Увидел я зигзаги на оконных стеклах
Колеблющихся веток, линий проводов сети
На фоне неба хмурого и туч поблеклых,
В причудливом рисунке детском взаперти.
А были в юности мои пути свободны,
Бродил я в самости запутанных дорог,
Немало веток изломал я в дебрях непроходных,
Истратив сил, вернулся к дому на порог.
Теперь смотрю в распахнутое сердце,
Изглажу в нем я хитростный зигзаг.
Сплету крест-накрест с веток гибких дверцу
И затворюсь, оставив позади неверный шаг.
Прикосновением, как чистого белья,
Берёсты телу с черными рубцами пятен
В последний день святого февраля
Начался пост, душе моей приятен.
И на пригреве бурых по весне проталин
Луч солнца нежно радует меня.
Сыновней участью мы дети Бога стали
От благодатного Богоявленья дня.
В воде студеной, телом леденея,
Скажу: меня ли скроет тьма и тень,
И свет, как ночь окутает ли грея?
И тьма, как свет и ночь светла, как день.
Окинешь ли взглядом бескрайние дали…?
Вблизи вижу рощи горелых берез.
От зноя здесь травы кругом полыхали,
А нынче стоит посткрещенский мороз.
Вдали ряд понурых, безлюдных домов,
На хмуром погосте заснежено поле,
Еще не исхожено ни по чьей воле,
Среди позабытых могильных холмов.
Откуда такая затерянность края,
Безмерная грусть и печаль тишины?
Затихшее эхо ушедшего рая
В надежде проснуться опять без вины.
Стихает человеческая страсть,
Безумства умолкает всяк глагол
И с неба сходит неземная власть
Преобразить внизу лежащий дол.
И внемлет небо радостным волхвам,
Звездою шествующим издалёка,
Скрипит снег, вторя ангельским хвалам
Созвучьем странным высоко — высоко.
Смирилось в яслях бессловесных Слово,
А в Вифлееме слышен детский плач.
Сын Божий принял плоть безмолвно,
А не щадит плоть дьявол и палач.
С пелен Тебе готовит истощание
Соединение от двух естеств:
Бессмертие и наше умирание,
Болезнь и тля земных существ.
О, русский север! Мало здесь тепла,
Но не ропщу на твой суровый норов.
Зима так щедро снега нанесла,
Накрыв село сверкающим убором.
Полгода непогода, холода,
Природа подчинилась Божьей воле,
Таится подо льдом в реке вода
От зимнего до вешнего Николы.
И на просторах этой стороны,
Неизмеримой с края и до края,
Гуляет тихий ветер старины
Под омофором Чудотворца Николая.
Ноябрь на исходе
И рощи спят во сне.
Стихает все в природе
В нехитрой новизне,
И в круговороте.
Ноябрь на исходе, —
Прошепчет ветер мне.
Мы оба в непогоде,
В прозябшей простыне,
Оставим шаг под снегом.
На ветке, словно слезы
Прощанья листьев с небом
Задумчивой березы —
Черед метаморфозы
До смерти истощать.
Проститься и прощать.
Как любишь ты неброские цветы...
В них есть та примесь от туманов,
Которые ложатся рано-рано
И серебрятся утром от воды.
Средь них упавших яблок наземь
Еще тепло от летних дней.
Продлить тепла бы дней хоть на семь,
Но, ночи стали холодней.
Уже не слышен детский смех
И пес все больше в будке спит.
И лишь цветочек поздний мне
О чем-то важном говорит.
«Я есмь лоза, а вы ветви; кто пребывает во Мне, и Я в нем, тот приносит много плода» (Ин.15:5).
Зрелая лоза,
Гроздья твои надо мною спелые
Знают рук заботливых старания умелые,
Запах матери-земли с ее теплом объятия,
Слез, страданий, неизбежного распятия
В недрах истощенного плода.
Зримая лоза,
Как в тебе вода
Кровью истекает Нового Завета на твоих плодах?!
Сладость рая разольется на моих устах,
Терпкость на исходе свяжет вкус моей гортани.
Смерть крепка! Но с ней мой грех увянет.
Свет Твой присносущный вижу я.
Мне тогда и жизнь - Христос, и смерть - приобретением станет!
Слетают листья серебристых тополей,
Сливаются стволы с дождливым небом воедино.
Щемит душа в полете журавлей,
Над уходящим летом вдаль и беспричинно.
И лета этого как будто и не жаль,
Хотя пора настала — сплошь повсюду умирание.
И словно плеч моих коснется шаль, —
По кругу падающих листьев вниз, шуршание.
И в сердце, разделенном на две части,
С двух судеб беспощадно, вкореняться норовят
Венец увядший с пробужденьем страсти,-
Все о любви и говорят, и говорят...
Шумит прибой. Блеск грозовой зарницы
Мне не дает уснуть никак:
То вопли полуночной птицы,
То лай в долине у реки собак.
Умчалась в ночь совсем ребенок
С наивной женскою горячкой,
Меня оставив среди полок
С твоей игрушечной собачкой.
Я слышу детский плач
Под стук колес ночного рейса...
Налью коньяк, скажу: согрейся,
И никого уж больше не дурачь!
К утру все стихнет. Только соль от слез.
На мокрых листьях пожелтевших кленов
Калачиком свернулся рыжый пес,
Посапывая утомленно.
