Вы здесь

Малая церковь Михаила и Марии

из книги «Прихожане»

Изначально это было село. Лет сорок назад город подвинулся к нему вплотную и втянул в себя. Приращивал площади без бульдозера и экскаватора, широким шагом перемахнул белёные хатки, и за дальней их границей возвёл новый район. Село, ставшее городом, жило, как и раньше. Ну, газ провели, водопровод протянули...

Я спросил мужчину, который собирал в мусорное ведро абрикосы, нападавшие под развесистым деревом, как пройти к церкви. Он приветливо объяснил: «Прямо-направо-прямо-направо». Июльское утро. Начало девятого. Солнце припекает вовсю. Небо чистое. Украинское радио обещало «спэку» и не ошиблось, «стовпчик тэрмомэтра» явно поднялся в тени до тридцати, не собираясь останавливаться на достигнутом. Что уж говорить про «стовпчик» на солнце. Улица чуть забирала вверх. Дома по обе стороны одноэтажные. Чаще белёные, крытые красной черепицей или шифером, стены других под серой штукатуркой. И сплошь буйство зелени. При дороге вишни, орех, абрикосы, редко шелковица, роняющая на землю иссиня-чёрную, отдалённо смахивающую на малину ягоду. Раздавленная оставляла она чернильные следы на земле. С одежды, кстати, смыть такие – проблема. Взгляд, скользя поверх заборов, выхватывал ветви с краснеющими грушами, яблоками... Село. Собака залаяла, петух прогорланил, будто проспал зарю и навёрстывает упущенное.

Вот и церковь. По заочному знакомству знал, за её основу взят обычный сельский дом. Поэтому ожидал увидеть скромный храм. С фасада таким и показался. Первое впечатление было обманчивым. Один придел, но просторный… Высоченный сводчатый потолок, большие окна. Потолок расписан. Преподобные Сергий Радонежский и Иов Почаевский, праздничные иконы: Рождество Христово, Крещение Спасителя, Преображение, Успение Пресвятой Богородицы...

По левую сторону в храме стояли одни женщины, по правую молилось больше мужчин. Два кондиционера под потолком справлялись с духотой. Служба текла плавной рекой. Священник, лет пятидесяти, служил размеренно, торжественно. Под стать ему был клирос, расположенный на хорах над притвором. «Херувимскую» пел напевом Софрониевской пустыни, с замедлением в конце каждой фразы. Волнообразный ритм увлекал за собой, держал внимание…

Те, ради кого я ехал через весь город в эту церковь, пришли на просительной ектении перед «Символом веры». Мама, папа и трое деток – две девочки и мальчик. Девочки быстро перекрестились, мальчик старался в поклоне (по примеру папы) коснуться пальцами пола. Позже расскажут, он, будучи днём раньше с мамой в гостях, после трапезы поднесёт ручку ко лбу, чтобы перекреститься и сказать обычное: «Спасибо мама, спасибо папа, слава Господу Богу». И замрёт в растерянности с пальчиками у лба, не обнаружив иконы…

В следующее воскресенье мне доведётся самому услышать молитвы малышей. Причастившись, они подойдут к иконе Казанской Божьей Матери. Старшая встанет вплотную к образу, сложит руки на груди, и только по губам будет видно – молится. Младшие обратятся к Богу во всеуслышание, тонкими голосочками начнут просить: «Убереги, Господи, нашего папу от шторма и бури, пожаров и акул, злых людей и пиратов, от потопления и смерти. Верни нам его живым и здоровым». И за маму: «Пусть не болит у мамы головка, не болят ножки, не будет высокой температуры!» А потом старшая отругает малышей: «Опять вы кричали! Сколько говорить: нельзя в церкви кричать!»

Это случится через неделю, а пока церковь молитвенно запела «Отче наш», детки пели старательно и громко, младшая девочка, высоко подняв голову в панамке с волнистыми полями, при этом руки завела за спину, будто хотела взлететь.
После «Отче наш» в храме началось движение. Ко мне подошла моя родственница Лена и представила родителей детей, за которыми наблюдал во время службы:

– Познакомься, это Мария и Михаил.

Михаил протянул руку. Мужчина лет сорока пяти. В очках, синей футболке, лёгких джинсах.

Женщина была красива спокойной красотой. На шее на короткой золотой цепочке золотой крестик. Широкий, наподобие мужского нательного старообрядческого. Золото крестика напомнило когда-то услышанное: «Чем дороже крест, тем тяжелее нести».

Мария направилась за просфорами. Мы с Михаилом через боковую дверь вышли в церковный двор. Сели в тени абрикоса и колокольни, стоявшей поодаль от храма.

– Я судовой электромеханик, – начал рассказ о себе Михаил. – В Бога поверил на корабле… Хожу на сухогрузах. Летом 1992 года пришли в Амстердам. На меня как затмение от жадности накатило – нахапал аудиовидеоаппаратуры.... А всё почему? Были серьёзные проблемы с тёщей. Жили вместе в небольшом доме. Я тоже не сахар… «Жертва Богу дух сокрушен; сердце сокрушенно и смиренно Бог не уничижит…» У меня сейчас-то со смирением проблемы, тогда – тем более… Вдруг засветила отдельная квартира, и понадобились деньги. Срочно. Аппаратура на тот период – страшнющий дефицит. Народ дорвался до разгульных зрелищ – порнухи, чернухи. Хотел, всё как у людей в цивилизованном мире. Видеомагнитофоны шли на ура в комиссионках. Это сейчас магазины завалены техникой, тогда – шаром покати. У меня глаза квадратные: во наварюсь! Сделаю недостающие деньги на квартиру. Привёз аппаратуру на корабль. Полные закрома радости. В голове мечты идиота – представляю себя в новой жизни с отдельной квартирой. Без тёщи. Как окажется позже, корень сидел не в ней, а в отношениях с женой. Не буду грешить на неё... Оба хороши... Когда закрома радости поутихли, в голове в спокойной обстановке включился компьютер, я с ужасом понял – пролетаю. Поторопился разъехаться с тёщей. Добрая часть того, что планировал наварить, уйдёт на пошлину, на доплату за перегруз при перелёте домой. У меня килограммов сто двадцать аппаратуры... Вариант с квартирой подвернулся по принципу «дуракам везёт», но если деньги после рейса не найду, останусь в дураках – квартира уплывёт...

В тот период я взялся изучать английский язык. На нашем корабле начальником радиостанции был грек, он подарил мне Библию на английском, протестантскую. Я решил совместить изучение английского и чтение Библии. За полгода до этого лежал в больнице с баптистом. Он обронил интересную фразу: «Ты думаешь, я так просто здесь очутился? Нет, это Бог меня сюда положил». Спорить с ним не стал, плохо мне тогда было – желудок скрутило, но слова его о Боге запомнились. Это сейчас я миссионер на море. В компьютере один терабайт записей православной тематики: лекции, проповеди, акафисты, фильмы, песнопения. Кто-то лекции на большие залы читает, я работаю с нашим братом, моряками, индивидуально. В предпоследнем рейсе сцепился с двумя поляками. Мужики в возрасте, одному едва не врезал... Опять же, где оно смирение?.. Готов был кулаками в морду лица проповедовать. Спасибо товарищу – вовремя встал между нами. Всё одно нагрешил – от сквернословия не удержался. Хорошее дело: миссионер, проповедующий матом. Прилетело тут же – на следующий день нарыв под языком раздуло такой, что резать пришлось… И то мало помогло, только с Божьей помощью исцелился...

– Извините, – перед нами вырос мужчина.

– Мой кум Виталий, – представил его Михаил, – Дашин крёстный отец.

Виталий отдал Михаилу пластиковый контейнер для яиц:

– Свежайшие!

