Макаровы крылья. Часть 2

Часть 1
Часть 2
Часть 3
Часть 4
Часть 5
Часть 6

Мокрые крылья хотелось отстегнуть и поставить в угол. Они и так бремя нелёгкое, а если намокнут — невыносимое. Бремя жизни от бремени мокрых, испачканных крыльев утяжеляется.

Макар налил себе из маленькой бутылочки, стоявшей на холодильнике и словно ожидавшей его, как верная подруга. И только потом разулся, разделся. Прошёл в ванную, чтобы смыть усталость и грязь. Но усталость прилипла намертво. Даже металлической щёткой её нельзя было бы соскоблить.

Существа с крыльями должны бы жить высоко над землёй, в гнёздах, но этот — человек — жил в подвальной квартире, мастерской, доставшейся ему от более удачливого приятеля. В этой норе всегда пахло старым хламом и красками.

В полумраке, спрятавшись от людей и обыденности, здесь творил художник, поэт от живописи. И, как настоящий поэт, он был изгоем и отшельником. Его хрупкое сердце давно трещало по швам. Теснивший его мир рвался вовне, прочь из маленькой комнатушки. Но полотна, его отражавшие, почти всегда возвращались домой, потому что их плохо покупали. Зато роман, случайно и между делом написанный роман, оказался успешным, был переведён на два иностранных языка и принёс Макару хорошие деньги, на которые он решил открыть приют для бездомных. Переводами и менеджментом, зарабатывая без особых усилий, занимался друг детства Николай.

— Зачем мне такие деньги? — говорил Макар Николаю. — Пусть лучше бездомные получат приют и пищу. А там, глядишь, наладим какое-нибудь ремесло, и…

«Бедная Аня…»

Макар сидел за столом, с чашкой крепкого чая, и плакал. Слезы текли по его щекам неуверенными ручейками, прокладывая русла мимо множества жёстких щетинок. Небольшая лужица, накапавшая, видимо, с плохо просушенных крыльев, собралась возле стула.

За стенкой соседским укором жужжала стиральная машина. Там жили нормальные люди, так называемые обыватели. Это у них — жизнь и всё что надо для жизни: налаженный быт, стабильная работа, деньги, дети, связи, планы, потребности…

Только Макару отвратительно всё это, для Макара жизнь — в другом.

И в чём же? — спросил он себя.

Оформлять мысли в никому не нужные слова было лень — всё равно не с кем разговаривать. А самому ему и без слов всё понятно.

Он взглянул на будильник, стоявший на книжной полке прямо перед ним. Макар развернул его «к лесу задом», потому что батарейка в нём давно села, а новую купить никак не получалось. Вместо времени в доме Макара царила вечность.

Лысый амадин сидел на самой высокой жёрдочке и пел. Он разместился столь близко, что, казалось, хочет развеселить хозяина своей трелью.

— Ишь как выводит! — Макар кисло улыбнулся. — И подруга кудахчет рядышком. Любит она тебя, Лысый. И скубёт из любви, точно как меня скубла когда-то мамаша.

Макар вспомнил, как мать впервые обнаружила едва проклюнувшиеся на его спине крылышки. Вспомнил её ужас, её безуспешные попытки повыщипывать все перья. Но крылья всё равно выросли…

— Ты кого кормишь в первую очередь: себя или своих птичек? — Макар вспомнил, почти услышав Верочкин голос, увидев её озорные глазки, улыбавшиеся ему из-под тёмно-русой чёлки лет десять назад.

— Того, кто слабее, — отвечал он. — Сильный может и должен потерпеть.

— Значит, птиц! — радовалась Верочка. — Так я и думала….

Макар отвёл взгляд от амадинов и потупился.

«Если бы ты знала, Верочка, что я давно уже кормлю сначала себя».

Из Дневника Анны К.

Важно следить за собой, чтобы не перегородить никому дороги, чтобы не стать причиной чужого падения. Надо стараться не изображать несуществующую добродетель (не лгать), а просто убегать от зла, ибо скорее оно нас победит и переформатирует, чем мы его. «Уклонися от зла и сотвори благо» — это гораздо более глубокие слова, чем кажется. Уклонение от зла и есть наше благо — на другое мы не способны. Опыт свидетельствует, что даже уклониться от зла вполне нам не дано, пока не станем божьими — святыми. В теории, мечтательно, мы видим себя праведниками, хоть и пугаемся этого слова как бы из смирения. Но мы хороши лишь потому, что ничего по-настоящему неприятного мiру не совершаем. Мы вписываемся в шаблоны мiра, ему удобно с нами, и потому мы кажемся себе хорошими. До первой реальной встречи со злом мiра, восстающим против нас. Иногда до второй или третьей — определённая устойчивость у нас имеется…

(Продолжение следует)