Вы здесь

Друзьям (А. С. Пушкин)

А. С. Пушкин

Нет, я не льстец, когда царю
Хвалу свободную слагаю:
Я смело чувства выражаю,
Языком сердца говорю.

Его я просто полюбил:
Он бодро, честно правит нами;
Россию вдруг он оживил
Войной[1], надеждами, трудами[2].

О нет, хоть юность в нем кипит,
Но не жесток в нем дух державный:
Тому, кого карает явно,
Он втайне милости творит.

Текла в изгнаньe жизнь моя,
Влачил я с милыми разлуку,
Но он мне царственную руку
Простер — и с вами снова я.

Во мне почтил он вдохновенье,
Освободил он мысль мою,
И я ль, в сердечном умиленье,
Ему хвалы не воспою?

Я льстец! Нет, братья, льстец лукав:
Он горе на царя накличет,
Он из его державных прав
Одну лишь милость ограничит.

Он скажет: презирай народ,
Глуши природы голос нежный,
Он скажет: просвещенья плод —
Разврат и некий дух мятежный![3]

Беда стране, где раб и льстец
Одни приближены к престолу,
А небом избранный певец
Молчит, потупя очи долу[4].

1828

________________

[1] Россию вдруг он оживил // Войной… — вероятно, имеется в виду война с Персией 1826—1828 гг., а также участие России в Наварринской битве (1827) против Турции во время войны Греции за независимость.

[2] …надеждами, трудами — надежды возлагались на деятельность «секретного комитета 6 декабря 1826 года», который должен был заняться обсуждением вопроса о положении крестьян. Оживилась надежда и на изменение внутренней политики в связи с отставкой 30 апреля 1826 г. А. А. Аракчеева.

[3] Он скажет: просвещенья плод // Разврат и некий дух мятежный — слова льстеца повторяют слова Бенкендорфа из письма его от 21 декабря 1826 г. к Пушкину по поводу записки «О народном воспитании»: «Его величество при сем заметить изволил, что принятое Вами правило, будто бы просвещение и гений служат исключительным основанием совершенству, есть правило опасное для общего спокойствия, завлекшее Вас самих на край пропасти и повергшее в оную толикое число молодых людей» (Акад. изд. Собр. соч. Пушкина, т. XIII, стр. 315).

[4] Беда стране, где… небом избранный певец // Молчит, потупя очи долу — намек на собственное положение Пушкина, когда он, освобожденный из ссылки, должен был посылать все свои готовящиеся к печати произведения царю, а во всех своих поездках, чтениях произведений друзьям — отчитываться перед шефом жандармов; когда за отрывок из «Андрея Шенье» его неоднократно вызывали на объяснение к московскому и петербургскому полицмейстерам.