Омилия

Альфред де Мюссе
(1810 – 1857)

Из «Майской ночи»

…Туманным вечером, полётом измождённый,
Садится пеликан в родные тростники.
Птенцов голодных выводок озлённый
Бежит ему навстречу взапуски.
Спешит к отцу, добычу предвкушая,
Пустынный берег резким криком оглашая
И зобами нелепыми тряся.
И вот, забравшись на скалу с трудом,
Детей жестоких спрятав под крылом,
Глядит с тоской безмолвной в небеса.

На камни чёрные из раны кровь струится.
Вотще обыскивал рыбак морское дно –
Не поделился Океан с ним ни крупицей –
Своё лишь сердце на прокорм принёс одно.
Подставив грудь разверстую, в молчанье
Отдав нутро сынам без колебанья,
В неистовой любви боль топит он.
Кровавым млеком истекая, между тем,
На тризне собственной. Сбывая мук ярем,
Он страшным наслажденьем опьянён.

Было уже довольно поздно: десятый час в начале. А старик Матвей только возвращался домой из города. На автобусе он добрался до Ахтырки и, миновав село, шёл теперь через заснеженное поле по узкой утоптанной чьими-то ногами тропке. Его родная деревня, Морозово, находилась в нескольких километрах от Ахтырки. Дороги туда никогда не было, и от тракта обычно добирались пешком. Оно бы и ничего, недалеко: сразу за полем речка, а как речку-то перейдёшь, за березняком, вот так тебе прямо в глаза и Морозово. Но зимой, когда рано темнеет, и всё небо заволакивает тяжёлыми, плотными тучами, так что ни луна, ни звёзды не проглядывают, и не видно собственную вытянутую руку, дорога кажется вдвое длиннее.

С тех самых пор, как Она умерла, Он приходил каждое воскресенье на кладбище и сидел у могилки на маленькой скамеечке, предусмотрительно поставленной внутри чугунной ограды. Клочок земли с холмиком и крестом принадлежал не Ему. И это было странно, потому что Ей не нужны были теперь ни земля, ни чугун, ни мрамор. Ни даже кустик жимолости или анютины глазки — нежные, стыдливые цветы с лиловыми, бархатными лепестками.

Иногда Ему приходило на ум, что он хозяйничает на земле мертвеца. И тогда делалось страшно и стыдно — слово это так не шло к Ней, что, казалось, Её оскорбляло.

7 февраля 2010 года в г. Обнинске (Калужская область) состоится открытие V Международного Сретенского православного кинофестиваля «Встреча». Фестиваль проходит по благословению митрополита Калужского и Боровского Климента и при поддержке Министерства культуры РФ. О том, каким будет фестивальная программа в этом году, о радостях и трудностях этого кинофорума – беседа с президентом кинофестиваля монахиней Софией (Ищенко).

– Матушка София, как бы вы определили основное отличие кинофестиваля «Встреча» от других кинофестивалей и кинопоказов? И в чем особенность нынешней, пятой «Встречи»?

– Наш кинофорум имеет четкую религиозную направленность и является благотворительным социальным проектом. От других подобных проектов он отличается тем, что не скрывает своего религиозного содержания. Опираясь на христианскую этику и эстетику, он показывает путь выхода из духовного кризиса.

Историю почти каждой семьи можно проследить по вещам, принадлежавшим многим поколениям, избирательно накапливающимся и передающимся по наследству. Из пожара, сгубившего дом Яночки и её мамы, удалось вытащить большой бабушкин сундук в металлической узорчатой окантовке и старинную швейную машинку «Зингер», а так же некоторые тёплые вещи. Всё остальное пропало в пламени. Спаслись корова и задиристый петух со своими курочками. Остался нетронутым и погреб со всевозможными запасами на зиму.

Но жить погорельцам было негде, а зима в тот год выдалась лютая. Их приютили соседи. Выделили маме с дочкой закуток за занавеской возле печки, где они и спали вдвоём на бабушкином сундуке.

Яночка видела часто по ночам, как мама становится на колени перед небольшой иконой Спасителя, прикреплённой к бревенчатой стене, и при тусклом свете огарка свечи что-то шепчет долго-долго, а по щекам её текут слёзы. Девочка пыталась по движению маминых губ догадаться, о чём же она просит Бога.

Над распахнутой бездной
Плач души затерявшейся:
Где ты, ангел небесный?
Где Ты, Солнце сиявшее?

И не видно спасения,
Только боль и страдание.
О, Любвь беспредельная,
Доброта несказанная!

И откуда–то взглядом,
Дуновением–поступью:
– Я люблю тебя, чадо!
– Я люблю Тебя, Господи!
– Я люблю тебя . . .

