Вы здесь

Проповедь счастья в русской литературе (Иеромонах Симеон (Томачинский)

Иеромонах Симеон (Томачинский)

Русская литература является одним из главных хранителей тех ценностей, которые составляют нашу православную цивилизацию. Мне бы хотелось затронуть тему счастья, поскольку от толкования этого термина во многом зависит, к какому типу цивилизации принадлежит та или иная общность.

Понятие «счастья» в обывательском сознании, как правило, связывается с материальными благами, деловыми успехами, избытком развлечений и удовольствий. Однако в жизни все складывается совсем не так, и порой богатые и успешные люди оказываются самыми несчастными, а иногда даже кончают жизнь самоубийством. Многочисленные социологические опросы в разные годы и в разных странах выявили, что жители бедных государств часто ощущают себя гораздо более счастливыми, нежели граждане «благополучных стран». В чем же здесь причина?

О том, что такое счастье, много рассуждали еще в античную эпоху. Стоики, например, считали, что счастье состоит в аскетическом образе жизни и свободе от страстей. Скептики к бесстрастию добавляли бесстрашие перед смертью. Эпикурейцы видели счастье в удовольствиях и наслаждениях, однако и они считали высшим благом разум, который должен управлять человеком. Известно высказывание Эпикура о том, что следует избегать удовольствий, приносящих впоследствии вред.

«Счастье — понятие, обозначающее высшее благо как завершенное, самоценное, самодостаточное состояние жизни; общепризнанная конечная субъективная цель деятельности человека», — повествует «Новая философская энциклопедия», изданная Академией наук. Итак, счастье — это «общепризнанная конечная цель деятельности человека», то есть признаваемая всем человечеством безусловная ценность, разница только в интерпретациях.

В христианской традиции аналогом слова «счастье» выступает «блаженство», то есть полнота бытия. В евангельских «заповедях блаженства» раскрывается, в чем она состоит: «Блаженны нищие духом», «Блаженны алчущие и жаждущие правды», «Блаженны милостивые» и так далее (см. Евангелие от Матфея, 5 глава).

Само русское слово «счастье» своей внутренней формой раскрывает значение этого понятия: «быть с частью», «быть причастным». В Псалтири говорится: «Часть моя еси, Господи» (Пс. 118:57) и «Ты еси упование мое, часть моя на земли живых» (Пс. 141:5). «Часть» в данном случае означает не какой-то фрагмент — половину или четверть, — а значит: Ты, Господи, моя участь, мой удел, мой жребий, мое богатство и слава. Счастье человека — это Сам Бог. И не случайно поэтому главным Таинством Православной Церкви является Причастие Телу и Крови Христовым, Евхаристия.

Как же описывает счастье русская литература, что вкладывали наши поэты и писатели в это слово?

На ум сразу приходят знаменитые пушкинские слова:

На свете счастья нет,
Но есть покой и воля...

(из стихотворения 1834 года «Пора, мой друг пора»).

Конечно, полнота счастья, полнота блаженства, полнота общения с Богом возможна только в иной жизни, а на земле к ней всегда примешивается горечь от человеческого несовершенства, от собственных недостатков, от нашей ограниченности и греховности. В этом смысле с Пушкиным можно только согласиться. Но в то же время сам Александр Сергеевич дал в своем творчестве примеры простого человеческого счастья.

Например, в повести «Метель» главные герои обретают счастье в результате многих поисков и страданий. Казалось бы, Марья Гавриловна потеряла свое счастье, когда ее избранник-жених не смог из-за непогоды доехать до церкви и ее второпях по ошибке обвенчали с незнакомцем, которого потом и след простыл. В свою очередь, гусарский полковник Бурмин, «по непростительной ветрености», как он сам выразился, обвенчавшись с неизвестной ему девушкой и тут же ее покинув, не может теперь связать себя узами брака с той, которую любит.

Счастье невозможно? Казалось бы, да. Но вдруг выясняется, что главных героев та самая метель и соединила в Таинстве Венчания, хотя они не знали друг друга. И только их верность друг другу, их доверие Богу, Который устроил все так неожиданно, загадочно и непонятно, — только это сделало возможным их общее счастье. И только благодаря их терпению и вере они нашли друг друга и соединились вместе навсегда...

Похожее отрицание земного счастья и в то же время утверждение его возможности, но только при определенных условиях, мы находим и в творчестве Антона Павловича Чехова. Как правило, в произведениях Чехова слово «счастье» используется скорее в ироническом ключе — как торжество самодовольной пошлости и примитивного мещанства. Это мы встречаем, к примеру, в рассказе «Крыжовник».

