Вы здесь

К онтологии и психологии понимания... (Максим Бутин)

Максим Бутин

Понимание — двуединый процесс. Это — (1) очерчивание фигуры понимаемого предмета и, следовательно, движение по периферии понимаемого; а также это — (2) проникновение в средоточие понимаемого, его сердце.
В завершённом процессе внешняя полнота содержания синтезируется с внутренней проникновенностью в целостном смысловом лике понятого.

Взятый более со стороны внутренней этот лик есть понятие, со стороны внешней — имя. Имя заряжено понятием, понятие прикрываемо именем, понятие сказывает себя в имени, хотя потенции раскрытия себя получает, лишь укореняясь в речи (устной или письменной) — сочетании имён.

Лишь потенции, так как понятие одействотворяется лишь энергией понимающего субъекта. Но речь — всегда обращение к такому субъекту и исполняющийся поиск такого субъекта — субъекта её понимания. Понять речь — значит раскрыть оболочки имён, обнажить понятия, то есть сердца понятых предметов, сердца, законсервированные в именах.

Чрез имя и речь предмет получает традицию своего понимания.

Традиция ширится, если предмет прежде не получил полного созерцания, и уплотняется, если предмет не проникнут мышлением до сердца. Разумеется, традиция одновременно и ширится, и уплотняется в силу взаимозависимости и взаимоподдержки составляющих струй понимания.

Неповторимость любого предмета обеспечивает ему традицию понимания и ширящуюся, и уплотняющуюся. Мера неповторимости повышается и увеличивается с увеличением количества составляющих этот предмет частей и их взаимоотношений — у мира уменьшаются возможности для повторения такого предмета.

Полнота неповторимости — исполненная неповторимость — есть уникальность, образующаяся сочетанием единичности и единственности. Уникальность присуща лишь миру в целом, то есть всему, что было, бывает и будет, взятому как одно целое. Мир — уникум.

Поскольку кроме мира нет ничего, то есть и мы, понимающие, вместе со всем, что не есть мы, составляем этот мир, то и чрез нас мир понимает себя, осуществляет самопонимание.

Вырабатываемое чрез нас понимание мира заключается в его имя. В нашей речи о мире мир разговаривает сам с собой и сам же записывает свои речи. Но ни в понимании, ни в понятии, ни в речи, ни в имени мир не исчерпывает себя, поскольку, являясь в них, он всё же не отрывается от себя; в них сказывается действительность и реальность мира, но действительно и реально в них второй мир не исполняет себя.

Как осуществляет мир самопонимание? Так как у мира нет ни начала, ни конца, то очерчивание фигуры такого предмета как мир, движение по периферии этого предмета осуществляется людьми вечно. Ибо очерчивание границы и фигуры бесконечного и безначального и должно оказаться вечным очерчиванием.

Проникновение людьми в сердце мира — тоже вечный процесс, так как сердце мира, реагируя на изменения мира в вечном акте его самосозерцания и самопроникновения в своё средоточие, — сердце мира, будучи чутким и чувствительным, изменяется.
Мир поэтому — вечная загадка для самого себя, вечно им разгадываемая. Мир поэтому свободен от скуки постылой принудительности и необходимости своего движения. Траектория его движения всегда неожиданна для него самого, но всегда и желанна. Мир — блаженный.

Тогда и имя мира звучит вечно и вечно в его имени сказывается его понятие — сокровенный смысл мира. Будучи безначальным и бесконечным, мир как мир не имеет ни чего-то внутреннего, ни чего-то внешнего. Поэтому имя мира и есть понятие мира, а понятие мира и есть имя мира. Смысловой лик мира проявляется без дополнительных синтезов. Свершается лишь один и единый акт самопонимания. И то, что у нас отчасти разделено, что у нас не обходится без усилий соединения, там дано непосредственно и в этой непосредственности мы угадываем и первое (имя), и второе (понятие).

2

Противоречие предмета, представленного посредством текста и читательского восприятия в процессе чтения, состоит вот в чём.
Акт понимания, взятый в связи с субъектом понимания, есть процесс перехода от неясного к ясному, от неявного для человека к явному для него. Причём в процессе проясняется сразу весь целостный смысловой лик предмета, а не какая-то его часть, не та или иная деталька. Если восприятие направлено на часть, понимание несостоятельно и слепо-ущербно. Понято и понятно лишь нечто целостное, причём целостное также и в восприятии, а не только само по себе. Если же само по себе оно не целостно, а так или иначе частично и, стало быть, ущербно, терпит, стало быть, какие-то недостатки, то понято оно может быть лишь в рамках мысленной реконструкции этого нечто в составе того целого, которое требуется этим нечто как частью. Понятно, что иные части этого целого, реально не существующие рядом и вместе с этим нечто, в мысленной реконструкции должны быть отделены от реальной части виртуальным мысленным пунктиром.

Специфические трудности понимания текста таковы, что даже если текст повторяет концентрическую структуру понимания (осуществляющегося в движении от смыслового центра и обратно), внешне он всё равно выступает как последовательный переход от детали к детали.

Макет текста — прямая линия строки или столбца. Макет процесса понимания — воронка, с движением мыслей по ней от раструба к горловине. Макет понимания же применительно к понимаемому предмету есть пространственная фигура предмета с обозначенным его сердцем. Линию текста можно изогнуть в сужающуюся спираль (изогнуть по лекалу понимания) или забинтовать ею фигуру понимаемого предмета. Но в обоих случаях, лишь пройдя всю линию, понимаешь что за фигура тобою прочлась в движении по исполненной тобою траектории текста.

Понимающее чтение по самому своему ходу верно указывает те или другие очертания фигуры воспринимаемого чрез текст предмета. В таком чтении синтезированы одно- или двумерное линейное движение текста как текста и пространственная живая фигура понимания предмета. Так что линейное движение оказывается средством описания фигуры понимания. Так что тексты оказывается возможным переиздавать, разумеется, если за дело берутся понимающие читатели — филологи.

Умонастроение понимающего читателя подобно карандашу. Воля читателя выступает непосредственным и ближайшим субъектом — рукой, держащей карандаш и движущей карандашом, прочерчивающей им фигуру предмета, представленного текстом. След понимания остаётся между текстом и читателем, в пространстве понимания, последнее же, как уже не раз говорилось, не может быть ни чисто субъективным, ни чисто объективным. Понимание, опираясь на ровную плоскость печатного листа, создаёт свои объёмы, пространственные фигуры понимания. Чем выше понимающее сознание читателя, тем более высокое доступно его пониманию. Движение понимания итожится в его результате — понятии.

Непрерывное криволинейное движение, замыкаясь на себя, завершает целостный смысловой лик предмета. Как таковой этот лик — неподвижен, единичен и единствен. — Покоится в себе самом.

Непрерывное движение понимания оборачивается дискретностью понятия — смыслового лика предмета. Проявляющееся вовне понятие предмета есть его имя. Связь с другими понятиями осуществляется как знакомство, связь имён, образующая речь. Движение речи есть обличье понятийного движения, процесса мышления. Понимающее чтение, стало быть, всегда есть постижение мышления автора текста, каким бы ни был текст тематически. Поскольку же мыслит и говорит человек, постольку понятие — это сердце предмета, переместившееся в голову человека; а имя — это сердце предмета, бьющееся в человеческом разговоре.

1996.04.26.