«То, что я понял в ней [книга «О природе» Гераклита], превосходно,
а о том, чего я не понял, я полагаю, что оно также превосходно, но
она требует храброго пловца, чтобы переплыть ее».
Платон1
Конструктивная критика или апологетика любого современного философа или даже философа Нового времени будет в большинстве случаев неполной и неполноценной без отыскания корней объекта исследования. Следуя по исторической «цепи» западноевропейской философии в обратном направлении, мы неизбежно «упираемся» в древнегреческих досократиков: представителей милетской и ионийской школ. Помимо этих двух взаимодополняющих течений древнегреческой мысли источниками вдохновения для позднейших трудов Платона и Аристотеля были философствующие одиночки, едва ли вписывающиеся в интеллектуальный мэйнстрим городов-государств Древней Греции. К таким «темным» одиночкам, безусловно, следовало бы отнести Гераклита из Эфеса.
Этот философ относится к скромному числу тех, чьи мысли сейчас с трудом отделимы от позднейших трактовок: эллинских, средневековых, возрожденческих и современных. В некотором смысле, мы имеем дело уже не с самими текстами автора, а с многократно ксерокопированной копией его речений, с наложением сотен трактовок мыслей прославленного эфесца. Гераклит как таковой отчасти перестал существовать уже в критике Платона. Единственной соломинкой, за которую можно ухватиться при осмыслении авторского наследия, считаются оригиналы греческих текстов и достаточно удачный перевод немецкого классического филолога Германа Дильса.
Выделим несколько устойчивых «школ» трактовки Гераклита, необходимых для адекватной деконструкции его творчества. Эти школы, условно говоря, соответствуют языковым ареалам: англо-саксонскому, германскому и русскому. В каждой из них сложился или продолжает складываться определенный взгляд на Гераклита.
На наш взгляд, самая поверхностная трактовка древнегреческого автора принадлежит английской традиции и одному из последних ее представителей Бертрану Расселу. В своей книге «История западной философии»2 он рассматривает всю древнегреческую философию и учение Гераклита исключительно в контексте становления позитивистской науки XX века. Критике также подвергаются политические взгляды философа: «Судя по сохранившимся отрывкам из его произведений, Гераклит, по-видимому, не обладал добродушным характером. Он был склонен к сарказму и представлял собой полную противоположность демократу». Ссылаясь на знаменитые речения «Всякое животное направ- ляется к корму бичом», «Война - отец всего и всего царь» и «Ослы золоту предпочли бы солому», Рассел упрекает Гераклита в симпатиях к тоталитаризму и беллизму (от лат. Bellum – война).
Далее Рассел анализирует религиозные взгляды Гераклита и следует в этом за английским и немецким историками философии XIX века Фрэнсисом Корнфордом3 и Отто Пфлейдерером4. Первый из них считал Гераклита приверженцем вакхической религии, второй – простым толкователем мистерий.
Сам же Рассел пишет следующее: «Он был бы религиозным реформатором, если бы не презирал простонародье настолько, чтобы снизойти до религиозной пропаганды».
В целом же ссылка на Рассела представляется нам крайне необходимой, несмотря на явный примитивизм его взглядов, поскольку такая трактовка Гераклита представляет взгляд академических кругов англоязычной профессуры, а сам учебник Рассела «История западной философии» давно стал классическим во всех западных вузах.
Немного более подробную трактовку Гераклита представил на рубеже XIX-XX веков русский философ Сергей Николаевич Трубецкой в своем фундаментальном труде «Метафизика в древней Греции». Его прочтение Гераклита представляется намного более глубоким, хотя и недостаточно систематизированным. В целом, Трубецкой продолжает и творчески переосмысливает взгляд Гегеля, о котором речь пойдет ниже.
Так, в качестве гераклитовского Архэ (греч. άρχε -первоначало) он рассматривает не огонь, как это делает Рассел, а само становление (греч. Γένεσις). Огонь же (греч. πυρ) является всего лишь наглядным и самым ярким проявлением стихии становления. В этом, по Трубецкому, проявляется фундаментальное сомнение в онтологическом свойстве окружающего мира, поскольку вещей как таковых не существует, а есть лишь один всепоглощающий, стирающий и рождающий процесс становления. «Гераклит понял мир как процесс и попытался объяснить его из идеи абсолютного процесса. Истина есть путь и жизнь. Гераклит гипостазировал вечный ход этой жизни: он провозгласил генезис как процесс самою истиной сущностью ее»5, - заключает Трубецкой. Сам гераклитовский генезис неуловим эмпирически, но его можно четко зафиксировать в огне. Аналогия здесь точно такая же, как между развитием и развивающимся или бытием и сущим (с некоторыми условностями) по Хайдеггеру.
