АНДРЕЙ ТАРКОВСКИЙ (1932-1986):
(6 апреля, 1973) «Почему-то вспомнилось, как я потерял рукопись (не имея черновика) сценария „Рублева“. Оставил в такси на углу улицы Горького (напротив „Националя“). Такси уехало. Я с горя напился. Через час вышел из „Националя“ и отправился в ВТО. Через два часа, спускаясь вниз на том же углу, где я потерял рукопись, затормозило такси (нарушая правила), и шофер из окна протянул мне мою рукопись. Это было чудо».
Очень жалею, что ни разу с ним не столкнулся в 70-е годы и не познакомился, хотя вокруг были общие знакомые и даже друзья (например, он был крестным моей подруги детства). У меня было какое-то предвзятое отношение к Андрею Арсеньевичу — с одной стороны, раздражали завышенные восторги (гений!) в связи с его творчеством, особенно по поводу его «Ностальгии» и «Жертвоприношения», с другой стороны, знал какие-то ненужные (иногда — не очень красящие) подробности из его житья-бытья.
Но сейчас, читая его дневники, понимаю, каким он был по-детски трогательным и по-настоящему глубоким творцом — искренне ищущим Бога, любящим Россию, свободной (в христианском смысле) личностью.
Многие его мысли и рассуждения мне очень близки.
В книге, которую я сейчас читаю («Страсти по Андрею: о Боге, о вере и искусстве». Тюмень, «Русская неделя», 2014), кроме дневников, есть еще и его статьи и выступления. Например, его «Слово об Апокалипсисе», произнесенное им в Сент-Джеймском соборе (Лондон) в 1984 году:
...Апокалипсис — это, в конечном счете, рассказ о судьбе. О судьбе человека, который неразрывен между собою как личностью и обществом. Когда природа спасает вид от вымирания, то животные не ощущают драмы существования. Поскольку человек сам намечает свой путь благодаря свободе выбора, он не может спасти всех, но может спасти только себя. Именно поэтому он может спасти других.
...Апокалипсис страшен каждому в отдельности, но для всех вместе он оставляет надежду. И в этом смысл Откровения.
...Что касается вопроса о гибели пространства и времени, перехода их в новое состояние, то об этом сказано поразительно. По поводу исчезновения пространства: «И звезды небесные пали на землю, как смоковница, потрясаемая сильным ветром, роняет незрелые смоквы свои. И небо свилось, свившись как свиток; всякая гора и остров двинулись с мест своих». Небо, которое скрылось, свившись, как свиток... Я не читал ничего прекраснее, чем этот отрывок. А вот еще о том, что произошло после снятия седьмой печати. Разве может художник слова найти способ, которым это выражено! Как удивительно можно выразить не только возникшее напряжение, но и этот порог небытия! «И когда Он (то есть Агнец) снял седьмую печать, сделалось безмолвие на небе как бы на полчаса». Как сказал мой друг, здесь слова излишни. Снята седьмая печать — и что? Ничего. Наступает тишина. Это невероятно! Отсутствие образа в данном случае является самым сильным образом, который только можно себе представить. Какое-то чудо!
