В мечтах несбыточных кочуя,
Я износился, как пальто.
Не ведал сам, чего хочу я.
А то, что сделал — всё не то.
И прав племянник: «Поздно, дядя,
Ты начал Библию читать».
…Пусть на моё паденье глядя,
Хоть он научится летать.
1986
В мечтах несбыточных кочуя,
Я износился, как пальто.
Не ведал сам, чего хочу я.
А то, что сделал — всё не то.
И прав племянник: «Поздно, дядя,
Ты начал Библию читать».
…Пусть на моё паденье глядя,
Хоть он научится летать.
1986
Без родных, без друзей, без жилища,
Стар и хвор и от глада – без сил,
Обречённо беспомощный нищий
У людей подаянья просил.
От него, как от страшной угрозы,
Уводили детей поскорей.
(Кто бы знал, что души его слёзы
Сердце жгли – плотской муки сильней.)
Шёл народ, про себя укоряя:
«Для чего он, пропащий, живёт?
Дашь ему трудовое, лентяю, –
Всё напрасно: прокурит, пропьёт!»
Ох, как ныне разборчива жалость!
Если даже пропьёт, что с того?
Может, это одно и осталось
Утешеньем последним его?
Много лет он для счастья потерян…
Но сидит здесь, однако, не зря:
Чтобы спящую совесть проверить:
А жива ли она у тебя?..
24.08.2012 г.
Талант и Злоба – пагубный союз.
Поэту ветхость явно неполезна.
Освободись от ненавистных уз,
Коль нет любви — хотя бы поболезнуй.
Святая боль не судит и не бьёт,
Страдая, на больное указует.
И, если через меру перельёт –
Собой наполнит, жаль, не уврачует.
Любовь целит. Но и она без боли
Родня жестокосердию, не боле.
19 апреля 2001
скит Ветрово
Папа
Посвящается моему папе
Виктору Александровичу Конопле,
умершему 6 ноября 2023 г.,
светлая ему память и Царствие Небесное
Слезами меряю печаль,
Но та печаль неизмерима.
О, где тебя мне повстречать,
Тебя, родного пилигрима?
Коснусь рукой щеки из сна,
Щеки небритой и холодной, -
Ведь не приходит в морг весна
Своей щебечущей походкой.
Тебя не стало - умер я,
Простился с теми кто любимы,
И каждый миг, как будто яд,
Пронзал меня неотвратимо.
Ты протяни свою ладонь,
Они с моей – от сердца к сердцу,
Застыл под смертью быстрый конь,
Жуя траву из затхлой серы.
I
Лестничный пролёт в здании семинарии северного города N озарился фейерверком горящей бумаги, которую, как перекати-поле, стало разносить сквозняком по второму этажу. Возле одного из тлеющих листов остановился шедший к библиотеке семинарский инспектор иеромонах Василий (Орликов) – преподаватель, надзирающий за поведением учащихся и следящий за ходом учебного процесса. «Какие-то газеты, – подумал священник, – очередная выходка старшеклассников». Он хотел позвать дежурного и распорядиться, чтобы тот навёл порядок, но тут ему удалось разобрать на обгоревшем куске название издания. Это были «Почаевские известия». Не более чем неделю назад ректор настоятельно требовал от всех семинаристов строго, под роспись, ознакомиться с этим изданием.
Без малого проблеска грусти
Я мог бы писать вам стихи.
И к радости светлому устью
Они бы летели, легки.
Писал бы о том, как прекрасно
Жить в мире стремительном сéм.
Как будто бы нету несчастных,
Как будто бы мало проблем;
Корысти опущено дуло,
И зла упраздняется гнёт,
Как будто бы горе уснуло
И к нам никогда не придёт;
Как будто пороки и страсти
Не близят погибели час,
Как будто без устали власти
С любовью пекутся о нас.
О, как бы всё было красиво,
В беспечное счастье маня!
Но только...
бесчестно и лживо.
В чём польза тогда от меня?!
23.08.2012 г.
Вой сирены достав из ушей,
Жду, что скажет отравленный Гитлер.
Он ведь помнит убитых детей,
Помнит крики всех тех, кто погибли.
Как-то странно прозрачна стена
Между жизнью упрямой и смертью.
В сорок первом такая ж луна
Над земною плыла круговертью.
В сорок первом я так же любил,
Ну и что, что родился я позже!
Точно так же в меня враг вонзил
Свой — войною отравленный — ножик.
Пахнет кровью людскою закат,
А рассвета не видно в помине,
И с козлиною мордою гад,
Улыбаясь, сидит на поминках.
Ты сыграй мне, Вивальди, весну,
Ведь до лета ещё так далече.
Обещаю, что тихо усну,
Распрямляя уставшие плечи.
И во сне я услышу слова:
Коню из конного клуба "Lucky Horse",
Харьковская область, ночным
конюхом в котором я работаю
Конь плечистый, речистый, скала,
Смотрят уши в промерзлое небо,
Он не мчит, закусив удила,
Дайте сена ему вместо хлеба.