В немецкоязычной традиции, вероятно, глубже всего переосмыслил Гераклита и задал общий вектор его прочтения Гегель. Именно у Гераклита, по словам самого Гегеля, была позаимствована категория процесса, положенная в основу историцизма. Гераклита он прямо и недвусмысленно называет основателем греческой философии: «Платон изучал философию Гераклита особенно ревностно; в его произведениях мы находим много сообщений о ней, и он бесспорно получил свое раннее образование через нее, так что Гераклита можно назвать учителем Платона»6. Гегель также признает глубочайшую содержательность дошедших до него фрагментов из гераклитовcкого произведения «О природе», однако признает при этом, что «темнота [нем. Dunkelheit, что можно перевести также как «неясность»] Гераклита является скорее следствием небрежного словосочетания и невыработанности языка»7. Впрочем, полное освещение «взаимоотношений» Гераклита и Гегеля потребовало бы отдельной статьи или даже монографии.
Глубочайшая, на наш взгляд, деконструкция философского наследия Гераклита оставлена в трудах выдающегося немецкого философа XX века Мартина Хайдеггера и его ближайшего сподвижника Эйгена Финка. Речь, в частности, идет о зимнем семинаре 1966 – 67 годов, текст которого был издан в Германии в 1970 году, а на русский язык был переведен и издан лишь в 2010. Книга эта представляет собой текстовый вариант 13 семинаров, изложенных в форме полилога между самим Хайдеггером, Финком и участниками семинаров.
Своеобразной осью, вокруг которой вращается герменевтическое осмысление речений Гераклита, в упомянутой книге «Гераклит» является речение 64 (по классификации досократических текстов Дильса). Оно гласит: «Мирозданием же правит молния». Отталкиваясь от этого онтологического по своему характеру суждения, Финк и Хайдеггер восстанавливают в мельчайших деталях и с опорой на филологические данные гераклитовское понятие мироздания, то, чем является молния, и в чем заключается смысл отношений, обозначаемых глаголом «править».Вкратце можно сказать, что для осмысления только одного понятия «мироздание» философам потребовался целый семинар, занимающий в книги отдельную главу. Молния, например, понимается Финком следующим образом: «молния, которая разрывает тьму ночи и позволяет всему обособленному засверкать в ее свете и стать зримым, одновременно является движущим «генесиса» по способу διά (греч. через) и что это движение затем продолжается в различных движениях вещей»8 . Движение молнии из вышеприведенного фрагмента уподобляется движению логоса: «производящему движению молнии соответствует производящее движение «логоса», который все устраивает, всем управляет и все определяет. По поводу правления Финк делает поправку, что «правление, касающееся Множества, - это правление не отдельными вещами, а всей совокупностью сущего»9.
С опорой на греческие тексты речений Гераклита философы приходят к выводу об абсолютном тождестве молнии (греч. Αστραπή) и логоса (греч. λόγος). Признается также не вполне корректный перевод Дильсом фрагмента 64, где греческое τά πάντα переводится как «мироздание», в то время как речь идет скорее о «всем сущем» или «всех вещах». Молния же однозначно тождественна единому – έν. Во фрагменте 1 можно найти следующие слова Гераклита: «Ибо хотя все совершается в соответствии с этим λόγος …».
Таким образом, молния-логос осуществляет правление всеми вещами, молнейносно вторгаясь в совокупность всего сущего. Управление же это осуществляется посредством «приведения-к-появлению». «Приведение-к-появлению, совершаемое молнией по отношению к сущему, в то же время представляет собой управляющее вмешательство в подвижность самих вещей», - констатирует во время одного из семинаров Финк. И далее: «молния, которая разрывает тьму ночи и позволяет всему обособленному засверкать в ее свете и стать зримым, одновременно является движущим «генезиса»… Производящему движению молнии соответствует производящее движение «логоса», который все устраивает, всем управляет и все определяет».