  Под утро, сквозь пелену ночной тишины настойчиво прорвался сигнал телефонного аппарата.
  Сперва Тимка подумал, что ему это приснилось, и накрыл голову подушкой, но звонок продолжал  верещать, заставляя встать с кровати и бежать в прихожую.
–Алло, это квартира доктора Мокеева?
–Да, сейчас я его разбужу, – потряс головой Тимофей, прогоняя остатки сна. Будить никого не пришлось. Мигая глазами спросонья, Пётр Сергеевич босиком стоял в дверях, торопливо натягивая на себя рубашку.
Он отрывисто сказал в телефонный рожок несколько слов, и, не попив чая, ушёл в больницу.
–Случилось что-то важное, –понял Тимофей, и не ошибся.
Про это «важное» он узнал, едва приоткрыл дверь на улицу, чтобы отнести Крысе свежего молочка.
–Гимназистик, ура! Войнушка началась! – стукнул его по голове растрёпанной кипой свежих газет мальчишка-разносчик, – Представляешь! Вот здорово!

Ангел мой, пора, пора в дорогу!
От духовных выжженных пустынь
Мы пойдём с тобой в обитель Бога –
В Хиландарский сербский монастырь.

Ангел мой, прости мне без возврата
Вдаль ушедшие, разгульные года…
Я себя считаю виноватым,
Потому-то и спешу туда!

Ангел мой, среди руин былого
Мне осталась жухлая листва.
В Хиландаре я услышу Слово
И забуду прежние слова.

Мы затеряны в клетках квартир:
Телевизор, "инет", телефоны,
А на улице снег, как зефир,
По которому бродят вороны.

А над речкой – оранжевый шар,
Изучает тулупы и шубы.
И ушицы ядрёный отвар,
Обжигает рыбацкие губы.

И скрипит на морозе снежок
Под ногами случайных прохожих,
И свой первый, счастливый шажок,
Сделал мальчик, на маму похожий.

Я сегодня не выйду в эфир
И на день отключу телефоны.
Я хочу в этот сказочный мир,
Где по снегу гуляют вороны.
2009

Фантастическая повесть
1.

Этот город странный. Как бы это объяснить. Ну, представьте: вы покупаете мороженое. Летний знойный день. В тени около сорока. Пот градом. Рубашка на теле – хоть выжимай. Во рту пересохло ещё с ночи. Пить хочется, а что толку. Вода не спасает, хоть ты бочку осуши. И вот мороженое. Пломбир. Из холодильника. Белый такой. Парок от него прохладный. Руки от нетерпения дрожат. Так и хочется припасть губами, языком, зубами к этому снежно-нежному чуду. И вот, не удержавшись, ты кусаешь этот пломбир, и… Бог ты мой! Какая гадость! Он же горячий. Вот так, именно горячий. Такой особый сорт мороженого – шутка генной инженерии.
Нет, пожалуй, это неудачный пример. Как же тогда объяснить?

На белый лист разлилась тушь
И потекла на стол.
И рифм созвучие, и душ –
Алмаз, что ты обрёл.

И в неприкаянной судьбе
Не только – мели, рифы...
Любовь живёт, любовь к тебе –
Надёжный парус рифмы.

В моей душе, в моей душе,
Где было столько бурь,
Весна уже, весна уже –
Февральская лазурь.
 

(Слово о Н.Н.Страхове)

Удивительно, но в наше время перед российским обществом стоят те же проблемы воспитания и образования – в глубоком смысле основ народного бытия, – что и во второй половине ХIХ века. Застарелые проблемы, которые пытался решить выдающийся русский философ, литературный критик, публицист, один из столпов почвенничества, член-корреспондент Санкт-Петербургской Академии наук Н.Н. Страхов (1828-1896).
***

Николай Николаевич Страхов родился в семье священника. В 1851 окончил Педагогический институт в Петербурге. Преподавал естественные науки в Одессе, затем в Петербурге. С 1861 сотрудничал с Ф. М. Достоевским, был ведущим сотрудником его журналов «Время» и «Эпоха».

Александр Петрович вышел во двор своего дома. Осенний день был ясным и теплым. На небольшом огороде росой сверкали кочаны капусты и листья свеклы, на арке покачивался виноград. Он подошел к лозе и ласково погладил тяжелую фиолетовую гроздь. «Сколько же это вина будет», - подумал Александр Петрович. - «Наверное, до самой весны хватит».
Со двора дома открывалась панорама на реку, и было видно, как плавневый лес одевается в яркие одежды осени. Особенно красив был клен, который на обрыве реки полыхал красками, словно огромный костер.
Когда-то Александр Петрович ходил на этюды. Писал он и маслом, и акварелью. Несколько раз его картины выставлялись в городской галерее. Но это было давно, а сейчас засохшие краски с изображением на них советского знака качества просто лежали в стареньком потрескавшемся  этюднике.
Как же давно он не писал. Грусть волной накатилась на плечи и сдавила горло. Александр Петрович, не отрывая взгляд, смотрел на клен.

