать некоторый произвол в толковании и изображении тех или иных исторических событий. Они не столько изображали историческое прошлое, сколько конструировали его в соответствии со своими общественными и политическими идеалами. Самый распространенный прием в произведениях романтиков с исторической тематикой - аллюзия, то есть особый способ “осовременивания” фактов истории, своеобразного “приспособления” их к проблемам своего времени.
Особый интерес романтики проявили к фольклору как воплощению народного духа. Фр. Шлегель писал: “Нужно вернуться к истокам родного языка и родной поэзии, освобождая былую силу и былой возвышенный дух, который, не оцененный никем, дремлет в памятниках национальной древности, начиная с “Песни о Нибелунгах” и кончая Флемингом и Векерлином...”
Таким образом, именно романтизм поставил проблему народности искусства, в котором романтики хотели воплотить “душу народа”, его внутреннюю психологическую сущность.
* * *
Из романтического отрицания действительности и всемогущего разума естественно вытекают и многие частные, хотя и очень существенные, особенности и приметы романтической поэтики. Прежде всего - особый романтический герой.
Отталкивание от мира реального порождает в произведениях романтиков качественно нового героя, подобного которому не знала прежняя литература. Этот герой находится во враждебных отношениях с окружающим обществом, противопоставленный прозе жизни, “толпе”. Это “человек мира”, человек внебытовой, беспокойный, чаще всего одинокий и трагический. Модус его поведения - воплощение романтического бунта против действительности, протест и вызов. В романтическом герое реализована поэтическая и романтическая мечта, не желающая мириться с бездуховностью и бесчеловечностью прозы жизни.
Противоречивость - неотъемлемая черта романтического героя. После классицистического героя, являвшегося носителем какой-либо одной определенной (положительной или отрицательной) черты, установка писателей-романтиков на изображение противоречивости героя явилась новым и очень существенным элементом произведений искусства. Это было важнейшим для литературы открытием многомерности человека нового времени, возможности его целостного, неупрощенного воплощения. Именно отсюда берет начало психологизм литературы XIX века.
А. Лосев утверждал, что романтизм возник как “философия имманентно пережитого объективно существующего мироздания. Это означало, что каждая реальная вещь, событие, общественная структура или исторический период стали трактоваться как символ бесконечного объективного мира с вытекающей отсюда настоятельной склонностью к фантастике и к проповеди ухода в бесконечные дали абсолютно объективной действительности. Сущность романтизма поэтому заключалась, во-первых, в том абсолютизировании человеческого субъекта, которое началось еще в эпоху Возрождения, а во-вторых, в преодолении этой абсолютизации путем расширения человеческого субъекта до космических размеров или, по крайней мере, до проповеди фантастического ухода в бесконечность для достижения имманентно переживаемой универсально-мировой действительности. Поэтому сущность романтизма я бы выразил при помощи следующего афоризма Новалиса: “Моя возлюбленная есть сокращенное подобие (Abbreviatur) вселенной, а вселенная есть распространенное подобие (Ebongitudo) моей возлюбленной”.
Романтизм впервые в искусстве утвердил тезис о самоценности человеческой личности, что явилось одним из важнейших завоеваний нового искусства. С одной стороны, абсолютизация человеческой личности, воли субъекта, утверждение его независимости от внеположных сил были для русского искусства очень плодотворны, с другой - рождали болезненные, подчас преувеличенные чувства отторженности от мира, чувства превосходства над “толпой”.
Сильная личность в романтизме возвышается над “серой толпой”, над массой послушных, не озаренных божественным светом вдохновения людей. Не желая примириться с бездуховной жизнью этой толпы, романтический герой бежит от нее, и этот мотив бегства становится одним из ведущих в литературе романтизма.
* * *
В романтическом сознании доминируют два главных нет: миру действительному и всесилию разума. Первое “нет” породило интерес к истории, всему фантастическому и необычайному, в конце концов - самого романтического героя; второе “нет” обусловило не менее существенные стороны романтизма.
В первую очередь - это романтический культ поэта и поэзии. Романтики заявили, что именно поэтическое чувство, а не разум является главным средством познания истины. Поэтому поэзия и поэтическое начало в жизни играют исключительную по своей важности и значимости роль. Отсюда - признание высокого, тоже исключительного, жизненного и божественного, призвания поэта.
Романтики утверждали, что поэт сродни жрецу и пророку, что он является в одном лице и философом, и ученым, и провидцем. Новалис писал: “Поэт и жрец были вначале одно, и лишь последние времена разделили их. Однако истинный поэт всегда оставался жрецом, так же, как истинный жрец - поэтом.< ...>
“Чувство поэзии в близком родстве с чувством пророческим и религиозным чувством провиденья вообще. Поэт упорядочивает, связывает, выбирает, измышляет, и для него самого непостижимо, почему именно так, а не иначе...”
Ф. Шлегель был убежден: “Чем люди являются среди прочих творений земли, тем являются художники по отношению к людям”.
Одной из самых характерных черт романтического сознания становится почти религиозное преклонение перед искусством, поэзией, личностью поэта и художника. Самые вдохновенные свои творения романтики посвящают природе творчества.
В одном из сонетов Новалиса читаем:
Взывает к нам, меняясь каждый час,
Поэзии таинственная сила.
Там вечным миром мир благословила,
Здесь юность вечную струит на нас.