Другими словами, согласно Финку, работает и движется не только и не столько предстоящий молнии хаос «всех вещей», сколько сама молния-логос, расставляющая по местам и фиксирующая предлежащее ей сущее. В таком понимании логоса заложен огромный потенциал не только космологического, онтологического характера, но и сугубо прикладного. В частности, подобное вчитывание в речения Гераклита помогает глубже понять саму природу власти, принцип организации элит, имеет огромное значение для построения теории государства. Такому осмыслению Гераклита Финк и Хайдеггер также уделяют внимание в ходе семинаров.
В частности, философы задаются вопросом о природе власти и правления. Власть, по их мнению, является синонимом насилия, а ненасильственная власть возможно только среди богов: «человеческий феномен правления определяется моментом насильственного и заранее просчитанного регулирования. Это связано с просчитывающим знанием и насильственным вмешательством. Нечто иное представляет собой правление Зевса. Когда он управляет, он не просчитывает, но правит без малейшего усилия. Ненасильственное правление возможно в области богов, но не людей», - констатирует Финк.
В ходе семинаров Финк и Хайдеггер также обращаются к социально-политическим аспектам речений Гераклита. Касательно дифференциации на элиты и массы (диалектика раб/господин у Гегеля) Финк утверждает в одной из глав, что призвание элит, пораженных молнией логоса, заключается в единении масс, огромного множества неупорядоченного и разрозненного: «чтобы прояснить единящее единство έν, [следует] мыслить единящее единство в соотнесении в Единым мол- нии, которая в сиянии своего света собирает и единит все множество в его различаемости … Благородные люди всему предпочитают одно – неувядающую славу, а не бренные вещи. Их поведение противопоставляется многим, πολλοί, которые обжираются как скоты. Тем не менее и здесь можно увидеть достойное вопрошания отношение между έν и πάντα. Согласно непосредственному содержанию речения έν – это неувядаемая слава, занимающая особое положение по отношению ко всему прочему… Слава – это стояние в блеске, блеск же напоминает нам о свете молнии и огне»10, - заключает Финк относительно фрагмента 29 по классификации Дильса («Одно только есть, что лучшие предпочитают всему прочему: вечную славу преходящим вещам»). Из этого утверждения Финка Хайдеггер делает справедливый вывод, что «в отличие от благородных толпа не стремится к блеску славы, но предается бренным вещам и потому не видит Единого». Дополняя эту мысль, Финк утверждает, что политик «близок мыслителю, чей взор обращен не на πάντα, а на έν в его отношении к πάντα»11.
Таким образом, опыт осмысления Гераклита Хайдеггером и Финком, опубликованный ими в соавторстве в книге «Гераклит», представляется крайне ценным для дальнейшего развития гуманитарной мысли вообще, современной российской философии, политологии и философии – в частности. Внимательно изучив речения Гераклита и их трактовку немецкими философами, нам, возможно, придется переосмыслить все актуальное состояние гуманитарной мысли и назвать прославленного эфесца не только величайшим философом, но и предвестником современной конфликтологии, элитологии, а также-множества социально-политических учений, казав- шихся до недавних пор результатом мысли последних двух веков.
Ссылки:
1) Диоген Лаэрций, П, 22; IX, 11—12
2) Russell Bertrand. History of Western Philosophy and its Connection with Political and Social Circumstances from the Earliest Times to the Present Day. London: Allen & Unwin, 1946
3) Cornforth, Greek Religious Thought from Homer to Alexander. Cambr., 1923
4) Пфлейдерер Отто // [Т.2]: Мистика. Религия. Наука: [Сб. ст.] общ. ред. А.Н.Красников;. – М.: Канон +, 1998
5) Трубецкой С.Н. Метафизика в Древней Греции. – М.: Мысль, 2010. С. 232
6) Гегель Г.В.Ф. Лекции по истории философии. Кн.1.- СПб.: Наука, 1993.-350с.- С.288
7) I bid С. 289
8) Хайдеггер М., Финк Э. Гераклит, - Сб., «Владимир Даль», - 2010. С.18
9) I bid c.22
10) I bid c.53
11) I bid c.68
