Вы здесь

Петрович

Александр Петрович вышел во двор своего дома. Осенний день был ясным и теплым. На небольшом огороде росой сверкали кочаны капусты и листья свеклы, на арке покачивался виноград. Он подошел к лозе и ласково погладил тяжелую фиолетовую гроздь. «Сколько же это вина будет», - подумал Александр Петрович. - «Наверное, до самой весны хватит».
Со двора дома открывалась панорама на реку, и было видно, как плавневый лес одевается в яркие одежды осени. Особенно красив был клен, который на обрыве реки полыхал красками, словно огромный костер.
Когда-то Александр Петрович ходил на этюды. Писал он и маслом, и акварелью. Несколько раз его картины выставлялись в городской галерее. Но это было давно, а сейчас засохшие краски с изображением на них советского знака качества просто лежали в стареньком потрескавшемся  этюднике.
Как же давно он не писал. Грусть волной накатилась на плечи и сдавила горло. Александр Петрович, не отрывая взгляд, смотрел на клен.
«Петрович, привет»! - громко крикнул проходивший мимо калитки сосед Паша. «Смотри, клен загорелся», - произнес Александр Петрович. Паша остановился и посмотрел вокруг, но, нигде не найдя горящего дерева, с досадой махнул рукой и прошептал: «Да ну, тебя, Петрович. Опять спьяну что-то мерещится», - и быстро зашагал прочь.
Александр Петрович уже несколько лет был на пенсии, но ушел на нее не по возрасту, а по выслуге лет. Он был учителем в школе. Проводил уроки труда, но больше всего любил уроки рисования и черчения.
В свои немолодые годы он все еще выглядел так, что женщины часто поглядывали в его сторону. Но красота – не просто дар Божий, она - меч, и меч обоюдоострый. О лезвие этого меча и поранился Александр Петрович.
Еще в школе девочки не давали ему прохода, хотели с Сашей дружить, и он стал встречаться с ними. Одну из них, Марию, он полюбил. Хотел после окончания школы вступить с ней в брак, но, испугавшись строгих нравов ее родителей, оставил ее и женился на Екатерине, родители которой ничего не требовали от него. А тесть вообще часто приглашал его посидеть за рюмкой водки. И не заметил Саша, как вскоре без нее уже не мог пообедать. А потом пошли друзья, а с друзьями – подруги.
Дети и учителя любили Александра Петровича за его трудолюбие и добрый нрав, но однажды, когда он в очередной раз пришел на уроки после крепкого застолья, директор школы не выдержала и предложила ему уйти на пенсию по выслуге лет. Так, еще совсем нестарым Александр Петрович стал пенсионером.
Он любил угощать, и желающих принять его угощение становилось все больше и больше. Семью он перестал замечать и вспомнил о ней только тогда, когда дети выросли и разъехались. Жена же еще какое-то время побыла с ним, но потом оставила его и она.
Пенсия у Петровича была небольшая, и до конца месяца от нее не оставалось ничего, но знакомые продавщицы давали водку в долг, зная, что он потом обязательно отдаст. Бывало, соседи приглашали могилку выкопать или крест поправить на кладбище. Он никому не отказывал.
Однажды на похоронах Александр Петрович в задумчивости подошел к местному священнику – отцу Сергию, и спросил его: «А когда я умру, меня тоже будут отпевать»? - «Петрович, а ты крещенный»? - спросил батюшка. -«Нет», - признался он. - «Тогда не будут», - тихо ответил отец Сергий.
По прошествии нескольких недель Александр Петрович пришел в храм, побритый, в костюме, и попросил отца Сергия крестить его. Уходил из церкви он умиротворенным и с каким-то необычайно светлым лицом.
Стоя во дворе, оставшийся в душе художником, Петрович продолжал смотреть на играющий золотом осени лес, как вдруг заметил, что из-под клена, который так понравился ему, валит густой дым. «Вот сорванцы, сожгут ведь дерево», - проговорил он, глядя на ребятишек, сидящих у костра, и направился к ним. Идти было тяжело, болели суставы. Но он спешил, желая спасти дерево.
На корточках у огня сидели двое: третьеклассник Вова, сын соседского Паши, и второклассник Коля, внук директора школы. Петрович подошел поближе. Он хотел отругать ребятишек и заставить их погасить костер, открыл рот и…замер. В костре лежал ржавый артиллерийский снаряд. Снаряд зашипел, а потом стал громко свистеть. Петрович схватил Вову одной рукой, а Колю другой и потащил их к обрыву реки. Напуганные дети вырывались от него как могли, а Вова изловчился и стал кусать его за палец, но Александр не обращал на это внимания, а только тихо повторял: «Господи, Господи, Господи…». Добравшись до обрыва, он наклонился и опустил детишек на берег.
Оглушительный взрыв сбросил Петровича на влажный песок. Он увидел, как медленно падают красно-желтые листья клена, а потом все исчезло…
«Пробудись, к тебе пришли гости», - легонько за плечо тормошил спящего после наркоза Петровича хирург районной больницы. Художник открыл глаза. В дверях палаты стояли дети. Вова несмело подошел к тумбочке и положил на нее букетик астр, а Коля протянул большое румяное яблоко.
Из коридора заглянул сосед Паша и радостно возгласил: «Петрович, Вы, насчет клена не беспокойтесь, мы там уже молодой посадили».
Петрович заулыбался и едва слышно произнес: «Так хочется взять в руки кисть и краски».