– Люблю сырые яйца, – сказал Михаил, когда кум, распрощавшись, ушёл. – Может, в новом доме тоже курочек заведём... А Виталий балует меня... Если говорить о вере, любопытство к церкви с молодости было. Мог зайти в храм, посмотреть. Раза два постоял на службе. В Одессе в храме был отличный хор, а к музыке я больше чем неравнодушен. Церковное пение удивило своеобразием. Хоры считал отмирающим искусством – вымученная обязаловка для школ, училищ и заводских коллективов. Церковный хор пел непривычно красиво. В общем-то, к церкви испытывал любопытство, не больше. Евангелие открыл, прежде всего, потому, что изучал английский. Перевёл для начала «Отче наш»... В тот раз мы шли с песком из Бельгии на Италию. В голове долбило: как быть с аппаратурой? В одну ночь взял и помолился. Чистое звёздное небо, спокойное море, встал на колени и начал молиться. Без слёз, но слёзно. Много раз прочитал «Отче наш» (с моим тогдашним английским перевёл приблизительно), горячо просил Бога своими словами, говорил, что разваливается семья, а у меня дочь, нужна квартира... На следующий день после обеда прикемарил, состояние полузабытья, тонкий сон, и в нём вижу Саню Гордиенко, в мореходке вместе учились, и Лёшку Арбузина, хороший хлопец, в подчинении у меня был. Будто я им передаю аппаратуру. Дня два прошло, мы заходим в маленький итальянский порт. Стоят три парохода. Там только четыре и помещается. На одном Саня, на другом Лёшка. Они ходили в Мариуполь и обратно. Одному отдал третью часть аппаратуры, другому столько же. И проблема разрешилась. Позвонил двоюродному брату, он в милиции работал, время-то бандитское, моряков лихие ребята пасли только так, на раз могли бомбануть. Брат Саню с Лёшкой встретил в Мариуполе... Я купил квартиру...

Подошла Мария. Подала Михаилу полиэтиленовый пакетик-«маечку» с просфорками. Десятка три не меньше.
Михаил пояснил:

– Дети любят просфорки, утро с них начинают.

– Причащать не скоро будут, – сказала Мария, – много исповедующихся, отец Владимир один... Пойду к детям...
Михаил продолжил рассказ:

– Мария – вторая жена. С первой разошлись пятнадцать лет назад. Квартира отдельная не выручила. С Марией сначала ходили в украинскую церковь Киевского патриархата. Потом перешли в церковь Московского патриархата. Выбрали этот храм. От нашего дома недалеко. Хороший батюшка, отец Владимир, но прихода в истинном понимании, братства церковного нет. Общая наша беда. Я-то думал – здесь люди активные, организовали приходскую жизнь. Почему так думал? Приход отстоял своего батюшку. Митрополит решил настоятеля отца Владимира перевести в другую церковь, видимо, попал в немилость, а на его место поставить отца Алексея. Приходу решение по рокировке не понравилось, поднялись стеной: не отдадим батюшку. Он храм из ничего построил, он создавал церковь, он нас десять лет окормляет – не отдадим. С этими требованиями заявились в епархию. Митрополит подумал: если каждый приход начнёт диктовать условия... И привозит отца Алексея представить будущей пастве. Группа женщин перед входом в храм встали пикетом: не пустим! Впору спецназ вызывать для разгона. Владыка начал переговоры, дал характеристику отцу Алексею с самой выгодной стороны: выпускник духовной академии, опыт работы в сельском храме. Да вы поезжайте, говорит, в его бывший приход, спросите у прихожан. Ничего, убеждает, не потеряете, только приобретёте. Не тут-то было. Женщины упрямо твердят: не отдадим отца Владимира! Ни за что! Полчаса бодаются, час. Митрополит прибегает к последнему средству... Народу много набралось. Кроме пикета, на смерть стоящего, прихожане менее боевитые подтянулись, зеваки тут как тут, как без них. Митрополит видит, словами не возьмёшь, при всём честном народе встаёт перед женщинами-бунтарками на колени: «Именем Господа нашего Иисуса Христа Сына Божия прошу – пропустите в храм». Коленопреклонением подлил масла в огонь. Женщины прямым текстом: как это вы, митрополит, апостол нашего времени на коленях перед нами? Никакого смирения перед Владыкой не проявили. Есть в приходе активистка Антонина Фёдоровна, бывший исполкомовский работник, семьдесят лет, энергии – на сорокалетнюю. Владыка на коленях, а она ему читает сверху вниз нотацию. Почему не хотите нас послушать, почему игнорируете мнение прихожан? Кому, как не вам, знать, что такое для верующего человека духовный отец! А вы забираете его. И тоже бух перед митрополитом на колени: «Ваше высокопреосвященство, оставьте отца Владимира!»

Пошли на компромисс. Отца Владимира Владыка не стал переводить, отец Алексей вместе с ним служит. Я подумал: вот это приход! Вот это братство православное. Вот где жизнь христианская! Но нет, всё сводится к службе. Да, храм благолепный, иконостас недавно богатый поставили, у священников облачения красивые. Службы ведут без торопливости. На исповеди священник может полчаса держать. Не спешит: быстрей-быстрей. Но другой работы нет. Есть воскресная школа для детей. И ничего больше объединяющего. Мы как держались своей группкой, которой пришли сюда, так, практически, никого не знаем. Нет соборности. Нужно какое-то дело прихожанам. Видите, вон трава растёт, прополоть некому. Кто-то сказал: «Вера без дел не бывает».

Вернулась Мария, попросила Михаила достать из машины пустые бутылки и набрать святой воды. Михаил ушёл. С Марией поздоровалась женщина, она вышла с упаковкой свечей из невысокого церковного строения, стоявшего в глубине двора.
– Моя бывшая коллега, – пояснила Мария, – вместе работали в больнице.

К Марии подошла старшая дочь, на вид лет восемь, в лёгкой косыночке. Длинные, лопушками, ресницы, светлые волосы, пучком собранные на затылке.

– Это наша Галя, – представила Мария.

Приход Гали имел конкретную цель, она мягко наябедничала на брата:

– Мама, а Гоша трогает котёнка. Сначала палочкой, а потом руками!

– Трогайте, трогайте уличных котят, потом будут вавки.

Скоро появился сам котёнок. Его принесла младшая девочка – Даша, которая пела «Отче наш», взлетая. Весёлые глазки, длинное платьице, на голове всё та же панамка с волнистыми полями. Даша положила котёнка рядом с мамой. Пушистому тигрово-полосатому котёнку было жарко. Он распластался на лавочке, безжизненно вытянул передние и задние лапы.
– Мама, возьмём его? – весело попросила Даша.

– Ты Боцмана и Барса замучила, по всем углам прячутся от тебя. Теперь за этого примешься? Хватит с нас двоих зверей!

– Нет, я бы его не мучила, я бы его гладила, молочком кормила.

– Так я тебе и поверила. Всё. Неси в тенёк на травку, ему здесь жарко.

