Мы только знак, но невнятен смысл,
Боли в нас нет, мы в изгнанье едва ль
Родной язык не забыли.
Затем что, если о людях
Небесная распря горит, и грозно
Луны проходят, глагол подъемлет
И моря глубь, и реки должны
Искать себе путь. Вне сомненья
Только Единый. И он всегда
Возможет путь обратить. Едва ль
Ему нужен закон. И звучат лист и дубрава, и веют у горных
Снегов. Ибо не всё
Небесные могут. До бездны дойти
Должно смертным. Потому и вспять оно обратилось, Эхо,
С ними. Долго течет
Время, но всё же свершится
Истина.
Так: но милое? Солнца луч
На земле мы видим, в тонкой пыли,
И глубокие тени лесов, и цветёт
На кровлях дым, у древней вершины
Башенной, мирно; и вот звенят
Жаворонки, пропав в высоте, и солнцем пасомы
На пажитях дня небесные овцы.
И снег, что, как и майский
Цветок, всегда знаменует
Благородство, блестит, деля
С зеленеющим лугом
Альпийским просторы, и вдаль уходит,
Беседуя тихо о том кресте, что в пути
Поставлен умершему, крутою тропой
Путник вместе
С товарищем, но к чему всё это?
У смоковницы моей
Ахиллес простился с жизнью,
И Аякс простёрт
У пещеры, в близости моря,
У потоков, в виду Скамандра.
Демон отвагу внушил... при свисте ветра
По милой привычке родных
Саламинских брегов, в чужом краю
Умер Аякс,
Патрокл же в доспехах царя. И других
Много ушло. Своей же рукой
Иные, в дикой тоске, дерзнув
На всё, нудимы Богом, иные ж
В поле встретив судьбу. Богам не угодно, когда
Муж свою душу не хочет, щадя,
Сдержать, но так он должен: ведь у него
Отнята скорбь.
Перевод С.Аверинцева