Он спокоен, он помнит Илью,
Им двоим на печи не вместиться,
Дайте кружки, луны я налью,
Чтоб с звездой отгоревшей сродниться.
Чтоб, как прежде, бескрайняя степь
Вновь помчалась под ржанье вселенной,
Чтоб на каждой мелькнувшей версте
Дух свободы остался нетленный...
Оставлю поиск тёмных пятен –
Печальной участью – другим.
Мне лик Отечества приятен
И в сердце бережно храним.
Не мой удел, излив тревогу,
Суды бумажные вершить.
Я жив стремленьем: хоть немного
Отчизне с честью послужить!
По мне ли, право, та одежда?
Слаба душа, в недугах плоть.
Но освящает путь надежда –
Всеукрепляющий Господь.
13.08.2012 г.
«И небритый, как русский в раю»
Ю. Кузнецов
Русь — глава за облаками
Средь безгрешной синевы, —
И не видно ей, увы,
Что творится под ногами.
И небритый, как в раю,
Я в сомнении стою:
Воспевать ли, отпевать ли
Нынче Родину мою?
Хочу заснуть, – не получается,
Хотя давно уже пора.
Глядит в окно луна-печальница
Сегодня так же, как вчера.
И, шевеля на окнах шторы,
Ко мне по лунному лучу
Приходят мысли, от которых
Всю жизнь избавиться хочу…
"Ибо ты говоришь: «я богат, разбогател и ни в чем не имею нужды »; а не знаешь, что ты несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг".
Откр. 3:17
Ты стоишь на краю пропасти,
У души оторваны лопасти,
Скоро потеряются крылья...
Приложи же свои усилья,
Что бы встать
Из тлетворного мрака
И над страшной судьбой
Заплакать...
В покаянии обретешь
Спасение
От грядущих дней
Затмения...
"Ибо ты говоришь: «я богат, разбогател и ни в чем не имею нужды »; а не знаешь, что ты несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг".
Откр. 3:17
Ты стоишь на краю пропасти,
У души оторваны лопасти,
Скоро потеряются крылья...
Приложи же свои усилья,
Что бы встать
Из тлетворного мрака
И над страшной судьбой
Заплакать...
В покаянии обретешь
Спасение
От грядущих дней
Затмения...
Я люблю эти старые хаты
С вечно ржавой пилой под стрехо́й.
Этот мох на крылечках горбатых —
Так и тянет прижаться щекой.
Этих старых церквей полукружья
И калеку на грязном снегу
До рыданий люблю, до удушья.
А за что — объяснить не могу.
1995
В воскресенье 22 октября 2023 в Брисбене, в концертном зале Свято-Николаевского собора, состоялось очередное в юбилейный год мероприятие, посвящённое 100-летию со дня создания первого, русского православного прихода в Австралии. После литургии состоялась презентация книги Людмилы Ларкиной "Чутырский бунтарь, он же первый русский регент в Австралии ".
Исцеляюсь именем святым.
Воскресаю с именем священным.
Прибегаю к истинам простым.
Обращаюсь к ценностям нетленным.
Разве эти строки – обо мне?
«Да» и «нет» предстали наравне…
«Да!» – на выбор – как одно из двух.
«Да!» – упрямо призывает дух.
…Никого не стану упрекать:
«Нет» привыкло чаще побеждать.
Август 2016 г.
Нас, мамочек, хлебом не корми ― дай только рассказать о своих детях. Или написать. Но писать получается по-разному. Это могут быть просто хронологически изложенные события, интересные родственникам и друзьям, но не широкому читателю. Есть и приятные исключения, от чтения которых трудно оторваться. Такие как книга матушки Светланы Зайцевой «Подорожник для разбитого сердца».
Лоранс Гийон живет в России с 90-х, и ее русский, возможно, еще более русский, чем наш с вами
Голубя звали Нестор. Каждое утро он садился на край подноса, на котором мама подавала завтрак своей маленькой Лоранс, и девочка кормила его крошками. Ничего особенного, обычный домашний голубь во французской провинции 50-х...
А девочка была особенная. Вот на черно-белом фото она склонилась над Нестором, взгляд полон любви и серьезности, в полуулыбке — и будущая женственность, и небо... Хочется смотреть и смотреть. Но это уже потом, а пока — встреча в небольшом тесном кафе.
Она сидит за круглым столиком, маленькая женщина со спокойным открытым лицом. Крупная бирюзовая брошь, тонкий шарфик, пушистая собачка у ног. И кофе — самый настоящий французский, пирожные, по утверждению знатоков, — вкус Франции. А выйдешь на улицу — старые храмы Переславля...
Этих дней золотое молчанье
листопадом заносит пути;
но, пронизанный солнца лучами,
ясно вижу заветный притин.
Догоняя ушедшее лето,
тянут клин в облаках журавли.
Вы летите по краю неба –
я иду по краю земли.