Даша взяла котёнка, сказала ему со вздохом:
– Я тебе говорила, мама не захочет.
– Даша, помой руки после кота, – дала наказ дочери Мария и повернулась ко мне:
– У меня чувство: я её родила, это моё дитё! Ты носишь ребёнка в себе, ты ждёшь его, ты знаешь его, он становится роднее и роднее, боишься за него и радуешься, он связан каждой клеточкой с тобой. Когда увидела в больнице Дашины глаза (лысая голова и эти огромные глаза), забыть уже не могла. Матери девочка была не нужна – помеха, обуза. Мать катилась в многолетнем загуле, не думая ни о себе, ни о дочери. Совсем чужие люди привезли беспомощную девятимесячную Дашу в больницу. Ребёнок пропадал... Знакомая провела в палату к ней... Я тогда ещё ничего не решила окончательно. Хотя думала о приёмном ребёнке… Эта мысль пугала, но тихо стучалась в сердце. И вдруг Даша...
Жизнь Марии неоднократно делала зигзаги. Первое замужество, второе, сын от первого брака... Встреча с Михаилом в переломные девяностые. Романтичные, динамичные, бандитские девяностые годы затягивали в свой круговорот, требовали движения, заставляли плыть против течения, искать. Мария, работая медсестрой, окончила бухгалтерское отделение техникума. Не бросая медицины, поступила в межрегиональную академию на экономиста. Окончила. Училась с интересом. И только. Уходить из больницы не хотела. Устоявшийся коллектив, привычный круг проблем, семнадцатилетний опыт. Михаил выдернул в неизвестность. Настойчиво убеждал, что медицина никуда не денется, можно всегда в неё вернуться. Почему не попробовать себя в другом? Время бурное, всё меняется, можно сделать карьеру... С тяжёлым сердцем уволилась из больницы, непросто начинала себя на новом поприще – в страховом бизнесе. Были слёзы, проблемы с языком: для медицины её украинского вполне хватало, на новом месте требовалось вести большой объём документации.
Вскоре высохли слёзы неуверенности, жизненный опыт, острый ум, интеллигентность, красота, женское обаяние сделали своё. За короткий период выросла до заместителя руководителя компании. Михаил оказался прав: новое время требовало новых людей. Марией заинтересовались конкуренты, от них стали поступать предложения о переходе с повышением – на должность директора. Вчерашняя медсестра превратилась в бизнес-леди с элегантной машиной, достойной зарплатой, карьерными успехами, отдыхом за границей... В круг деловых знакомств входили директора заводов, депутаты, солидные предприниматели... Свои опасения при уходе из медицины вспоминала с улыбкой: глупая, чего боялась, если бы не Михаил, так и ставила до пенсии уколы да системы, жила больничной суетой...
– Мише ничего не сказала, увидев Дашу. Захотела взять её… И сомневалась. Поехала в монастырь к старцу. Он резко отреагировал на вопрос брать или нет приёмного ребёнка? Дескать, поиграетесь, потешитесь, на этом всё закончится. Вам-то, мол, что, а ребёнку нанесёте душевную травму на всю жизнь. Ругал меня, что ходим с мужем в церковь Киевского патриархата, а не Московского: «Это раскольники, – возмущался, – отступники!» С тяжёлым сердцем ушла от него. Поехала в Кулевчево. Батюшка в Кулевчево с болью в голосе сказал: «Зачем вы ездите в этот монастырь? Все мы грешные, но хотя бы не самочинничаем. Они без благословения отчитывают, старец направо и налево раздаёт категоричные советы...» По поводу ребёнка сказал твёрдо: благое дело, молите Бога, он управит. «Берите ребёнка и стройте свою малую церковь», – благословил на прощание.
На последних словах подошёл Михаил.
– Она откладывала разговор о Даше, – сказал он. – Помню, мы ужинали. Хороший вечер. Маша вдруг говорит: «Давай возьмём ребёнка?» Меня как током шибануло. Как ребёнка? Что за тема? Никогда не заикались ни о чём подобном. Своего хотели, да! Но раз Бог не даёт... И что значит «возьмём ребёнка»? Это не гриб в корзинку. Положил, поносил, не понравился – выбросил. Я что-то начал говорить, Мария молча выслушала, а потом предложила посмотреть. Есть конкретная девочка...
Мария познакомилась с Дашей нелегально. Покровительствовала знакомая, шла на серьёзное нарушение. Устроить свидание во второй раз, ещё и с Михаилом, отказалась. Посоветовала обратиться к начмеду. Мария честно рассказала той о желании, сомнениях и встретила сочувствие. Силой своей власти начмед провела Михаила и Марию к Даше.
– Спасибо ей. Я принесла йогурт, детское питание. Кормлю, Даша как птенчик открывает рот. Кроха, что там десятый месяц. Взяла на руки. Поиграла с ней. Миша вообще к Даше не подходил. Стоит, голову опустил.
– Даша посмотрела на меня: «Ну?» Я ответил глазами: «Что ты смотришь на меня как на Господа Бога? Не знаю. Не знаю». Казалось бы, что такая малышка может соображать? Но в её глазёнках стоял этот вопрос...
В тот день многие причастники в ожидании выноса Святой Чаши сидели в тени на свежем воздухе. Наконец кто-то сказал от двери, что началось причастие. Михаил окликнул детей и повёл в храм.
– Галя, – сказала им вослед Мария, – поправь косынку.
Проследила за дочерью, потом повернула голову ко мне:
– Мы пришли домой. По Мише было видно, как ему непросто. Если он уходит в себя с чем-то тяжёлым, темнеет лицом... Сел на кухне, локти на стол поставил, голову обхватил. Ни слова не говорит. Спрашиваю: «Ну что, Миша?» Он пожал плечами, виновато улыбнулся... А где-то через неделю я попала в аварию… Случилось так, что в агентстве сломалась машина и понадобилось срочно отвезти документы в Одессу. Начальница отправила меня. Пришлось гнать. А возвращаясь, летела, будто снова опаздывала. Душа маялась беспокойством. Всё собралось в узел. С начальницей теряли былое взаимопонимание, Даша не выходила из головы. Честно скажу, надеялась, Миша по-другому отнесётся. Мы очень хотели своего ребёнка, не один год мечтали… Бог по моим болезням не давал... Машину бросило... Будто она зацепилась за что-то. И понесло на встречную полосу. Гляжу, на меня летит маршрутка. Зажмурилась: Господи, неужели это всё? И снова увидела глаза Даши... Поразительно, увидела не сына родного, любимого, единственного, а её. Успела ещё закричать: «Мамочка!»... Машина перевернулась, встала на колёса. Люди с маршрутки выскочили... Бог миловал, не врезалась в них... Бросились ко мне оказывать помощь. У меня только нос поцарапан от стекла, и на руке порез небольшой. Подушка безопасности выстрелила, но машина разбилась так, что не подлежала восстановлению, вся перекорёжилась, я не должна была остаться целой... На дороге валялись страховые полисы из папки, что лежала на заднем сиденье, сотовый телефон, вот этот, в нём была вся моя база клиентов...
После аварии еду и думаю: зачем мне Господь дал ещё один шанс? И эти Дашины глаза...
На следующий день пошла к знакомому хирургу. Болели рёбра, думаю, пусть пощупает – есть перелом или нет, трещины, сосколы? Сделали рентген, пощупал и говорит: «Ты в рубашке родилась». Вышла из поликлиники, на улице дождик, а у меня на сердце светло... Вся тяжесть последних дней ушла...
Мария не стала доставать зонтик. Дождик шёл редкий. Где-то за городом громыхало. Небо в той стороне затянули чёрные тучи. Ветер рвал августовскую листву, раскачивал деревья, прокладывал дорогу грозе. Солнце противилось штормовой тьме, выглядывало в просвете облаков, золотило несерьёзный дождь. Она шла на солнце, капли небесной влаги точечками холодили лоб, щёки. Мария прекрасно помнит тот момент. Остановилась на перекрёстке у светофора и приняла для себя окончательное решение: брать Дашу. Бог предоставил шанс изменить жизнь. В ней наделано много ошибок, грехов, были обманы, подлости, о чём вспоминает с болью, в чём кается на исповеди, что вычеркнула бы из жизни, будь на то её воля. А сейчас Бог даёт Дашу.