 

 

Комментарии

Во всем рассказе - боль, освещенная теплотой, любовью, надеждой. Через веру. И это наша жизнь. Очень узнаваемая.

А от прочтения - укрепление надежды, устремления к спасению.

СпасиБо! Всего Вам доброго, отец Василий!

Олег, спасибо за память, за то, что посвящение не снял. А рассказ, и правда, хороший.
Дмитрий Ермаков.

Олег Селедцов

Спасибо, батюшка, за рассказ. Незамысловатая история про обычного человека. Помните, в советской песне: «Таких у нас в России миллионы». Трудолюбивый, совестливый. Содержит огород, возделывает лозу. Дети и учителя его любили, продавщицы в долг дают, знают, что вернёт. Одна беда – пьёт. Одна беда, общая на всех нас. Сколько их, пьющих на Руси, на Украине, в Белой Руси! Однажды к нам в Майкоп, в гости приезжал замечательный поэт Николай Зиновьев, встречался с творческой «антиллигенцией». И один местный аксакал с издёвкой спрашивает его: «Что это у Вас Николай, в ваших стихах так много пьяных? Разве о водке должен писать настоящий поэт?» Горько усмехнулся Зиновьев. «Пишу о том, что болит. Вот здесь, в сердце». Да, это наша общая, страшная боль. Сколько спивается, сколько спилось и сколько ещё сопьётся. Господи, прости нас грешных. Однако, знаете, батюшка, читал и невольно сравнивал Вашего героя с другим Петровичем, карикатурным, производства Бильджо и К°. Помните? Этакий русскоговорящий дебил с претензиями на некую вселенскую мудрость. Так вот, сравнение, безусловно в пользу нашего Петровича, простого мужика, доброго, честного, совестливого. И ещё. Несколько лет назад я написал стихотворное посвящение своему другу вологодскому прозаику Димитрию Ермакову. Хочу привести его здесь, пусть это будет моим подарком Вам за Ваш рассказ.

 

ПЬЁТ РУСЬ
Дмитрию Ермакову

Иссяк родник когда-то ласковый.
Изба, скрипя, сползла в овраг.
Колодец зарастает ряскою.
Где русский дух? Лишь смрад и мрак.

Пьет Русь, озлобившись в отчаянии.
Брат поит брата, сын - отца.
Без Бога, мира, покаяния.
И нет, и нет, и нет конца.

Прощай, вина, в вине забытая,
Лишь бабий рев и волчий вой...
И рожа трезвая и сытая
Маячит над печной трубой.

24 октября 2001 г.

что свои "пять" сую без спросу, маленькая аграрная поправочка: поздней осенью (я так понял, что это она самая и есть- конец октября ), виноград есть, капуста поздняя тоже есть, а вот свекла своей ботвы уже лишилась, листики увяли, но в земле корнеплод еще хорошо сохраняется. Это я о юге России.
Трудно представил себе человека, который неубранный урожай оценивает: это у крестьянина правило дурного тона, хотя, люди разные бывают, простите...
Бросилось в глаза несоответствием.

Захар, зачем заходить на маленький литературный огородик, когда есть целые поля? Зайдите,например, на поэтическое поле, посвященное Рождеству Христову. Так, о Вифлееме, с его субтропическим климатом (зимой температуры днем составляют 12-14 град. С, ночью – 8-9 град. С ) и растительностью (маслины, виноградники и пр.), Борис Пастернак в своем знаменитом стихотворении «Рождественская Звезда» пишет: «Вдали было поле в снегу и погост,/ Ограды, надгробья, /Оглобля в сугробе,/И небо над кладбищем, полное звезд.» Людмила Колодяжная в «Волхвах» говорит: «Снежной дороги каша, /Самая глушь зимы»… Иван Бунин начинает свое стихотворение «Вечерний Ангел» словами: «В вечерний час над степью мирной»… Но Вифлеем находится не в степи, а в гористой местности. Далее он говорит: «Вечерний Ангел шел, колосья собирая /
И васильки, и пел в тиши»… Зимой в Вифлееме такую картину мы, наверное, не увидим.
Подобных примеров и в поэзии, и в прозе можно найти великое множество. Но какая  от этого польза и радость?

когда оставлял свой комментарий, тем более ознакомившись с Вашей биографией и профессиональной деятельностью, полагаю, Вам нужно было меня отшлепать, для пущего вразумления.
Благодарю за поэтическое наставление и надеюсь, что Вас не обидел. Ваш Захар.