Вы здесь

Светлана Леонтьева. Поэзия

Картинки бытия. Иерусалим

ИЕРУСАЛИМ.

КАРТИНКИ БЫТИЯ

 

1.

От Дамасских врат, как эгрегор, мраморный храм,

по арабским кварталам люди мирно идут.

Разбросало евреев по всем планетным кругам,

а они – евреи – хотели бы жить вот тут.

 

Это их, евреев, томили по концлагерям,

изгоняли из разных, куда они шли, земель.

Не – еврейка я, но сегодня еврейка я – вам,

как могла позабыть я, растущий, сквозь камни, хмель?

 

Как могла позабыть я с горбинкой еврейский мой нос?

Если «хава нагила» у всех от Христа вены жжёт?

И скажи, кем ты был бы великоросс,

если чаша добра бы склонилась наоборот?

 

Ибо бремя твоё: охранять, защищать и беречь,

ибо время твоё – это просто века и века.

Светлана Леонтьева. Стихотворение 22 июня

***

Расскажите об этом, если я не смогу!

Если вдруг потеряю голос, гортань и уста мои!

Если вдруг языком вырву яростную строку

безголосыми ямбами!

 

Если лягу я вдруг подбородком на это стекло,

если просто не стану вдруг птицею я белошеею,

про войну расскажите, осколками, как нас секло,

протянитесь вот также траншеями,

блиндажами, окопами, сетками от бпла

и носками из шерсти, что связаны в Русском Поречном.

Мы войною пропахли насквозь. Ибо есть просто два,

два конца у войны нас двухсотили и нас калечили.

 

Всё равно вперёд шли. И не надо об этом молчать!

О ребёнке убитом, о Горловке, ставшей Мадонной.

Я – сама эта мать! Эта скорбная – в камне – чей плат

МИнута молчания...

Минута молчания – минута кричания,

но молча кричи, всей душою кричи!

Гляжу я на дедушкины кирзачи,

они шли, месили грязь!

Слышу рыдания

оглохших старух над телами сыновьими,

осипших невест, что успели стать вдовами,

так с праздником, родина! Слёзы утёрли мы.

И нет в нашем мире пронзительней праздника! ,

что землю плакучую выкрасил кровью!

Послушайте, милые! Твердь ярко-красную!

Послушайте, милые! Родину-матушку!

И сколько бы времени с тех пор не минуло,

но дед мой, одетый в шинель мешковатую,

идёт в керзачах в даль идёт соловьиную!

Могила его там, в Орловской губернии.

А керзачи гуталином пропахшие

хранятся в музее.

И звёзды сквозь тернии

НЕ словами, а гимнами говорить...

***

Вот как представлю, что могли мы потерять

свою страну на стыке века с веком,

как мы теряли человека в человеке,

как в матери свою теряли мать –

алкашку, спившуюся в синяках и шишках.

Вот, как представлю, понимаю, слишком

мы, русские, - доверчивый народ.

 

Глядите на Китай! На панду с мишкой,

Конфуция, что никогда не врёт

и даже смертью он не врёт, как комплекс

нравоучений и, как правил свод.

Что нас подтачивает? То ли запах вишен?

Поля с ромашкой? Творог, хлеб и мёд?

 

Иль близость смерти? О, скажи, где жало.

Или Чернышевского известнейший вопрос?

 

…Я чуть дитя тогда не потеряла

от пере-доз!

 

И до сих пор мои трясутся руки,

Выкликивать тебя из непогибели...

ЗАКЛИЧКА

 1.

Всё кажется случится чудо! Выпытай

у тех болот словами не охриплыми,

у чаши, что неупиваема.

Выкликивать тебя из непогибели,

выкликивать тебя да у окраины!

 

У той окраины ланцеты с эфпивишками,

у той окраины, что дюже лихо-лишенько!

И нету у тебя иных защитников,

шёл лесом Лёша, шёл ракитником.

 

Болотом шёл и рощей шёл берёзовой.

Из тьмы я выкликаю абрикосовой!

Ужели потерялся, не отыщется,

ищу, ищу, ищу тебя закличкою!

Всё кажется случится чудо дивное,

откликнется, узнается, поведают!

А кто бывал на этой страшной линии,

бывал, тот знает эти взрывы медные.

 

У смерти звуков нет: она – молчание.

Примирение

Да, ты права – мы сами были с тобой твердолобы,

словно по минному полю шли (для себя клали мины!),

И наизнанку уста – мы,

горла,

тугие утробы.

Я ли тебе кричала, ты ли кричала мимо!

 

Полем шли комариным (Ох уж, мне эти укусы!),

лесом шли мы змеиным, пасекою пчелиной.

Но меня боль душила! (Как говорят абьюзер –

боль моя!) Много боли! Напополам – рубила…

 

Это я так дружила: ты, боль и я чуть с краю.

Просто – плохой характер. Но я совсем не злая.

Если бы жить стерильно. Не совершать перегибов.

Если бы, как от Матфея, Марка, от Иоанна!

Если бы вовсе не Сирин. Если бы просто «спасибо»

мне научиться выпрастывать бережно и гортанно!

То не ругались правители,

Холодно. Как холодно. Мне холодно

Холодно. Как холодно. Мне холодно.

Снят хитон пурпурный со Христа:

не прикрыть ни плечи и не голову,

и не увернуться от хлыста.

- Не остави нас, ох, не остави…

Или, Или, лама савахфани, -

Шепчут непонятное уста.

 

Скоро Пасха. Куличом наполнено

наше время. Взяли мы Изюм.

Но сегодня холодно. Как холодно

посреди развалов и безумств.

 

Рвут на части – в гневе, лжи, как прежде –

нашу родину рвут посреди дорог.

Но Христу сейчас не до одежды

той, что делят у Его же ног.

 

Рвут на лоскуты и рьяно спорят.

Четверо. Бесшовный рвут хитон.

Холодно ему. Такое горе…

Хоть глоток воды бы…Просит Он.