– По простоте душевной думала: есть ребёнок и человек, желающий его усыновить, нормальный, в своём уме, материально обеспеченный, а дальше – оформляй и всё. И вдруг обухом по лбу: об усыновлении Даши и речи быть не может. Во-первых, надо подготовить пакет документов и получить право на усыновление, во-вторых, после этого предложат ребёнка, имеющего официальный статус сироты или оставленного без родительского попечения из-за лишения родительских прав матери и отца. По закону ты говоришь, кого бы хотел, мальчика или девочку, какого возраста. Тебе подбирают и показывают фотографию. Ты определяешься исключительно по фотографии – подходит или нет, и только тогда разрешается установить контакт с этим ребёнком. Я начала возмущаться: «Какого ребёнка? Есть конкретная девочка». А мне: «О чём разговор? По этой девочке нет судебных решений. У неё есть мать». Я была в отчаянии. Дашу к тому времени из больницы перевели в дом малютки. Что делать? Никого не хочу, кроме неё. По совету знающих и сочувствующих мне людей, не дожидаясь заседания суда по Даше, подала документы как кандидат-опекун в райисполком и кандидат-усыновитель в горисполком. Меня обнадёжили: судебное решение по Даше будет однозначным. Ребёнок запущенный, в больницу его привезли соседка с милиционером. Мать уже лишили родительских прав на двух первых детей. Шанс на опекунство у меня большой. Меня заверили в райисполкоме: «Как только будет принято по ней решение в суде, вас обязательно предупредят, сами не звоните». Дескать, не беспокойтесь и нас не беспокойте попусту.
Подошёл Михаил, доложил, что дети причастились, сел рядом с Марией.
– Сказали не звонить, я не звоню. Жду неделю, другую... Миша в рейсе. Как потом оказалось, 24 сентября суд лишил Дашину мать родительских прав. В течение десяти дней решение никто не обжаловал, оно вступило в силу и пролежало без движения в суде месяц. В конце октября мне снится Даша. Смотрит своими зелёными глазами и спрашивает: «Мама, ну что ты меня не забираешь?» Говорить не умела, и вдруг. Какой тут сон... Крутилась с боку на бок до самого будильника... Утром рванула в райисполком, в опекунский отдел… Благо там попались хорошие люди. Позвонили в суд. И выяснилось: решение давно принято. Судейские оправдывались, мол, у них не работал ксерокс, поэтому не могли сделать копии и прислать в райисполком.
Потерян месяц. Для такого возраста, как у Даши, огромный срок. Вопрос вынесли на сессию горисполкома, она заседает один раз в месяц, 28 ноября было принято решение о получении девочкой статуса лишённой родительского попечения. Теперь её можно рассматривать как кандидата на усыновление, опекунство. Усыновлять можно только через суд, вопросами опеки ведает исполком района, где ребёнок взят на первичный учёт.
Мы пошли по длинному, но быстрому пути – сначала опека, потом усыновление. Наш райисполком подготовил вывод, а сессия райисполкома его утвердила, что могу быть опекуном конкретного ребёнка района (Даши), оставшегося без родительского попечения. Обязательное условие для попечителя – курсы опекунов, я две недели ходила на них. Вывод был отправлен в горисполком для принятия окончательного решения. Как потенциальный усыновитель (в горисполкоме стояла на учёте) имела право посещать Дашу. Мне дали направление в дом малютки «для установления контакта». Лечу к Даше, а меня принимают в штыки. Директор возмутилась: при чём здесь я? Дашу выбрали другие люди! Не хочу грешить, мне показалось – денег хотела. Я поскандалила, пригрозила пойти к мэру. И пошла бы, выходы на него имелись. Директор смирилась. Именно потому, что по закону райисполком имеет право на приоритетное назначение опекуна для ребёнка своего района, Даша в конце концов попала в нашу семью.
Я начала ездить к ней. Практически через день после работы мчалась на другой конец города, возвращалась домой поздно, плакала в подушку. Сердце разрывалось от вида этих деток. До сих пор некоторые перед глазами, они жили одним: вот придёт мама и заберёт.
Боже, как была счастлива 26 декабря! По решению сессии горисполкома стала Дашиным опекуном! Свершилось! Всё, да не все. По инструкции два дня они оформляют свои документы. Но время-то какое? Конец декабря, на носу Новый год. У всех в головах весёлые заботы: ёлки, подарки, утренники, Дед Мороз, корпоративы. Не до маленькой девочки и её новых родителей. Я поняла, до 1-го января не забрать Дашу. Если ждать, это может произойти реальнее всего после Рождества, когда отшумят праздники... Взяла дело в свои руки. Поехала в опекунский совет райисполкома, там отнеслись с пониманием, созвонились с горисполкомом. И, о чудо – 28 декабря мне выдают на руки решение об опекунстве! Но и это ещё не всё. По моей просьбе из горисполкома позвонили в опекунский совет Заводского района (где находится дом малютки), договорились: их представитель даёт согласие на следующий день поехать со мной забирать ребёнка. Без него Дашу не отдадут. Всё срослось! 29 декабря, вечером, мы с Мишей, он за неделю до этого вернулся из рейса, привезли перепуганный комочек с зелёными глазами домой. Ура!
Накормила Дашу, выкупала, уложила в кроватку. Она спит, я реву от счастья. Бог будто специально послал все эти испытания, чтобы поняла, как дорог этот ребёнок, насколько он мне нужен. Где-то за полночь улеглась сама и не могу уснуть, несколько раз вскакивала к Даше… В конце концов положила рядом с собой. Даша прижимается во сне. На каждое моё движение реагирует, будто боится – брошу... Кровать большая, Миша – как бы Дашу во сне не задеть, не потревожить, не придавить – на самом краешке спал. Перед Рождеством её окрестили, а в Рождество к первому причастию понесли. Есть фотография, Миша удачно поймал момент, когда ротик открыла навстречу ложице. И эти глазки распахнутые... Ещё ничего не понимает, но будто чувствует значимость момента... Отец Иоанн крестил, причащал.
– Маша оформляла документы, ходила в райисполком, горисполком, а я ещё ничего не решил для себя. Это как с парашютом первый раз прыгать. Обоим за сорок и вдруг взять ребёнка. В устоявшуюся жизнь врывается новый человек. Маленький, беспомощный, абсолютно чужой. Всё переворачивается...
– Я просила Богородицу, молила убедить Мишу. Мы тогда ходили в церковь Киевского патриархата. Отец Иоанн наставлял категорично: брать ребёнка и сразу усыновлять. Не создавать половинчатых решений. С Дашей так и поступили в итоге. На Гошу и Галю у нас опекунство. Отец Иоанн, зная мою натуру, говорил: «Не ищите знаков». Здесь его не послушалась. Даша родилась 21 ноября. Открываю святцы. В этот день прославляется Архистратиг Михаил, небесный покровитель Миши... Иду со святцами к нему: «Смотри». Миша подумал и говорит: «Это Промысел Божий».
В суде, когда усыновили Дашу, судья пожелал: «Вам теперь надо жить долго, чтобы дитё поднять».
Подошли Гоша с Галей, затем Даша, попросили просфорочки. Михаил выдал по две штучки и, подхватив пакет с остальными, позвал детей в церковь. Мария пояснила: сейчас малыши начнут угощать знакомых и незнакомых бабушек, тёть и деток просфорочками, обмениваться ими… Это они очень любят… К причастию всегда едут натощак, поэтому съедят штучки по три просфорочки, выпьют каждый по полведра святой воды.
Был момент, когда Михаил предлагал Марии бросить жребий: брать или нет Дашу? Руководствовался рекомендацией святых отцов: в трудной духовной ситуации, если не можешь сам принять решение, помолись и брось жребий с твёрдой верой, что ответ от Бога. Позже так и поступят, когда встанет вопрос о переходе из церкви Киевского патриархата в церковь Московского. С Дашей Мария категорично отвергла предложение бросить жребий...