Она, как свет для наших слабых глаз,
Любить прекрасное сердцам судила,
Ей упоен и бодрый и унылый
В молитвенный и опьяненный час...
Романтики твердо верили в существование божественного начала в мире и человеке, стремясь в своем творчестве “проявить творящую самобытность души человеческой” (Н. Полевой).
Определяющей эстетической ценностью в романтическом искусстве было объявлено бессознательное, интуитивное творческое начало. Более всего романтиков занимало “непостижимое”, едва уловимое искусство, рождающееся из таинственной и непостижимой законами разума священной импровизации.
В области эстетики романтизм противопоставил классицистическому “подражанию природе” творческую активность художника, стремящегося к преображению реального мира. “Художник создает свой, особый мир, более прекрасный и истинный, а потому и более реальный, нежели эмпирическая действительность, ибо само искусство, творчество являет собой сокровенную суть, глубинный смысл и высшую реальность. Произведения искусства уподобляются живому организму, а художественная форма истолковывается не как внешняя оболочка содержания, а как нечто вырастающее из его глубин и неразрывно с ним связанное” (А. М. Гуревич).
Таким образом, “романтической литературе свойствен особый образ автора. Это автор-творец, автор-демиург, который создает мир художественного произведения по своему авторскому произволу, порой нарочито отступая от каких-то общепринятых законов художественного творчества, демонстрируя тем самым собственную неограниченную свободу. Романтический автор может, например, нарушать хронологию рассказывания, поместить предисловие в середину или конец произведения, перебивать повествование своими отступлениями, замечаниями. Нередко и композиция романтического произведения была произвольной, “свободной”, представляющей не связный рассказ о герое, а отдельные эпизоды, фрагменты его жизни. Тем самым подчеркивалась важность не внешних событий, а логика поэтической мысли автора” (И. Г. Сацюк).
С признанием приоритета бессознательного в искусстве связан и столь характерный для романтиков пафос творческой свободы. Они отвергают нормативность в эстетике, рационалистическую регламентацию в искусстве, столь свойственную классицизму. Романтики усвоили главную мысль Канта - гений не подчиняется правилам, но творит их. Отсюда - стремление художников-романтиков к эксперименту в искусстве, к созданию новых форм, к новаторству в поэтике, к открытию новых жанров. Романтики создали жанры исторического романа, фантастической повести, лиро-эпической поэмы.
Блестящего расцвета достигла в эпоху романтизма лирика. Возможности поэтического слова были расширены за счет многозначности, ассоциативности, сгущенной метафоричности, а также за счет открытий в области стихосложения, метра, ритма. Романтики не признавали жанровой иерархии, провозглашали взаимопроникновение искусств, синтез искусства, философии, религии. Они утверждали необходимость музыкального и живописного начал в литературе, смело смешивали высокое и низкое, трагическое и комическое, обыденное и необычное, тяготели к фантастике, гротеску, демонстративной условности формы. Как писал в свое время Н. Полевой, романтизм “отвергает все условия и формы, смешивает драму с романом, трагедию с комедией, историю с поэзией, делит творения, как ему угодно, и свободно создает по неизменным законам духа человеческого”.
Романтизм - едва ли не самое условное из всех литературных направлений. Условность вообще свойственна художественному творчеству. Именно благодаря ей возникают художественные образы, в которых явлена не только настоящая, но и прошлая и будущая действительность.
В произведении искусства существуют два плана: план выражения и план отражения. План выражения связан с задачей воплощения идеала автора. План отражения - это воспроизведение в художественном мире реально окружающей автора жизни. Это “зеркальное” начало в искусстве особенно явственно проявляется в реалистических направлениях, но и романтизм при всей своей условности всегда имеет тесную связь с действительностью. Великий немецкий романтик Э. Т. А. Гофман писал: “Основание волшебной лестницы, по которой наше воображение взбирается на небеса, должно быть прочно закреплено на земле”.
* * *
Сущность романтического настроения В. Г. Белинский выразил так: “В теснейшем и существеннейшем своем значении романтизм есть не что иное, как внутренний мир души человека, сокровенная жизнь его сердца. В груди и сердце человека заключается таинственный источник романтизма: чувство, любовь есть проявление или действие романтизма, и потому почти всякий человек - романтик. Исключение остается или только за эгоистами, которые кроме себя никого любить не могут, или людьми, в которых священное зерно симпатии и антипатии задавлено и заглушено или нравственною неразвитостью, или материальными нуждами бедной и грубой жизни. Вот самое первое, естественное понятие о романтизме”.
Столь же широко определял сущность романтизма Ап. Григорьев: “Романтическое в искусстве и в жизни на первый раз представляется отношением души к жизни несвободным, подчиненным, несознательным, а с другой стороны, оно же - это подчиненное чему-то отношение - есть и то тревожное, то вечно недовольное настоящим, что живет в груди человека и рвется на простор из груди, - тот огонь, о котором говорил Мцыри, что он от “юных дней, таяся, жил в груди моей... и он прожег свою тюрьму...” Романтическое такого рода было и в древнем мире, и в средневековом, и в новом; оно является во всякую эпоху, только что вырвавшуюся из какого-либо сильного морального переворота, в переходные моменты сознания”.
Особую роль в становлении художественных принципов романтизма в русской литературе сыграло творчество В. А. Жуковского.