Приключенческая повесть с элементами фэнтэзи, мистики и триллера

ЧАСТЬ 1
Глава 1. Пойдём с нами!

Эти невероятные приключения начались поздним августовским вечером. Две девочки лежали на скрипучих казённых кроватях и шептались. В комнату медленно вползал полумрак… Он незаметно съедал остатки угасавшего солнечного дня, неумолимо крепчал и готовился к неизбежному превращению в тёмную непроглядную ночь.
– Владка, выручай! Марта заболела, а у нас тут такое приключение наклёвывается! И ведь без тебя нам никак нельзя: в команде обязательно должно быть семь человек.

Беседа с иереем Алексием Зайцевым, клириком Свято-Троицкого храма г. Челябинска

- Отец Алексий, в чем, по вашему мнению, проявляется духовное возрастание православного христианина?
- Духовное возрастание православного человека заключается в его приближении к Богу, в очищении его души светом Божественной благодати. Эта благодать исцеляет человеческое сердце от страстей, изгоняет из него все злое, неизменно направляя ко спасению и жизни вечной. Возрастая духовно, православный человек становится все более достойным сыном своей матери-Церкви: достигает более чистой молитвы, показывает большую ревность в совершении добродетелей и дел веры, с большей любовью и готовностью на жертву начинает относиться к окружающим. Наконец, он становится способным через свой личный пример доброделания приводить и других людей к живой вере во Христа.

Русь моя черная
Пьяная битая
Девка оффшорная
Терном увитая

Вот она тащится
С сумочкой нищенской
В камушки плачется
Влагой мытищинской

В белой накидочке
В кофточке плисовой
Легок на ниточке
Крест кипарисовый

Тропки немерены
Ножки исколоты
Ангелом велено
Выйти из города

В горы безлесные
В села с погостами
В Царство Небесное
Слава Те Господи
 

Я слова подкрепляю делом,
оттого-то и жив едва...
Над землей, как над мертвым телом,
склонилась моя голова.

Обнимает меня осока,
лижет ноги пес-ветерок.
Я лежу над землей высоко,
далеко от меня восток.

Льется дождик за мятый ворот,
ворон ходит вокруг меня.
Я в руинах лежу, как город;
нахлебался воды и огня...

Может быть, посреди травинок
честь по чести грядет исход,
и найдет меня светлый инок,
а, быть может, и не найдет...

И останусь в миру, как в храме,
где молитва - сплошь немота.
Подкрепляя дела словами
я уже не умру никогда.

Осенью Антошка поступил в первый класс православной гимназии. Семья, многажды обсудив на кухне это важное решение, сошлась на одном: да, пожалуй, лучше ему учиться тут. В окрестностях их двора, окруженного несколькими многоэтажными домами, были и другие школы. Та, что ближе всего, считалась престижной по каким­то признакам, все туда стремились определить своих детей. Но...

И не сказать, что уж очень набожными, церковными были и родители мальчика, и дед с бабкой — так, ходили, конечно, иногда в храм, по большим праздникам, но мало что знали и понимали во всем этом. Однако каким­то древним, наверное, из глубокой старины идущим чутьем, а еще скорее — любовью сердечной к этому маленькому голубоглазому мальчику с золотой кудрявой головкой, отраде семьи, промыслили они все: лучше, чем тут, ему нигде не будет. И пусть пока там у них тесновато, в гимназии, и проблем, наверное, много еще. Хотя о проблемах они ничего не знали — ну, так ведь всегда новое дело не вот тебе сразу гладко взяло и пошло.

Мой язык, он другой,
       он запрятан в заоблачной дали:
Мне пока не дано
       ощутить благолепие слов.
Пусть вам кажется, будто
       на всех языках обо всём рассказали -
На моём языке я
       ещё не сказал про любовь.

Мой язык, он другой
       он гортанный, он многопадежный:
Он подобен потоку реки,
       вниз сорвавшейся с гор.
Пусть вам кажется, будто
       он грубый, сухой и небрежный -
Вы ещё не слыхали всё то,
       что я в нём распростер.

 Мой язык, он другой,
       он славянский, похожий на эхо:
В нем нехватки глаголов
       не может случиться вовек.
Пусть вам кажется, будто
       он чувствует боль человека -
На моём языке
       передача идёт без помех.