Мария с Михаилом познакомились в межконфессиональной группе по изучению Библии, куда входили баптисты, пятидесятники, пресвитерианцы… Параллельно Михаил организовал общественную организацию любителей английского языка. За учителями далеко ходить не пришлось, ими стали переводчики американских миссионеров пресвитерианской церкви. Продвинутые молодые парни поддержали идею Михаила изучать английский и Библию одновременно. И, отмессионерованные американцами, начали подталкивать любителей английского языка в свою сторону.
В Марию первую закралось сомнение. Да подтянуты, отутюжены, корректны, блестящий английский, хорошие проповедники, цитаты из Библии от зубов отскакивают... Настораживал напор, излишняя деловитость. Веяло сетевым маркетингом. Михаилу наоборот импонировала энергия, убедительность парней. На православную церковь смотрел свысока – архаичная, закостенелая организация... Жизнь движется вперёд, бурно развивается, в храмах – как и сто лет назад. Михаил с Марией в разное время побывали у баптистов, пятидесятников, католиков, пресвитерианцев. Присматривались, оценивали. Мария первой стала говорить о православной церкви, Михаил стоял на своём. И вдруг он, любитель рока, с удивлением узнаёт, глубоко им почитаемый Юрий Шевчук исповедует православие. Михаил начал слушать аудиозаписи лекций профессора Алексея Осипова, читать книги диакона Андрея Кураева... В конце концов согласился с женой, в соответствии с рекомендациями святых отцов они пошли в ближайшую от дома церковь, это был храм Святого Духа Киевского патриархата.
– Как жена я пошла за ним, – рассказывала Мария. – Хотя хотела в русскую церковь. И не потому, что сама русская, с некоторых пор созрело твёрдое убеждение – это моя церковь, меня в ней крестили, здесь я должна молиться. Мирилась с решением Миши и лелеяла детскую надежду – скоро-скоро Господь Бог прекратит раскол чудесным образом. Молилась за это. Господь сначала дал нам во вразумление Мишиных кумовей – Сергея и Веру. Они перешли в церковь Московского патриархата и прекратили с нами всякие отношения. Миша распсиховался: «Да пошли они…» Он знал обоих со школы, был крёстным их Васи. Для меня это стало ударом. Звоню Вере (мы с ней, как познакомил Миша, быстро сошлись, было много общего), она говорит: «Маша, извини, ничего не имею против тебя, Миши, но общаться с вами больше не могу». Ничего не поясняла, но я потом поняла: для неё это как идти против Бога. В «Одноклассниках» меня нашла Марина Орлова – в медучилище в общаге в одной комнате жили. Хорошая девчонка. Вышла замуж за военного, уехала в Читу, и осталась там. Муж рано умер. Воспитала двух дочерей. Перебрасывались весточками. Вдруг сообщение: «Маша, у меня горе – три часа назад умерла мама». Я написала длиннющее письмо. Марина человек невоцерковлённый. Удивлялась («ты столько знаешь»), когда поздравляла её с православными праздниками. В письме старалась, как могла, успокоить её. Объясняла: у Бога все мы живые, непременно надо отпеть маму, пригласи священника. После похорон молись за маму дома, в церкви, особенно в первые сорок дней. Молись, заказывай сорокоусты о упокоении, подавай записочки. Мама будет слышать твои молитвы, чувствовать заботу, ей обязательно станет легче. Марина отвечает, что после того как в тридцать два года умерла её младшая сестра, мать попала к иеговистам. Те сыграли на горе, дескать, только будучи с нами, вы встретитесь с дочерью, когда мы воскреснем. Совершили обряд инициации. Мама носила на груди какую-то капсулу, крестик считала сатанинским знаком. Дочь не может похоронить её по православному обряду, церковно молиться за неё. Мама, крещёная в детстве в православной церкви, сознательно порвала с ней. После разговора с Верой я поняла: мы для неё, молясь с раскольниками, вне церкви. По сути, встали на путь противников православия… Ежедневно повторяем: «Верую... во едину Святую, Соборную и Апостольскую Церковь...», – но сами, получается, эту заповедь не соблюдаем... Через год ещё одни друзья (семья Дашиного крёстного, Виталия) ушли в Московский патриархат. Меня охватило отчаяние, будто я безвозвратно теряю что-то… Миша слышать ничего не хотел: «Никогда не пойду в русскую церковь!» Я как жена пыталась смириться, открыто не противилась, надеялась – Бог управит…
В тот вечер мы допоздна проговорили… На следующий день была Троица. Проснулись. Я не могла забыть тяжёлый вечерний разговор… На душе смятение… Оделись, детей приготовили идти в храм. Миша предлагает: «Давай помолимся и бросим жребий, в какую церковь ехать: к отцу Иоанну или к отцу Владимиру». Миша крайне редко видит сны. Той ночью приснилось: мчится по трассе, вдруг дым из-под капота. Остановился, сбил пламя. Ни одной машины на дороге. Что делать? Видит с холма, что возвышался у обочины, спускается отец Владимир. Молча проследовал мимо, потом обернулся, вопрошая: «Ты идёшь?..»
Помолились, Миша подбросил монету. Я нисколько не сомневалась в результате. А по телу побежали мурашки – что будет делать Миша? Накануне твёрдо повторял, что нога его ни за что не ступит в русскую церковь: «Мы украинцы, живём в Украине и должны ходить в украинскую церковь! Молиться на своём языке! Истинная церковь всегда в гонении… Вспомни апостолов, их преследовали в Римской империи, казнили! Гонения – это критерий чистоты церкви! В гонениях она не обрастает грехами! Очищается! Сбрасывает балласт! Больше трёх веков жгли, гнали в леса, горы, за болота, гнобили старообрядцев, и всё равно – пришло время, церковь признала их!»
Миша поднял монету, посмотрел и говорит: «Всё! Едем к отцу Владимиру!»
Представляю, что происходило у него внутри! Переломил себя, склонил выю. Приехали к церкви Всех Святых, подали копеечки нищим, дети трепетно к этому относятся, ступили в притвор… Дух в церкви необыкновенный – пахнет травой, листвой, цветами, ладаном… Счастливые лица… Троица… Даша: «Папа-мама, как здесь хорошо!» Гоша вторит: «Холёсё-ё-ё!» Я заплакала…
Подбежал Гоша. Протянул маме цветочек, в России они носят удивительно поэтичное имя бархатцы, а какое поэтичное в Украине – чернобривцы! Гоша посмотрел на меня, будто спросил, не обижаю маму? И пошёл к Даше, она рассказывала стихи моей родственнице Лене.
– Сколько мы талантливых детей теряем, – продолжила Мария. – Я вообще удивляюсь, мать у Даши сто процентов пила. У Гали родители, может, в её раннем детстве и нет, но к рождению Гоши оба стали хрониками. И настолько талантливые дети! Все трое. Даша – вундеркинд. С ней я занималась каждый день в первый год, пока она была одна. С интернета скачивала развивающие методики, развивающие песни, диски покупала. Делали с ней пальчиковую гимнастику… Звук «р» в два года отлично говорила. Все песни, что ей пела, с лёту запоминала. Однажды веду по улице, года два ей, она старательно с выражением поёт: «Мне кажется порою, что солдаты, с кровавых не пришедшие полей, не в землю нашу полегли когда-то, а превратились в белых журавлей...» Так забавно получается с её твёрдым «р». Мужчина навстречу шёл, остановился: «Ну, ты даёшь, красавица»!» В два с половиной года, мы тогда ходили в церковь Святого Духа Киевского патриархата, на детский праздник в наш храм приехал архиепископ Валентин, детки в основном школьники, а эта пигалица, самая маленькая из всех, стоит перед архиепископом и поёт: «Весело співаймо, Ісуса вітаймо! Нині він до нас іде, всім нам радість принесе!» У меня сердце счастьем обливалось...
Не забуду Дашин второй день дома. Утром поели, я её стала знакомить с домом. Вечером не до этого было. Показала Дашину комнату, шкафчик с одеждой, столик, сетку с игрушками. Прошли по всей квартире, зашли в ванную, вот, говорю, твоя паста зубная. Она взяла тюбик и ходила с ним полдня. Я её держала за одну ручку, а в другой была паста. Детская, вкусная. Потом съест её. Второй раз съест (похоже, нервное), уже при Гоше с Галей. Собрались в церковь, я оделась. Они все, как сговорившись, нашкодили. Гоша обкакался на балконе, а потом по полу, стенкам всё размазал ручонками, Даша съела пасту, Галя в это время разлила варенье на кухне. Что на пол, что на себя... Пришлось снова переодеваться в домашнее, промывать Даше желудок, мыть Гошу и балкон, убирать на кухне...
