Омилия

Отражение неба заглянуло опять в купола.
Скорби  миг освятил серебристый, холодный родник,
И молитва  тоски безутешно  меня  позвала
Уложить свою душу в глубокий от сглаза  тайник.

Только  в том тайнике  согревает немая печаль,
Где тоска,  где покой, где разлука ни с кем не грешит.
Где за мыслями кроется дивная, тихая даль,
Только там нахожу я источник для битой души.

Одиночество неба, и в стеклянных мечтах  пустота.
Одиноко в толпе, и страшнее безликость пути...
Я напьюсь тишины от величия силы поста,
И меня среди всех больше вам никогда не найти...

Не даст плодов смоковница, густая
листва обманчиво ман'ит голодных.
И не указ ей истина простая:
Господь искореняет всех неплодных.

Напрасно милосердствовал садовник,
окапывал, обкладывал навозом...
Упрямица упрямится и тонет
в гордыне - и плодам не падать оземь,

"Без вины виновата", - твердила,  не веря сама
(Перевёрнуто сердце вверх дном... и, конечно, болит).

"Достучаться бы только, а там... хоть тюрьма, хоть сума"
(В исступленье смешались рыданья и звуки молитв).

"Не взыщи, отпусти, дай надежду на мир и покой"
(Сжат в немеющих пальцах исписанный болью листок).

"Без него все сокровища мира одной мне на кой?"
(Свет, похожий на тьму, изощрённо, нелепо жесток).

Замолчала... (Бессонные звёзды закрыли глаза,
И медведица ковш потеряла в густой темноте).

Только - слышишь? - вдруг Кто-то тихонько с любовью сказал:
"Всё получится, чадо... ведь Я за тебя на кресте..."

Играет с ветром первый лист,
И умолкают птичьи крики,
Так ждет за росами – искрист,
Весь мир, как в коконе утихнув.

И полевых цветов краса
Просторам покрывало сшило,
И убежавший ночи сад,
Цветеньем обновляет силы.

Ослаби, остави, прости
пучину моих согрешений -
слова покаянья просты...

Легко, как сухие листы,
сметает их, несовершенных,
порыв помысл'ов и страстей,
и кажется, будто вовеки
непрошенных шумных гостей
различных пород и мастей
не выгнать из сердца-ковчега.

Ослаби, остави, прости...
Сжимаю в дрожащей горсти
крупинки солёного снега.

О хрупкость бытия,
о хрупкость песни,
как не разбить тебя
о глупость жизни?

Как не солгать
ни словом,
ни движеньем,
ни жаждою?

Томлюсь воспоминаньем.
Мне голос тайны
слышится яснее
как впечатленье Бога.

Миг и вечность —
всего лишь шаг навстречу.

Песня длится
как Слово,
как Любовь Его —
предвечно.

Как сон - полузабытый полустанок,
Здесь сосны начинают свой разбег,
И станционщик - старый печенег,
Сменил свой лук на гвозди и рубанок.

Он вечно заряжает свой фонарь,
Он пыльные вагоны провожает,
Грибы по воскресеньям собирает,
По вторникам смывает с окон гарь.

В каком опять наряде
Ты, Зависть-госпожа?
Ты спереди, иль сзади
Блеснёшь концом ножа?

Глазастая плутовка,
За что опять же ты
Свои вонзаешь ловко
Кровавые шипы.

Без Слова ты можешь погибнуть,
Без Слова собьешься с пути,
Без Слова врага не заметишь
И друга не сможешь найти.
Без Слова нет веры в чудо,
Без Слова не жизнь, а сон,
Без Слова писать так трудно,
Тем более петь в унисон.

Я вернулась бы в дом, но не знаю какой он и где он,

Только где-то вдали загорается сказочный свет,

По дорожке лесной, устланной мягкою хвоей,

Я пойду неспеша и послушаю местный напев.

Он так светел, тягуч, весь мелодия вешнего солнца,

Белым голубем в сердце  парит как живая мечта,

Из трилистников, трав я сплетаю зеленые кольца,

Искрился свет на молодой листве,
Неторопливо день клонился к ночи.
А в шумном городе, в безликой суете
Шёл человек. Как будто между прочим
Он повстречал среди толпы глаза
И друга громко вдруг позвал по имени...
Толпа вперёд лавиною несла,
И потерялся взгляд под небом синим.
Кричал сильнее слабый человек,
Но растворялось эхо над пустыней ,
Как будто жизни непрерывный бег
Важнее был простого имени...

Отчаянье толкает в спину - край
покатой крыши приближает к бездне.
Когда-нибудь однажды я воскресну,
но только ты меня не отпускай.

Держи меня  - шепчи слова молитв,
целуй и руки, и лицо, и лоб упрямый,
не отпускай, не дай погибнуть, мама,
изнемогаю от жестоких битв -

Повесть для детей и их родителей

Едем... едем в монастырь!

И в самом деле, едем. Я с мамой впереди, она — за рулем, а за нами — Аришка с попугаем, да наша бабушка Евдокия. Микешину клетку мы к самому окну устроили, вот он и разговорился: «Микеша хор-р-р-роший, Микеша хор-р-р-роший... ».

— Хороший, хороший, пока кошка спит, — ворчит бабушка и пытается накинуть на клетку платок.

— Бабуль, зачем? — протестует Аришка, и тянет платок на себя, — ему же тоже хочется посмотреть, какие тут большие сосны растут, он же не видел.

— Насмотрится, успеет, а покуль пусть спит, отдышится от Ерёмина сраженья.

Даже в самом тёмном,
Колдовском лесу...
Даже в самом чёрном
И ночном часу -
Есть тропинка где-то,
Выход и ответ.
Тот, кто ищет света -
Тот увидит свет.

Глава 1. Сладкое вино.

Февраль, 1976 год, Ялта

Где-то за стеной тихо играет музыка. Уютно поскрипывает игла по виниловой пластинке. И кажется, что вместе с музыкой в свежем морском воздухе разливается электричество.

Мелодия касается круглых столиков кафе, сложенных на них стульев, открытых окон и качающихся на теплом ветру дымчатых, застиранных занавесок.

Пролейся свет на все ее шаги,
На все ее сомненья и печали.
Пусть станут прахом все ее враги,
Все, кто ее когда-то обижали.

Пусть мир придет в ее просторный дом,
И счастье пропитает эти стены.
Пусть все, что отложила на потом
Вдруг сбудется, без всякой перемены.

...и хватило бы сил принести только несколько слов
покаянной молитвы и просьбу помиловать нас,
неразумных отчаянных чад... безгранична Любовь
и всесильна - она достигает до адского дна,
поднимает с колен, ободряет и к свету ведёт,
без упрёков прощает и дарует пир на весь мир...
распинаясь за всех, одного покаяния ждёт,
чтоб назвать распинавших - Своими родными детьми.