В рассказе «Черный монах» «счастье», наоборот, играет другими огнями — иллюзорными, обманчивыми, ведущими к разрушению своей и чужих жизней[1].

Оба этих понимания: как грубой страсти и обманчивого призрака — соединились в чеховском рассказе, который так и называется — «Счастье». Два главных героя и воплощают две стороны этой медали: "Первого не отпускали мысли о счастье, второй же думал о том, что говорилось ночью; интересовало его не самое счастье, которые было ему не нужно и непонятно, а фантастичность и сказочность человеческого счастья»[2].

Но самое яркое и жизнеутверждающее понимание счастья как своей принадлежности к Божественному миропорядку и причастности к Божией любви выразил Чехов в рассказе «Студент». Известно, что это было его любимое произведение[3]. Главный герой, студент духовной академии Иван Великопольский, неожиданно для себя прикасается к глубинной тайне бытия, обнаруживает «дней связующую нить».

«Он думал о том, что правда и красота, направлявшие человеческую жизнь там, в саду и во дворе первосвященника, продолжались непрерывно до сего дня и, по-видимому, всегда составляли главное в человеческой жизни и вообще на земле; и чувство молодости, здоровья, силы, — ему было только двадцать два года, — и невыразимо сладкое ожидание счастья, неведомого, таинственного счастья, овладевали им мало-помалу, и жизнь казалась ему восхитительной, чудесной и полной высокого смысла»[4].

Для Чехова, как и для Пушкина, счастье состоит не в совокупности земных благ, а в прикосновении к вечности, в хранении своей совести и в общении с Богом.

Но, наверное, ярче всех из русских писателей такое понимание счастья выразил Федор Михайлович Достоевский.

В его романе «Братья Карамазовы» старец Зосима прямо рассуждает о человеческом счастье. В записках старца Зосимы говорится: «Для счастия созданы люди, и кто вполне счастлив, тот прямо удостоен сказать себе: „Я выполнил завет Божий на сей земле“»[5].

Вспоминая своего умершего брата, старец Зосима рассказывает, как изменила его болезнь и как приоткрыла для него подлинный смысл жизни. Вот что говорил брат старца Зосимы, будучи уже смертельно больным: «И одного дня довольно человеку, чтобы всё счастие узнать. Милые мои, чего мы ссоримся, друг пред другом хвалимся, один на другом обиды помним: прямо в сад пойдем и станем гулять и резвиться, друг друга любить и восхвалять, и целовать, и жизнь нашу благословлять»[6].

Романы Достоевского, которые переполнены людским горем, страданием, тяжелейшими жизненными коллизиями, в то же время рисуют оптимистичную картину мира, дают человеку надежду на преображение этого мира. Даже в таком, на первый взгляд, депрессивном произведении, как «Преступление и наказание», в эпилоге мы видим и светлый финал и новую перспективу жизни, жизни с Богом.

«Их воскресила любовь, сердце одного заключало бесконечные источники жизни для сердца другого... Им оставалось еще семь лет; а до тех пор столько нестерпимой муки и столько бесконечного счастия!»[7] Так говорится о любви Сони и Раскольникова, который через страдания обрел для себя Бога и новое понимание жизни в свете Евангелия.

Итак, мы рассмотрели лишь несколько примеров из русской литературы. Разумеется, эта тема заслуживает более глубокого и детального исследования. Но даже из краткого обзора становится понятным, что проповедь счастья является одной из магистральных тем для русских писателей. И счастье предстает в русской литературе как полнота бытия, достигаемая через гармонию с самим собой, примирение с ближними и жизнь в Боге.

___________

Публикация составлена на основе доклада кандидата филологических наук, ректора Курской православной духовной семинарии архимандрита Симеона (Томачинского) на Знаменских чтениях в Курском государственном университете, прошедших 17 марта 2015 года.

[1] Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 томах. — 2-е изд. — Москва: Наука, 2008. — Т. 8. — С. 251.

[2] Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 томах. — 2-е изд. — Москва: Наука, 2008. — Т. 6. — С. 216.

[3] Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 томах. — 2-е изд. — Москва: Наука, 2008. — Т. 8. — С. 499.

[4] Чехов А.П. Полное собрание сочинений и писем: В 30 томах. — 2-е изд. — Москва: Наука, 2008. — Т. 8. — С. 303.

[5] Достоевский Ф.М. Братья Карамазовы

[6] Достоевский Ф.М. Братья Карамазовы

[7] Достоевский Ф.М. Преступление и наказание

bogoslov.ru