Подошла Галя, показала локоть:
– Мама, посмотри, что там?
– До свадьбы заживёт, маленькая царапинка. Ты помнишь своё колено?
– Да.
– Как сильно разбила, а быстро зажило. Это лучше, чем колено. Иди, доча, погуляй.
– Я писать хочу, – Гоша уткнулся Марии в коленки.
– Галя, своди Гошу пописать.
– Я свожу, – подошёл Михаил. Он отдал Марии пакет с просфорками. С комментарием: – Опять нацыганили. Хоть и раздавали направо и налево, у нас не убавилось, а прибавилось! – И обратился к дочери: – Галя, иди к Даше. Ушки развесила! Вот ты любопытная Варвара! Взрослые разговаривают…
Галя побежала к Даше.
– Дети не знают, что Даша у нас приёмная, – пояснила Мария и продолжила, – Мы стали рассуждать: Даше будет лучше, если появится ещё ребёнок. О садике тогда не думали. Дети, когда их двое, могут играть вместе, формируются новые отношения. Один он и есть один – держится за твой подол. У меня сын рос до невозможности мамин. Не могла его оставить, чтобы в туалет сходить, за юбку уцепится и всё. Катастрофа одному побыть две минуты. Всегда чувствовала, в семье должно быть несколько детей. Знала по своему детству, как тяжело одной, часто маму просила о братике и сестре. Была долгожданным и единственным ребёнком, восемь лет родители ждали меня, наконец, Господь им дал. У Миши сестра на семь лет старше. Тоже, практически, один рос...
После усыновления Даши нас сняли с учёта как потенциальных усыновителей и опекунов. Я снова принялась формировать пакет документов. Когда сказала, что хочу ещё детей, на меня посмотрели как на ненормальную. Начали отговаривать: вам будет тяжело, вы уже не в том возрасте... Ни у меня, ни у Михаила сомнений не было. Стали искать детей. Ой как непросто выбирать их по фотографиям. Они все кричат с фото: «Мама, забери меня к себе!» Показали Галину фотографию и сказали: тут нет проблем, умница, хорошая... Эта умница при первой нашей встрече такую песню выдала – «Дайте ходу пароходу»... Там и цыганка-гадалка, и девушка в гробу, и парень, с горя повесившийся в парке... Не дошкольного репертуара… В приюте подцепила... Нам поставили условие: брать Галю только вместе братом. И предупредили: Гоша – сложный ребёнок... Как тяжело Миша решался брать Дашу, но через год мы вместе твёрдо решили взять ещё двоих или даже троих. Мне показывали семью из четырёх детей. Слава Богу, отказались. Сейчас понимаю, это было бы крайне тяжко. Зачастую вечером сил помолиться нет. Падаю с одной единственной молитвой: «Господи, спаси и сохрани деток!»
– Может, ещё одного возьмём до кучи? – подошёл Михаил с Гошей.
Мария посмотрела на него, будто определяя: шутит или серьёзно. Михаил улыбался. Гоша прижался к маме.
– В дом малютки поехали вдвоём с Мишей смотреть Гошу. Ему только-только перед этим сделали операцию. Замученный, несчастный. У него были гемангиомы. Сосудистая опухоль. Как родинка, только больших размеров.
Мария показала белое, величиной с тыквенное семя, пятно на загорелом Гошином лбу.
– Вот один шрам, на шее огромный, на груди есть...
– И на попе, – добавил Гоша.
Голубые глазёнки. Белобрысый. Волосы коротко пострижены. Маленький чубчик. Говорил Гоша тихо. Девчонки, подбегая к Марии или Михаилу, звенели колокольчиками, Гоша больше молчал, прижимаясь к маме.
– На попе-то показывай, – сказал я Гоше деланно приказным тоном.
Он схватился за шортики и посмотрел на Марию.
– Не надо, дядя шутит. На попе шрам другой, то ты упал.
– Это Галя толкнула.
– Она нечаянно... В доме малютки про Гошу сказали: будете жалеть, если возьмёте, букет болезней, запущен психологически и педагогически. Я могла сравнивать, Гоша всего на два месяца младше Даши, двух лет ему не исполнилось, но отставал от неё катастрофически... Не говорил вообще ничего. Не могу вспоминать без слёз... И эти голубые глаза. Сам как стебелёчек... Гоша сидел на руках у логопеда, когда мы зашли. Она ему: «Покажи носик?» Медленно ручку поднимает и пальчик к носику приставил. Логопед, в возрасте женщина, сказала: «Он перспективный, ему нужна любовь, нужна семья». Другие врачи напирали на Гошино нездоровье. Дескать, подумайте хорошо. Показали историю его болезни. Чего только не было. Врождённый порок сердца, гемангиомы... Но я уже решила... Говорю Мише: поедем в детский дом смотреть сестру Гоши. Галя в детском доме была.
Подошла Галя, но Мария отправила её с Гошей:
– Идите погуляйте, скоро поедем домой.
– Любопытная, страшное дело! – Мария подтвердила характеристику дочери, данную ранее Михаилом.
Нашла на телефоне фото Гоши, которое сделала в день знакомства.
– Смотрите, как можно эти глаза забыть? У Даши зелёные. Мы решили, что Даша – море. Характер переменчивый. И сильный. Лидер. Гоша – небеса. Глаза голубые и взгляд устремлён, как ни у кого из них, в небо. На улицу выходим, первый, кто увидит луну – Гоша. И скажет:
– Люна-а-а...
Мария произнесла «люна» тихо, протяжно, восторженно...
– Летом выйдем во двор погулять. Мяч возьмём, мы с девчонками гоняем на футбольном поле, а Гоша рвёт цветы и мне приносит. Он у нас романтик. Сероглазая Галя – это земля. Приземлённая, практичная. Родители у Гали с Гошей молодые, чуть старше моего сына Вити, тому двадцать пять. Я почитала решение суда, в каких условиях жили. Постоянное пьянство. Галя в садик не ходила ни дня. Гоша не говорил, не умел пользоваться горшком. Был в памперсах. В два года ребёнок не знал, что такое писать в горшок. И как растение. Как я с ним намучилась. Плакала горючими слезами. Галю брали из детского дома вдвоём с Мишей. Через неделю он ушёл в рейс. Гошу забирала без него. Вместе с Галей подготовили все вещи. С вечера обсуждали, что надо повезти. Гале так понравилось, что с ней советуются. Ответственно подошла. Уже собрали сумку. Она бежит, то-то надо взять, потом ещё вот то-то. Чемодана бы не хватило... Намаялась с ними сразу. Разбегутся по всем углам. Один делает одну шкоду, другой – другую, третий – третью. От Гали было больше проблем, чем от Даши. А Гоша такой несчастный, слабенький. От меня не отходил, обнимал и целовал. Не мог без меня... Даша ревновала... То она солнце в окошке и вдруг маму надо делить с кем-то...
Подошла Галя. Михаил достал упаковку таблеток-сосалок.
– Перекупалась в бассейне, – пояснил, отдавая таблетку дочке. – Поставил во дворе надувной бассейн. Ну и плескались до посинения. Строим дом, недалеко отсюда... У нас хорошая трёхкомнатная квартира, ремонт капитальный четыре года назад сделал. Квартиры не хватает... Даша с Галей в одной комнате, надо разводить. Каждая должна видеть свой шкафчик, свой угол... Вместе, практика показала, двум девочкам в одной комнате ни к чему постоянно находиться. В доме все получат по комнате... Там у нас бассейн. Малые ничего, а Галя перекупалась.
– Гошу с Галей хотели до нас взять другие люди. Для Гали был удар – приласкали и бросили. Потом появились ещё одни желающие взять её с Гошей. Галя с истерикой отказала. Я боялась, с нами поступит так же... Взять их собиралась моя бывшая начальница Елена, директор страхового агентства. Моего возраста, непростой человек. Мы несколько лет дружили. Одно время пристрастилась к вину. Я её покрывала, это года два продолжалось... Потом сумела превозмочь себя, со страстью пьянства справилась. И вышла замуж. На десять лет мужчина младше. Она решает, глядя на нашу Дашу, взять приёмного ребёнка. Выбрала Галю. Девочку обнадёжили, сказали: будут папа и мама. Елена катала Галю на машине, дарила одежду. Установила контакт. И вдруг дала задний ход. Мы разговаривали с ней по этому поводу... Сейчас из-за Гали прекратили все отношения... Не хочу, чтобы Галя увидела её и узнала, что Елена знакомый мне человек... Елена объяснила, что девочка большая, помнит своих родителей, если брать, то маленьких... Может, я грешу, но думаю, она не захотела девочку из-за молодого мужа... И Гоши испугалась... Ей предложили другой вариант: двух мальчиков, год и полтора, родители разбились на машине... Я на работе многие её вещи покрывала, Бог и здесь так управил, что мне поручил Галю с Гошей... А фамилия у них Андриенко, тоже знак для меня. У моей мамы сестра старшая, моя тётя Вера, по мужу Андриенко. Золотой человек. В детстве счастьем было гостить у неё в селе.
Когда ехала знакомиться с Галей, опасалась: как воспримет? Внешне сразу понравилась. Красивая девочка. И вдруг эта ангельская внешность, ангельским голоском запела «Дайте ходу пароходу». Меня оторопь взяла. А девочка умненькая. Учится на одни пятёрки. Сообразительная. Любит петь и танцевать. С первого класса (уже в третий перешла) занимается танцами, английским... То хочет, как мама, стать медсестрой, то воспитателем, то парикмахером. Я смеюсь: Галя днём будет медсестрой, вечером парикмахером, а ночью воспитывать малышей.
С Гошей труднее, у него и сейчас не совсем чистая речь. Пришли в поликлинику, врач: «Ой как плохо говорит для своего возраста». Гоша стишок рассказал. Знали бы, пояснила доктору, каким был, какие диагнозы стояли. Память отличная. Вожу с Дашей на английский и дополнительно дома слова учим. Лучше Даши запоминает. У неё память прекрасная, но иногда подумает, прежде чем скажет, у этого вылетает без задержки.
Подбежала Даша.
– Папа, мама, я спела песенку тёте Лене, она дала приз.
Девочка протянула Михаилу металлическую гривну:
– Папа, положи денежку в кошелёк.
– Хорошо. А потом я её в копилочку опущу. Беги, Дашенька, дай нам с дядей поговорить.
Даша отошла шагов на пять и остановилась. Михаил махнул: иди-иди. Повернулся ко мне:
– Как оказалось, – Михаил положил гривну в кошелёк, – родительского опыта у нас никакого. Особенно у меня. Что могу сказать о дочери от первой жены – это побочный продукт брака. Я ею практически не занимался. По полгода в рейсах... Был дома, когда родилась, в четыре месяца ушёл в рейс, вернулся, она уже ходит, в следующий раз – говорит.
Снова подбежала Даша:
– Папа, ты в кошелёчек положи, в копилку не надо.
– Почему?
– Из неё потом не достанешь.
– Достанем. Там есть такая маленькая дверочка.
– Нет, папа, пусть будет у тебя в кошельке.
– Хорошо-хорошо! Беги!
– Даша, подожди, что это у тебя на платье сзади.
Мария направилась к дочке, Михаил продолжил мысль:
– А эти наши дети уже выласканы... Стандартных решений воспитания нет. Но считаю, самое важное – просить Бога, чтобы дал любовь. Дети – рентгеновский аппарат, духовная компьютерная томография. Показывают все твои окоянности, болячки, что сидят в тебе, а ты и не подозреваешь. Оказывается, милосердия к ближнему не имеешь. Ты-то думал: возьму ребёнка и окружу любовью. Нет, любовь не выключатель: щёлкнул и пошло-поехало. Терпения у тебя тоже нет. Искришь от ерунды. Смирения – тем более. Как это я могу прежде всего себя винить? Нет, я всегда прав, это ребёнок порченый достался. Кротости, снисходительности – близко не просматривается. И видишь, что без Господа Бога ничего не получится. Бог не выдаст, свинья не съест. Любовь только по милости Божьей даётся. Ты силишься, выпрыгиваешь из себя, но если не даст – всё. К малой, Даше, есть любовь. Пришла. У Маши сразу, у меня позже, но почувствовал. К Гале – ещё нет. Чувство не то. Ловишь себя на мысли, что действуешь по страсти... Надо продолжать стучаться, колотить в дверь, как по Писанию. Колотить, просить у Бога, вымаливать. Ты на паперти с протянутой рукой и просишь у Бога любви. Если не даст, не побороть. Сказывается твоя порочность. Не можешь не заметить, что в девочке формируется женщина. И в тебе идут не те импульсы. Они бессознательно включаются... А дочь должна быть обласкана отцом, из его рук передана мужу. Без посредников. Если не обласкана родителями, если папа не ласкает дочек, большая вероятность, что подрастут и пойдут искать тепла на стороне. И наломают дров. В тандеме мама и папа отец в воспитании дочек ключевая фигура. Девочки любят, чтобы целовали, гладили, всякие там щекоталки. Им надо тепло родительских рук. Когда-то, давным-давно, была у меня девушка. В первую неделю знакомства целовалась – не оторвать. Припадёт и всё... Губы мои пылали, так нацеловывала... Гуляем, чуть останемся без свидетелей – целоваться... Воспитывалась в спартанских условиях. Порядочная семья, только ни от матери, ни от отца тепла не получала. Выросла с его дефицитом, потребностью ласки.
– Полюбить это самое сложное, – вернулась Мария. – Со священниками много об этом говорила, отец Иоанн сказал: «Тебя будет колбасить год как минимум». Меня колбасило два. В последнее время более менее наладился контакт. С самого начала воспринимала детей как своих. Так себя настроила. Это мои дети, назад дороги нет. Назад не отдам. Это будет травма не только для них. Отец Иоанн правильно сказал: «Сразу усыновлять и считать своей». Так мы с Дашей поступили, всё было отрезано и завязано, и Господь сразу даровал любовь.
Скажу честно, к Даше особое отношение. Её готова с какашками съесть – настолько люблю. И прощаю всё. Дашу выстрадала ещё до того, как взяли. А сколько было всего в первый год. Мне кажется, я её родила. Я уже говорила, Гоша и Галя знают, что приёмные, Даша считается среди детей родным нашим ребёнком. Галя бывает заводит: «Даша, ты ведь Дарья Алексеевна, а я Галина Михайловна!» Даша сердится: «Нет-нет, это ты Алексеевна, я Михайловна, Михайловна!» Если спросит, скажу честно. Наверное, ей будет непросто пережить. Кто-нибудь обязательно скажет, найдутся доброжелатели. Объясню, надеюсь – поймёт, перед глазами пример Гоши и Гали.
К Гале нет пока такого чувства. Она пришла уже взрослым человечком. Со своими наработками, мир потоптался. Обманывала. Будто боялась, опять отдадим в детский дом. Я не подчёркивала отношение к Даше, наоборот прятала, Галя всё равно чувствовала и ревновала. Пыталась Дашу из-за ревности исподтишка шпынять. Валить на неё, мол, это Даша сделала, чтобы Дашу наказали. Я Галю с Гошей поначалу жалела, а с Даши требовала по-взрослому. Как бы – ты своя, а этим детям тяжело. Она обижалась, ревновала... Первый год дался трудно...
Сейчас легче. Идём по улице. Каждый норовит держаться за мою руку. Говорю: у меня всего их две. Никто просто так не уступит. Даже с Мишей отказывались идти первое время. Няня (полтора года нам помогала) обижалась. Гоша царапал её руку ногтями. Только со мной.
Гале хотелось в коляске покататься. Седьмой год девочке и коляска. Не получила в детстве этого. Мы катали. На руках, как маленькую, носили. Вспоминает дом: вот упала в яму во дворе, вот расцарапала до крови ногу об сучок, вот лупили... Несветлые воспоминания. Однажды у меня мороз по коже пошёл – Галя начала меня ощупывать. Грудь, живот, ноги... Я испугалась: неужели сексуальная распущенность? Могла всего наглядеться дома, потом был приют, детский дом. Психолог успокоила: она хочет знать мамино тело. При оформлении опекунства была учёба, говорили о контакте кожа-кожа. Кожа малыша – кожа матери. Мама прижимает голенького ребёнка к своему телу и в нём это отражается, он запоминает. Заполняется ячейка родства, ячейка любви. Если этого нет, остаётся пустота, которая на подсознательном уровне тревожит ребёнка. Он должен, пусть с опозданием, пройти грудничковый период. Иначе будет комплекс. Кажется, что ребёнок маму сосёт да спит. Нет, происходит врастание в мир матери, дома, отца. Даша наверстала это само собой за первый год с нами. По Гале и Гоше я почувствовала, как им не хватало материнского тепла. Утром залезут в кровать, прижмутся и счастливы. У Гоши и Гали была потребность сисю пососать, как-то лежали, один на одной руке, другой на другой, и сосали. Кровать Гошину ставлю рядом со своей, когда Михаил в рейсе. Без моей руки не заснёт. Обязательно попросит: «Мама, дай ручку!» Держит двумя ручонками и засыпает.
Гоша в садике обнимает всех воспитателей. Видимо, скучает по мне. Они говорят, что он такой ласковый, обнимается, целуется. А у меня как у приемной мамы боль: значит, моего тепла недостает. За девчонками не успевает. Они узурпируют маму. Каждую перед сном подержу на руках, каждую поглажу по спинке. Гоша зовёт из своей комнаты: «Мама, ты со мной побудешь?» Всем надо, чтобы мама рядом была.
Вечером личико каждого умываю святой водой с молитвой о Божьем благословении, а потом сразу три вопроса одного содержания: «Ты посидишь со мною, мамочка?» Читаю, пою песни, самые разные: украинские народные, русские народные, военные, романсы, колыбельные или что на ум придёт: «Люлю-люли, прилетели гули, на кроватку сели, песенку запели, спите глазоньки, спите носики, спите деточки и барбосики…» Гоша поменьше был, инсценировку устраивал, на «глазоньки» пальчиком покажет, на «носики»... На «барбосики» требовалось дать собачку плюшевую…
Перед сном обязательно целуем иконы. Говорим о Боге. Что сказал бы Господь по этому поводу? Как бы Он на это посмотрел? Делай всё, как для Иисуса Христа, даже работу, которую тебе не хочется выполнять. Ненавязчиво учим жить в присутствии Бога. Обязательно читаем добрые сказки и рассказы. Мультфильмы только советские и иностранные без насилия, оскотинивания персонажей и сексуальных намёков... Каждое воскресенье водим к Святому Причастию. Не знаю, что потом будет? Немало случаев: дети, вырастая, отходят от церкви. Это тревожит, но сейчас живём православной семьёй. Стараемся с Михаилом своим примером показывать детям, как правильно поступать, хотя, конечно, сами далеки от совершенства. Терпения, ой, как не хватает. Особенно, когда одна остаюсь...
Миша уйдёт в рейс, детки страдают, очень ждут, постоянно спрашивают. И смотрят с завистью на других пап. Идут на руки... Говорю, что это не твой папа, не надо. Детдомовские дети каждого человека считают потенциальным родителем. Домашний не пойдёт к чужой тёте, спрячется за мамину юбку… Галю, до сих пор, погладят: «Ой какая хорошая девочка», – она и расстает, прижмётся к чужому, обнимет. Говорю: ничего не имею против, но ты не знаешь эту тётю. У человека могут быть разные намерения. Галя без меня первое время могла дверь входную открыть кому угодно...
За Мишу горячо молятся, когда в рейсе. Вечером правило прочитаю, сразу хором: «Теперь за папу!» Я читаю молитву о путешествующих, потом сами наперебой просят Бога. Ведёт Даша. Сегодня в церкви слышали, нет? Дома молитва может продолжаться до бесконечности: «Боженька, спаси нашего папочку! Пусть приедет из моря домой! Пусть на его корабле не будет пиратов, не будет акул, не будет бури, больших волн, не будет грозы, не будет грома, не будет огня...» Гоша, пытаясь угнаться за Дашей, её скороговоркой, тоже что-то вставляет. Она скажет: «Не будет огня». Он добавляет: «Не будет спичек». Она: «Не будет грома». Он: «Не будет дождя». А то до смешного: «Не будет воды». Галя отдельно молча молится. Как бы, я уже большая. Миша недавно рассказывал им, как горел его корабль, как тушили, как беспощаден и страшен огонь в море... Дети теперь молятся, чтобы не было у папы пожара...
Вспомню, и сердце тает от умиления... Мы в храме особо чтим икону Николая Чудотворца, покровителя всех моряков. Поднесу Гошу, он ткнётся губками в образ: «Бозенька, паси папоську и мамоську». Сейчас лучше говорит, а раньше «папоська, мамоська».
Дети слышат, мы с Мишей по молитвослову молимся, и мотают на ус. Кстати, никогда не повторяют, если не понятно им слово. Услышали «огневица», спросили, объяснила – высокая температура. Теперь в их интерпретации молитва за больного звучит: «Господи, укроти высокую температуру, подними с кровати больного, пусть не болит головка, не болят ножки, укрепи косточки». Просят так, чтобы Богу, как и им, были понятны все слова.
Подбежала Даша:
– Папа, дай мою денежку, я положу в ящичек, где Христос.
Михаил достал кошелёк, отдал гривну. Даша зажала в кулачке и побежала в церковь. Михаил вернулся к разговору о детях:
– Четыре года между девочками это небольшая разница. Но отношения поначалу сложные складывались – отчуждение, зависть. У малой натура властная. Ей во всём, как она хочет. Маша вспылит: «Дарья, здесь я командир!» Та пищит: «Нет, я!» Старшей малая ни за что не хочет уступать, спорят. Но уже не могут друг без друга – срослись. С Гошей свои тонкости. Девочки есть девочки, слабый пол. Тут изначально чувство как к существам нежным... Он с характером хлопчик. И тоже подпорчен был. Наказывал. Мы наказываем детей. Малую нет, она ни разу лупцей не получала. Гале рукой пару раз давал хорошо. Реальная попорченность, которую надо было выгибать. Ревновала к младшей. И подставляла, чтобы той попадало. Именно за подставу наказывал. Гоша четыре ремня в сумме получал. Сейчас только в угол ставлю.
Прихожу из рейса. Буря восторга, радости, счастья. Облепят, я как новогодняя ёлка. В руках дочери, на шее Гоша. Визжат, целуют... Умотают, бросаю их на кровать. Переходим к следующему этапу. Малой надо стихи рассказывать, песни петь – назапоминает без меня прорву. Торопится продемонстрировать. Старшая тоже не хочет в тени оставаться, у неё свои успехи: и танцы, и в воскресную школу при храме ходит, там у них хор. Гоша бежит к спортивному уголку, лезет на кольца, он, пока я в морях болтался, здорово раскачиваться научился... Так и живём... Сейчас невозможно представить себя без них...
Мы поднялись со скамейки, вышли с церковного двора. Я попросил сделать снимок на память. Михаил взял на руки Дашу, Мария – Гошу, Галя встала между родителями. И я запечатлел малую церковь Михаила и Марии на фоне их приходской церкви.
Распрощались, договорились обязательно встретиться ещё, они пошли к машине, я зашёл в храм, приложиться к особо почитаемой здесь чудотворной иконе Николая Чудотворца. Двуликого. История такова. Икону к открытию храма принесла прихожанка, старушка. Эту икону обнаружили, когда старый дом разбирали. Почерневшая, на доске. Повесили в храме. Краски начали светлеть, и вдруг чуть ниже бороды Николы Чудотворца стала проявляться вторая голова. Когда-то иконописец пошёл по кратчайшему пути, не захотел тратить время на реставрацию одного образа, нарисовал поверх него другой. Того же святителя...
Я приложился к иконе, попросил у Николая Угодника молитв к Богу за себя, свою семью, семью Михаила с Марией. Подошёл к иконе царственных страстотерпцев. Царь Николай II с женой Александрой Фёдоровной, наследником Алексеем, дочерьми. У иконы стояли большие букеты – розы, лилии... Через день, 17 июля, годовщина екатеринбургской голгофы. Приложился к иконе и вышел из прохлады храма. Солнце пекло нещадно. Ветер трепал листву садов, зноем бил в лицо. Улица была пустынной, как в летнюю жару в украинском селе. Только что не попадались куры и утки, да не лежала где-нибудь в тени справная хрюшка.
В голове звучали слова Михаила: «Благодарности не ждём. Это не есть хорошо лелеять: вот вырастим, будет кому подать в старости стакан воды. Это как Бог посчитает нужным управить».

Комментарии

Галина Минеева

Да, большой родительский подвиг создавать малую церковь со своими, кровными детьми, а уж так, как Михаил с Марией...  умеешь ты, Сергей, найти удивительных людей и открыть их для других - для уроков сердца и радости. Низкий поклон тебе за таких героев и твою литературу! Храни тебя, Господь наш! cloudnine